XXV . Шестой против Шестого. Триумф Чемпиона.

 

«Она должна меня ненавидеть. Не сейчас, уже давно. Ещё после Токио. Но продолжает оставаться в команде. Почему? Почему она так добра ко мне?», раздумывал Синед, уводя найто с поля боя и передавая её заботам махокси и зороарку. «И всё равно остаётся в команде...»

— Как ты управляешь генгаром через этот болл? — рассеянно спросил Синед, вернувшись на тренерскую позицию.

— Может, расскажу за кружкой пива, если победишь. Хотя как ты победишь? У тебя остались покемоны, которые могут сражаться? Если гардевуар была реальным пятым, а шестого ты вписал абы как, чтобы закрыть заявку, то чемпион уже определён. Ну, Намикава?

Синед вздрогнул. Вчера вечером он внёс в заявку пятерых великих существ, которые всегда сражались за него. Пять эти существ бились с невероятной мощью и уверенностью. Сегодня они были потрясающей командой (кроме разве что растерявшегося гаярдоса) от первой секунды до последней, но всё же этого было недостаточно, чтобы одолеть монстров второго финалиста. Ещё четверо монстров не могли сражаться: эксплауду нужны новые лёгкие; раненые махокси и зороарку, принёсшие ему клятвы верности, пришли на стадион лишь в качестве зрителей. Волторба Синед потерял навсегда. Грустная, глупая, обидная утрата. Даже в жестоких условиях турнира парень ни на секунду не задумывался о своей команде как об инструментах достижения цели. Только как о боевых товарищах, чьим наставником он был. Он чувствовал вину перед саанайто, перед чаризардом, но не знал, что можно было поменять в прошлом и избежать их травм. И последний бой, в котором, как и мириаде других, им нужна была только победа, заканчивался не в его пользу. Он остался без бойцов в своих рядах.

В левом кармане плаща лежит техноболл с поригоном. Синед опустил руку и тут же отдёрнул. Поригон не вписан шестым у заявку, да и что он может против Насмехающегося Демона?

Судья, уже тихо, негромогласно, по рации попросил его быстрее выпускать последнего покемона.

«Пятый – генгар, затем загадочный номер 6 Максвелла Ли. Надо было сдаваться перед поединком и никого не слушать».

Сегодня утром он внёс в заявку пятерых чудовищ, всегда сражавшихся за него. Ещё четверо не могли бы закончить их начатое, а новичок-техномонстр был недостаточно для того хорош. Но и он, Намикава Шинода, не смог бы закрыть заявку и выйти на Стадион в это утро, если бы не нашлось шестого имени...

Синед повернулся на 180, опустился на колени и распластался на земле в традиционном поклоне, демонстрирующем крайнюю степень уважения и мольбы:

— Мюцу-сама, я прошу Вас даровать мне победу в этом сражении.

Радиомикрофон донёс эту фразу до каждой души на арене, а камеры сотен телестудий разнесли её по миру. По своей сути, по содержанию это было выше всего на свете. Переводчики, комментаторы национальных ТВ в прямом эфире не сразу смогли подобрать нужные слова своих языков, чтобы передать её наиболее точный смысл. Перед мьюту словно бомба разорвалась.

«Он... впервые обращается с таким уважением вообще к кому-либо, настолько открываясь. Подчиняясь. Я – шестой в команде? Без предупреждения, без согласия? Надеялся, что до этого не дойдёт? Надеялся впятером одолеть шестерых?»

Мьюту смотрел на Синеда сверху вниз, раздумывая. Раздражаясь, что Синед не советовался с ним, не предупредил его. Раздражаясь от крика голосов в голове. Раздражаясь от необходимости принять решение. Раздражаясь от собственной природы, дремавшей так долго и вновь потревоженной. «Наступи на него», шептала она. «В прямом смысле наступи. Вбей его лицо в землю. ОН ВСЕГО ЛИШЬ ЧЕЛОВЕК! Он может, должен склониться ещё ниже пред тобой! Ты не можешь подарить ему власть над миром! Ты должен всем управлять!»

Монстр-клон едва отогнал разрушительные мысли, вернул дыхание в норму. И улыбнулся. Впервые в жизни, в глубине себя, не показывая улыбку окружающим. Он ощутил всю власть, которая будет заключена в его ответе. Ответ этот – последний кусочек истории перед тем, как их обвинения выплеснутся через край чаши Стадиона и зальёт планету новым всемирным потопом.

«Вбить ему голову в землю всегда успеется», рассудил клон. «Важнее определиться, какой потоп нас ждёт. Если я откажусь, через секунду мне придётся убить Максвелла Ли. Не дать ему стать Чемпионом. Затем предъявить требования и объявить войну миру. Убить двести пятьдесят тысяч человек. Мне это по силам. Затем... Безумие, для которого я был создан.

Война с целым миром.

Если я соглашусь, значит, позволю Синеду разрешить конфликт бескровно. Если Слово Чемпиона действительно так важно. Если.

Сжечь мир я всегда успею. Начну с малого».

Мьюту потребовалась пара секунд для очистки сознания, чтобы его смогла "услышать" вся арена, а затем, несколько ограниченно (через попытку комментаторов объяснить голос, прозвучавший в их головах. Это не стало проблемой, когда после турнира взяли интервью у нескольких случайных зрителей, присутствовавших на стадионе), и весь мир.

«Поднимись, Намикава Шинода. Я принесу тебе эту победу сегодня».

Мьюту выступил вперёд. Не левитируя, идя по земле. Ему хотелось ощутить ступнями землю, горящую у него под ногами. «Это же образное выражение? Пески пляжа Вермилион жгли куда сильней».

— Ты... Действительно? — Синед не верил в произошедшее, или очень умело делал вид, что не верил. По крайней мере, поднимался он медленно, боясь в любой момент рухнуть после психоза от раздражённого мутанта, и голос парня дрожал.

«Посмотри на трибуны, Синед, ты уже завоевал их сердца. Люди хотят знать, почему ты ведёшь себя так; хотят знать, почему мы сражаемся так. Ты был прав, победить не сражаясь, можно, но только уже дойдя сюда».

И к тому же», добавил монстр, «если я внезапно не смогу одолеть генгара и того, шестого... Какой из меня сильнейший монстр в мире? А тот, шестой... Мне становится дурно от того, что я смотрю на его ультраболл».

«Эй, ты та самая Сверхновая, которая горела на рассвете над стадионом». Генгар не заметил отмашки судьи и продолжал разглагольствовать после начала сражения, тыча рукой в мьюту. «Сейчас уже не светишь так ярко, но проклянуть тебя будет сложно». Дёрнулась дополнительная артерия за шеей клона, и голова генгара взорвалась, обратилась в чёрный дым, а тело его упало на землю.

«Так просто?» недоверчиво фыркнул чаризард.

«Хороший психоз», заметил голос в голове мьюту, когда развеялся дым от тела генгара. «Куда лучше иных, которыми меня пытались убить до тебя. Но даже ты попался на мою куклу подмены».

«Вся арена заполнена твоей тёмной аурой. Сложно понять, настоящий передо мной или нет. Покажись!»

Генгар медленно поднялся из-под земли перед Максвеллом Ли, неотрывно следя за мьюту. Насмехающийся Демон не ухмылялся, тон его "голоса", порядок мыслей изменился. «Он посерьёзнел. Он воспринимает мьюту как угрозу», обрадовался Синед, цепляясь за эту мысль как за последнюю надежду. Словно он сам сомневался в мьюту!

Генгар, продолжая следить за мьюту, не глядя протянул Максвеллу руку, и нетерпеливо потряс ладонью, когда не получил желаемого.

— Я не могу, – прошептал американец.

«Чего?»

— Я не могу дать тебе камень мегаэволюции.

«Чего-о?!»

— Правительство отказалось выписывать Ярлык... Для тебя.

Генгар опустил руку. Тяжело вздохнул. Он не был привязан к Максвеллу Ли и с удовольствием убил бы человека, выпускающего его дважды в год из мастерболла по особым случаям, вроде сегодняшнего боя. Но даже так, Насмехающийся Демон почувствовал себя преданным. Ему показалось, что тренер не желает собственной победы, опасаясь дать ему силу Мегаэволюции. Силу, которую не смог бы контролировать ни мастерболл, ни всё американское правительство.

«Твой тренер назвал тебя "мюцу". А как будет на английский манер?»

«Мьюту».

«Мью-ту», растянул генгар, легко раскусив секрет имени клона. «Запомни, мью-ту, на японский манер меня правильнее называть "гангару", и я приложу все усилия, чтобы захватить тебя!»

Он восстановил вторую руку в мгновение ока, и атаковал мьюту сразу двумя тёмными дугами энергии, двумя Ночными Туманами. Мьюту взлетел, разведя руки в стороны, и прочная сфера психической энергии сформировалась вокруг него, не пуская ничего внутрь; легко рассеяла она призрачную атаку генгара. «Псистрайк. Идеальный в защите, идеальный в нападении», заметил генгар. Он вспомнил название этого приёма, ведь видел его десятки лет назад, в бою с монстром, ныне считающимся вымершим, и то, с какой лёгкостью клон воспроизвёл его, убедило генгара: он не ошибся, расшифровывая имя своего противника. Предчувствуя беду, скорее интуитивно, нежели реальным предвидением, генгар скрылся под землёй, и вовремя: мьюту готовился ещё раз ударить психозом.

Внешне этот бой казался не слишком зрелищным: генгар появлялся из теней, наносил удар и тут же отступал, не рискуя нарываться на психоз; иногда он провоцировал или отвлекал мьюту новыми куклами подмены, но истинную форму свою не показывал. Вместе с тем сражение шло и на невидимом фронте. Генгар, взывающий ко всем своим тёмным силам, пытался сломать противнику разум сотней, тысячей разных способов одновременно. Голоса и кошмарные видения проносились в голове клона, и тьма сгущалась над ним. Как последний оставшийся на ногах легендарный воин, недвижимый, стоящий среди чёрного вала врагов, отражал мьюту физические и ментальные удары, не в силах пошевелиться сам. Насколько простой по сравнению с этой дуэлью умов показалась ему дуэль с алаказамом Харумото; насколько беспомощной и детской выглядела попытка оппонента разорвать тиски монстра-кота и выбраться из замешательства. Простые люди: тренеры, зрители на трибунах, мистер Ульрих Латимер – все они ощущали отголоски этой мистической дуэли, столкновение живого психического таланта и потусторонней мощи демона.

Если бы генгар получил камень мегаэволюции, то его сил оказалось бы достаточно, чтобы открыть истинный портал в мир мёртвых, и тогда, заручившись поддержкой воющих душ, уже нашедших покой, но вновь потревоженных, совместными усилиями они смогли пробить барьеры мьюту. Свести его с ума и захватить тело. Но Насмехающийся Демон оставался один, и тратил на атаку больше сил, чем мьюту на защиту. Он также не мог воплотить две свои самые страшные угрозы, проклятие и похищение души. Для первого ему пришлось бы открыться, подставиться под новый психоз. Второе нельзя осуществить, если не коснуться жертвы, а пробиться через барьер, который сам генгар по памяти окрестил "псистрайк", у него не получалось.

Генгар задумал комбинированную атаку. Он появился из тени Синеда, (самого парня не трогал, но вновь здорово напугал), метнул в мьюту четыре шара тьмы подряд и следом за ними бросился на врага, сформировав ночной туман в руках, надеясь использовать его как удавку или короткий клинок. Он видел, с какой страшной силой обрушились шары тьмы на псистрайк, и был уверен, что психический барьер уничтожен, но не видел этого из-за энергетических вспышек и дыма от взрывающихся шаров. С диким хохотом он нанёс несколько ударов вслепую, но когда развеялся дым, понял, что мьюту исчез.

Монстр-кот, тоже использовав самую простую боевую хитрость, появился за спиной генгара. Ему пришлось заново формировать псистрайк, поскольку шары тьмы в самом деле уничтожили сферический барьер, и только телепорт защитил мутанта от Ночного тумана. Он телепортировался ещё несколько раз (оператор высокоскоростной камеры заметил, что первый защитный телепорт был истинным телепортом, а последующие он назвал смещением, поскольку мьюту не моментально переносился с места на место, а с некоторой задержкой, и за ним оставался смазанный шлейф, который с трудом ловила скоростная камера) и врезался в недоумевающего генгара. Для Насмехающегося Демона столкновение с псистрайком оказалось фатальным: он обратился в дым, и смог собраться вновь только наполовину. Левая половина его тела образовалась у ног Максвелла Ли и не мигая, улыбаясь, смотрела на мьюту, готового нанести ещё один удар.

«Ты слишком силён», констатировал генгар. «Знаешь, как долго я не проигрывал в бою с другим монстром? Сорок четыре года. Половину этого времени я провёл на свободе, половину – в покеболах разной степени паршивости, время от времени забавляясь убийством собственных "тренеров". Я проиграл лишь однажды. Моим противником в самом первом поединке после дьявольской эволюции был мью».

«Что? Как это? Расскажи мне о нём!»

«Когда ты умрёшь, думаю, ты обретёшь покой, если уже не обрёл. Когда умрёт твой тренер... Он не успокоится, он продолжит существовать... Он станет Тревожным Демоном».

Вопросы мьюту остались без ответа. Генгар рассеялся без следа и больше не появился. Он также не вернулся в мастерболл, хотя Максвелл дважды нажал на кнопку, сообразив, что генгар не придуривается, высунувшись наполовину из-под земли, а не может собраться воедино целиком.

— Мне кажется, ты принёс ему внутренний покой. Он отправился туда, где уже давно должен находиться. В мир духов.

«Он ушёл рано! Я не убил, не изгнал его! Почему так произошло?»

— Я не знаю. Вряд ли он генгар помнит, что было с ним в прошлой жизни. Но сейчас ты лишил его уверенности в себе. Уверенности победителя.

Мьюту сжимал и разжимал кулаки. «Не ответил, не рассказал! Он видел моего предка. И знал, кто перед ним». С трудом монстр-кот выровнял дыхание. Совсем расслабляться ему нельзя. Его ждёт Шестой.

«Кто такой Тревожный Демон?»

— Ммм, баннет, возможно, – ответил Синед, немного раздумав. — Старая легенда говорит, что потерянная плюшевая игрушка может стать баннет, чтобы найти своего владельца и наказать его за неосторожность, за невнимательность. Даже если это совершенно невинный ребёнок. Баннеты в самом деле беспокойны, в том смысле, что они ищут того, на ком можно выместить обиду и боль, терзающие их самих, и никогда не успокаиваются. Почему ты спрашиваешь?

Мьюту не ответил.

Раунд назад Синеду пришлось признавать поражение, отзывая гардевуар. Теперь уже Максвелл Ли смирился с проигрышем и объяснил судье отсутствие генгара. Разобравшись во всём, Ульрих Латимер – у него дрожали пальцы от волнения, ведь у каждого тренера осталось по одному монстру – объявил последний, действительно самый последний раунд Мирового Турнира. Максвелл Ли положил руку на ультраболл и вышел на связь, желая кое-что прояснить:

— Отчасти ты прав, Шинода. Я держу под контролем мимикью, держал и генгара, но никогда не управлял ими. Не потому, что соглашался, что они лучше меня могут вести поединок, нет. Потому что никогда не был в силах это сделать. Покемонам нельзя давать волю, иначе они сядут тебе на шею. Извратят тебя. Станут угрозой для окружающих. Всё как ты и сказал: неким чудесным образом тебе удалось собрать возле себя монстров, спокойных рядом с тобой, не агрессивных к окружающим и вроде как знающим, что им вообще делать на поле боя.

«Я ему сейчс в мрду дам, гшш», затрещал проснувшийся электрод.

— Поздравляю, работа проделана. Вот только не стоит из-за своего успеха просить остальных подвергать себя такому же риску. Покемон должен быть под контролем человека, от безобидного пичу, до... Этого чудовища.

Хотя шестой покемон Максвелла Ли и был больше чаризарда, драгонайта или гидрайгона, сначала Синеду показалось, что он закрывает своими крыльями небо. На самом деле он был не настолько велик: всего шесть метров от кончика клюва до кончика хвоста. Перья на крыльях и хвосте были чёрными, а тело (столь лёгкое, что монстру не нужно было взмахивать крыльями, чтобы держаться в воздухе) – алым. Для наблюдателя с земли очертания высоко парящего монстра напоминали зловещую литеру Y. Возможно поэтому, вопреки правилам грамматики, в английском языке его наименование начиналось именно с этой буквы.

— Ивилтал, – прошептал Синед, и вздрогнул от пугающей силы, которая таилась в самом этом имени.

«Что?» не расслышал мьюту.

— Ивилтал, – повторил Синед громче (и снова парня тряхнуло). — Красно-чёрный, грязно-яркий, Легендарный покемон, последний из Семнадцати, которых я изучал на «Мёбиусе». Первобытное Зло, примитивно названный двойным летающим/тёмным типом. Кошмар, вытягивающий жизнь из жизни. Страх для психических покемонов. Ты ничего не сможешь сделать, мьюту. Его мозг, всё его естество... Просто поглотят тебя.

Намикава спросил себя, кто из его монстров смог бы потягаться с ивилталом и обнаружил, что существа, гарантировавшего победу, в их числе нет. Возможно, некоторое время смог бы продержаться электрод, используя скорость как лучшую защиту, и удары молнии, лучшую атаку для изничтожения летающих покемонов. Даже с учётом способностей электрода, парень разочарованно вздохнул; он не видел ясной победы в таком противостоянии. В кои-то веки его команду переиграли так, что никто из них не мог отбить натиск врага. «Есть ещё поригон, разумеется, он тоже хорошо знает электрические атаки, но кто он против...»

«Понимаю», склонил голову мьюту. «Но у меня нет выбора. Не теперь, когда я согласился подарить тебе победу. Если я начал бой, я закончу его или умру». Пульсирует артерия за шеей монстра, бьётся ускоренно сердце искусственно созданного ублюдка. Чудовища, созданного для служения хозяину. Чудовища, созданного для сотен и тысяч битв. Чудовища, отбросившего первого половину своего предназначения, но никогда не забывающего вторую. Вытянул он руки, взял голову ивилтала в воображаемый объектив и, как только Ульрих Латимер дал сигнал начинать, ударил могущественным психозом. Синеда даже накрыло "отдачей" от психоза, волной холода, исходящей от мьюту. Однако ивилтал оставался неуязвим.

Мьюту недовольно хмыкнул. Да, он знал, что психоз не подействует, так как имел дело с тёмными монстрами, и теория Синеда не содержала ошибок. Однако знал также, что должен попробовать, иначе часть его естества осталась бы недовольна. Он мог пропустить нечто важное, что дало бы ему ключ к победе над врагом. «Легендарный покемон, да? Всегда хотел знать, на что они способны. До чего неприступный разум!» Когда он защищался от психоза алаказама Харумото, то испытал значительные страдания (которые удалось не показать), и просто лучше научился строить защитные барьеры, чтобы в следующий раз, будь его противник хоть трижды алаказамом, сказалась разница в их классе, и он остался неуязвим. С тёмным типом всё иначе. Тёмный тип не должен думать о защите от психических атак. Его природа всё сделает за него.

«Хорошо, мозг его неуязвим для психоза. А тело? Он выдержит психическую атаку, разрывающую ткань? Может, псишок или...» Монстр-кот окружил себя сферой псистрайка и устремился вверх, надеясь пробить врагу насквозь живот.

Мьюту знал ответ и на этот вопрос: да, тело тёмного типа защищено от псишока, психического клинка и даже псистрайка. Тёмный тип словно не существует в мире существ психического типа. Все их способности приходят через тёмных монстров как через пустое место. Способности же тёмного типа работают как специально созданный яд для психических монстров, и могут уничтожить врага за один раз. Потому неудивительно, что псистрайк рассеялся ещё на подлёте. Удивительной для мьюту оказалась аура ивилтала. Она разметала псистрайк и принялась за самого мьюту. Будто с псистрайком с него заодно срывали кожу. Исчезла и возможность полёта, и мьюту, не сдерживая крик боли, рухнул наземь.

Синед, вздрагивая от озноба, внимательно наблюдал за боем, не рискуя смотреть на самого ивилтала. Иногда он бросал взгляд на боковые мониторы, показывавшие ему Максвелла Ли крупным планом. Американец ближе всех находился сейчас к ивилталу. За полторы минуты лицо Максвелла посерело, задрожали губы. «Значит, это правда. Тёмная аура вытягивает жизнь из окружающих. Кажется, радиус её действия ограничен. Я мёрзну всегда, к тому же мог замёрзнуть от психической ауры мьюту. Если же нет, скоро все на арене почувствуют себя плохо, а если бой затянется, то помутнением и бледностью дело не ограничится».

Мьюту приподнялся на одной руке. На земле к нему вернулся контроль психических сил, и он вернулся к стартовой позиции, использовав замешательство на самом себе и отлетев. Он ожидал контратаки от ивилтала, и потому старался двигаться быстро, и так же поспешно возвёл новую сферу псистрайка, расчитывая теперь использовать её только для защиты.

— Крыло Обливиона, – проговорил Максвелл.

Крыло Обливиона по какой-то нелепой нечеловеческой логике считалось способностью воздушного типа. Должно быть, составитель учебного пособия рассудил, что ивилтал – птица, и для исполнения Крыла ивилтал взмахивает крыльями, значит, это воздушная атака. По той же логике гиперлуч считался атакой "нормальной", дескать, у него нет никакой стихийной принадлежности, а солнечный луч – не огненной, а травяной атакой. Изначально его могли использовать только травяные покемоны, способные к фотосинтезу, и лишь потом прогрессивные тренеры заметили, что и другие монстры вполне могут собирать солнечный свет, преобразовывать его и посылать в цель. На то, что цель умирает от концентрированного солнечного жара, всем оказалось плевать. Травяная атака и всё тут!

Крыло Обливиона, если рассматривать его "прогрессивно", берёт своё начало, вероятно, в одном из параллельных измерений, как Взгляд в Будущее. Оно представляет собой поток энергии, причиняющий жертве нестерпимую боль, отнимающий её жизненные силы и передающий значительную их часть использующему способность монстру.

«По некоторым сведениям, одно касание Крыла может обратить жертву в камень», заметил Синед. «Если это так...

«...то придётся придумывать, как отменить это проклятие, и немедленно», закончил мьюту.

Защитная сфера псистрайка продержалась около восьми секунд. Мьюту не уклонялся, а оставался недвижим, вкладывая все силы в защиту. Затем барьер не выдержал, и Крыло поразило клона в грудь.

Ему показалось, что он снова оказался в ловушке Джованни. Всё тело будто поджаривали на огне, выкручивали, вытягивали все соки. Боль парализовала, лишала желания продолжать. Желания жить. Секунды, всего секунды касалось его Крыло Обливиона – мьюту же казалось, что пытка тянется часы, дни. Он потерял контроль над телом и упал лицом вперёд, отчаянно стараясь сохранить сознание. Нельзя! Никак нельзя сдаваться! Пусть тело сгорит, но пока жив разум, его естество, его оружие, он не позволит себе умереть!

Максвелл Ли смотрел на мьюту почти сочувственно. Американец чувствовал себя дурно от одного присутствия ивилтала; страшно подумать, какой вред причиняет Крыло. Однако же, Крыло являлось для ивилтала самым простым и естественным способом вести бой, как толчки ладонями для хариямы или удары молнии для пикачу. Иных способностей, по большей части, монстру не требовалось. Осталось дождаться, когда Шинода сдастся или мистер Латимер признает этого "мюцу" неспособным продолжать бой. «"Мюцу" должен быть невероятно силён, если Шинода обращается к нему с таким почтением и сохранил его тайну до самого финала. Он даже одолел генгара... Но ему не повезло, ведь я приготовил ивилтала в качестве последнего средства. Занятно, а ведь история повторяется! Двадцать лет назад к финалу турнира Фукумото приготовил артикуно, птицу из японской легендарной тройцы, а дядя Джереми использовал свою находку, кюрема – и победил!» Максвелл почувствовал себя лучше и даже улыбнулся; ситуация его сильно позабавила, и организм нашёл внутренний резерв, ослабивший влияние ауры ивилтала. «Надеюсь, Шинода достаточно благоразумен и не начнёт новую японо-американскую войну. Почему он ещё не сдался, кстати?!»

Время здорово сыграло на мьюту. Пока Максвелл вспоминал прошлый турнир, предвкушая победу; пока Шинода спорил с Латимером, что проигравшего в поединке ещё нет, поскольку он ещё чувствует сознание мьюту, а если Ульрих сомневается, то может выйти вперёд и проверить дыхание поверженного монстра, мьюту придумал новый план, как пробиться к ивилталу. Боль не утихала, и тело не слушалось клона, поэтому он заставлял замешательством двигаться буквально каждый мускул, сгибаться каждый сустав, и аккуратно копал под собой. Физический труд, даже усиленный, направляемый психическими силами, не был сильной стороной мьюту, и он стёр себе пальцы до крови, пока обнаружил под травой и грунтом пару увесистых булыжников. Новым психическим усилием он перевернулся на спину. Ещё одно замешательство отправило камни в полёт, да с такой силой, будто ими выстрелили из пушки. Один в цель не попал, пролетел рядом с головой ивилтала, второй насквозь пробил птице правое крыло.

— Так значит ты не умер, а лишь притворялся? – воскликнул Максвелл Ли. — Посмотрим, сколько ты выдержишь. Ивилтал, Крыло Обливиона!

Урон от попадания камня незначителен. Детский лепет по сравнению с чистой мощью хаоса. Поток энергии пригвоздил мьюту к земле; он уже не кричал, не сопротивлялся. Тело клона отказало, и когда ивилтал остановил Крыло…

«Невозможно прямо воздействовать на тёмный тип, но можно опосредованно. Я могу бомбардировать его камнями. Могу восстановить против него окружение. Могу заморозить его, заставить бороться со стихией, которая не по зубам никакой легенде», поделился Голос впечатлениями с Синедом.

…распалось, исчезло в облаке дыма с громким хлопком.

— Крыло так не действует. Это кукла подмены! – догадался Максвелл.

Мьюту появился в воздухе высоко над полем боя. Истинный мьюту. Лучше он себя чувствовать не стал, и по-прежнему каждое движение делал через силу, одной только психической мощью. Однако ему удалось избежать смерти после второго Крыла Обливиона. Мьюту понадобилась лишь одна кукла, чтобы разобраться, как вести бой дальше. И бой этот только начинался.

— Мьюту поднялся слишком высоко, – заметил Ульрих Латимер.

— Хотите счесть его беглецом и дисквалифицировать? Я попрошу его спуститься.

— Ограничимся штрафом. Я понимаю, легендарным монстрам в воздухе нужно куда больше места, даже главный стадион им покажется мал. У нас приготовлено несколько дронов, съёмка ведётся также с вертолёта.

Но и дроны, и вертолёт пришлось спустить на землю, когда план мьюту начал претворяться в жизнь. Клон разделил своё сознание надвое: продолжал следить за ивилталом и уклоняться от атак снизу, и вместе с тем направлял энергию на огромное расстояние, посылал её в горы. Клону понадобилось всё его искусство: опыт личных боёв, наблюдение за другими монстрами; медитации на «Мёбиусе» и, наконец, спасение самого лайнера.

Подул сильный ветер с юга, и тучи, как огромные белые киты, двинулись в сторону Рюэштадта. Ветер поднял с гор огромную массу снега и льда и нёс её к стадиону, чтобы мьюту исполнил самую яростную Метель, которую только видел свет.

Резко похолодало. Ветер завывал меж домов, и тучи сгрудились над стадионом в ожидании великого действа. Рабочие стадиона выкрутили чувствительность кинетических щитов на максимум, теперь они защищали зрителей и от простого ветра, не давали замёрзнуть. Синед с командой отступили к выходу стадиона, под прикрытие щита. Их примеру последовал Максвелл Ли. Американец не переживал за исход боя. Рано или поздно "мюцу" перебесится, его заигрывания с погодой ослабят клона совершенно, и тогда ивилтал закончит дело последним Крылом Обливиона.

Максвелл ошибался.

Мьюту, до того однажды успокоивший стихию, теперь воззвал к её мощи и обрушил на Рюэштадт великую Метель. Вернее, несколько занесённых скоро растаявшим снегом улиц – побочное действие Метели. Эпицентр её пришёлся на ничего не понимающего ивилтала. Четырежды он пытался поразить Крылом Обливиона мьюту и четырежды атака улетала в пустоту. Перед пятым Крылом на монстра обрушилась стена снега и льда. Он замахал крыльями, пытался использовать несколько воздушных атак, а в том числе несколько вихрей в стиле драгонайта. Бесполезно. Мьюту здорово постарался, прибил ивилтала к земле и принялся засыпать его льдом и снегом.

— Легенда о мью наполнена чудесами. Малыш не только считался прародителем для многих монстров; люди верили, он способен выучить любую способность, какую только увидит. Неважно, пиробласт ли, снежная буря, потоп, расцветание новой жизни – мью может всё, стоит ему того захотеть по-настоящему, и мир поделится с ним энергией, дабы творить или разрушать. Если легенда правдива, и мьюту унаследовал способности своего предка, неудивительна мощь его Метели. Правда, он предпочёл не создавать её с нуля, из ничего, а найти уже готовую материю, но управляет он ей мастерски.

Ивилтал за свою тысячелетнюю жизнь (которую он и не помнил вовсе, ведь ультраболл отсёк всё что было "до" и оставил только "после", или, вернее, "сейчас": бесконечная пустота в ловушке ради сражений во славу Мастера, Максвелла Ли) сражался с сотнями самых разнообразных врагов. Его пытались жечь огнём, бить молниями, топить, заваливать камнями; были среди этих врагов и те, кто использовал Метель. Сражения всегда завершались одинаково: он избегал ловушек врага, выживал, выдерживал любой натиск и завершал бой Крылом Обливиона, моментально возвращая потерянные силы за счёт жизни врага. Жертвы, если угодно. Некоторые слабые жертвы, и тут легенды не врут, натурально превращались в камень. Некоторые. Те, в ком изначально не находилось стойкого желания жить и сражаться.

Но натиска, подобного натиску мьюту, никогда ещё не переживал ивилтал. Сопротивлялся, бил крыльями, разбрасывал в стороны снежную массу, но лишь сильнее сжимал ловушку враг. Психический тип не мог нанести урон тёмному, но его замешательство сжимало тонны снега вокруг птицы-разрушителя, и вот над стадионом Рюэштадта раздался треск костей, а за ним – крик боли, крик загнанного чудовища, уже непохожий на птичий. Крик этот вселил в мьюту ещё большую ярость, и он усилил нажим.

«Снег. Снег. Снег. Обычный снег перемалывает ивилтала, как игрушечного. Да кто такой этот "мюцу"?» Максвелл Ли приказывал ивилталу использовать огненные атаки, чтобы растопить хоть часть снега, но монстр не реагировал. Не слышал за воющим ветром, хотя, будь он в сознании, не скованный ультраболом, возможно, нашёл бы способ извернуться, освободиться, и тогда бой продолжился бы на равных.

— Почти как Ицтлаколиуки, – заметил Кимба Ирвин, вспомнив ацтекского бога, никак не связанного с монстрами. — Или же Капу Рехире.

«Монстры умирают. Не важно, по своей воле, в свободной битве, или по приказу человека. Они умирают. И иногда (иногда!), если ты последний в роду, или единственный в роду, ибо наделён таким могуществом, что десяток таких как ты раскололи бы Землю пополам, ты тоже должен умереть».

«Кто сказал мне это? Или... Или это мои собственные рассуждения? Почему я вспомнил эти слова сейчас?» удивился ивилтал, проваливаясь в пустоту, где уже не было боли и сражений.

Мьюту отбросил многотонный ком снега в кинетический барьер (сработавший безотказно), и отменил действие Метели. Ледяная ловушка раскрылась, освободив переломанного ивилтала. Ветер ещё покрутился, закручивая воздух в вихри, выбросившие часть снега за пределы стадиона или разбросавшие его по углам, и стих. Мьюту опустился на стартовую позицию. Больше всего ему хотелось упасть на землю, чтобы никогда не вставать. Он понимал, бой может быть ещё не окончен и только поэтому заставлял тело стоять.

Ивилтал не шевелился. Минуту, две, четыре. Максвелл Ли сдался. Спрятал ещё живого ивилтала в ультраболл, выронил ловушку из пальцев и закрыл лицо руками.

А затем финал закончился. Ульрих Латимер зафиксировал победу мьюту и провозгласил Шиноду Намикаву новым, Шестым Чемпионом Международного турнира тренеров покемонов.

Невероятное, опьяняющее чувство, когда в твою честь аплодирует четверть миллиона человек. В небе загремел потрясающий салют, несколько нестройно, так как Метель повредила часть пиротехнических коммуникаций рядом со стадионом. Аплодисменты стихли; теперь все эти люди скандировали его фамилию. Это малая часть всех наград, даруемых победителю, но, возможно, одна из самых важных – эмоциональная награда. Осознание себя чемпионом.

Перед тем, как почувствовать себя этим чемпионом, Синед ощутил, как у него с плеч спадает великая тяжесть всего, что с ним случилось за последние пару лет. Парень неуклюже грохнулся на колени. По щеке стекали слёзы (левый глаз Синеда больше не умеет плакать). В голове у него всё перемешалось. Больше всего он испытывал не торжество, но боль, смешанную с великой благодарностью. Какой ценой была выбита эта победа, сколько сил на неё ушло, сколько существ было загублено! Осознание тяжести этого пути оказалось выше осознания нахождения себя на вершине мира. Он и его команда прошли войну и сейчас стояли перед руинами.

Монстры окружили парня. Те существа, которые для него прошли этот путь, которым он доверял безраздельно. Он жалел, что не проливал свою кровь рядом с ними на этом пути, а был лишь человеком, который ведёт, заботится и наставляет и люди вокруг могут посчитать, что все лавры позволены лишь ему. Но они не покидали его и сейчас. Гаярдос, претерпевая муки боли и стыда после избиения от дитто-гаярдоса смотрел на него сверху вниз, как обычно, и на его помятой расцарапанной морде застыла... что это, подобие одобряющей улыбки? После толчка в плечо от окончательно проснувшегося электрода по телу парня прокатилась волна энергии. Синхронно протянули ему лапы махокси и зороарку; Синед поднялся, опираясь только на них, его собственные ноги отказывались слушаться ещё какое-то время. Гардевуар стояла понурившись, совершенно разбитая; она приветственно улыбнулась парню и снова "потерялась", разглядывая умершее каменное сердце. Синед решил некотое время не трогать её.

Чаризард приблизился, вернулся к команде; ящер избегал смотреть человеку в глаза. Тот также не знал, что ответить, ведь все мысли, всё внимание в итоге сводилось к зализанному обрубку, торчащему из спинв. Возможно, чаризард его никогда не простит за отнятую возможность летать, которую теперь никак не вернёшь. Отныне слова между человеком и драконом были излишни.

Мьюту стоял в стороне. Всё ещё стоял. Даже нашёл позу поудобнее, в которой использовать замешательство на себе оказалось не так утомляюще. Справившись с эмоциями, поднявшийся Синед сам подошёл к нему, неловко, словно только что заново научился ходить.

— Мюцу, я, — и осёкся. Теперь и тут слова были лишними. Вместо этого парень бросился вперёд и заключил его в объятия.

Мьюту отшатнулся, как от внезапного нападения, чуть не упал, но устоял, принял жест благодарности расчувствовавшегося парня и, шумно выдохнув, даже положил ему на плечо свою лапу. Окровавленную лапу, разбитую о грунт и камень.

«Ты сделал всё правильно. Не подведи их и теперь».

— Как ты себя ч…

«Как после Хатиодзи. Иди, не испытывай моё терпение».

Чемпион получал право обратиться к миру сразу после победы. Иногда его приглашали подняться на трибуны, чтобы быть ближе к зрителям, иногда рабочие выстраивали платформу с трибуной, стационарную, в стороне от арены, или подвижную, до поры прячущуюся в подтрибунных помещениях и выкатываемую в конце сражения. Синед предпочёл остаться на месте, с командой, в самом сердце Стадиона. Небольшой съёмочной бригаде, чтобы взять Намикаву крупным планом, пришлось не ждать в условленном месте, а самим выйти на заснеженный газон. Синед отказался также от микрофона; его устраивала тренерская гарнитура в режиме "для всех".

Парень дождался, пока фанаты на трибунах несколько стихнут, поднял руку, привлекая внимание, и заговорил.

— Знаете, я всегда знал, что хочу сказать, стоя здесь, но никогда не писал речь, не репетировал перед зеркалом. Я был слишком занят. Я... Учился быть тренером.

Синед сделал небольшую паузу, прислушиваясь к собственному голосу. Да, сегодня его акцент звучит не так по-обезьяньи, как за день до турнира. Можно продолжать.

— Самодовольный человек на моём месте заявил бы, что его успех закономерен, и сказать "спасибо" за него он может только самому себе. Сентиментальный рассыпался бы в благодарностях всем, начиная от своего первого противника и заканчивая поваром, приготовившим ему вчерашний ужин.

Я хочу поблагодарить за свою победу монстров, и я хочу, чтобы вы запомнили их. У них нет имё