Разделение Прародителей мира: принцип противоположностей

 

 

Первоисточником, от которого зародились все вещи, боги и люди, считались Ранги и Папа, небо и земля. Эти двое, все еще слитые, пока еще не разъединенные, пребывали во тьме; и дети, рожденные ими, постоянно думали, в чем же разница между светом и тьмой. Они знали, что существа множились и число их росло, но все же свет никогда не проливался на них, вечно длилась тьма. Вот что говорит об этом древняя каракия: "Тьма была с первого отрезка времени по десятый, по сотый, по тысячный", — то есть очень долго; и каждый из этих отрезков времени считался существом, и каждое называлось По, и именно из-за них существа, которые тогда жили, не знали пока еще яркого мира света, а лишь тьму.

Наконец изнуренные гнетом тьмы существа, порожденные Ранги и Папа, посоветовались меж собою и сказали: "Давайте решим, что нам делать с Ранги и Папа; что будет лучше — их убить или разъединить?" Тогда сказал Туматауенга, самый свирепый из сыновей Ранги и Папа: "Хорошо, давайте убьем их".

Потом молвил Тане-махута, отец лесов, всего того, что населяет леса, и того, что построено из дерева: "Нет, не так. Лучше разъединить их и позволить Ранги стоять над нами, а Папа лежать под нашими ногами. Пусть Ранги станет для нас как чужой, а земля останется близкой нам, как кормящая мать".

Братья согласились на это предложение, за исключением Тавхириматеа, отца ветров и бурь; и он, опасаясь, что его царство будет уничтожено, горевал при мысли, что родители будут разъединены.

В древней каракии есть и такие высказывания: "О По, о По, свет, свет, поиски, искания, в хаосе, в хаосе", — они описывают, как потомки Ранга и Папа искали, как поступить со своими родителями, чтобы люди могли множиться и жить. А выражение: "Множество, продолжительность", - означает множество их мыслей и продолжительность времени их размышлений...

Когда они согласовали свои планы, поднялся Ронго-ма-Тане, бог и отец выращиваемой пищи, чтобы разъединить Ранги и Папа; он боролся, но не разъединил их. Затем поднялся Тангароа, бог рыб и гадов, чтобы разъединить Ранги и Папа; он также боролся, но не разъединил их. Следующим поднялся лаумиа-тики-тики, бог и отец пищи, которую не выращивают, и он боролся, абсолютно безрезультатно. Затем поднялся и боролся Ту-матауенга, бог и отец свирепых созданий, но и он боролся тщетно, затем наконец поднялся и боролся со своими родителями Тане-махута, бог и отец лесов, птиц и насекомых: тщетно всею силою рук своих пытался он разъединить их. Он остановился; он прочно уперся головой в свою мать Папа, землю, а свои ноги он поднял вверх, уперев их в отца своего Ранги, небо; он напряг спину и конечности в могучем усилии. Разъединились теперь Ранги и Папа, и с горестными упреками громко закричали: "За что вы убиваете родителей своих? Зачем свершать такое страшное преступление, убивать нас, разъединять нас, ваших родителей?" Но Тане-махута не останавливался; он не обращал внимания на их крики и стоны; далеко, далеко вниз под себя он оттеснил Папа, землю; далеко, далеко, вверх над собой он оттолкнул Ранги, небо. Поэтому в древности говорили: "Именно сильнейший толчок Тане оторвал небо от земли, так что они разъединились, и появилась тьма, и появился свет". ^[1]

 

Этот миф Маори о сотворении содержит все элементы той стадии в эволюции человеческого сознания, которая следует за стадией господства уробороса. Разделение Прародителей Мира, расщепление единства на противоположности, создание неба и земли, верха и низа, дня и ночи, света и тьмы — деяние, являющееся чудовищным преступлением и грехом — все моменты, которые по отдельности встречаются в большом количестве мифов, здесь слиты воедино. Фрезер пишет об этом разделении Прародителей Мира:

 

"То, что небо и земля первоначально были соединены вместе - широко распространенное убеждение примитивных народов; небо либо прямо лежало на земле, либо было немного приподнято над ней, и между ними не было достаточно места, чтобы люди могли ходить выпрямившись. Там, где такие верования господствуют, нынешнее возвышение неба над землей часто приписывается могуществу какого-нибудь бога или героя, который так толкнул небосвод, что тот взмыл вверх и с тех пор так там и остается". ^[2]

 

В другом месте Фрезер интерпретирует кастрацию первичного отца как разделение Прародителей Мира. В этом мы видим обращение к первоначальному уроборическому состоянию, когда небо и земля считались "двумя матерями".

 

Снова и снова мы возвращаемся к основному символу, свету, — центральному элементу мифов о сотворении. Этот свет, символ сознания и просвещения, является главным объектом космогонии всех народов. Соответственно, "в легендах о сотворении почти всех народов и религий процесс сотворения совпадает с приходом света". ^[3]

 

Как гласит текст Маори: "Свет, свет, поиски, искания, в хаосе, в хаосе".

 

Только в свете сознания человек может знать. И этот акт познания, сознательного различения, раскалывает мир на противоположности, ибо восприятие мира возможно только через противоположности. Мы еще раз должны подчеркнуть, что символизм мифов помогая нам понять соответствующие стадии развития человека, не является философией или абстрактной теорией. Точно также поднимаются из глубин психики и скрывают свое значение проницательному толкователю произведение искусства и сновидение, со всей своей многозначностью, хотя достаточно часто это значение не улавливает сам художник или видящий сон. Также и мифическая форма выражения — это наивная демонстрация психических процессов, идущих в человечестве, хотя само человечество может воспринимать и передавать миф как нечто совершенно иное. Мы знаем, что, по всей вероятности, формированию мифа всегда предшествует ритуал, то есть некая церемония или последовательность действий, и, несомненно, что это действие должно идти впереди знания — бессознательное свершение перед облеченным в слова содержанием. Поэтому наши формулировки являются абстрактными выводами — иначе мы не смогли бы даже надеяться охватить многообразие имеющегося у нас материала — а не утверждениями, которые примитивный человек мог бы сознательно высказать о самом себе. Пока мы не ознакомимся с основными образами, направляющими ход человеческого развития, мы не сможем понять те вариации и ответвления, которые окружают основной путь.

 

Сознание равно освобождению: вот девиз, начертанный над всеми усилиями человека освободиться от объятий первичного дракона уробороса. Как только Эго определяется как центр и упрочивается по полагающемуся ему праву как Эго-сознание, первоначальная ситуация неизбежно разрушается. Истинное значение этого самоотождествления пробуждающейся человеческой личности с Эго мы можем видеть только, когда вспомним противостоящее этому состояние participation mystique, которым управляет уроборическое бессознательное. Каким бы банальным оно ни показалось, логическое утверждение личности: "Я — это я" — фундаментальное утверждение сознания, в действительности является огромным достижением. Только этот акт, посредством которого Эго становится основой, а личность отождествляется с этим Эго — каким бы ошибочным это отождествление ни оказалось позднее - создает возможность появления самоориентирующегося сознания. В этой связи нам хотелось бы снова процитировать отрывок из Упанишад:

 

"Вначале [все] это было лишь Атманом в виде пуруши. Он оглянулся вокруг и не увидел никого кроме себя. И прежде всего он произнес: "Я есмь"... Он стал таким, как женщина и мужчина, соединенные в объятиях. Он разделил сам себя на две части. Тогда произошли супруг и супруга". ^[4]

 

Если, как мы видели раньше, существование в уроборосе было существованием в participation mystique, то это также означает, что пока еще не был развит какой-либо центр Эго, позволяющий установить связь мира с собой и себя с миром. Вместо этого человек был всем одновременно, и его способность изменяться была почти универсальной. Одновременно он был частью своей группы, "Красным Какаду", ^[5] и воплощенным духом рода.

 

Все, что внутри, было внешним, то есть все его идеи приходили к нему снаружи, как веления духа, колдуна, или "птицы-знахаря". Но также и все внешнее находилось внутри. Между преследуемым животным и волей охотника существовала магическая таинственная связь, точно так же, как между исцелением раны и оружием, нанесшим ее, так как рана ухудшалась, если оружие нагревали. Именно это отсутствие дифференциации и определяло слабость и беззащитность Эго, которые, в свою очередь, усиливали включенность в мир.

 

Таким образом, вначале все было двойным и имело двойное значение, как мы видели из уроборического смешения мужского и женского, плохого и хорошего. Жизнь в уроборосе означала одновременную глубинную связь с бессознательным и с природой, между которыми существовала подвижная среда, циркулирующая в человеке, подобно току жизни. Он был захвачен этим кругообращением, этим потоком, идущим от бессознательного к миру и из мира обратно к бессознательному, и приливно-отливное движение этого потока бросало его вперед и назад в переменном ритме жизни, к которой он был открыт, не осознавая этого.

 

Дифференциация Эго, разделение Прародителей Мира и расчленение первичного дракона освобождают мужчину как сына и открывают его свету, и только тогда он рождается как личность с устойчивым Эго.

 

В первоначальной картине мира человека целостность мира была нетронутой. Уроборос жил во всем. Все было полно смысла или, по крайней мере, могло стать таким. Этот мировой континуум стал распадаться на отдельные фрагменты жизни. Они выделились благодаря своей поразительной, чудесной изменчивости, и стали производить впечатление заряженных маной. Эта способность "впечатлять" являлась универсальной — то есть любая часть мира могла поразить, все было потенциально "священным" или, если говорить более точно, могло оказаться удивительным и потому наполненным маной.

 

Мир начинается только с приходом света (Рис.20), который устанавливает противоположность между небом и землей как основной символ всех противоположностей. До этого царит "безграничная тьма", как сказано в мифе Маори. С восходом солнца или — на языке Древнего Египта — с сотворением небосвода, отделяющего верхнее от нижнего, начинается день человечества, и вселенная со всем ее содержимым становится видимой.

 

По отношению к человеку и его Эго сотворение света и рождение солнца связаны с разделением Прародителей Мира и положительными и отрицательными последствиями этого для героя, разъединяющего их.

 

Однако существуют другие представления о сотворении как о не связанном с разделением Прародителей Мира космическом явлении, стадии в эволюции самого мира. Но даже в том варианте, который мы сейчас приведем из Упанишад, мы видим за эволюционными процессами действие фактора, затрагивающего личность, хотя в данном тексте это не акцентируется.

 

"Солнце — это Брахман, таково наставление. Вот его объяснение. Вначале этот [мир] был несуществующим. Он стал существующим. Он стал расти. Он превратился в яйцо. Оно лежало в продолжение года. Оно раскололось. Из двух половин скорлупы яйца одна была серебряной, другая — золотой.

 

Серебряная [половина] — эта земля, золотая - небо.

 

И то, что родилось, это солнце. Когда оно рождалось, поднялись возгласы, крики и [поднялись] все существа и все желанное. Поэтому при его восходе и каждом его возвращении поднимаются возгласы, крики, и все существа, и все желанное." ^[6]

 

Кассирер, использовав достаточно подтверждающего материала, показал, как противоположность между светом и тьмой наполнила Духовный мир всех людей и придала ему форму. Священный порядок мира и священное пространство -- храм или территория вокруг него — "ориентировались" согласно этой противоположности. ^[7]

 

Не только человеческие теология, религия и ритуал, но также и правовые, и экономические порядки, которые позднее зародились из них, структура государства и весь образ светской жизни, вплоть до понятия собственности и ее символизма, берут начало от этого Установления различий и определения границ, которое стало возможным с приходом света.

 

Структура мира, планировка города, схема храмов, разбивка римского военного лагеря и пространственный символизм Христианской Церкви — все это является отражением первоначальной мифологии пространства, классифицирующей и выстраивающей мир в непрерывные ряды противоположностей, начиная с противоположности между светом и тьмой.

 

Пространство появилось только тогда, когда, согласно Египетскому мифу, бог воздуха Шу разделил небо и землю, встав между ними (Рис.21). И только тогда, в результате его вмешательства, создавшего свет и пространство, появились небо вверху и земля внизу, перед и зад, лево и право — другими словами, только тогда было организовано пространство по отношению к Эго.

 

Первоначально никаких абстрактных пространственных понятий не существовало, по отношению к телу они были магическими, имели мифический, эмоциональный характер, были связаны с богами, красками, значениями, намеками. ^[8]

 

Постепенно, с ростом сознания, вещи и места организовывались в абстрактную систему и дифференцировались друг от друга; но первоначально вещь и место совмещались в континууме и были неустойчиво связаны с постоянно меняющимся Эго. В этом начальном состоянии не было различия между Я и Ты, внутри и снаружи, или между людьми и вещами, точно также, как не было четкой разделительной линии между человеком и животными, человеком и человеком, человеком и миром. Все было включено во все, жило в одном и том же неразделенном состоянии, перекрывая друг друга, в мире бессознательного, как в мире сновидений. Отражение этого раннего состояния до сих пор продолжает жить в нас в сплетении образов и символических присутствий, сотканном сновидениями, указывая на первоначальную беспорядочность человеческой жизни.

 

Не только пространство, но и время, его течение ориентируются посредством мифической картины пространства, и эта благоприятствующая развитию способность ориентировать себя по последовательности света и темноты, расширяющая поле сознания и сферу постижения реальности, простирается от ступенчатой организации примитивного общества с его разделением на возрастные группы до современной "психологии жизненных стадий". Поэтому практически во всех культурах деление мира на четыре части и противоположность дня и ночи играют исключительно важную роль. Так как свет, сознание и культура стали возможны только после разделения! Прародителей Мира, первичный дракон уробороса часто представляется как дракон хаоса. С точки зрения упорядоченного сознания мира света и дня, все, что существовало прежде, было ночью, тьмой, хаосом, беспорядком. Как внутреннее, так и внешнее развитие культуры начинается с приходом света и разделением Прародителей Мира. Не только день и ночь, перед и зад, верхнее и нижнее, внутреннее и внешнее, Я и Ты, мужчина и женщина появляются из этого развития противоположностей и отделяются от первоначального смешения, но теперь определяется место в этом мире таким противоположностям, как: "священное" и "мирское", "добро" и "зло".

 

Включение зародышевого Эго в уроборос социологически соответствует состоянию, при котором преобладали коллективные идеи, доминировали группа и групповое сознание. В этом состоянии Эго не было самостоятельной, индивидуализированной сущностью, обладающей своими собственными знанием, моралью, волей и активностью; оно функционировало исключительно как часть группы, и группа с ее превосходящей силой являлась единственным реальным субъектом.

 

Освобождение Эго, когда "сын" утверждает себя как Эго и разъединяет Прародителей Мира, совершается на нескольких различных уровнях.

 

В начале сознательного развития все еще является смешанным, и каждая архетипическая стадия такой трансформации, как разделение Прародителей Мира, всегда открывает нам различные уровни действия, с различными следствиями и значениями. Это делает задачу изложения исключительно сложной.

 

Ощущение "я не такой" — первостепенный фактор нарождающегося Эго-сознания появляется на заре установления различий, разделяет мир на субъект и объект; на смену неопределенному существованию человека в туманной дымке предыстории приходит ориентация в пространстве и времени и образует его раннюю историю. Наряду с высвобождением себя из слияния с природой и группой, Эго, противопоставив себя не-Эго в качестве иного исходного уровня восприятия, начинает одновременно выстраивать свою независимость от природы как независимость от тела. Позднее нам придется вернуться к вопросу о том, как Эго и сознание воспринимают свою собственную реальность, обособляя себя от тела. Это один из фундаментальных фактов человеческого ума и обнаружения самого себя как чего-то, отличного от природы.

 

Вначале человек находился в таком же положении, как и младенец или маленький ребенок: его тело и его "внутренний мир" были частью чужого мира. Обретение способности к произвольному мышечному движению, когда Эго открывает в самом себе то, что его сознательная воля может контролировать тело, вполне может быть основным ощущением, лежащим в корне всей магии. Эго, располагающееся, так сказать, в голове, в коре головного мозга и воспринимающее нижние области тела как нечто ему незнакомое, как чуждую реальность, постепенно начинает осознавать, что существенные части этого нижнего телесного мира подчиняются его желанию и воле. Оно обнаруживает, что "верховная власть мысли" является реальным и подлинным фактом: рука пред моим лицом и нога внизу делают то, что я хочу. Очевидность этих фактов не должна закрывать от нас то огромное впечатление, которое это очень раннее открытие должно было произвести и, несомненно, произвело на ядро каждого примитивного Эго. Если технические науки являются продолжением "инструмента" как средства покорения окружающего нас мира, то инструмент, в свою очередь, является ничем иным, как продолжением мускулатуры. Желание человека повелевать природой является всего лишь продолжением и проекцией этого фундаментального ощущения Эго потенциальной власти над телом, обнаруженной в произвольности мышечного движения.

 

Противоположность Эго и тела является, как мы говорили, начальным состоянием. Нахождение в уроборосе и его власть над Эго на телесном уровне означают то, что Эго и сознание вначале постоянно находятся во власти инстинктов, импульсов, ощущений и реакций, идущих из мира тела. Вначале Эго, существующее сперва как точка, а затем как островок, ничего не знает о себе и вследствие этого ничего не знает о своем отличии. По мере увеличения его силы оно все больше и больше отделяет себя от мира тела. Это в конечном итоге ведет, как мы знаем, к состоянию систематизированного Эго-сознания, когда вся телесная сфера в значительной мере является бессознательной, а сознательная система отделена от тела как представляющего бессознательные процессы. Хотя в действительности разрыв не так уж и велик, иллюзия его настолько сильна и реальна для Эго, что сфера тела и бессознательного может быть открыта заново лишь с большим усилием. В йоге, например, предпринимается напряженная попытка вновь соединить сознательный разум с бессознательными телесными процессами. Это занятие, если в нем переусердствовать, ведет к болезни, но само по себе оно довольно разумно.

 

Вначале сфера Эго-сознания и духовно-психическая сфера нераздельно слиты с телом. Инстинкт и волевой акт так же незначительно разделены, как и инстинкт и сознание.

 

Глубинная психология обнаружила, что даже в современном человеке разделение между этими двумя сферами, явившееся результатом культурного развития — ибо их взаимные напряженные отношения составляют то, что мы называем культурой — является большей частью иллюзией.

 

За действиями, которые Эго согласовывает со сферой принятия решения и волеизъявления, лежит деятельность инстинктов, и еще даже в большей степени инстинкты и архетипы являются скрытой причиной наших сознательных позиций и ориентации. Но в то время, как у современного человека существует, по крайней мере, возможность принятия решения и сознательной ориентации, психология архаичного человека и ребенка отличается смешением этих сфер. Желания, настроения, эмоции, инстинкты и соматические реакции все еще практически слиты вместе.

 

То же самое относится к первоначальной амбивалентности аффектов, которые позднее превращаются в полярные позиции. Любовь и ненависть, радость и печаль, наслаждение и боль, да и нет, привлекательность и отвращение поначалу смешаны, налагаются друг на друга и не обладают тем антитетическим характером, который впоследствии представляется характерным для них.

 

Глубинная психология открыла, что даже сегодня противоположности лежат ближе друг к другу и более тесно связаны, чем можно было бы предполагать из фактической степени их разделения. Не только у невротика, но также и у нормального человека полюса находятся близко друг к Другу; удовольствие превращается в боль, ненависть в любовь, печаль в радость намного легче, чем мы могли бы ожидать. Это очень ясно можно видеть у детей. Смех и плач, начало и прекращение какого-то дела, симпатия и антипатия быстро сменяют друг друга. Ни одно состояние не является прочно установившимся и ни одно не является прямой противоположностью другому. Оба они мирно сосуществуют бок о бок и реализуются в теснейшей последовательности. Воздействия льются внутрь и вовне со всех сторон; окружение, Эго, внутренний мир, объективные тенденции, сознание и телесные стремления действуют одновременно, и все это время никакое достойное внимания или даже очень крохотное Эго не систематизирует, не концентрирует, не принимает и не отвергает данные воздействия.

 

Тo же самое относится к такой паре противоположностей, как мужское и женское. Первоначальный гермафродитный характер человека в значительной мере все еще сохраняется в ребенке. Без нарушающих равновесие воздействий извне, способствующих видимым проявлениям половых различий в раннем возрасте, дети оставались бы просто детьми; в действительности активные мужские черты также обычны и естественны у девочек, как и пассивные женские у мальчиков. И только в результате разграничивающего влияния культуры, управляющего ранним воспитанием ребенка, Эго отождествляется со свойственными только одному полу тенденциями личности и начинает сдерживать или подавлять врожденную двуполость. (См. Часть II).

 

Разрыв между внутренним и внешним у архаичного человека и у ребенка не более выражен, чем разрыв между добром и злом. Воображаемый друг является одновременно реальным и нереальным, как и все остальное, и образ в сновидении так же реален, как и действительность вокруг. Здесь все еще правит истинная "Реальность Души", ^[9] эта шаткая фантазия, отражением которой являются колдовство, искусство и сказки. Здесь каждый из нас может быть всем, и, так называемая, внешняя реальность пока еще не заставила нас забыть настолько же важную реальность внутреннюю.

 

Тем не менее, в то время как миром ребенка, эти законы управляют полностью, только отдельные части реальности архаичного человека остаются в этом смысле детскими и первоначальными. Рядом существует мир реальности, в котором он справляется со своим окружением рационально и практически, организует и развивает его; другими словами, он имеет что-то типа культуры, которую мы находим в более развитой форме у современного человека.

 

В начале, как мы говорили, не существует и разделения между добром и злом. Человек и мир еще не разделены на чистое и нечистое, доброе и плохое; самое большее --- это различие между тем, что действует, наполнено маной или обременено табу, и тем, что не действует. Но то, что действует, превосходит все иное, оно вне добра и зла. Все, что действует — могущественно, будь оно черным или белым, или тем и другим, одновременно или поочередно. Сознание архаичного человека обладает не большей способностью к различению, чем сознание ребенка. Есть хорошие колдуны и плохие колдуны, но сама сфера их действия кажется намного более важной, чем добро или зло самого акта. Сложнее всего для нас — понять глубину наивности этого уровня существования, где кажущееся зло принимается с такой же легкостью, как добро, и здесь, по-видимому, нет даже намека на то, что впоследствии человек воспринимает и признает в качестве морального порядка мира.

 

Внутри первоначального уроборического единства существовали многочисленные взаимозависимые символические слои, лежащие близко друг к другу, ставшие явными только на стадии разделения.

 

Это подтверждает точку зрения Юнга о поливалентности ранней в эволюционном отношении конституции, а отсюда — и детской конституции. На более поздних стадиях различные слои символов выделяются из первоначальной смешанности и предстают перед Эго. Мир и природа, бессознательное и тело, группа и семья - все это различные системы взаимоотношений, которые как независимые части, отделившиеся от Эго и друг от друга, теперь оказывают целый ряд разнообразных влияний и образуют множество систем, действуя совместно с Эго. Но это разворачивание позиции и контрапозиции лишь частично описывает ситуацию, возникающую на стадии разделения Прародителей Мира.

 

Переход от уробороса к юношеской стадии характеризовался появлением страха и осознания смерти, потому что Эго, не наделенное еще полной властью, воспринимало превосходство уробороса как непреодолимую опасность. Эту перемену эмоциональной тональности необходимо подчеркивать во всех фазах развития сознания, и ее неявное присутствие указывает на эмоциональные компоненты, значение которых еще предстоит выяснить.

 

Рассматривая юношеский период, мы уже видели, как переход от пассивности к активности вначале принял форму сопротивления, вызова и разделения "я", которые на этой стадии вели к самоуничтожению. Точно так же на стадии сына, разделяющего Прародителей Мира, или эквивалентной ей стадии сражения с драконом, изменяется не только содержание, но и уровень эмоциональности.

 

Действие Эго в разделении Прародителей Мира представляет собой борьбу, созидательный акт, и в последующих разделах, посвященных борьбе с драконом, мы уделим должное внимание этому аспекту, а также решающему изменению личности, которое вытекает из этой решимости преодолеть опасность.

 

Однако в данный момент мы обратимся к другому аспекту этого свершения: к тому, что оно воспринимается как грех и, более того, как первородный грех, падение. Но сначала мы должны обсудить эмоциональную ситуацию и понять, что это свершение, хотя и проявляется как приход света и как сотворение мира и сознания, искажается настолько сильным чувством страдания и потери, что оно почти уравновешивает созидательный выигрыш.

 

Посредством героического акта сотворения мира и разделения противоположностей Эго выходит из магического круга уробороса и оказывается в состоянии одиночества и разлада. С появлением полностью оформившегося Эго райское положение вещей прекращается; младенческое состояние, при котором жизнью управляло что-то более обширное и охватывающее, прекращается, а с ним — и естественная зависимость от этих щедрых объятий.

 

Мы можем посмотреть на это райское состояние с точки зрения религии и сказать, что все контролировал Бог; или же мы можем представить его этически и сказать, что все еще было добром и что зло еще не пришло в мир. Одни мифы останавливаются на "беззаботности" Золотого Века, когда природа была щедрой, а тяжелый труд, страдания и боль еще не существовали; другие подчеркивают "вечность", бессмертие такого существования.

 

Общим фактором для всех этих ранних стадий является то, что психологически они кое-что рассказывают нам о стадии до появления Эго, когда не было деления на сознательный и бессознательный мир. В этом отношении все эти стадии являются до-индивидуальными и коллективными. Не было чувства одиночества — обстоятельства, неизбежно сопутствующего существованию Эго и особенно Эго-сознанию своего существования.

 

Эго-сознание не только влечет за собой чувство одиночества; оно также приносит в жизнь человека страдание, тяжелый труд, тревогу, зло, болезнь и смерть, как только Эго начинает различать их.

 

Открыв себя, одинокое Эго одновременно постигает отрицательное и определяет свое отношение к нему, так что оно тут же устанавливает связь между этими двумя фактами, принимая свое собственное возникновение — как грех, а страдание, болезнь и смерть — как заслуженное наказание.

 

На все восприятие жизни примитивного человека накладывают отпечаток окружающие его отрицательные воздействия, а также осознание того, что во всем отрицательном, что случается, виноват он сам. Это все равно, что сказать, что для примитивного человека случайностей не существует; все отрицательное исходит от нарушения табу, даже если это нарушение бессознательное.

 

Его мировоззрениеили его концепция причин и следствий; в большей степени имеет эмоциональную окраску, потому что основывается на восприятии жизни, в значительной степени выведенном из равновесия ростом Эго-сознания. Первоначальное уроборическое восприятие жизни ушло, ибо чем более обособленным и самостоятельным становится Эго-сознание человека, тем больше оно ощущает свою собственную незначительность и бессилие. Из-за этого господствующим чувством становится зависимость от существующий сил. Теперь исчезает безразличие животного, но исчезает, как сказал Рильке, и "открытый" взгляд.

 

"И все же теплый и тревожный зверь

изведал также вес и тяжесть горя.

Ведь и ему знакомо то,

что нас так часто поразит: воспоминанье.

Как будто все, к чему стремимся мы,

когда-то было ближе и безмерно нежней, чем ныне.

Здесь — отдалено, там все вблизи дышало.

После прежней так зыбко-мнима новая отчизна.

О, малой твари дивное блаженство —

она родное лоно не покинет;

о счастье мошки, пляшущей под кровом

и в брачный час: весь мир — ей отчий кров."

 

Но для существа, которым стало Эго, имеет значение только "другое":

"Судьбой зовется это: быть вблизи, вблизи, вблизи — и в вечном отдаленьи".10

 

Это пребывание в отдаленьи, а не в лоне вызывает мрачное чувство, пронизывающее сознание всегда, когда Эго оказывается обособленным и одиноким.

 

Это признак человека, которому предстоит противостоять миру, это его горе и его отличительная особенность; ибо то, что поначалу кажется потерей, оказывается положительным приобретением. Но не только; на более высоком уровне человеку и только человеку выпадает существенно важная черта "связанности", потому что он как индивид вступает во взаимоотношения с объектом, будь то другой человек, вещь, мир, его собственная душа или Бог. Тогда он становится частью более высокого и качественно иного единения, которое уже больше не является доэгоидным единением в уроборосе, а представляет собой союз, где Эго, или скорее "я", целостность индивида, остается неприкосновенной. Но это новое объединение также основано на "противоположности", вошедшей в мир с разделением Прародителей Мира и рассветом Эго-сознания.

 

Только с разделением Прародителей Мира мир стал двойственным, как повествует еврейский мидраш. Это разделение обусловлено Фундаментальным расколом на сознательную часть личности, Центром которой является Эго, и намного большую бессознательную часть. Это разделение вызывает также модификацию принципа амбивалентности. В то время как первоначально противоположности могли функционировать бок о бок без чрезмерного напряжения и без исключения друг друга, то теперь, с развитием и совершенствованием противоположности между сознательным и бессознательным, они расходятся порознь. То есть, теперь уже невозможно в одно и то же время любить и ненавидеть объект. Эго и сознание отождествляют себя в принципе с одной стороной противоположности и оставляют другую в бессознательном, либо не допуская ее проявления вообще, то есть сознательно сдерживая ее, либо подавляя ее, то есть исключая ее из сознания без осознания этого. В этом случае только глубокий психологический анализ может обнаружить бессознательную контрапозицию. Но пока Эго на допсихологическом уровне не осознает этого, оно остается в неведении относительно другой стороны и вследствие этого теряет целостность и завершенность своей картины мира.

 

Эта потеря целостности и общей бессознательной интеграции с миром переживается как первая потеря; это подлинная утрата, происходящая в самом начале эволюции Эго.

 

Мы можем назвать эту первичную потерю первичной кастрацией. Однако необходимо подчеркнуть, что первичная кастрация, в отличие от кастрации на матриархальном уровне, не имеет отношения к половым органам. В первом случае разделение и потеря подобны отсечению от большего контекста; на персоналистическом уровне; например, эта потеря ощущается как отделение от материнского тела. Это потеря, обусловленная самим собой, разрыв, осуществленный самим Эго, но все равно переживаемый как потеря и чувстве вины. Это самоосвобождение является отсечением пуповины, а не увечьем; но вместе с ним окончательно разбивается большее единение, тождественность матери и ребенка в уроборосе.

 

Угроза матриархальной кастрации нависает над Эго, которое не порвало еще своих уз с Великой Матерью, и мы показывали, каким образом для такого Эго потеря себя была символически идентичен потере пениса.

 

Но первичная потеря на стадии разделения Прародителей Мира касается всего индивида, тем самым он становится независимым. Здесь потеря имеет эмоциональную окраску, выражается в чувстве вины и основана на потере participatin mystique.

 

Избавление от обоеполого уробороса может иметь либо отцовский, либо материнский акцент и может ощущаться как отделение бога-отца или выход из райского, материнского состояния, или к то и другое вместе.

 

Первичная кастрация совпадает с первородным грехом и потерей рая. В иудейско-христианской культуре древние мифологические темы подверглись сознательному видоизменению и более поздней интерпретации, так что мы находим здесь лишь следы мифа о разделении Прародителей Мира. В литературе нет ничего, кроме слабого отголоска вавилонского варианта, где божественный герой Мардук разрубает змею Тиамат, Мать Хаоса, и строит из ее частей мир. Согласно иудейской концепции Бога и мира, на передний план теперь выходит моральный элемент, знание добра и зла рассматривается как грех, а отказ от первоначального уроборического состояния низводится до изгнания из рая.

 

Однако эта тема не ограничивается негреческими культурами. Еще в до-сократовские времена Анаксимандр считал, что основа первородного греха — космическая. Он говорит об этом:

 

"Началом всех вещей является Безграничное. И туда, откуда все они зародились, они снова уходят, как и должно быть; ибо они, согласно временному порядку, возмещают убытки и заглаживают вину друг перед другом за свою несправедливость". ^[10]

 

Предполагается, что изначальное единство мира и Бога было расколото как<