Важна не величина милостыни, а намерение подающего

“Я часто говорил и теперь повторяю: важность милостыни измеряется не количеством подаваемого, но расположением подающего. Вы знаете о вдовице; хорошо всегда на память приводить этот пример, дабы и бедный не отчаявался, представляя ее, положившую две лепты” /VII:229/.

“Милостыня ценится не по количеству подаваемого, но по обилию расположения” /VII:539/.

“Бог, как я часто говорил, смотрит не на меру подаваемого, но на намерение подающих” /XI:313/.

он (апостол –Н.С.) внушает подающим милостыню вступать в тесный союз с приемлющими, подавать не просто и без участия, но с состраданием, милосердием, сокрушением и соболезнованием к нуждающимся. Для того именно Бог и заповедал (подавать) милостыню; Бог мог питать нищих и без этого; но, чтобы соединить нас любовью и внушить нам пламенную привязанность друг к другу, Он повелел нам питать их» /X:322/.

«Милостыня же является таковою только тогда, когда ты подаешь ее охотно, щедро, когда ты думаешь, что не даешь, а сам принимаешь, когда ты признаешь ее для себя благодеянием и приобретением, а не потерею. Иначе она и не благодать. Тот, кто оказывает другому милость, должен радоваться, а не печалиться» /X:620/.

“Бог же многое и малое ценит не по мере подаваемого, а по достатку подающего. Поэтому может случиться, что, положивши сто золотых монет, ты положил меньше того, кто положил только один маленький обол, потому что ты положил от избытка. Впрочем, делай хотя и так, и ты скоро сделаешься более щедрым” /X:642/.

“Величина милостыни измеряется не мерою подаваемого, но произволением и усердием подающих” /XII:16/.

«и из самого способа отдачи имущества можно видеть их (первохристиан – Н.С.) благочестие. Елицы бо господие селом, или домовом бяху, продающие приношаху цены и полагаху при ногах апостол (Деян.4-34-35). Не сказано, что они отдавали в руки апостолов, но полагаху при ногах их, выражая этим уважение, почтение и благоговение, какое они имели к апостолам. Они считали это дело не отдачею, а больше получением. Это особенно и значит презирать богатство, это особенно и значит питать Христа, когда ты делаешь это не с высокомерием и гордостью, когда ты отдаешь так, как бы этим оказывая благодеяние больше самому себе, чем принимающему. Если же ты не так расположен, то и не давай; если ты не считаешь этого более получением, нежели отдачей, то и не делай подаяния» /III:258/.

Подавать деньги могут многие, а чтобы самому служить нуждающемуся и делать это с готовностью, любовью и братской расположенностью, – для этого нужна душа высокая, великая и мудрая /III:346/.

О значении нищих в притворе

“Если бы богатство было добро, то Бог не посадил бы нищих в преддверии своего дома” /XI:571/.

“Как в преддвериях молитвенных домов обыкновенно устрояются умывальницы, чтобы идущие молиться Богу сначала омыли руки и тогда простирали их на молитву, – так и бедных отцы поставили пред дверями подобно источникам и умывальницам, чтобы мы, как умываем руки водою, так, очистив наперед душу человеколюбием, потом приступали к молитве. Подлинно, не так вода по природе своей омывает нечистоты тела, как милостыня силою своею обтирает нечистоту души. Поэтому, как ты осмеливаешься войти на молитву с неумытыми руками – хотя и меньшая то вина, – так не входи никогда на молитву и без милостыни” /III:308/.

“Когда ты молишься до изнеможения и не получаешь просимого, то подумай, сколько раз ты слышал, как просил у тебя нищий, и ты не внимал ему, между тем он не досадовал и не оскорблял тебя” /XI:570/.

Давать надо всем, но не поощрять порок

“Одно оправдание у бедного – недостаток и нужда; ничего больше не спрашивай у него; но если он, хотя бы был непорочнее всех, нуждается в необходимой пище, то утолим голод его” /I:807/.

“Иное – судия, иное – податель милостыни. Милостыня потому так и называется, что мы подаем ее и недостойным” /I:807/.

“милостыня” – означает не что иное, как сбор или складчину общих подаяний” /III:271/.

Оставив неуместную пытливость, подавайте милостыню всем нуждающимся и делайте это с великой щедростью, чтобы и нам самим удостоиться в день будущего Суда великой милостыни и снисхождения от Бога /III:276/.

“Милостыней потому и называется, чтобы мы подавали и недостойным. Милующий не исправного, а согрешившего милует; исправный достоин похвал и венцов, а грешник милости и снисхождения. Таким образом, мы и в этом будем подражать Богу, если будем давать порочным” /III:294/.

“Ты смотри не на достоинство нуждающегося в помощи, а только на нужду” /III:347/.

“Мы не поставлены быть судиями жизни других; иначе мы никому не подадим милостыни. Когда ты молишься Богу, то не говоришь ли: “не помяни грехов моих” (Пс.24,7)? Так и о нищем, хотя бы он был великий грешник, думай то же и не поминай грехов его. Ныне время человеколюбия, а не строгость суда, – милости, а не осуждения. Он хочет есть; если желаешь, дай ему: если же не желаешь, откажи, не исследуя, почему он беден и несчастен” /VII:265/.

Господь требует “Всякому просящему у тебя, давай” (Лк.6,30). Он Сам “посылает дождь на праведных и неправедных” (Мф.5,45), и поэтому и мы должны поступать также.

“Будь только готов оказывать милосердие, – тогда бедный тотчас оставит праздность, а ты перестанешь быть жестоким” /VII:390/.

В нужде и бесстыдство простительно” /VII:391/.

“Он не по своей воле поступает так бесстыдно. Поистине, нет человека, который бы без всякой нужды захотел сделаться бесстыдным; и хотя бы представляли тысячи доказательств, никогда не поверю, чтобы человек, живущий в изобилии, решился просить милостыни” /VII:391/.

“Ты подай нуждающемуся, а не давай пляшущему, чтобы с деньгами не погубить тебе и души его. Чрез неуместную щедрость ты становишься виновником его погибели. Если бы плясуны знали, что их искусство останется без прибыли, то они давно перестали бы заниматься им” /VIII:283/.

“Какого гнева не заслуживаешь ты, когда даешь деньги блуднице, но проходишь мимо нищего без внимания? Если бы ты давал и от праведных трудов, и тогда не грешно ли было бы давать награду за порок и честь за то, за что следовало бы наказывать? Когда же ты питаешь свое сладострастие, ограбляя сирот и обижая вдов, то подумай, какой огонь ожидает дерзающих на такие дела?” /VIII:283/.

«Павел говорил: облецытеся убо, якоже избраннии Божии святи, во утробы щедрот, благость, смиренномудрие (Кол. 3, 12). Замечаешь ли всю выразительность слов, а также то, как (апостол) хочет, чтобы мы постоянно были милостивы? Не сказал просто — будьте милосерды, но — облецытеся, давая тем знать, что милосердие, подобно одежде, всегда должно быть при нас. Не сказал также просто — облекитесь в милосердие, но — во утробы щедрот, чтобы мы подражали естественному чувству нежной любви. Но мы поступаем напротив. Если кто-нибудь подойдет с просьбой о самой малой монете, то мы укоряем его, поносим, называем обманщиком. И ты не содрогаешься, человек, ты не стыдишься того, что за кусок хлеба называешь обманщиком? Если он и притворяется, то по одному тому заслуживает сожаления, что до такой степени мучится голодом, что вынужден принимать на себя такую личину. И это — доказательство нашей жестокости. Так как мы нелегко подаем добровольно, то бедные поневоле должны выдумывать бесчисленные хитрости, чтобы обмануть наше бесчеловечие и смягчить жестокость. Иное дело, если бы он просил у тебя серебряной или золотой монеты, тогда ты имел бы основание подозревать; если же он подходить к тебе за необходимым пропитанием, то зачем тебе без нужды любомудрствовать и с излишней точностью исследовать, обвиняя его в бездействии и лености? Если нужно говорить об этом, то не других, а нас самих следует укорять. Потому, когда приходишь к Богу просить помилования во грехах, вспомни об этих словах и ты поймешь, что справедливее тебе самому слышать их от Бога, нежели нищему от тебя. И однако Бог никогда не говорил тебе таких слов, не сказал: иди прочь, ты ведь лицемер, хотя ты постоянно ходишь в церковь и слушаешь Мои законы, но на площади и золото, и свое желание, и дружбу, словом — все предпочитаешь заповедям Моим; теперь представляешься смиренным, а после молитвы бываешь дерзок, жесток и бесчеловечен; итак, уходи отсюда и никогда ко Мне не приходи. Это и даже большее мы достойны бываем слышать, однако же Бог никогда не укорил нас ничем подобным, но и долготерпит, все выполняет с Своей стороны и дает нам больше того, что просим. Размыслив об этом, избавим от нищеты просящих и, хотя бы они притворялись, не станем расследовать этого. Ведь мы и сами имеем нужду в спасении, притом с снисхождением, с человеколюбием и многою милостью. Если по нашему входить в строгое расследование, то невозможно когда-либо и спастись, но все должны подвергнуться наказанию и погибнуть. Итак, не будем строгими судьями других, чтобы и у нас не потребовали строгого отчета: а мы ведь обременены грехами, превышающими всякое помилование. Будем иметь больше сожаления к тем, которые грешат, не заслуживая снисхождения, чтобы и мы сами могли надеяться на такую к себе милость, хотя, сколько бы мы ни старались, никогда не будем в состоянии оказать такое человеколюбие, в каком имеем нужду от человеколюбивого Бога. /IX:672-673/.

“Но есть люди, дошедшие до такой жестокости, что говорят: они страдают достойно (…) Хотел бы я спросить: почему, скажи мне, они страдают достойно? Потому ли, что хотят есть, а не голодать? Нет, скажешь, но потому, что они проводят жизнь в праздности. А ты разве не проводишь время в праздности и забавах?” /X:107/.

«Но, скажешь, он притворяется дрожащим и немощным. И ты не боишься такими словами навлечь на / себя молнию свыше? Простите, я дрожу от гнева. Ты пресыщаешься, утучняешь себя, продолжаешь упиваться до глубокой ночи, нежишься на мягких коврах и не думаешь отдавать отчета в таком беззаконном употреблении даров Божиих, – ведь вино не для того, чтобы мы упивались; пища не для того, чтобы мы пресыщались; яства не для того, чтобы мы расторгали ими свое чрево, – а от бедного, несчастного, который ничем не лучше мертвеца, ты требуешь строгого отчета, и не боишься грозного и страшного суда Христова? Если он и претворяется, то претворяется по бедности т по необходимости, по причине твоего жестокосердия и бесчеловечия, требующего такого притворства и иначе не преклоняющегося на милость» /X:207-208/.

” Скажу еще нечто более ужасное: некоторые вынуждены были ослепить малолетних детей, чтобы тронуть наше бесчувствие (…) Они, неоднократно приступая к вам, но не получив никакой помощи, наконец оставляют просьбы и прибегают к хитростям не хуже кудесников: одни жуют кожу изношенной обуви, другие вбивают в голову острие гвозди, иные ложатся на замерзшую от холода воду голым желудком” /X:208-209/.

“Когда Бог говорит: дай милостыню, а Я дам тебе царство небесное, – ты не слушаешь; когда же диавол показывает голову, израненную гвоздями, ты вдруг делаешься щедрым” /X:209/.

“Разве не видишь, сколько другие раздают комедиантам и распутным женщинам? Подай Христу хотя половину того, что они дают плясунам. Подай хотя столько алчущему, сколько они из тщеславия дают представляющим на зрелищах” /X:640/.

«И было к нему слово Господне: встань и пойди в Сарепту Сидонскую, и оставайся там; Я повелел там женщине вдове кормить тебя. И встал он и пошел в Сарепту; и когда пришел к воротам города, вот, там женщина вдова собирает дрова. И позвал он ее и сказал: дай мне немного воды в сосуде напиться. И пошла она, чтобы взять; а он закричал ей в след и сказал: возьми для меня и кусок хлеба в руки свои. Она сказала: жив Господь Бог твой! У меня ничего нет печеного, а только есть горсть муки в кадке и немного масла в кувшине; и вот, я наберу полена два дров, и пойду, и приготовлю это для себя и для сына моего; съедим это и умрем. И сказал ей Илия: не бойся, пойди, сделай что ты сказала; но прежде из этого сделай небольшой опреснок для меня и принеси мне; а для себя и для своего сына сделаешь после; ибо так говорит Господь Бог Израилев: мука в кадке не истощится, и масло в кувшине не убудет до того дня, когда Господь даст дождь на землю. И пошла она и сделала так, как сказал Илия; и кормилась она, и он, и дом ее несколько времени. Мука в кадке не истощалась, и масло в кувшине не убывало по слову Господа, которое Он изрек через Илию» (3 Цар.17,8-16).

“Подумай, как вдова питала Илию. Она не столько питала, сколько питалась; не столько отдала, сколько получила. И теперь бывает то же, даже гораздо большее: наградою таковым служит не мука, и не сосуд елея, – но что? Сто раз большее – вечная жизнь (…) Видишь ли, как хорошо благотворить с простотою, и не быть слишком разборчивым относительно принимающего благодеяние? Если бы она захотела много любопытствовать, то пришла в недоумение и не поверила бы” /XI:231/.

“Потому Он восхотел, чтобы они были не славными, но более уничиженными, чтобы ты мог спастись” /XI:306/.

“Он пришел к тебе, надеясь получить от тебя милостыню, – и ушел, получив от тебя смертельную рану, и еще больше слез прольет после этого. Так как бедность заставляет его просить милостыни, между тем ему наносят оскорбления за то, что он просит, то смотри, какое наказание постигнет оскорбляющего их” /XI:611/.

“Он попустил, чтобы тот нищенствовал ради тебя, чтобы ты мог уврачевать себя, и ты оскорбляешь того, кто переносит ради тебя нищету? Какая жестокость, какая неблагодарность в этом поступке!” /XI:611/.

“Ныне время человеколюбия, а не строгого суда – милости, а не осуждения. Он хочет есть: если желаешь, дай ему; если не желаешь, откажи, не исследуя, почему он беден и несчастен” /XII:109/.

“Давай нуждающемуся и не давай плясуну, чтобы вместе с твоими деньгами тебе не погубить и его душу” /XII:665/.

“Но для чего, скажешь, они обнажают изувеченные члены? Из-за тебя; если бы мы были сострадательны, им не было бы нужды прибегать к таким средствам” /XII:669/.

“Хотя бы просящий был убийцей, хотя бы разбойником, или кем бы то ни было, ужели он кажется тебе недостойным куска хлеба или нескольких монет” /XII:670/.

“Он (нищий – Н.С.) Божий, будет ли то эллин или иудей; достаточно, что он нуждается в помощи” /XII:671/.

“Милостыня потому так и называется, чтобы ты подавал и достойным и недостойным” /XII:671/.