О жизни на современных окраинах и статусе российской урбанистики.

https://indicator.ru/article/2017/02/08/eto-ne-getto/

Во-первых, ситуация в новых районах является хаотичной, у государства нет ви́дения городского развития, главной силой остается бизнес, который хочет построить побыстрее и продать подороже, переложив все инфраструктурные и социальные издержки на город. Во-вторых, бизнес заинтересован в сегрегации (вот элитные ЖК, а вот кварталы с самым дешевым жильем), что уже приводит к геттоизации новостроек. В-третьих, существует экспертное сообщество урбанистов, которое должно и уже работает с государством, убеждая чиновников как-то обуздывать эту вольницу. Правильные параметры городской среды (гетерогенность, многообразие) должны оцифровываться и реализоваться в конкретных программах.

Как известно, в СССР город состоял из микрорайонов, куда вселялись люди разных социальных статусов. Даже в «заводских» домах селились инженеры вперемешку с рабочими, а в домах академиков жили лаборанты и технические сотрудники институтов. Социальное смешение в советских городах было осознанной политикой. Далее, если во Франции, США, Великобритании благосостояние владельца можно легко определить по типу жилья, то у нас не так: врач, дворник и академик могут жить в одной девятиэтажке. Судя по публикациям географов, мобильность «старых» жителей кварталов до сих пор остается довольно низкой, жители старых московских районов, к которым я отношу все окраины внутри МКАД, не стремятся менять место проживания. Окраинные районы однотипны по своему жилью: одни и те же типовые пяти-девяти-шестнадцатиэтажки вы увидите и на севере, и на востоке, и на западе Москвы. Поэтому мой первый тезис состоит в том, что внутри «колец» российских городов социально смешанная структура районов не поменялась. Более того, новые районы, я думаю, тоже не являются однородными. Есть прекрасная книжка социолога Лоика Вакана «Городские маргиналы», где он опровергает тезис другого социолога, Дидье Лапейронни, который использовал понятие «гетто» для французских социальных кварталов. По словам Вакана, мы начинаем применять понятие «гетто» к тем местам, которые не имеют социально-демографических характеристик, которые характеризуют эти кварталы в Америке. Гетто в современном понимании — это кварталы в промышленных городах севера США: Чикаго, Детройт, Балтимор, Филадельфия. В эти города в середине ХХ века переезжали с Юга рабочие-афроамериканцы, а политика муниципалитетов была нацелена на их изоляцию в отдельных районах. Почему нельзя ставить знак равенства между чикагским «черным гетто», французскими banlieue (пригородами) и нашими окраинными кварталами, даже новыми? Во-первых, у всех этих районов разные социально-демографические характеристики. В чикагском гетто преобладают либо очень молодые, либо очень старые жители, остальные оттуда старались вырваться любой ценой. Во-вторых, безработица до 45%, во французских пригородах она меньше, в наших пригородах этот показатель все же не является одной из основных характеристик проживающих людей. В-третьих, этнические характеристики, сегрегация по внешнему виду («черных» в американских городах, людей арабского и африканского происхождения во французских пригородах), чего в России нет. Можно сколько угодно жаловаться, что понаехали киргизы, таджики, азербайджанцы, но в наших пригородах мы не можем говорить о преобладании иноэтничного населения... Пример жизни гетто описан в статье Лоика Вакана «Социальная логика бокса в черном Чикаго». Это очень важная характеристика гетто – депрессивность, эмоциональное состояние района.

Современная урбанистическая теория не имеет позитивного образа будущего, которое мы сознательно строим. Напротив, она отталкивается от противоположного: мы не знаем, куда мы идем, но мы точно знаем, где мы не хотим оказаться. Здесь возникает гетто: это дистопический образ, ужас будущего, которого мы хотим избежать.

Понятие глобального города (Саския Сассен) опирается на идею глобальной экономики, структуру которой она понимает как огораживание в мировом масштабе, по аналогией с Англией XVI-XVIII веков: богатые выгоняют бедных и перекрывают изгородями публичное пространство.

Стартовые условия выходцев из разных регионов России неравны, и мы наблюдаем социально-экономическую сегрегацию между городами столичными и остальными, которая и усиливается на уровне страны.

Урбанист уверен, что смешение хорошо для городской среды, но кто может говорить за всю среду целиком? «Народу», которому предлагается смешиваться и полюбить разнообразие, такая программа вряд ли близка, демократическим путем ее не реализуешь.

«Фактически мы проектируем гетто»: социолог о современном урбанизме.

Основы экономики помогают понять, чего действительно добивается правительство, вводя акциз на спиртосодержащую продукцию. И что предпочтительнее сделать, чтобы, если уж не победить алкоголизм в России, то хотя бы спасти жизни.

http://www.inliberty.ru/blog/2463-Ubiystvennyy-akciz

Трагедии и катастрофы – «законный» повод для проявления административного куража. Запретить, усилить, ужесточить – такие приказы раздал правительству Путин 21 декабря, после иркутской трагедии с боярышником. Сильнее всего пострадают не творцы полулегальных алкогольных суррогатов – фанфуриков (это пузырьки с спиртосодержащими жидкостями), а вполне легальные производители парфюмерии и бытовой химии, содержащей спирт.

Новые запреты проблемы отравления спиртосодержащими жидкостями не решают. Ведь их употребление вызвано тем, что государство слишком много зарабатывает на потреблении алкоголя, делая его чересчур дорогим. Чтобы люди перестали пить антифриз и средства для ванн, нужно значительно снизить цену на водку. Это полностью во власти государства. Ведь его доля в цене самой дешевой водки – ½. Сейчас же действия правительства дадут противоположный эффект — приближение цены заменителей водки к «водочному» уровню. Проблем бедняков это не решит, им придется пить что-то еще более жуткое.

Официальное производство водки за последние годы сократилось: доходы у населения упали, а водочный акциз высок. В 2015 году на среднестатистического россиянина приходилось 11,8 литра в год в пересчете на спирт, а пятью годами раньше – 18 литров. Пить стали меньше официальной водки и намного больше – лосьонов, духов, туалетной воды и т. д. Их производство в 2014 году выросло почти вдвое, в 2015-м – еще вдвое и сейчас почти вчетверо превышает уровень 2011–2013 годов, подсчитал РБК, проанализировавший и структуру этого рынка. Водка слишком дорога, поэтому спиртосодержащие жидкости на подъеме.

России нужна «социальная водка». Доступный по цене напиток (до 100 рублей: себестоимость + НДС, небольшая прибыль и выплаты сетям) резко снизит популярность спиртосодержащих жидкостей. Это социальный проект – спасение от смерти тех, кому выпить надо, а денег нет. Чтобы получить дешевую водку, достаточно обнулить акциз на напиток самой дешевой категории. Продаешь дешевле 100 рублей за пол-литра – акциз возвращается. Эквивалент «социальной водки» в Европе – вино по 4–5 евро, в Германии – водка «Корн» по 5 евро, в США есть вино и водка по $3–4 (в расчете на пол-литра). Аналогичная политика у Испании, Италии и Франции – там алкогольные акцизы низки либо отсутствуют (обратный пример – Британия). Государство потеряет какие-то деньги, но сохранит жизни. Конечно, при снижении цены алкоголя вероятен некоторый рост его потребления. Но опыт северных стран показывает, что происходит не столько рост, сколько замещение потребления. Так будет и в нашем случае. И это правильно: лучше выпить литр хорошей водки, чем 500 мл фанфуриков.

Проблема нормы.

См. http://www.inliberty.ru/blog/2571-Zombivospitatel:

Я начну со своей любимой истории. В американском штате Массачусетс есть остров Мартас-Винъярд. В XVIII веке на острове располагался город Чилмарк, у которого не было собственного порта. Именно в этот городок из Британии переселился глухой мужчина. У него было двое сыновей, которые также были полностью лишены слуха. Постепенно количество глухих людей там увеличивалось. Уже в XIXвеке на всем острове один глухой приходился на 25 американцев. Для сравнения: в остальной стране пропорция составляла один глухой на 5 тысяч слышащих американцев. Глухие говорили на языке жестов. Историк Нора Грос написала книгу про слабослышащих жителей Мартас-Винъярда. В ней она рассказала, что жизнь этих людей сложилась так, как живут люди на приграничных территориях, владеющие двумя языками (французским и немецким или грузинским и чеченским). На Мартас-Винъярде люди разговаривали одновременно на английском и на языке жестов – сайне. То есть люди, которые могли слышать, тоже с детства заучивали язык глухих. Грос выяснила, что глухие не подвергались никакой дискриминации. Например, у них был такой же уровень дохода, как и у слышащих, или даже выше. Они нередко занимали должности в администрации, то есть были интегрированы в общество.

Самые ужасные времена для ментальной инвалидности наступают с открытием замка Хартхайм в Австрии. В нач. XIX в. владельцы подарили его государству. Там был организован Idiots Institute, то есть дом призрения для душевнобольных. Уже в 1939 году этот замок занимают нацисты – там открывается один из центров эвтаназии. Сначала в газовых камерах убивают людей, которые живут в Хартхайме, затем всех душевнобольных, которые есть в округе, свозят в Хартхайм. Потом из близлежащих лагерей Маутхаузен и Равенсбрюк в замок привозят душевнобольных или людей, которых так определяют, а именно геев, лесбиянок, свидетелей Иеговы... За три года в замке Хартхайм погибает 30 тыс. человек. Никогда зомби нормальности не был так силен и так прожорлив, как в те времена; никогда норма не была такой узкой, и никогда так много людей в нее не попадали и так сильно от нее не страдали. Все самые важные декларации прав человека принимаются после Второй мировой войны. Практически во всех этих документах в первой строчке звучит словосочетание «человеческое достоинство». Понятно, что сам концепт достоинства появляется не в этот момент. Но никогда в истории современного мира эта идея не звучала так громко и на ней не было основано так много таких важных решений, как в это время. Люди договариваются, что достоинство есть по умолчанию у каждого человека. Не существует никаких условий, при которых у тебя нет этого достоинства. Становится сложно запихивать кого-то внутрь нормы, если мы уже договорились, что это достоинство есть у всех.

Меняются и возможности медицины. Например, появляются кохлеарные импланты. Это выглядит как слуховой аппарат с маленьким кружочком, который присоединяется к голове; он стимулирует слуховой нерв – человек обретает слух. Эти импланты начинают устанавливать маленьким детям. В интернете есть ролик, где дети с их помощью впервые слышат мамин голос. Это очень трогательно. Я разместила этот ролик у себя в Facebook. В комментарии пришли две мамы, у которых дети от рождения глухие. Они сказали мне: «Вам точно кажется, что этому нужно радоваться? Запостили ли бы Вы точно такой же ролик, в котором показывают, как леворуких детей переучили на правшей и они счастливо пишут правой рукой?» Среди сообщества глухих людей существует убеждение, что кохлеарные импланты равны геноциду. Представьте, что мы сможем вернуть слух абсолютно любому человеку, который этого захочет. Не кажется ли вам, что это похоже на вымирание вида? Глухих людей не останется в принципе. Не будет больше культуры глухих, сообщества со своими правилами, со своей жизнью. Вспомните остров Мартас-Винъярд. Такого феномена больше не случится просто потому, что мы считаем, что есть такая норма – нормально слышать. Это удобнее. И когда мы говорим о норме, это показательный случай.

Вот другая история. Сейчас существуют перинатальные тесты, которые диагностируют у плода синдром Дауна. Они относительно доступны и во многих странах входят в программу обязательного медицинского страхования. Любая женщина со страховкой может узнать, будет ли у ее ребенка синдром Дауна. Целая компания родителей таких детей выходила на митинг в Лондоне. Их слоганом стало «Don’ttestusout», – «Не „вытестируйте“ нас совсем». Количество женщин, которые прерывает беременность, узнав, что у них будет ребенок с синдромом Дауна, достигает почти 90%. Женщины, которые вышли на митинг вместе со своими детьми, говорили о том же, о чем говорили люди с глухотой: «Уверены ли вы, что вы хотите жить в мире, где у всех определенное количество хромосом, где все похожи друг на друга, где у всех определенные строение лица, черепа, улыбка и IQ? Уверены ли вы, что вот эта огромная группа людей, которая делает наш мир разнообразным, должна быть истреблена таким образом?». Нужно поговорить и о концепции социальной модели инвалидности. Она появляется в 80-х гг. в Великобритании. До этого момента господствовала «медицинская модель», которая знала здорового человека и инвалида. Что можно сделать с инвалидом? Починить, подлатать, но если не получилось, то куда-нибудь отложить, чтобы не очень было заметно. Ничего не попишешь: кто-то больной, кто-то здоровый. На смену этой концепции приходит социальная модель инвалидности, которая говорит, что с человеком все в порядке, даже если у него нет ноги, глаза или ума. Просто его окружение под него не подстроено. Поэтому давайте сделаем ему пандус, придумаем такую образовательную программу, благодаря которой он сможет учиться, дадим ему такие приспособления и условия, чтобы он никак не отличался. На социальной модели инвалидности держатся все современные теории инклюзии. Это, конечно, тоже имеет отношение к норме. Давайте мы подремонтируем человека, чтобы он влезал в этот коридорчик нормы? Нет, давайте сделаем так, чтобы эта норма могла бесконечно расширяться и чтобы в нее все смогли вместиться.

См. Учёба.live – видеоархив трансляций – Логотип Ucheba.live (http://ucheba.live/archive).

См. Канал youtube InLiberty.

См. http://www.inliberty.ru/library.

См. http://www.inliberty.ru/blog/2565-Kapitalizm-kotorogo-ne-bylo:

То, что происходит со сносом московских домов и правами номинальных собственников квартир, – яркий пример того, что права собственности в этой сфере по-прежнему фактически отсутствуют. Исход, возможно, еще не предрешен, но практика российских властей последнего времени и политическая ситуация в стране в целом позволяют предположить, что номинальная собственность на квартиры все-таки будет реквизирована по вполне грабительской цене, и это станет свидетельством того, что никакой собственности на самом деле и не существовало. Существовали предоставленные публичной властью условные частичные полномочия и рынок таких полномочий – но это был просто рынок, а не капиталистический рынок.

Читать онлайн «Дорога к свободе. Беседы с Кахой Бендукидзе» (www.rulit.me/.../doroga-k-svobode-besedy-s-kahoj-bendukidze-re...):

Я спросил однажды одного бизнесмена из вашей (российской) первой десятки, зачем ему еще деньги. Он ответил так: «Понимаешь, я же больше ничего не умею. Я умею только зарабатывать деньги». Уровни жизни человека, у которого 3 миллиарда долларов и 6 миллиардов, никак не отличаются. Человек 82 лет, потерявший два миллиарда из пяти, наверное, сильно переживает, но это не означает ничего для его конкретного потребления. После какого-то уровня деньги начинают играть роль фантиков.