Как научиться переносить похвалу без вреда для себя

 

32-й абзац:

Изгони изнутри даже и мысль о похвале человеческой, чтоб через то отразить любопоказательный помысел тщеславия, еще прежде порождения его.

Изгони мысль о похвале человеческой. Замечательные слова! Похвала сваливается и приходит даже на людей, живущих в пустыне. Преподобные отцы – и Сергий, и Антоний Великий, и Серафим – не могли и в пустыне спастись от этого внимания и этой похвалы. Уж если даже они, убегая в пустыню и будучи совершенными в смирении, не могли избежать этого, то тем более мы не избежим этого, живущие в миру, находящиеся на всеобщем обозрении. Тем более не смогут избежать этого люди, ведущие какую-то публичную деятельность (преподаватели, священники, врачи, учителя), – они неизбежно попадают в ситуацию, когда их хвалят.

Если, скажем, праведный Симеон Верхотурский мог позволить себе «роскошь» делать недошитые шубы, то мы зачастую не можем себе такого позволить: не может врач не зашить шов или не до конца лечить сердце. Он «вынужден» делать свою работу качественно, потому что он врач – он должен спасти человека, исцелить его. И за это он, естественно, получает похвалу.

Также не может и учитель нерадиво выполнять свое дело. Он должен сделать все, чтобы ребенок выучил такой-то предмет, овладел таким-то знанием, а если необходимо, то сдал итоговый экзамен по данному предмету. Иначе будет то же самое: проклят всяк, творящий дело Господне с небрежением (Иер. 48. 10).

Так же и священник, и многие другие люди, так или иначе ведущие социальную, публичную деятельность, не могут оставлять что-то недоделанным, потому что это невозможно. Похвала на них неизбежно обрушивается, и уклониться от нее они не в состоянии – невозможно человеку, живущему в мире, этого избежать. Можно не вестись на похвалу, можно не поддаваться похвале, не реагировать на нее, но самой похвалы избежать нельзя.

Но наша задача не в том, чтобы нас не хвалили. Я знаю одну историю, когда человек, вдохновленный подобными высказываниями (их он не у Нила Синайского, а у другого отца прочитал), сказал: «Я буду делать все, чтобы меня не хвалили!» Ну, вообще-то это обычно люди, которых в просторечье называют юродивыми; они избегают человеческой похвалы настолько, что всем делают пакости. И у юродивых это получается, потому что они встают на такой подвиг по благодати Божией.

А если ты не по благодати и не по воле Божией встаешь на этот подвиг, то получается довольно курьезная ситуация, как у этого человека. Он стал делать все то, что не вызывает похвалы: как только его похвалят за благочестивый внешний вид, он тут же начинает носить рвань. Как только его похвалят за то, что он много молится, он тут же начинает бормотать в храме какую-то неразбериху, только бы избежать похвалы.

И вот парадоксальным образом он получил свою похвалу. Его стали хвалить негодные люди. Я подозреваю, что это был Промысл Божий. Они как-то узнали и стали приходить в храм специально, чтобы сказать ему: «Правильно, правильно! Так и надо делать, молодец, наш человек! Мешай богослужению! Правильно, ходи в рванье, обличай этих православных, так им и надо!»

Так, стараясь избежать хорошей похвалы, человек попал под плохую похвалу. Неприятная сторона этой истории: ему понадобилось несколько месяцев, чтобы вернуться к нормальному состоянию, когда он уже понял, что все неправильно. Но его хвалили, и это зацепило! Поскольку он делал это не по воле Божией, его зацепила и такая похвала, и перестроиться и стать снова как все оказалось очень трудно. Это потребовало усилий и ломки, но опыт был замечательный и очень важный. Поэтому надо думать не о том, чтобы нас не хвалили, а о другом.

А есть еще такая реакция: «Не хвали меня! Не надо!» Но это неправильная реакция, она нездоровая. Похвала, конечно, льстит человеку, она приятна, нам ее приятно слышать. И надо сделать так, чтобы она никоим образом не была приятна нашему слуху. Но, вообще-то говоря, похвала ничего не говорит о нас. И это первое, с чего нужно начать. Какую бы мы ни слышали похвалу, она не имеет к нам никакого отношения.

Похвала свидетельствует о двух вещах. Во-первых, о Боге, Который все делает, – это Его хвалят на самом деле, к Нему все эти слова относятся. Во-вторых, похвала что-то рассказывает нам и о говорящем. На самом деле похвала свидетельствует о том, что у хвалящего независтливое, мирное, доброе сердце, а у меня оно вполне может оказаться и тщеславным, и завистливым.

Вот, скажем, когда у другого человека успех, нас это цепляет. Колет нас это, и мы ревнуем, завидуем. А человек говорит нам: «Слушай, ты сегодня выиграл конкурс, тебя сегодня наградили. Здорово! Ты такой молодец!» Это говорит о том, что говорящий человек смирен: он не ревнует и не завидует успеху другого. Поэтому, например, преподобный Серафим Саровский, понимая это изнутри очень глубоко, себя всегда считал ниже всех. А всех других называл «Ваше Боголюбие» именно потому, что во всех видел людей, любящих Бога.

Вот приходит человек, ища у меня помощи и совета. Глупо считать, что я какой-то значимый человек. Я же ничего не могу сделать! Бог захочет – через меня даст совет, не захочет – я какую-нибудь глупость ляпну, и человек погибнет. Это вообще не про меня. Но о человеке, пришедшем меня спросить, это точно говорит, что он смирился. Чтобы спросить, он считает себя ниже меня, он смирен и кроток. Он доверяет Богу настолько, что готов выслушать Его волю из уст грешного человека. Какова же вера у этого человека!

Поэтому преподобный Серафим и называл людей «Ваше Боголюбие». Это правда. Человек, к нам приходящий, много говорит о себе. Но это совсем ничего не говорит обо мне. Человек, скажем, сидящий сейчас у экрана телевизора и слушающий эту передачу, несомненно, лучше и выше, чем тот, кто ее делает и кто говорит. Почему? Потому, что он смиреннее! Потому, что он кроток! Слушать всегда труднее, чем говорить, а потому он, без сомнения, смиренный человек. А каков говорящий – это еще надо посмотреть.

Внимательные люди это понимали, они знали, что похвала, если ей верить, совершенно бестолковая вещь. Потому что это то же самое, что верить миражу. А похвала ничего обо мне объективно не говорит, она говорит только о Боге, любящем нас, и о смирении и любви того человека, который нас хвалит.

Но чтобы это все понять и принять, человек как раз и должен иметь некое противоядие от похвалы. Чтобы не приписать похвалу себе, чтобы трезво относиться к происходящему и не обольщаться похвалой, человек должен отвергнуть само желание похвалы. Еще до того, как его похвалят, он должен понять, что похвала не имеет никакого отношения к его личности, что она совершенно бессмысленна и непродуктивна и, таким образом, совершенно ничего не значит.

Надо, чтобы человек, живущий среди людей, имел как бы внутреннюю прививку от похвалы, чтобы внутри у него было совершенно четкое, выстраданное, точное убеждение, что в похвале нет никакого смысла, никакой объективной основы, что она просто есть, но применять ее к себе нет совершенно никаких оснований, никакого смысла.

А вот тот, кто желает похвалы, непременно ее найдет, непременно ее услышит, и она непременно его обольстит. Но чтобы иметь прививку от похвалы, чтобы научиться ее сразу отсекать, сразу отвергать и не принимать к сердцу совершенно, возненавидев ее заранее, нужно освоить определенное внутреннее дело, дающее нам силу и защищающую нас от похвалы. Какое это дело?

30-й абзац:

Кто слезами обнаруживает душевную немощь, тот не будет высоко думать о трудах своих.

Кто познал свою немощь, свою слабость, познал свой грех и свое бессилие быть хотя бы сколько-нибудь порядочным и честным человеком (тем более кто познал свое совершенное бессилие хоть что-нибудь благое сделать ради Христа, кто совершенно убежден в своем окаянстве, бессилии, немощи, грехе и плачет об этом постоянно), тот будет иметь защиту. Ибо это состояние плача о своей немощи и своих грехах и способно сохранять человека от любой похвалы.

Если же человек не плачет, не сокрушается, не познал свои немощи и не знает своего бессилия, своего греха и полной невозможности выбраться без Бога из состояния этого греха, то он, конечно, будет принимать похвалу: «Ну, я же этого достоин!»

Когда же ты познал это о себе, ты плачешь. И поскольку это познание постоянно углубляется в плач, то похвала просто не сможет достигнуть сердца такого человека. Даже если превознести его до небес, он и тогда будет понимать: «Это не ко мне. Я-то знаю, кто я. Это все о Боге, про Бога. Слава Ему!» Он не говорит этих слов, это было бы лицемерно. Он просто знает это.

Конечно, и в этом случае надо трезвиться, но все же покаяние и сокрушение, выражаемое в слезах, защищает человека как бы броней, от которой отскакивает любая похвала.

Навык видеть свои недостатки
мешает помыслам тщеславия улавливать нас

6 июня                                                      К оглавлению

 

Мы продолжаем читать наставления преподобного Нила Синайского из второго тома «Добротолюбия». Напомню, разбираем мы блок его изречений, связанных с тщеславием.

33-й абзац:

Когда, противоборствуя причинам страстей, препобедишь их, не дозволяй величать тебя лукавому помыслу, чтоб, поверив ему, не впасть тебе в прелесть; но старайся лучше увидеть недостатки в том, над чем потрудился, чтоб преуспеяние твое не было окрадено внутренними врагами.

Любая победа над страстью, то есть, в сущности, над самим собой, над испорченной, темной стороной своей природы, чревата искушениями. Вообще любая победа чревата искушениями. Поэтому святые отцы и говорят, что путь восхождения ко Христу совершается не от победы к победе (чего мы, конечно, жаждем и оттого ничего и не понимаем в духовной жизни), а от поражения к поражению. Именно в поражении человек познает свою немощь, свой грех, познает, что он не может, не умеет (а в конце концов и не хочет) любить, не хочет слушаться, что он изуродован гордыней, самомнением и непослушанием.

Именно познание самого себя, своей немощи, своего греха и делает человека способным жить с Богом, пользоваться Его любовью, принимать в себя Его благодатные дары. Мы уже много раз повторяли, что именно поэтому заповеди блаженств начинаются со слов: блаженны нищие духом, ибо тех есть Царство Небесное (Мф. 5, 3). Не сильные духом, не великие духом, не славные духом, а нищие духом. Нами это никак не усваивается.

Мы уже несколько столетий потомки разного рода бунтарей и революционеров, наследники той культуры, которая учит, что надо быть великим, славным и сильным. А на самом деле вся структура духовной жизни направлена на то, чтобы научиться познать свою немощь, свое бессилие, и это будет тем основанием, которое может поднять нас к Богу. А чтобы научиться переносить изредка случающиеся наши победы над какими-то темными сторонами нашей души, нужно сделать две вещи.

Первое: познать свою немощь, о чем мы в прошлый раз говорили, и говорили немало. Второе – это то, о чем здесь говорит преподобный Нил Синайский и что отцы называют самоукорением, когда мы укоряем себя за неправильность, недостаточность, за грех, еще за что-то. В случае победы это самоукорение должно носить характер обнаружения недостатков в том, что ты сделал, как пишет здесь преподобный Нил Синайский, обнаружить неполноту твоего дела, тленность того, что ты делаешь, некачественность того, что ты сделал. Это помогает нам обнаружить, что когда мы взобрались на большую гору, это оказывается всего лишь маленькая кочка, а впереди еще много холмов и гор, чтобы дойти туда, куда хочешь попасть.

Вот эта неизбежность и необходимость самоукорения, самообличения помогает нам переносить победы. Вот маленький пример небольшой победы, даже «победки». Скажем, мы боролись-боролись и решились наконец-то попросить прощения у человека, которого обидели. Просить прощения, когда мы не виноваты, у человека, который нам дорог и приятен, не составляет никакого труда. Более того, для очень и очень многих людей это источник наслаждений; может быть, запретных, вредных, но все-таки наслаждений. Речь идет о том, чтобы человек попросил прощения, когда действительно виноват, у человека, который слабее, немощнее, несчастнее его. У такого человека попросить прощения. И вот человек боролся-боролся, а потом подошел к другому и сказал: «Прости меня. Я виноват».

Вроде бы действительно победа. И у человека ликует сердце, трубят трубы в душе, появляется легкость бытия, потому что он действительно сделал усилие, совершил великий подвиг (по крайней мере, он его считает весьма великим). И вот здесь, когда первые фанфары в душе угасли, когда первоначальная легкость начала угасать, очень хорошо бы себя отрезвить, иначе эта победа будет источником очень и очень многих бедствий.

Можно себя укорить и сказать: «Ну и что? Попросил прощения? Две недели собирался. Насколько же ты на самом деле горд! Для того чтобы сломать свою гордыню в случае твоей явной вины тебе потребовалось целых две недели! Разве так должен делать человек, который сознает свою вину? Ты знал, что виноват, и целых две недели не мог попросить прощения. Чем тут гордиться?»

Или, скажем, можно вспомнить, скольких еще людей ты обидел: «Сможешь ты перед всеми попросить прощения? Не сможешь! Так почему изо всех обиженных тобой людей ты только у одного попросил прощения? А раструбился тут, расфуфырился как индюк! Ничего особенного не сделал, всегда бы так делал. Иди и учись». Ну и всё, фанфары угасли, крылья опали, и никакой беды с человеком не будет.

Или, скажем, дело большое, действительно великое, когда человек поборол какую-нибудь страсть (чревоугодие, например). Важно понимать, что речь здесь идет не о девушке, собирающейся сбросить от 40 до 60 кг, а о человеке, который действительно страстно любит еду, ест постоянно, даже ночью, страсть поднимает его с постели, он идет к холодильнику и что-нибудь ест. Он ест утром, днем, ночью, ест по восемь раз в день и очень много. Он страшно измучен этой страстью. И он начинает молиться, чтобы Бог исцелил его от страсти. Он как-то сдерживает себя, происходит эта долговременная борьба; кажется, что тут просто ничего не получится. Но через какое-то время появляется ощущение, что человек победил страсть.

Поначалу это не вызывает никакой эйфории, никакого восторга, потому что путь к этой победе был очень долгим, трудным, очень мучительным. Потому и никакой эйфории нет. Это не одноразовая победа – это долговременный подвиг, подвиг умерщвления своей страсти.

Но после того, как страсть действительно улеглась и человек на какое-то время действительно овладел ею, к нему начинают приходить помыслы: «Смотри-ка, чревоугодие ты победил, значит, можешь и с остальными страстями побороться». И тут он должен себя одернуть и сказать себе: «Во-первых, ничего я не победил, как ел, так и ем. Вон Моисей сорок дней ничего не ел, а я так не могу. Вон святые один раз в день ели, да и то сухари да воду, иногда финики, запиваемые водой. Вот это был пост! А я что победил? Ем два раза в день. Соблюдаю только постные дни, а все остальное время и мясо ем, и все остальное, просто в разы меньше, в десятки раз меньше, чем это было раньше, но все-таки ем!»

И вот это осаживание себя, ограничивание себя, протрезвление очень важны. Это мешает помыслам, возносящим нас, мешает им поднять нас выше, чтобы потом со всей силы они нас не бросили в грязь, не втоптали в бетон, не сломали. Нельзя позволять помыслам тщеславия улавливать нас.