Благочестивая часть нации — это национальная церковь.

Francis Cheynell to the House of Commons, 31 May 1643, FS, VI, p. 136

I

Нам нет нужды вдаваться в пререкания о том, думали ли об Англии как о “той самой” или “одной из” избранных наций. Этот вопрос кажется мне поставленным неверно. Англичане в исследуемый нами период в принципе не мыслили в понятиях национальных государств. Избранный народ евреи в течение большей части своей истории состояли из двух царств. Англия и Шотландия часто сравнивались с Израилем и Иудеей. Протестанты на континенте — в республиках ли Швейцарии или Нидерландов, в королевствах ли Дании и Швеции, или как группы меньшинств во Франции или Германии — были более чем политическими союзниками. Они были братьями, по отношению к которым следовало проявлять солидарность. Писавшие для англичан протестантские писатели выказывали тем самым Божие расположение к их стране. Это было не предъявлением исключительных требований по отношению к Англии, а скорее частью резких обличений англичан за то, что они не смогли выказать долженствующую благодарность за Божие расположение. Многие протестанты думали, что внутри недостаточно протестантской английской государственной церкви существуют некоторые избранные люди[1270].

Уиклиф был утренней звездой Реформации для Фоукса и его последователей, хотя последователи Уиклифа в течение долгого времени были гонимым меньшинством. Уиклиф породил Гуса, который в свою очередь породил Лютера. Бог дал откровение, по словам Милтона, “согласно своему обычаю, сначала своим англичанам”[1271]. Генрих VIII был первым значительным сувереном, который порвал с Римом по его собственным, не вполне теологическим причинам. Ранние протестантские пропагандисты уподобляли Генриха VIII и Эдуарда VI доброму царю Иосии, разбившему идолов. Когда при Марии последовали гонения, эпохальное сопротивление мучеников, шедшее преимущественно со стороны простого народа, создало незабываемую легенду. За восстановлением протестантизма при Елизавете последовали новые знаки божественного благоволения, как, например, поражение испанской Армады, неожиданно мирное вступление на престол Якова I в 1603 г. и союз протестантских корон, провал Порохового заговора. Ранняя сепаратистская “тайная церковь” Ричарда Фитца в 1567-8 гг. видела в Англии Израиль, к которому благоволил Бог[1272]. Идея, что Англия была одной из избранных наций, легко пришла к англичанам.

При Елизавете Англия была “осажденным островом”, укрепленным в исключительно неблагоприятных условиях перед лицом враждебной Европы и все же умудряющимся распространять благословение протестантизма на Шотландию и поддерживать голландских протестантов-мятежников и французских гугенотов против католических монархов. В начале XVII в. Англия казалась ведущей протестантской нацией, несмотря на неудачу Якова и Карла в поддержке братских церквей на континенте в Тридцатилетней войне и на узурпацию ведущей роли в протестантизме шведским королем Густавом Адольфом. Милтон в 1641 г. заверял Бога, что он знает: “Ты с нами”[1273]. Однако позднее он писал о вальденсах как о “Твоих избранных святых”, которые столь долго сохраняли веру. Это было основанием для того, чтобы прийти к ним на помощь, когда они терпели гонения. “Избранные святые” не были ограничены национальностью.

Подобным же образом дело обстояло в Новой Англии, которая все еще думала о себе как о части Англии. Отцы-пилигримы бежали от гнева, в котором они видели угрозу Англии за ее отступничество. Идея, что они создают образцовое общество для подражания другим, пришла уже позднее, подобно тому как революция 1640-х годов дала многим англичанам новое сознание особой роли Англии (или Англии и Шотландии) в мировой истории. Только провал благочестивой революции в Англии дал североамериканским колонистам новое чувство их особого статуса. В 1702 г. Коттон Мейзер говорил, что Бог “высматривает” Новую Англию, чтобы она стала Новым Иерусалимом[1274].

Так что не нужно тратить чернил для выяснения вопроса о том, кто первый подумал об Англии как о той самой (или одной из) избранной нации. Некоторые приписывали эту роль Джону Фоуксу, которого все читали; но Фоуке был по крайней мере столь же интернационалист, сколь и националист. Некоторые были за Томаса Брайтмана. Но его произведения нелегко было достать в Англии до 1640-х годов, когда размножились популяризации[1275]. Но к этому времени идея уже хорошо укоренилась. Был ли это Джозеф Мид, чьи милленарийские произведения тоже не были опубликованы в Англии до 1640 г.? Поиск литературных источников, как мне представляется, сбивает с толку. С тех пор, как Библия стала доступна на английском языке простым людям, они искали в ней света, освещающего события в их собственной стране. Англия должна следовать примеру еврейского народа при благочестивых правителях. Это не обязательно было связано с мыслью о том, что англичане являются тем самым избранным народом.

Когда в 1559 г. в примечании Джона Эйлмера было сказано: “Бог — англичанин”, он (или его печатник), может быть, утверждал (а может быть, и нет) исключительное родство. Англия была “Богом избранной нацией” для борьбы против антихриста в один определенный момент времени[1276]. Эйлмер не отрицал, что Бог мог быть шотландцем или голландцем. В 1579 г. трактат Джона Стабба “Открытие зияющей пропасти” признавал, что англичане — избранный народ, и утверждал, что брак Елизаветы с п|зинцем-папистом был бы похож на брак еврея с ханаанеянкой[1277]. Томас Картрайт в следующем году выражал благодарность за то, что Бог, “минуя многие другие нации... доверил нашей нации” Евангелие; великая ответственность, добавлял он, которую мы не заслужили. Джон Лили в том же самом году заявил, что “живой Бог — это только английский Бог”[1278]. Это, как и второй эпиграф к этой главе, было литературным изыском.

Елизаветинские пресвитериане доказывали, что завет благодати применим к личности и к общине. “Бог отдал себя нам”, — говорил Д^кон Филд английскому народу, не только избранным в его числе[1279]. “Господь заключает завет с тем народом, которому он дает печати [т. е. таинства] своего завета”, — заявлял Картрайт, — как “он делает с нашими собраниями в Англии”[1280]. “Бог положил свой завет милости в Англии”, — сказал Джордж Джиффорд в 1591 г., так как при Генрихе VIII “английская нация провозгласила Иисуса Христа и вся была запечатана печатью Завета”[1281]. Один проповедник может создать церковь; избранные внутри нации могут создать истинную национальную церковь[1282]. Это пресвитерианское положение было отвергнуто сепаратистами, и они действительно имели основания для отделения. Ричард Хукер критиковал пуритан за отождествление себя с “Богом избранным народом, народом Израиля”. Они думали, что “они сами, без сомнения, были Новым Иерусалимом” и что Бог будет творить для них чудеса[1283]. В Английской революции эти люди встали впереди.

Отсюда проистекает важность, которую благочестивые придавали принудительной морали для неверующих масс народа, если Бог не потеряет терпения с Англией. Провал этой политики в революционные десятилетия был провалом пресвитерианской и кромвелевской концепции коллективного завета нации с Богом. В Новой Англии было сделано то же самое допущение: с теми, кто уклонялся, — м-сс Хатчинсон, Сэмюэль Гортон и квакеры — быстро расправились[1284]. Это допущение оказало разрушительное воздействие на отношения с индейцами в конце XVII в.: если они отказывались покончить со своими традиционными культурными обычаями, чтобы принять стандарты английских поселенцев, их уклонение угрожало наказанием всей общине. Их следовало заставить свободно стать пуританами[1285].

В Ветхом Завете постоянно делается различие между израильской нацией и избранным народом внутри Израиля[1286]. В Англии также избранным народом стали те избранные, кому были особо открыты Божии цели: они должны взять на себя водительство, потому что они понимали кое-что из Божиих планов. Айзек Пенингтон ссылался на этот особый народ в 1650 г., когда говорил: “Израиль его первенец, кого он более не будет держать в оковах... Они его помазанники, кого не коснется его рука, но будет укорять королей и парламенты, армии и советы ради них, говоря: не трогайте моих помазанников и не наносите вреда моим пророкам... Никакая сила, никакой совет не смогут одолеть их”[1287].

Принадлежавшая к милленариям Мэри Кэри в 1651 г. заявляла, что Англия “намного превосходит в славе и счастии все другие нации из-за своих многочисленных драгоценных святых, которые в ней имеются”. Она цитировала проповедь Томаса Гудвина по случаю поста, прочитанную в феврале 1645 г.[1288] Обадия Седжвик заявлял, что “нет народа, для которого [Бог] сделал столь много, как для своей церкви; он не делал этого ни для какой нации”[1289]. “Бог по-особенному относится к Англии, — писал Эрайз Эванс в 1653 г., — даже несмотря на то, что антихрист в настоящее время насаждает там свои скрижали”. “Избранные не находятся нигде больше, кроме как здесь, в Англии”[1290]. В Шотландии люди также различали между “толпой, да, смешанным множеством, которое вышло из Египта” и “отколовшимися от колен, нацией, Божиим Израилем”[1291].

Джон Викарс гораздо раньше видел в Англии Израиль, охраняемый Богом против Порохового заговора[1292]. Уинстэнли в 1649 г. провозглашал Англию “страной, где Высочайший явил свою власть как тем, что низвергнул гордыню многих сердец человеческих... так и тем, что низвергнул тела тех, кто был горделивым угнетателям, а стал навозом в земле, бросая одну силу против другой, меняя времена и обычаи и тем самым испытывая искренность многих, которые открыто демонстрировали ему свою любовь”[1293]. В стихотворении Марвелла “Первая годовщина правления О. К.” Англии была гипотетически поручена роль избранного народа, который вводился в Тысячелетнее царство: “если это то самое время”, тогда Кромвель “должен быть тем самым человеком”. Но английский народ отверг тех, кто считал себя его избранными вождями, и избрал “капитана, чтобы вести их назад, в Египет”[1294].

В 1615 г., проповедуя перед лордом-мэром, олдерменами и шерифами лондонского Сити и комиссарами плантаций в Ирландии и Вирджинии, Томас Купер видел в английском народе избранный народ в несколько ином смысле. “Разве Бог не сохранил чудесным образом этот маленький остров, этот уголок мира, который в прежние века не был известен и не считался частью мира?” “Можете ли вы сослужить Богу лучшую службу, нежели приближая Его царство и разрушая ежедневно власть Сатаны”, продолжая “великую и славную работу обращения язычников” путем колонизации Ирландии и Вирджинии?[1295] Это была нота, которая часто звучала в будущем. В 1660 г. Джозеф Блэгрейв цитировал псалом 91/90 для доказательства мысли о том, что “богатства — это знаки Божией любви и благоволения к своему избранному народу”[1296]. В прокламации того же года Карл II самодовольно утверждал, что “путями и средствами не менее чудесными, чем те, посредством которых [Бог] до сих пор сохранял и восстанавливал свой избранный народ... Божественному Провидению было угодно... вернуть Нас и Наших добрых подданных друг другу”[1297]. Кларендон говорил Конвенту, что “Всемогущий Бог не стал бы тратить столько средств и сил на такое избавление, если бы не делал это ради церкви, весьма для него приемлемой” — аргумент о допущении Богом больших издержек, который был, должно быть, весьма приемлемым для его аудитории[1298]. Англичане являются избранным народом в поэме Драйдена “Annus Mirabilis”.

II

Альтернативным выражением к словам “избранный народ” было “особенный народ”. Оно встречается четыре раза в Дозволенной версии, но только раз в Женевской Библии — Послание к Титу (2.14). В других случаях Женевское прочтение таково: “Драгоценный для Него народ, превыше всех народов, существующих на земле” (Втор. 14.2), “драгоценный народ Ему” (Втор. 26:18) и “народ, отпущенный на свободу” (1 Петр. 2.9). В 1616 г. Джон Рольф, секретарь Вирджинской компании, приписал сэру Томасу Дейлу точку зрения, что англичане — “особый народ, отмеченный и избранный перстом Божиим”, чтобы владеть Северной Америкой[1299]. Но выражение это вскоре перестало быть эквивалентом “избранному народу” и ограничилось обозначением святыми себя самих. В 1659 г. Кристофер Фик убеждал “настоящих людей Пятого царства” “стать особым народом (или, как это было, нацией среди нации), ожидающим слова веления от вождя своего [т. е. от Бога], дабы исполнить отмщение против Вавилона”. Дело Христа будет “принято в глазах всех наций в должное время”[1300]. Квакеры и Баниан также употребляли это выражение. Оно обозначало группу, сознающую свое превосходство, но сознающую также, что она в меньшинстве[1301].

 

11. Заключившие Завет народы: Шотландия и Англия

Эти королевства [Англия и Шотландия] виновны во многих грехах и провокациях против Бога и его Сына Иисуса Христа, о чем слишком явно свидетельствуют наши настоящие беды и опасности, плоды их... Мы постараемся... добиться искоренения папизма, прелатства... суеверий, ереси, схизмы, невежества и всего остального, что будет найдено противным здравому учению и благочестию, иначе мы станем участниками грехов других людей и тем самым навлечем на себя опасность подвергнуться их бедам... Смиреннейше умоляем Господа... благословить наши желания и действия таким успехом, который сможет быть... поощрением христианским церквам, стонущим или подвергающимся опасности подпасть под иго антихристовой тирании, дабы объединиться в такую же или подобную ассоциацию и завет.

Священная Лига и Завет, принятые палатой общин 25 сентября 1643 г. Gardiner, Constitutional Documents of the Puritan Revolution, pp. 267-71

Невозможно, чтобы какая-нибудь нация По здравом размышлении дала обет Прикрепить свою веру к чужому рукаву,

Чтобы исповедовать то, во что она не может верить.

George Wither,

Prosopopoeia Britannica (1648), in Miscellaneous Works, IV (Spencer Soc., 1875), p. 68; cp. pp. 91-3

Содержанием Завета были свобода, мир и безопасность народа Англии, охватывающие все слои народа.

Gerrard Winstanley,

An Appeal to the House of Commons (1649), Sabine, p. 306

I

Идея завета является центральной в Ветхом Завете. Моисей призвал “весь Израиль” объединиться и сказал им: “Господь Бог наш заключил завет с нами на Хориве... не только с отцами нашими, но с нами, со всеми нами, живущими здесь сегодня”. Благополучие Израиля зависело от соблюдения этого завета (Втор. 5)[1302]. После потопа Бог заключил завет с Ноем и его потомками о том, что более таких наказаний не будет: радуга стала постоянным напоминанием об этом обетовании (Быт. 6.18, 9.8-17). Завет, который сделал евреев избранным народом, был заключен с Авраамом и определил территорию Израиля. Обрезание мужчин стало печатью этого завета (Быт. 15.18, 17.2-14). Это было подтверждено Исааку, Иакову и их потомкам, Моисею, который записал “слова завета, все десять заповедей”, и Давиду. Езекия ставил целью “заключить завет с Господом Богом, чтобы он отвратил от нас свой яростный гнев”. Женевское примечание добавляет, что “нет иного пути избежать [посланных Богом] бедствий, нежели покоряясь Его воле” (2 Пар. 29.10; ср. Неем. 9 и 10). Завет Асы, как отмечалось в женевском комментарии, был направлен специально против идолопоклонства (2 Пар. 15.2-12). Милтон усматривал здесь возможную тему для трагедии.

Иеремия дал то, что позднее казалось революционным поворотом к этой идее: он возвестил, что Бог заключит новый завет с домами Израиля и Иуды, вложив “закон Мой во внутренность их”. Тогда им не нужно будет учителей, “ибо все они будут знать Меня, от последнего из них до величайшего из них” (31.31-4; 32.40-42). Женевская Библия толковала это как провозвестие пришествия Христа; но в Англии XVI и XVII вв. это могло подкреплять и сепаратистов-сектантов, которые отвергали любых профессиональных церковнослужителей. Уильям Дьюсбери обратился к этому отрывку, когда томился в нортхэмптонской тюрьме в феврале 1655/6 г.[1303] Женевское примечание вкладывает довольно радикальные слова в уста Бога: “Я дам им веру и знание Бога за отпущение их грехов... так что это не будет казаться идущим от проповеди моих служителей, а скорее от наставлений Моего святого Духа”; “полное завершение этого относится к царству Христа, где мы все объединимся под одним главою” (Иер. 3.31-4 — курсив мой. Для выделенных курсивом слов нет подтверждения в тексте Библии — Прим. авт.).

Ап. Павел использовал пророчество Иеремии, чтобы доказать, что Новый завет Христа отменит Ветхий; при Новом завете законы будут вложены “в их души и в их сердца”; учителя больше не будут необходимы (Евр. 8.6-13). “Все вы сыны Божии по вере во Христа Иисуса... Нет уже ни Иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного, ни мужеска пола, ни женска; ибо вы все одно во Христе Иисусе”. “Если же вы Христовы, то вы семя Авраамово и по обетованию наследники” (Гал. 3, passim). Женевское примечание использует эту главу для того, чтобы пространно доказывать оправдание верой.

Ударение в Ветхом Завете делалось на избранном народе, на сынах Авраамовых. Новый Завет распространялся на язычников и включал женщин. В результате осуществление Нового Завета зависело от того, насколько его исполняли отдельные личности, а не от общинного устроения Ветхого Завета. Завет в этом смысле сводился к соглашению с Богом. Он предполагал определенный уровень рыночного развития. В Англии XVI и XVII вв. имелось нечто аналогичное, когда подчеркивалось преимущественное значение индивидуальной совести, а не обрядов. Жажда вернуться к старым путям общинного устроения могла стать благодатной почвой для народного папизма, которым так возмущались проповедники XVII в. и видели в нем знак того, что Бог оставляет свой избранный английский народ.

Радикальные протестанты в Англии предлагали заменить обрядовый строй церкви “дисциплиной”, которая обеспечивала духовное подчинение законам, которые подразумевал Завет. Из широко распространенной веры в то, что Англия предназначена наследовать евреям как избранному народу, можно было извлечь целый ряд заключений. Бог благоволил к своему народу в прошлом и будет делать это в будущем — при условии, если они останутся верными Завету. Если Бог, как кажется, отказывает в благоволении, следует найти причины этого и искупить вину[1304]. Картрайт при Елизавете утверждал, что “между Богом и Англией был заключен настоящий Завет, посредством коего в ответ на удаление продажного, папистского правительства, которое тогда существовало, Бог излил свои духовные милости в небывалом до сей поры изобилии”[1305]. Тесная взаимная поддержка шотландских и английских пресвитериан в 1570-х и 1580-х годах предвосхищает альянс конца 1630-х и 1640-х[1306].

“Дисциплина”, хотя и выглядит как теократическая тирания, содержит в себе демократические возможности, как сознавал это Яков I. Социальное положение ничего не значит в конгрегации, и авторитет кирки выше даже авторитета “глупого вассала Бога” — короля. Кальвинистская теория мятежа, возглавляемого магистратами, подразумевает, что низшие магистраты могут представлять “народ”, выступая против короля[1307]. “В пуританском отношении к благочестивой общине имелись религиозные допущения и политические отношения, которые предрасполагали пуритан (не только пресвитериан) к популистским теориям власти и сопутствующему подчеркиванию роли активного согласия в практике правления”[1308]. Еще более радикальная концепция внутреннего света подразумевает, что Бог находится внутри каждого верующего: он более не является далеким феодальным лордом или нанимателем, с которым заключается контракт.

II

Заветы играли большую роль в шотландской истории, нежели в английской. Формирование отрядов для достижения социальных или политических целей было старым шотландским обычаем. В декабре 1557 г. группа знати и джентльменов сформировала отряд, известный как Лорды конгрегации. Подписавшиеся обязались защищать Евангелие Христа и его конгрегации против Сатаны и антихриста[1309]. В 1559 г. было создано много подобных отрядов, которые обязывались объединяться и защищать друг друга[1310]. Кирка и протестантская нация сплотились в завете. Провозглашенной целью было иметь истинное служение в проповеди и таинствах, подавить суеверия, тиранию и идолопоклонство (заметим эти три компонента, которые так часто объединялись позднее) и гарантировать “свободу нашей родной страны, дабы оставаться свободными от оков и тирании [французских] чужеземцев”[1311]. Нокс заявлял о продолжении завета для Шотландии с Израилем — от Авраама — Моисея — Давида — к Христу[1312]. По мере развития событий происходила значительная радикализация. “Кто осмелится заставить замолчать Дух Божий, который не станет подчиняться аппетитам зловредных князей?” Так писал королеве Марии и ее мужу лорд Джеймс Стюарт, позднее граф Морей, ссылаясь на “нас, ваших бедных подданных, избранный Богом народ”[1313]. В 1581 г. так называемый Королевский завет объединенных протестантов против конфедерации католической знати снова полагался на иностранную помощь, на этот раз из Испании.

Шотландские заветы были почти уникальными в истории европейской Реформации в том смысле, что они объединяли аристократию с простым народом против чужеземного и католического правления. Нечто подобное существовало де факто в Нидерландах, где часть аристократов заключила союз с простым народом против другого чужеземного правления, правления Испании; но это никогда не принимало формы завета, объединяющего весь народ. Завет дал шотландской реформации и шотландской пресвитерианской кирке более прочную и более неоспоримую народную базу, нежели та, которую когда-либо имела англиканская церковь.

Проекты союза Англии и Шотландии при Эдуарде VI были расстроены французским влиянием, и попытки Сомерсета навязать союз путем войны привели к обратным результатам. При правлении Марии Стюарт, королевы Шотландской, протестанты в Шотландии были проанглийской и антифранцузской партией. Шотландская реформация расправилась с папизмом более основательно, чем в Англии, и помогла установить дружественные отношения со старым английским врагом, который становился потенциальным лидером европейского протестантизма. Когда вступление Якова VI на английский трон в 1603 г. снова поставило вопрос о союзе двух наций, библейские аргументы стали играть существенную роль. Англия и Шотландия изображались как Иуда и Израиль, первоначально один народ, разделенный идолопоклонством[1314]. Через Иезекииля (37.22) Господь обещал “сделать их одним народом” “на этой земле”, “и один царь будет царем у всех их, и не будут более двумя народами, и уже не будут вперед разделяться на два царства”[1315]. Трактат Роберта Понта, епископа Гэллоуэя, “Об объединении Британии” “пытался сделать для Британии то, что ‘Книга мучеников’ Фоукса сделала для елизаветинской Англии: внушить населению, что они образуют избранную нацию, предназначенную для великих дел и спасения”, с миссией восстановить религиозную чистоту и единство христианского мира[1316].

Вступление Якова на английский престол приветствовалось как победа над идолопоклонством, гарантия религиозного, а также политического единства[1317]. Это было отчасти внутренней шотландской политикой, так как с конца XVI в. главная угроза кирке, казалось, шла от шотландских суверенов. Завет, датируемый 1580-81, 1590, 1596 гг., был символом народного национального единства против этой угрозы. Национальный Завет 1637-8 г. возобновлял союз аристократии, кирки и народа против монархии и нововведений в религии. Он дал новую жизнь идее, что Шотландия является избранной нацией, новым Израилем. Арчибальд Джонстон оф Уористон в 1638 г. считал, что в текстах псалмов 88/87 и 106/105, как и в пророчестве Неемии (9) обнаруживается “очень близкое сходство между Израилем и этой церковью, единственными двумя избранными Господними нациями”[1318]. “Теперь, о Шотландия, благодаря Богу твое имя есть в Библии” как наследника Израиля: так писал Сэмюэль Резерфорд[1319].

Шотландцы были более сознательны в отношении своих национальных и международных обязательств, чем англичане. В “Ремонстрации вельмож, баронов, горожан, священнослужителей и общин в королевстве Шотландии” (1639) заявлялось, что “насколько мы можем прозреть Божий промысел в наших теперешних делах, мы склоняемся к мысли, что Господь начинает на земле великое дело”. Так что шотландцы были вполне серьезны относительно их Лиги и Завета с Англией, последнее предложение которой приглашало другие христианские церкви “воссоединиться в такой же или подобной ассоциации и завете”. Роберт Бэйли в 1641 г., генерал Лесли в 1643 г. — оба предрекали англошотландский крестовый поход на Европу. Англичане, с точки зрения шотландцев, не только предали Завет со своими братьями в Шотландии, но также отступились от своих обязательств перед европейским протестантизмом[1320].

Милтон отметил ремарку Роджера Эшама в трактате “Toxophilus, школа стрельбы” (1545), что “нашей Лиге и союзу с шотландцами, вещи самой выгодной и естественной”, “всегда старался препятствовать папа”[1321]. В 1641 г., когда его чувства к шотландцам были самыми теплыми, Милтон писал, что “Британский Бог... всегда держал этот остров под особым снисходительным взором своего Промысла”[1322]. Бог, вторил Джон Дьюри в проповеди по случаю поста в 1645 г., “более заинтересован в вас [Англии] и в Шотландии, чем в любой другой нации”[1323]. Таким образом, когда Конрад Расселл говорит, что ковенантеры (сторонники Завета. — Прим. перев.) видели “в попытке Карла I в 1639 г. силой навязать свою религию Шотландии” нарушение их национальной независимости[1324], он прав; но тут имеется и международный аспект.

Роберт Понт подчеркивал, что союз между Англией и Шотландией даст добавочные преимущества, принеся благовоспитанность “диким ирландцам под властью Англии”, жителям горной Шотландии, “которые в большей своей части враждебны земледелию и проводят свои дни в охоте и праздности на манер диких зверей”, а также ворам и убийцам на англо-шотландской границе. Мы отметили связь “благовоспитанности” с протестантским христианством в главе 5[1325].

III

Заветы не были частью английской политической традиции, пока первый из них не был принят парламентом в июне 1643 г., в то время, когда судьба не баловала его военными удачами. Те, кто принял этот Завет, обязались защищать парламент против “папистов, развязавших открытую войну против парламента”[1326]. Может быть, не будет слишком циничным связать этот Завет — самую искреннюю форму лести — с парламентскими переговорами, проводившимися позднее в том же месяце, о союзе с шотландцами против короля; и с фактом, что в тот же самый день, когда завет был принят, парламент согласился на встречу с Ассамблеей богословов; в тот же день, когда парламент согласился послать делегацию в Шотландию, шотландцев попросили прислать священнослужителей для участия в этой Ассамблее.

Для шотландцев было вполне естественно, что Англия, тоже претендовавшая на то, чтобы быть избранной нацией, желает полностью объединится с Шотландией в религии. Идея быть Божиим избранным народом возникла в Англии, как и в Шотландии, как следствие оппозиции к монархии и правительству. Но претензии Англии не были связаны с государственной церковью; сторонники Лода, которые управляли англиканской церковью, тогда считались слугами антихриста. Одной из важнейших причин оппозиции правлению Лода была его попытка установить господство над джентри и подчинить местное управление антихристовой иерархии. Таким образом, существовала яростная враждебность клерикальному господству в любой форме. Члены английского парламента не имели намерения реформировать Англиканскую церковь путем установления шотландского пресвитерианства; даже так называемые пресвитериане ставили на этом черту. Англичане нуждались в политическом союзе, потому что нуждались в шотландской армии; они не хотели, как ожидали шотландцы, реформ по примеру “лучшей из реформированных церквей”, которой для шотландцев была их кирка. Сэр Генри Вэн играл библейскими терминами, настаивая на соединении “согласно Слову Божию и” по “примеру лучшей из реформированных церквей”. Шотландцы вряд ли могли возражать, так как они знали, что Шотландия обладала самой лучшей реформированной в библейском духе церковью. Двойственность фразы предоставляла англичанам свободу усыновить “хромое эрастианское пресвитерианство”. Не в первый раз обращение к Библии не смогло привести к единодушию, которое хотя бы одна из сторон считала неизбежным. Оно было если не мечом для разделения, то щитом для прикрытия — или фиговым листком. И все же в 1650 г. генерал Фэрфакс предпочел уйти в отставку, чем командовать английской армией, которая собиралась вторгнуться в Шотландию. Оборонительная война против шотландского вторжения в 1648 г. — это одно дело; но Фэрфакс не мог согласиться с агрессией против “наших братьев в Шотлавдии, с которыми мы объединились в Священную Лигу и Завет”[1327].

IV

Изменения в договорном праве в XVI и начале XVII в. дали англичанам свободу регулировать свои деловые начинания согласно их собственным желаниям. Отношение к библейскому завету отражает этот новый подход. Завет был соглашением между равными, который устанавливал права для обеих сторон. Таким образом, чтобы заключить договор со своим народом, своею церковью, своей избранной нацией, Бог должен был поставить их в равное положение с собою: обе стороны принимали на себя обязательства. Бог, конечно, сохранял авторитарную власть всемогущества, но милостиво обещал не употреблять ее. Это был шаг к рационалистической теологии[1328]. Имелись последствия и для политической теории. Если Бог соглашался править как конституционный монарх, ограниченный своими собственными законами, почему бы и королю Англии не сделать того же?[1329] Аргумент Роберта Сэндерсона, что Священная Лига и Завет незаконны, потому что они противоречат клятве верности, игнорирует это равенство заключающих договор сторон. Он апеллировал к феодальным идеям во все более капитализировавшемся обществе[1330].

Но многие сторонники парламента тем не менее нуждались в уговорах для того, чтобы принять Священную Лигу и Завет, которые передавали законодательную власть короля — королю в парламенте. Интересное свидетельство тому содержится в проповеди, прочитанной Джоном Шоу в Йоркском соборе 20 сентября 1644 г., когда Фэрфакс и другие приняли Завет сразу после победы парламента при Марстон Муре. Текстом его был отрывок из 2-й книги Паралипоменон (15.12): “И вступили в завет, чтобы взыскать Господа, Бога отцов своих, от всего сердца своего и от всей души своей”. Шоу не цитировал следующий стих, который говорил: “А всякий, кто не станет искать Господа, Бога Израилева, должен умереть, малый он или большой, мужчина ли или женщина”. Вместо этого он доказывал, что Завет был способом отвратить гнев Божий от страны, и цитировал 2 Пар. 29.10: “Законная власть короля — в его судах... Насколько больше тогда законная власть короля в его высочайшем суде парламента?.. Завет имеет авторитет законной власти короля... хотя он может требовать его личного приказа”. Чтобы утвердиться на обоих путях, он цитировал также Неем. 9 и 10, где говорилось о том, что народ заключил завет без царя[1331]. Шутка Бенлоу, что Завет содержал 666 слов, могла быть обращена к антишотландски настроенным членам парламента, а также к роялистам[1332].

После провала пресвитерианского движения в правление Елизаветы единственными заветами, которые имели значение для активных английских пуритан, были церковные заветы; в результате, если не в намерении, такие заветы исключали национальную церковь до тех пор, пока все Божии дети не станут святыми. Уизер излагал 68/69 псалом как молитву, “чтобы те, кто еще за чертою, могли быть приняты в завет”. Неблагочестивые были вне завета^ пока Бог не принял их в “Его конгрегацию, Его церковь”[1333]. Церковные заветы, казалось, уживались лучше всего с кальвинистской теологией: избранные должны быть отделены от остального человечества, как был отделен еврейский народ. “Но вы — род избранный, царственное священство, народ святый, люди, отпущенные на свободу” (1 Петр. 2.9). Церковные заветы чтились эмигрантскими конгрегациями в Нидерландах в 1620-х и 1630-х годах[1334]. Арминианин Джон Гудвин думал, что завет благодати был заключен со всем человечеством; он искал путей “восстановить власть искупления от посягательств кальвинистской веры в предопределение”[1335].

Таким образом, когда Священная Лига и Завет с Шотландией были подписаны в сентябре/октябре 1643 г., неудивительно, что возникли недоразумения как относительно готовности Англии ввести у себя пресвитерианскую систему, так и относительно ее международных обязательств по этому Завету[1336]. "Девятнадцать предложений" в июне 1642 г. требовали союза с Нидерландами и другими протестантскими государствами “против всех замыслов папы и его приближенных” и восстановления Палатината[1337]. Это, вероятно, имело целью разлучить Карла с его союзникамипапистами, а не позитивную политику. Однако шотландцы имели в виду дело.

V

В сентябре и октябре 1643 г. две проповеди по случаю поста отметили Священную Лигу и Завет. Их произнесли Томас Коулмен и Джозеф Кэрил (FS, VIII, pp. 221-311). Завет “отделит драгоценных от низких”, заявлял Кэрил (р. 259), цитируя Иезекииля (20.37). Он принимал без доказательств шотландское толкование Завета, т. е. что он обязывал Англию ввести пресвитерианскую систему правления, несмотря на сочиненную Вэном лукавую формулировку, которая оставляла Англии свободный выбор. Но растущая тревога относительно роста сепаратизма с 1644 г. снова и снова приводила консервативных проповедников к тому, чтобы подчеркивать обязательства Англии, налагаемые на нее Заветом, что со временем стало звучать как обвинительный приговор.

Шотландец Александр Хендерсон поднял тревогу 18 июля 1644 г. Проповедуя на текст Матфея 14.21 (о неудаче Петра, когда он пытался ходить по водам), Хендерсон жаловался на секты, которые раскалывают английскую церковь (FS, XI, pp. 315-16). Герберт Палмер и Томас Хилл последовали его примеру в августе. Палмер проповедовал на псалом 99/98(8), нападая среди прочих на Милтона, цитируя Иезекииля, а также Послание к Фессалоникийцам и Притчи (FS, XII, особ. pp. 102-10); Хилл проповедовал на текст Аггея 1.7-8, осуждая трактат Роджера Уильямса “Кровавый принцип” (FS, XII, особ. pp. 123, 160). Мэтью Ньюкомен 12 сентября призывал к дисциплине. Ассамблея богословов и реформация в пренебрежении: “Люди сами хотят обратно в Египет”. Для специального рассмотрения он взял “Соболезнующего самаритянина” Уолвина. Пресвитерианская система, думал он, была единственной альтернативой тому, чтобы предоставить каждому “свободу выбора своей собственной религии... мнение более зловредное и разрушительное как для душ людей, так и для государства” (FS, XII, pp. 302-7, 311-17). Стивен Маршалл присоединился к этому хору 26 марта 1645 г. Проповедуя на текст псалма 102/101(16-17), он сообщил лордам, что они не хозяева церкви, а ее слуги (FS, XVI, pp. 195-6, цитируя Евр. 3.1).

30 июля того же года шотландец Роберт Бэйли, также проповедуя перед палатой лордов, использовал текст из Исайи (63.17), чтобы обрушиться на секты (FS, XVIII, pp. 14-16). Корнелиус Бёрджес и Фрэнсис Тейлор последовали за ним в октябре. Бёрджес подчеркивал “необходимость соглашения с Богом”, цитируя Амоса: “Пойдут ли двое вместе, не сговорившись между собою?” (Амос 3.3); “Божий Завет” Тейлора опирался на псалом 74/73(20). Оба настаивали, что Англия была обязана, согласно Завету, установить пресвитерианскую дисциплинарную систему, и выступали против терпимости (FS, XIX, pp. 218-41, 247-75). Томас Кейс 19 февраля 1645/6 г. почти в истерическом тоне обличал “апостасию”: “Этот святой Завет становится среди многих клеймом позора, почти что каиновой печатью” (FS, XXI, pp. 249-55). Язык Кейса свидетельствует о накале чувств по этому поводу. Шотландские священнослужители, указывает Тревор-Ропер, проповедовали перед общинами четыре постных дня подряд после своего прибытия в Англию. Они столь сурово проповедовали своим слушателям поневоле об их обязательствах ввести пресвитерианскую дисциплинарную систему, что ни одного шотландца больше не попросили еще раз прочесть проповедь общинам, с единственным исключением на праздник по случаю победы при Марстон Муре, где шотландская армия играла важную роль. Шотландцы, однако, проповедовали перед лордами[1338].

Изменение тона наметилось к концу 1645 г., когда ста<