Посигналь, если комитет у тебя в голове пытается тебя убить

У океана я волнуюсь, как будто на сцене, из-за того, что мне неспокойно. Луна определенно меня не одобряет. Собаки знают правду. Младенцы видят меня насквозь. Меня осуждает все естественное, все чистое.

Люди говорят, что я не хуже и не лучше, чем все остальные. Некоторые и вовсе утверждают, что вселенная хочет, чтобы я жила на этом свете. Всё же я выбираю думать, что некий космический судья считает меня куском дерьма. Дело в том, что я эгоцентрична. Для меня предпочтительней космический судья, который думает обо мне всякую фигню, чем то, что никто не думает обо мне вообще. Так много людей и мы все ужасны, каждый по-своему, но каким-то образом именно я наиболее глубоко, экзистенциально ужасна. Звучит не очень-то похоже на правду. Но именно так я и живу.

Когда я пытаюсь манипулировать этим призрачным судьей, то играю в игры, в которых поверхностная ерунда раздувается до уровня жизни и смерти. Моя любимая игра - с калориями. А именно, я представляю, что космический судья глубоко озабочен тем, сколько я ем. Если он разбирает мое дело, основываясь на потреблении калорий, тогда я могу избежать осуждения на более глубоком уровне за гораздо худшее дерьмо. Я могу превратить беспредметную, пожирающую меня заживо тревогу о том, что от меня не зависит (например, о неизбежности смерти) в поверхностное и конкретное беспокойство, которым гораздо проще управлять. Я могу зацикливаться на фруктах, а не на собственной космической ужасности.

Таким образом, я знаю, сколько калорий содержится в каждом конкретном фрукте и овоще. Большое яблоко - 100 калорий. Большой сладкий картофель - 165. Я люблю покупать самые крупные яблоки и сладкие картофелины, которые я могу найти (размером с человеческую голову, накачанные стероидами и жуткие) и все равно считать их соответственно за 100 и 165 калорий. После этого я волнуюсь из-за того, что я ем фрукты неадекватных размеров и толстею. Наконец, я скрыто интересуюсь у людей, поправилась ли я, заявляя, что я поправилась и ожидая, что они начнут это отрицать.

Иногда космический судья говорит со мной через других людей. Иногда он говорит через мои (часто совершенно надуманные) интерпретации того, как они меня воспринимают. Хотя чаще всего судья передает свои слова через комитет у меня в голове. Прямо сейчас этот комитет спрашивает: «Почему ты пишешь о своих отношениях с калориями во фруктах, ты, привилегированный кусок дерьма? Да никого это не волнует. В мире есть проблемы посерьезнее». Грустно, что я ничего не делаю для решения этих проблем посерьезнее, потому что слишком занята тем, что думаю о себе. Но комитет утверждает, что вот они-то настоящие.

Странно, но я также иногда верю, что у судьи есть противник. Это не менее могущественная и любящая сила, которая всегда меня поддерживает. Ради краткости я назову ее богом.

Я верю, что мой бог существует, потому что я ощущала его присутствие много раз. Это происходило благодаря другим людям, которые мне помогали. В то время как отдельные люди меня подводили, у людей как сообщества в целом мне всегда удавалось получить помощь. Мой бог - это горизонтальный бог, который направляет свою силу в стороны на земле, а не вертикально с небес вниз.

Конечно, если бы я выбирала бога своей мечты, это был бы героин. Это бог, в которого я и вправду хотела бы верить - бог, который полностью защищает меня от собственных чувств и позволяет мне ощущать блаженство 100% времени. Только он не был бы ложным богом, потому что ради него мне не пришлось бы от кого-то или чего-то зависеть. И за кайфом бы никогда не следовал отходняк. И поверьте мне, когда я говорю, что я пыталась обратить многие реально существующие вещи в этого бога. И поверьте мне, когда я говорю, что за кайфом всегда следует отходняк.

Когда я впервые бросила тяжелые вещества - алкоголь и наркотики - но не двадцать тысяч других плохих привычек, которые появились у меня с тех пор - я действительно стала искать такого бога, которого можно было бы положить в карман, как пару таблеток Оксиконтина^[14] или фляжку, чтобы он всегда был рядом, когда понадобится. Еврейский бог, с которым я выросла, казался мне суровым и карающим. Мне вправду нравился Будда, потому что я считала, что он сделает меня классной. Все знают, что буддисты классные. Также мне нравилось покупать в нью-эйджевых магазинах подарков статуэтки божеств в надежде, что они помогут моему «духовному росту», а там часто встречаются статуэтки Будды. Но потом я начинала путаться, был ли мой будда синим Буддой Медицины или китайским смеющимся Буддой. Тогда я стала зацикливаться уже на этом.

Потом я увлеклась кристаллами. Я начала носить с собой особенные экземпляры, которые должны были меня защищать от определенных стихий или чувств. Я стала видеть везде фиолетовый цвет и думать: «Надо купить аметист, чтобы он отражал мое духовное видение», но потом другой голос у меня в голове вступал: «Эй, это уже дороговато для кучки камней». Каждая эзотерическая побрякушка, которую я покупала, быстро теряла свою магическую силу. В магазине она могла показаться волшебной, но дома превращалась в очередной пылесборник.

В конце концов мне пришлось признать, что бога нельзя купить или заключить в материальный объект. Мне пришлось отдать на откуп богу даже само представление о том, как он может выглядеть. Я сдалась и уступила право воображать, какой может быть таинственная высшая сила, ей же самой. Иначе я бы еще больше сводила себя с ума.

Мне все еще приходится опускать руки и отказываться от своих представлений о боге практически ежедневно. Когда я уже готова воскликнуть «вот оно!», все меняется. Как и любые отношения, мои отношения с богом развиваются, пока я в них остаюсь.

Недавно моя подруга, которая раньше верила в бога, сказала, что разочаровалась в религии и стала атеисткой. В ее изложении атеизм казался очень даже ничего. Я тогда злилась на бога и думала: «Еклмн, бог, да я тоже в тебя не верю, кусок дерьма». Но потом я поняла, что я не только разговаривала с богом и при этом утверждала, что не верю в него - я разговаривала с богом так, как будто он какой-то братан-мудак. А братан-мудак - это только порождение человеческой фантазии и потому - не бог. Давайте признаем, любой бог-братан - это не что иное, как людское представление о нем. Если мы можем дать богу определение, используя только наш человеческий разум, возможно, это не такой уж и классный бог.

Я не хочу сказать, что если вы сами вообразите себе бога, то это, по сути, никчемный бог. Я думаю, у всех нас должны быть собственные боги, и если мы верим, что что-то существует, то в каком-то смысле это так и есть. Но, когда я представляю бога как братана-мудака или сволочь (а меня приучили так делать, поскольку я воспитывалась в еврейской религии, где бог - карающий хер), мне сложнее найти утешение в таком боге. Мне не хочется обращаться к нему за помощью. Да и зачем бы?

Для меня бог - это скорее чувство, чувство покоя. Я думаю, мой бог живет в тишине, которая существует внутри меня. Это такая восхитительная гребаная тишина, такая глубокая. Но с этим могут возникнуть сложности, потому что если я схожу с ума, то я такая: «Где бог? Он меня покинул?» Как бы, нет покоя, нет бога. Но это все равно лучше, чем какой-то бог-братан, который будет обзывать меня куском дерьма.

А еще тишина всегда у меня внутри. Она никуда не девается. Просто я часто ее не слышу и не чувствую, потому что комитет постоянно шумит. Он гораздо громче, чем божественная тишина, и его болтовня может меня взволновать. Когда комитет говорит мне о вещах, которые мне нужны, или которые я скоро куплю, это сексуальнее, чем тишина бога. Тишина просто есть и все, она спокойно себе прохлаждается, а комитет трудится изо всех сил, чтобы привлечь мое внимание. Когда я сплю, комитет не ложится всю ночь и приветствует меня на рассвете крайне плохими идеями. Например: Доброе утро! Жизнь - дерьмо! Время действовать импульсивно. Давай начнем с того, что поссоримся с воображаемыми людьми из прошлого. Теперь разберём все, что не так с тобой и с твоей жизнью. Еще не помешало бы вспомнить о том, чего у тебя нет - и о том, что тебе стоило бы бояться потерять. Ну что ж, начнем.

Иногда я пытаюсь утихомирить комитет, делая то, что он мне говорит. Я иду по магазинам, ем, отправляю имейлы, которые не стоило бы отправлять. Я гонюсь за вниманием. Я смотрю слишком много порно. Но в конце концов, я не могу избавиться от комитета, скармливая ему что-то извне или пытаясь убежать от себя. Никакой пищи не достаточно, чтобы он насытился. Он становится только еще голоднее и быстрее бегает.

Единственный шанс на то, чтобы получить передышку, пусть даже на несколько минут - это сделаться полностью неподвижной. Если я сижу тихо и не шевелюсь, комитет будет болтать и болтать, пока не выскажет все, и тогда, если повезет, он наконец заткнется нафиг. Кажется, что это противоречит здравому смыслу - тусоваться со сволочами у меня в голове, которые хотят меня убить, чтобы взять над ними верх. Но я нахожу самым действенным именно этот способ. Поэтому мне нужно медитировать каждое утро.

Моя утренняя практика медитации довольно проста. Я трачу на нее десять минут еще до того, как я выйду в интернет (комитет любит интернет!) Иногда я повторяю мантру или направляю любящую доброту на четырех людей: себя, близкого человека, незнакомца и человека, которого на данный момент недолюбливаю. В основном, впрочем, я просто остаюсь неподвижной достаточно долго, чтобы комитет замолчал и я услышала тишину. Если я действительно неподвижна, то я могу задавать тишине вопросы и она дает мне хорошие ответы.

Тишина всегда скрывается там, за шумом комитета. Но обычно мне приходится проводить первые восемь минут медитации под его вопли, и только потом я добираюсь до тишины. Так что в основном я медитирую на то, какая же я конченая.

Типичная медитация это: Харе Кришна (ты неудачница, которая слишком много болтает о личном) Харе Кришна (люди думают, что тебе не хватает заботы и внимания) Кришна Кришна (перестань отвечать на сообщения так быстро) Харе Харе (и не пиши первая) Харе Рама (твоя грудь обвисает) Харе Рама (твои соски никогда не были особенно хороши) Рама Рама (все, собственно, уже кончено) Харе Харе (ты, по сути, мертва)

Прямо перед тем, как моя медитация заканчивается, комитет замолкает. Он не уходит насовсем, но затихает на короткое время. Именно тогда наступает мгновение внутреннего покоя, который я искала всю жизнь. Именно его мне раньше обеспечивала выпивка и наркотики, и это было чудесно, пока я с ними не завязала. Если бы я могла остаться пьяной насовсем, мне не пришлось бы бросать алкоголь. Но из этого ничего не вышло, поэтому я теперь не пью.

Я не думаю, что моя практика медитации сама по себе делает меня духовно развитой. Я не вознеслась и не достигла просветления. Я не лучше, чем кто-либо другой (уж если на то пошло, мне нужно еще больше поддержки). Но практика дает мне шанс задержаться на этой земле подольше. Когда я медитирую, я уменьшаю свою импульсивность и озабоченность собой с 96% до 92%. Благодаря этим 4% я остаюсь в живых.

Я как будто каждое утро достаю шаблон, который позволяет мне поставить мозг на паузу. Потом, в течение дня, когда голоса заговаривают со мной снова, у меня остается отправная точка, которая позволяет вспомнить, что их слова - это еще не вся правда. Их авторитет может казаться непререкаемым, но я помню о тишине, которая подсказывает, что, быть может, они не дают мне полную картину действительности. Они могут обманывать, утверждая, что я - полный кусок дерьма.

Но кому вообще охота сидеть тихо и неподвижно, слушая эти голоса? Точно не мне. Иногда я несколько дней не медитирую, потому что я неплохо провожу время, жизнь бодро идет вперед, питаясь моим своенравием, и я не хочу, чтобы бог, тишина или пространство для размышлений обломало мне кайф. Я вроде как не хочу задумываться, что творю. Не хочу понимать, что вот-вот сделаю глупость. Комитет подбадривает: «Ты просто жжешь! Не останавливайся!» Но я неизбежно терплю крушение и возвращаюсь снова к практике медитации.

Комитет - это довольно существенная часть меня, и он хочет, чтобы я перестала существовать. Раз уж он не может меня убить, то удовлетворяется тем, что делает меня несчастной. Он хочет, чтобы я слетала с катушек из-за того, чего у меня нет, разговаривая с собой. Я не знаю, зачем во мне эти силы, которые желают мне смерти, догадываюсь, что я просто так устроена. Но здорово, что есть и другая часть меня, которая, похоже, очень хочет, чтобы я продолжала жить. У меня нет научного обоснования ее существования, и оно мне не нужно. Я все еще жива. Поэтому я знаю, что она есть.