Всякие доводы против богатства

“Скажи мне свойство философа? Не презирать ли богатство и славу?” /XI:189/.

“Название денег (hrimata) происходит от употребления, а не от обладания; и самое имущество состоит в пользовании, а не в господстве” /XI:695/.

«Разве здание бывает безопаснее от золота? Нет. Разве конь бывает лучше от такой узды, или слуга – от такой одежды? В этом случае бывает все напротив, Для чего же вы показываете такое невежество во всем этом?» /V:579/.

“Но скажут: пока мы живы, мы пользуемся им как хотим. Нет – не скоро найдешь человека, который бы пользовался имуществом, как он хочет; а если бы кто и пользовался им, как хочет, то и это не важное дело, потому что время настоящее кратко в сравнении с бесконечными веками” /XII:23/.

“Для того Он и обладание ими (деньгами – Н.С.) сделал сомнительным и непрочным, чтобы и этим ослабить силу безумной любви к ним” /XII:565/.

“Для того Он и самое обладание богатством сделал ненадежным, чтобы и чрез это самое ослабить безумную страсть к нему” /II:38/.

“нужно, ведь, все делать ради Христа, а не ради надежды на награду” /XII:665/.

“ты бесчеловечен, жесток и безжалостен? Устыдись достоинства просящего. Но не прельщает тебя это достоинство? Преклонись к несчастию. Но и несчастье не склоняет тебя к жалости? Дай в виду легкоисполнимости просьбы. Если же ни достоинство, ни крайняя нужда, ни легкость подаяния не могут убедить тебя, то дай нуждающемуся хоть ради величия обетованных благ” /XII:674/.

«Если и при существовании смерти так много грабежей, так велико любостяжание, и люди, подобно рыбам, сильнейшие пожирают слабейших, то до чего дошло бы любостяжание, если бы не было смерти?» /V:299/.

«Климентистские» тексты!

“Для чего Бог сделал общим то, что важное и необходимое. от чего зависит наша жизнь; а то, что маловажнее и ничтожнее, не составляет общей собственности – разумею деньги? Для чего? Чтобы жизнь наша была обеспечена и мы имели поприще для добродетели. В самом деле, если бы необходимое не было общим, быть может богатые, по обычному любостяжанию подавили бы бедных; потому что, если они это делают в отношении денег, то чего не сделали бы в отношении тех благ. Опять, если бы и деньги были общими, и всем равно принадлежали, не было бы случая к милостыне и повода для благотворительности.

Итак, чтобы нам можно было жить безопасно, для этого общим у нас сделано все, от чего зависит наша жизнь; а чтобы нам иметь случай заслужить венцы и похвалы, для этого деньги не сделаны общими, – дабы мы, отвращаясь от любостяжания и любя правду и раздавая свое имение нуждающимся, могли таким способом получить облегчение в своих грехах” /II:37-38/.

«Я говорю это для обвинения не богатых, а худо пользующихся богатством. Богатство не зло, если мы захотим пользоваться им, как должно; а зло – гордость и тщеславие. Если бы богатство было злом, то мы все не молились бы войти в недра Авраама, который имел триста восемнадцать рабов, рожденных в его доме. Богатство следовательно – не зло, а зло – беззаконное употребление его. Как прежде, говоря о пьянстве, я не вино осуждал – потому что «всякое создание Божие добро, и ничтоже отметно, со благодарением приемлемо» (1 Тим. 4,4); – так и теперь я не богатых обвиняю и не богатство осуждаю, а худое употребление богатства, истрачиваемого на распутство. Потому оно и называется богатством («хримата»), чтобы мы распоряжались («хрисомефа») им, а не оно нами» /III:53/.

“Рассматривая внимательно, мы найдем, что это (нестяжание – Н.С.) заповедано было не всем, а одним апостолам, и им не навсегда, но на некоторое определенное время(…) Если бы бедность была законом и повелением, то надлежало бы с самого начала сказать это, а не высказывать в виде совета и увещания (…) А не одно и то же – советовать и давать закон. Кто дает закон, тот желает, чтобы предписанное непременно было исполняемо; а кто советует и увещевает и представляет на волю слушающего избрать то, о чем говорит, тот делает слушателя властным принять и не принять” /III:192-193/.

«Говорю это, осуждая не богатство, как я тысячекратно говорил, а тех, которые худо употребляют хорошую вещь. Богатство с добрыми делами хорошо. Когда оно бывает хорошим? Когда приносит отраду бедности, когда облегчает нищету. Послушай, что говорит Иов: аз око бех слепым, нога же хромым: аз бых отец немощным (Иов.29,15). Вот богатство: оно было не грехом, а нищелюбием! Дверь Дома моего всякому приходящему отверста бе (Иов.31,32). Вот употребление богатства не по имени, а на самом деле! То богатство есть слуга этого богатства, то носит только имя богатства без действительности, а это и по имени и на деле есть истинное богатство. Какое? Богатство добродетелей, богатство милостыни» /V:564/.

“Это я говорю не потому, что деньги – грех: грех не уделять их бедным и плохо пользоваться ими. Бог не создал ничего плохого, но все очень хорошо; так что и деньги хороши” /X:129/.

“Приведем также слова философии и скажем, что мы не требуем не быть богатыми, а не быть плохими богатыми: что быть богатыми дозволяется, но без корыстолюбия, без хищности и насилия и дурной славы от всех” (“Толкование на 1 Кор.”, бес. 5, цит. по /53:62-63/).

“Подлинно, не в том состоит богатство, чтобы иметь богатство, но в том, чтобы не заботиться о снискании его” /X:590/.

“Суетны деньги, когда их расточают на удовольствия; но не суетны они, когда их употребляют на вспомоществование бедным” /XI:107/.

“Ибо не в том, чтобы иметь состояние, а в том, чтобы не нуждаться в нем, вот где главным образом благосостояние” (“Толкование на 2 Кор.”, бес. 12,6, цит. по /53:63/).

“Желания делают человека богатым и бедным, а не обилие или недостаток денег” /XI:240/.

“лесть богатства”: “Итак, будем обвинять не самые вещи, а испорченную волю. Можно и богатство иметь, и не обольщаться им, – и в веке этом жить, и не подавляться заботами” /VII:467/.

“Христос этими словами не богатство порицает, но тех, которые пристрастились к нему” /VII:645/.

“Он говорит: откажись от имения. Так в этом трудность? Но этого он решительно и не заповедывал, а только дал совет” /VII:885/.

“А ведь деньги существуют не для того, чтобы беречь их, но для того, чтобы ими пользоваться” /VIII:598/.

“Не то я говорю, чтобы иметь богатство было грешно, грех – не разделять его бедным и худо пользоваться им. Бог не сотворил ничего худого, но “вся добра зело” (Быт.1,31); следовательно, и богатство – добро, но тогда, когда оно не завладевает имеющим его, когда оно избавляет ближних от бедности (…) Богат тот, кто не нуждается брать у других, но сам помогает другим; а кто старается брать у других, тот не богат, а беден. Таким образом, не богатство есть зло, а бедственное настроение души, обращающее богатство в бедность” /X:129-130/.

“(Бог – Н.С.) Дал и деньги, чтобы мы употребляли их как должно” /XI:314/.

“Говорю и не перестану говорить это, хотя многие и упрекают меня (говоря): всегда он говорит, докучает богатым. Однако, ведь, и те всегда докучают бедным. А я докучаю богатым, вернее же сказать, не богатым, а тем, кто худо пользуется богатством. Всегда говорю, обвиняя не богатого, а хищника. Иное дело богатый, иное – хищник; различай эти две вещи и не соединяй несоединимого. Богат ты? Не запрещаю. Похищаешь? Обвиняю. Имеешь свое? Пользуйся. Берешь чужое? Не смолчу. Желаешь убить меня? Готов кровь пролить, только бы удержать тебя от греха(…) И бедные – мои дети, и богатые – мои дети” /XII:557-558/.

О роскоши и яствах

«При апостолах женщины не заботились о том, о чем заботятся нынешние – как бы одеться в великолепные одежды и прикрасить лице свое умываньями и притираньями, и мучить мужей своих, заставляя покупать и платье более дорогое, чем у соседки и женщины равного звания, и белых мулов и золоченую сбрую, и евнухов для прислуги, и большую толпу служанок, и все прочее, относящееся к смешной пышности» /III:185/.

«Тот мелочен, кто принужден удивляться пышной обуви; тот жесток, кто для нее презирает нищих; тот чужд всякой добродетели, кто все свое старание употребляет на такие наряды. С любопытством рассматривая доброту нитей, живость красок, вытканные из них узоры, найдет ли он время воззреть на небо?» /VII:514/.

«От роскоши лучшая часть (души) делается рабой, а худшая – госпожой; первая совершенно ослепляется, повреждается и влечется, а последняя влечет и ведет всюду, тогда как самой ей надлежало бы подчиняться водительству. А между душою и телом находится тесная связь, которую Создатель устроил для того, чтобы никто не вздумал ненавидеть тело свое, как что-нибудь чужое» /X:411/.

«Отчего же мы предаемся роскоши? Не оттого, что имеем тело, – нет,– а от злой воли. Тело требует пищи, а не роскоши; тело нуждается в том, чтобы его питали, а не обременяли и утучняли» /X:411/.

«Нет, ни тело, ни пища не от диавола; от него только роскошь» /X:412/.

«С чем еще сравнить утробы богатых? А вы не оскорбляйтесь моими словами; но если говорю неправду, изобличите меня. Итак, с чем же бы еще сравнить их? (…) Как в сточных канавах, когда непрестанно умножающиеся наносы навоза, травы, тростнику, камней и тины производят в них завалы, поток грязи вырывается наконец на поверхность, – так точно бывает и с утробами богатых; вследствие стеснений их внизу, большая часть таких зловонных потоков устремляется наверх. но не так у бедных. Напротив, утробы их также чисты от таких зловонных излишеств, как источники, разливающие чистые воды и наполняющие ими сады и луга. Совсем не таковы утробы богатых или – лучше – предающихся пиршествам. Они исполнены вредной влаги, мокрот, желчи, испорченной крови, гнилых испарений и других подобных вещей. Потому-то никто из живущих роскошно не может быть здоровым даже на краткое время, но проводит жизнь среди непрестанных болезней» /X:589/

«Путь никто не приобретает ни золота, ни дорогих камней, ни ожерельев: находясь пред глазами, они обольщают взор» /XI:505/.

На «Не убойся, егда разбогатеет человек» (Пс. 150,17) (Константинополь)

«Какая тебе жена, польза от золота? Чтобы казаться красивою и благообразною?. Но это нисколько не придает красоты душе твоей. Будь красива душою, тогда будешь приятна и по телу» /V:569/.

«Для чего, скажи мне, ты носишь шелковые одежды, ездишь на златосбруйных конях и украшенных лошаках? Лошак украшается снизу; золото лежит и на покрывале его; бессловестные лошаки носят драгоценности, имея золотую узду; бессловесные лошаки украшаются; а бедный, томимый голодом, сидит при дверях твоих, и Христос мучается голодом. О, крайнее безумие! Какое оправдание, какое прощение получишь ты, когда Христос стоит пред дверьми твоими в виде бедного, а ты нисколько не трогаешься? Кто избавит тебя от тамошнего наказания? Я подал, говоришь ты, милостыню. Но подавай не столько, сколько хочет бедный, а сколько ты можешь» /V:569-570/.

«Часто входя в чей-нибудь великолепный дом и выходя из него, что говоришь ты? Я видел прекрасные мраморы. А не говоришь: я видел прекрасного человека? Удивительные колонны, прекрасные окна. А не говоришь: удивителен живущий там? Множество золота на потолке. А не говоришь: много милосердия в хозяине? Много фонтанов, много богатства. А не говоришь: много богатства в самом владельце?» /V:572-573/.

«Для чего толкаешь встречающихся и будучи сам человеком, гонишь человека? Какая гордость! Какое безумие! Не сделался ли ты волком или львом, что при входе в город всех обращаешь в бегство? (…) Для чего у тебя золотая узда, украшающая коня? Какое ты можешь иметь оправдание, или какое прощение, когда бессловесное животное, которое не чувствует оказываемой ему чести, ты украшаешь сверх нужды, – ведь для него одно и то же, как золото, так и свинец, – а видя Христа, изнуряемого голодом, не доставляешь Ему даже необходимой пищи? И почему ты, будучи сам человеком, не хочешь сообщаться с людьми, но ищешь пустыни среди городов, не думаешь, что Господь твой вкушал пищу с мытарями, беседовал с блудницей, распялся с разбойниками и обращался между людьми, но, предаваясь гордости и надменности, перестаешь быть человеком? Отсюда у вас великое нерадение о милостыне, отсюда страсть к стяжанию, отсюда жестокость и бесчеловечие. Когда ты надеваешь золотую узду на коня, золотое ожерелье на слугу, золотую оправу на камень, золотые ремни на себя, золотую одежду, золотой пояс, золотую обувь и столько налагаешь на себя потребностей невоздержания, чтобы удовлетворить ненасытную страсть и доставить пищу самому свирепому зверю, т.е. сребролюбию, тогда ты обнажаешь сирот, обижаешь вдовиц и являешься общим врагом всех, проводя суетную жизнь и избирая путь, не ведущий ни к чему доброму. Для чего тебе хочется украшать иноплеменного раба своею золотой одеждой? Какая отсюда прибыль? Какая польза для души? Какая выгода для тела? Какое приобретение для дома? Напротив, это – напрасная трата, безрассудная расточительность, предмет роскоши, знак нечестия, повод к пустой и распутной жизни, растление души, путь, ведущий к бесчисленному множеству зол. А ложи, обложенные серебром и украшенные золотом, подножные скамейки и горшки, сделанные из тех же металлов, и множество таких же смешных вещей, могут ли способствовать к исправлению твоей жизни? Улучшили ли они тебя, или твою жену, или кого-нибудь из твоих домашних? Не от этого ли множество разбойников и воров? Не от того ли беглые рабы? Когда они видят везде блестящее серебро, то в них развивается порок воровства» /V:577/.

«Здание разве делается безопаснее от золота? Нет. Разве конь бывает лучше от такой узды, или слуга о – от такой одежды? В этом случае бывает все напротив. Для чего же вы показываете такое невежество во всем этом?» /V:579/.

И хуже всего то, что ты грабишь и лихоимствуешь не потому, чтобы тебя угнетала нищета и понуждал голод, но для того, чтобы больше вызолотить узду у коня, кровлю на доме и капители у столбов /IX:615/.

«Если ты поступаешь так из славолюбия, то надлежало бы тебе позаботиться о брате больше, чем о лошади. Ведь тем лучше пользующийся твоим благодеянием, тем прекраснее сплетается тебе венец за твое усердие; а теперь, поступая совершенно иначе, ты не чувствуешь, что вооружаешь против себя тысячи обвинителей. Кто не скажет о тебе худо? Кто не обвинит тебя в крайней жестокости и человеконенавистничестве, видя, что ты унижаешь человеческий род и ценишь бессловесных выше людей, а вместе с бессловесными и свой дом и домашнюю утварь? Разве ты не слышал, как апостолы говорили, что первые, принявшие учение, продавали дома и имения, чтобы кормить братий? А ты и у других отнимаешь дома и угодия, чтобы украсить лошадь, деревья, покровы, стены, помост» /IX:616/.

Житейские тяготы богатства

«Нет ничего обманчивее богатства; оно сегодня с тобою, а завтра против тебя; оно со всех сторон вооружает против тебя завистливые глаза; это неприятель, живущий под одним с тобою кровом; это враг домашний. Свидетели этому вы, которые владеете им и всячески зарываете и скрываете его: и ныне именно богатство увеличивает для нас тяжесть бедствия. Ты видишь, как легки, ничем не связаны и на все готовы бедные, и как, напротив, богатые испытывают множество затруднений, ходят туда и сюда, и ищут, чтобы скрыть свое золото, ищут, у кого бы его положить. Зачем ищешь, человек, подобных тебе рабов? Вот Христос готов принять и сохранить, что ты ни вверишь Ему, и не только сохранить, но и умножить и возвратить с большею прибылью! Из Его рук никто не похитит; Он не только сберегает вверенное Ему, но и освобождает тебя от неразлучных с этим беспокойств. Люди, приняв на сохранение наше богатство, думают, что оказали нам услугу, если сберегают принятое: Христос, напротив, говорит, что когда принял Он от тебя богатство, то не Он тебе, но ты Ему оказал услугу, и за свою заботливость, с какою Он сохраняет твое сокровище, не требует от тебя награды, но Сам награждает тебя» /II:35-36/.

«Ничто так не возбуждает зависти, как человек богатый; а если еще присоединяется гордость, то двойная пропасть открывается перед ним, и все объявляют ему жесточайшую войну» /II:36/.

«Сегодня богат, завтра беден» /II:37/.

«Итак, если бедный и спит, и ест и пьет с большим удовольствием, нежели богатый; то какую, после этого, имеет цену богатство, когда оно не доставляет и того, в чем только, по-видимому, и состоит его преимущество перед бедностью?» /II:40/.

«У богатого много способов потерпеть вред: он боится за дом, за слуг, за поля, за сокровища, как бы кто не отнял у него чего-нибудь из этого. Кто владеет многим, становится рабом многого» /III:197/.

«…посмотрим, доставляет ли богатство какое-нибудь удовольствие или какую-нибудь честь. Я вижу все противное. И во-первых, если хотите, обратим внимание на трапезы богатых и бедных, и спросим вкушающих: кто из них особенно получает чистое и истинное удовольствие? Те ли, которые целый день возлежат на скамьях, соединяют ужины с обедами, переполняют чрево, притупляют чувства, чрезмерною тяжестью снедей погружают свою ладью и обременяют свой корабль, потопляя свое тело, как бы при кораблекрушении, связывают себе и ноги, и руки, и язык, и все тело свое цепями пьянства и пресыщения, которые тяжелее железных цепей, ни имею надлежащего и чистого сна, бывают несвободны от тяжких сновидений, делаются несчастнее беснующихся, произвольно принимая в душу какого-то беса, становятся посмешищем для рабов, или, лучше, предметом сожаления и слез для самых кротких из них, не узнают никого из присутствующих, не могут ничего ни сказать, ни выслушать, но переносятся на руках другими со скамьи на постель?» /III:484/.

«Богатства, по свойству своему, не только не придают славы обладающих ими, но совершенно уничтожают ее. Тех, которые хвалятся их обилием, все признают людьми жестокими, бесчеловечными, негодными и чуждыми любомудрия» /V:576/.

«Даже страх сильнее действует на богатых. Трепеща больше других перед начальниками, они в такой же мере, и даже гораздо еще сильнее, боятся и народа, поскольку часто домы богачей становятся жертвою неистовой черни, и неудовольствия начальников» /VII:600/.

«Пристрастные к богатству часто не признают самой природы. Такой человек ни родства не знает, ни знакомства не помнит, ни возраста не почитает, ни с кем не дружит, но ко всем проявляет враждебное расположение, больше же всех – к самому себе, не потому только, что губит свою душу, но и потому, что обременяет себя бесчисленными заботами, трудами и печалями» /VIII:597/.

«А сколько отсюда рождается несчастий, невозможно теперь изобразить словом; это следует предоставить сознанию самих тех, которые слишком заняты уборами, сколько скорбей они получают отсюда каждый день. Ибо если повреждена будет какая-либо из золотых вещей, великий шум и смятение обнимают весь дом: слуга ли украдет, на всех падают бичи, удары и узы; завистники ли какие, умыслив зло, нечаянно лишают имения -опять великая и несносная печаль» /IV:409/.

«В самом деле, это обилие и богатство стола возбуждают в тебе зависть тем, что доставляют много удовольствия; но у бедного удовольствия еще больше, и сверх того, он наслаждается также здоровьем. Разве тем только богатый превосходит бедного, что делает свое тело более слабым, и собирает в себе большие источники тяжких болезней, потому что у бедного все делается согласно с природой, в у богатого, который не знает меры, все ведет к расслаблению и болезням» /X:588/.

«Не у тех ли, которые живут умеренно (не указывай мне на редкие случаи, когда кто-нибудь бывает слаб здоровьем по какому-либо другому обстоятельству, но суди по тому, что происходит всегда и непрестанно), – не у тех ли, которые живут умеренно, тело здорово, чувства светлы и с великою легкостью исполняют свое дело, а у неумеренных оно слабо, мягче всякого воска и подвержено множеству болезней?» /III:484-485/.

«Внешнее же богатство находится не с тем, кто владеет им, потому что оно находится не в безопасности, но в руках клеветников, льстецов, властителей, слуг; потому владеющий им и разбрасывает его повсюду, не надеясь всецело удержать его дома; для того и приставляются к нему стражи и хранители, хотя это нисколько не помогает, так как оно и при всем том может убежать» /V:314/.

«Вкупе безумен и несмыслен погибнут, и оставят чуждим богатство свое» (Пс.48,12).

«В самом деле, скажи мне, что может быть безумнее человека, который трудится, заботится и собирает богатство для того, чтобы другие наслаждались плодами трудов его? Что может быть хуже этого тщетного труда, когда употреблявший усилия и подвергавшийся изнурению сам окончит жизнь, а наслаждение благами предоставит другим, и притом не родным и знакомым, а, как часто бывает, врагам и противникам: Поэтому пророк и не сказал другим, но: чуждим оставят богатство свое» /V:241/.

«Кого в самом деле не боится богатый? Уж не разбойников ли? Не властителей ли? Не завистников ли? Не клеветников ли? Но что я говорю о разбойниках и клеветниках, когда он с подозрением смотрит на самих домашних? И что я говорю (о том времени), когда он еще жив? Даже и по смерти он не свободен от козней хищников; и самая смерть не может доставить ему безопасности, но и мертвого его грабят злодеи. Так опасно богатство!» /X:363/.

«Но говорят, мы в пренебрежении, и нас легко обидеть? Но не бедность, а порок наиболее производят это (…) Что тебе причиняет бедность, то богатому богатство. Желающие делать зло делают его как тебе из презрения, так богатому по ненависти и зависти – и в последнем случае зла больше, чем в первом, потому что побудительная причина ко злу здесь сильнее» /XI:240-241/.