Теократия Великого Новгорода

 

Во всех русских городах было множество храмов, «но ни один город в России не мог равняться по количеству церквей с Великим Новгородом»^{81}. По выражению знаменитого церковного историка митрополита Макария (Булгакова), Новгород «был переполнен монастырями». Тем не менее боголюбивые новгородцы не прекращали строить все новые и новые храмы и монашеские обители. Издалека Новгород был похож на огромный монастырь. Путешественник, глядя на город, невольно задавался вопросом: живут ли там, кроме монахов, мирские люди?

Сердцем Новгорода был Детинец, в котором находились собор Святой Софии, резиденция архиепископа и вечевая площадь. Стены этой крепости венчали башни и надвратные храмы. Весь облик Детинца воплощал собой единство Церкви и государства. Детинец олицетворял мощь новгородской православной теократии.

Центрами церковной жизни новгородских улиц и концов были приходские храмы. Новгородцы, желавшие проводить подвижнический образ жизни, уходили в кончанские монастыри. Эти обители были средоточием духовной жизни населения соответствующих городских концов.

Каковы же основы теократичности Великого Новгорода?

Изначально у всех арийских племен существовал примерно одинаковый общественный строй. С образованием и развитием арийских государств в них стали появляться различные отличительные черты. В Новгородской республике такой характерной особенностью стала теократия. Теократическое государственное начало в Новгороде добавилось к традиционным для арийцев началам — народному, аристократическому и монархическому.

Христианская теократия — самобытная черта Новгородской республики. В древности многим арийским гражданским общинам была присуща языческая теократичность. Таковой она была до принятия христианства и в Новгороде. Однако после крещения Руси языческая теократичность в Новгороде преобразовалась в христианскую. Видимым знаком этого процесса стало разрушение в Детинце языческого капища и возведение на его месте Софийского собора. В Новгороде теократичность общества постоянно росла. С течением времени Новгородская республика достигла уровня полноценной православной теократии.

Новгород, подобно античным городам, представлял собой гражданскую общину. Вместе с тем новгородцы, будучи православными, в своей совокупности образовывали и церковную общину. Поэтому новгородское общество вполне корректно можно назвать церковно-гражданской общиной.

Городская община Новгорода объединяла его жителей не только как граждан, но и как членов Церкви Христовой. Новгородцы были связаны между собой узами единого гражданства, племени и, главное, общей веры. Все они были братьями во Христе. И для них это духовное единение было самым значимым. Христианское единство новгородской гражданской общины служило фундаментом мира и благополучия Новгорода как государства. Новгородская республика не знала кровавых гражданских войн, которые случались, к примеру, в Риме.

Теократичность Новгородской республики — это прежде всего совокупность законов, традиций и обычаев, проникнутая духом строгого Православия, духа, который позволял называть Русь Святой. Такая теократичность пронизывала все сферы жизни новгородцев.

В Новгороде существовала теократия республиканская, в Москве — теократия монархическая. Московские летописцы, привыкшие к теократическо-монархическим принципам правления, с подозрением относились к новгородским республиканским традициям и часто обличали их как негативное явление. Эти летописцы чистосердечно верили, что воля Божия может проявлять себя в государственной жизни народа только через монарха. Новгородцы же с не менее чистым сердцем свято верили в то, что Божественные воля и правда являют себя в собрании православного народа Божия на всенародном вече. Православные новгородцы придерживались древнеарийского принципа — Vox populi, vox Dei^{82}.

Новгородцы строго блюли чистоту христианской веры и жили по евангельским заповедям. Поэтому они уповали на то, что в ответ на их преданность Господь Сам руководит Новгородом. Все свои успехи они приписывали милости Божией. Неудачи и бедствия новгородцы считали вразумлением и наказанием за свои грехи.

 

СЛУЖЕНИЕ СВЯТОЙ СОФИИ

 

Новгородцы обладали мощной национальной идеологией, которая на протяжении столетий доказала свою жизнестойкость. Внешним проявлением этой национальной идеи было прославление Господина Великого Новгорода и созидание его политического могущества. Но еще более важной составляющей частью национальной идеи являлось служение Святой Софии. Безусловно, для православных новгородцев духовное содержание национальной идеологии было намного существенней ее внешней формы, которая для них являлась только видимым, осязаемым воплощением идеи служения Святой Софии, Премудрости Божией.

«В политической символике Великого Новгорода его сувереном, носителем верховной власти представлялась сама Святая София. Святая София была не только именем всей поместной новгородской церкви, как это выражалось в формуле: „Святая Соборная и апостольская церковь Святой Софии“. Нет, это было имя самой республики, от этого священного имени писались договоры и торжественные грамоты, ей приносили присягу князья и власти. Она мыслилась собственницей новгородских земель, особенно церковных („дом Святой Софии“). В ней народная воля нашла себе небесный символ, свободный от капризной изменчивости настроений толпы»^{83}.

«Умрем за Святую Софию!» — боевой клич новгородцев. С именем Святой Софии на устах новгородцы сражались с захватчиками за свою свободу. Они твердо верили в то, что Новгородом посредством различных властных структур правит Сама Святая София. На поле брани они умирали не за какие-либо общественно-государственные институты, а за Божию Правду, которую свято хранил Великий Новгород.

Для новгородцев само существование их города и республики было явным проявлением Божией Премудрости на Русской земле. Поэтому неудивительно столь сугубое почитание новгородцами Святой Софии. Они неизменно и усердно молились Ей о Новгороде, свято веря, что общественное и личное, духовное и земное благосостояние возможно только благодаря постоянному воплощению промысла Божия в жизни их государства.

«София, Премудрость Божья, есть одно из имен Христа. Знали это и более ученые из русских книжников. По крайней мере, в некоторых русских рукописях встречается такое объяснение. Но во всех известных случаях присяги новгородцы целуют икону Богородицы. Это заставляет думать, во-первых, что в Средние века не существовало известного иконографического типа св. Софии в виде огненного ангела, а, во-вторых, что в Новгороде возобладало богородничное или женственное понимание Софии»^{84}.

Святая София имела у новгородцев осязаемый символ — Софийский собор. Значение этого собора для Новгорода было столь велико, что новгородский летописец смело утверждал: «Где Святая София, тут Новгород!» «Новгород был республикой — Господином Великим Новгородом. Собор Святой Софии являлся его духовным центром, и существовало поверье, что Новгород охраняется „Божественной Премудростью“»^{85}.

«Софийский собор использовался не только для богослужения. Он являлся местом, где проходили различные государственные акты и торжественные церемонии, устраивались, например, приемы иностранных послов; здесь размещались библиотека и архив древнего Новгорода, хранились исторические ценности города, образцы мер и весов. Под звон Софии на площади перед собором собиралось всенародное вече, устраивались проводы воинов и встречи победителей»^{86}.

Собор Святой Софии воспитывал в новгородцах национально-патриотические чувства. В нем располагался пантеон героев и выдающихся деятелей Новгородской республики. «Церковь Святой Софии имела патрональное значение для Новгорода и всей его земли. Там хоронили владык, иногда князей и тех граждан, которые особенными подвигами и услугами отечеству удостаивались по смерти такой чести, преимущественно, когда они положили голову в бою за веру и новгородскую свободу. Быть погребенным во храме Святой Софии считалось самою высокою честью»^{87}.

 

ЕРЕСИ

 

Московская пропаганда, оправдывая нападение Ивана III на Новгород, обвиняла его жителей в ереси. Некоторые историки, бездумно повторяя выдумки московских придворных летописцев, до сих пор изображают Новгород чуть ли не рассадником ересей на Святой Руси.

Был ли Новгород центром еретических движений на самом деле? В первую очередь надо сказать, что ереси в истории Древней Руси возникали крайне редко и сколько-нибудь заметного следа в судьбе русской нации не оставили. Хотя для современников эти ереси, естественно, становились настоящими потрясениями. Еще бы, на Святой Руси вдруг кто-то начинал верить не по-православному! Разве это не вопиющий и страшный факт?!

В свое время русских людей особенно поразила так называемая ересь жидовствующих. Она возникла следующим образом. 8 ноября 1470 года из Литвы в Новгород вместе с князем Михаилом Олельковичем прибыл некто Схария, еврей по национальности. К нему вскоре присоединились еще два еврея: Иосиф Шмойло-Скарявей и Моисей Хануш. Преподобный Иосиф Волоцкий в своем «Просветителе» сообщает, что Схарии удалось обратить в ересь нескольких новгородцев, и «они отверглись Христа и всего христианства в лето 1471». Что можно сказать по этому поводу? Во-первых, ересь возникла не в Новгороде, а привнесена туда из Литвы. Во-вторых, родоначальниками ереси были иноземцы, а не коренные новгородцы. В-третьих, как известно, летом 1471 года Новгород был завоеван Иваном III и вошел в состав Московского государства. Поэтому с этого времени за происходящее в Новгороде нес ответственность уже великий князь, а не новгородское правительство, разгромленное Иваном III.

До 1471 года в Новгороде с разного рода еретиками и чародеями обычно не церемонились: привязывали камень и бросали с моста в Волхов. Так, например, поступили с тремя еретиками-стригольниками в 1376 году. При этом «новгородцы, свергая их в Волхов, говорили: „Написано в Евангелии: если кто соблазнит единого из верующих, то лучше ему, да обвесится на выи его камень жерновный и ввержен будет в море (Мк. 9. 42)“»^{88}.

Какова дальнейшая история ереси жидовствующих? В Новгороде еретиков очень быстро выявили и начали преследовать. Вы думаете, еретики бросились спасаться от преследований в глухие северные леса? Нет, они с легкостью перебрались в стольный град Москву, где обратили в еретичество немалое число московских вельмож. Да что там вельмож, к ереси примкнули даже митрополит Зосима и невестка великого князя Елена! Еретики свили свое гнездо в самом Кремле!!!

Вся последующая история борьбы с жидовствующими показала, что настоящим центром ереси была Москва, а отнюдь не Новгород. Именно в Москве ересь жидовствующих оформилась идеологически и упрочилась политически. Если говорить о Новгороде, то о нем можно упоминать лишь как о промежуточном пункте на пути распространения ереси между Литвой и Москвой.

 

АРХИЕПИСКОП

 

В Новгородской республике между Церковью и государством царила полная гармония. Более того, «нигде в других городах и княжествах древней Руси Церковь не была так тесно связана с государственной жизнью, как в Новгороде»^{89}. При этом православные новгородцы, без всяких сомнений, ставили Церковь выше государства. Поэтому в Новгородской республике архиепископ влиял на общество несравненно больше, чем любой из представителей светской власти. К середине XII века «относится установление в Новгороде республиканского строя, который вскоре приобрел черты феодальной теократии. „Начальником новгородских бояр“ стал Новгородский епископ, к которому перешли права и земельные владения князя, а также представительство Новгорода во внешних сношениях. С того времени вечевое постановление не имело полной силы без благословения Новгородского святителя»^{90}.

В других русских землях, возглавляемых князьями, такого сознательного и основанного на свободной воле единства гражданского общества, как в Новгороде, не было. В русских княжествах существовало разделение властей. Главой светской власти был князь, церковной — местный епископ. Поэтому при всем теснейшем сотрудничестве светской и церковной властей другим русским землям не удавалось приблизиться к новгородскому идеалу.

«Святая София была владычицей и покровительницей города и государства. На земле ее представлял всенародно избранный архиепископ»^{91}. Он, по словам Н. Костомарова, был живым выражением власти Святой Софии над Новгородом^{92}. Новгородский владыка был духовным вождем нации. Своим служением он напоминал ветхозаветных Судий.

Теократическая форма правления проявляла себя через государственные полномочия архиепископа. По мере утраты князьями в Новгороде властных функций, монархическое начало все более и более сосредотачивалось в архиепископских палатах. Постепенно вокруг владык сформировался двор, подобный княжескому.

 

Избрание архиепископа

 

«Система избрания главы Церкви была совершенно различной в Новгороде и Москве, что определялось различиями в их политическом строе. Митрополита избирал освященный собор, при этом решающее слово принадлежало московскому государю. Из претендентов нередко одерживал верх тот, кто мог заплатить в казну больше денег. В Новгороде право избрания владыки принадлежало новгородскому вече. Шансы на избрание имели лишь наиболее популярные в республике и авторитетные иерархи»^{93}. Нередко на архиепископский престол избирались простые священники или монахи, не имеющие сана. В Новгородской теократической республике не существовало церковной бюрократии, поэтому никакая карьерная лестница к архиепископской кафедре не вела. Протекция, деньги, знатность не имели значения. От кандидата на высшую церковную должность требовались необходимые личные качества и глубокое народное уважение.

«Владычество в Новгороде было одним из важнейших государственных институтов республиканского времени, сравнимым с постами посадника и тысяцкого. Свидетельство тому — регулярное с середины XII века избрание новгородского епископа из среды местного духовенства, проводимое светскими лицами на вече. Не подлежит сомнению тот факт, что система выбора владыки на вече, не фиксируемая в других городах Руси, является одним из результатов политических и социальных реформ XII века в Новгороде»^{94}.

Вся система власти в Новгороде строилась по национальному принципу. Высшие должности в республике могли занимать только коренные новгородцы. К управлению государством никоим образом не допускались инородцы. Некоторое, строго регламентируемое исключение делалось лишь для приглашаемого князя. На архиепископа это исключение не распространялось. Почему? Потому что он, в отличие от князя, избирался на свое служение пожизненно и сместить его, опять же в отличие от князя, было не так легко. И самое главное: в Новгороде князь не обладал реальной властью, а архиепископ был носителем почти всей ее полноты.

Только в ранний период церковной истории на новгородскую кафедру епископы присылались из Киева, позднее они избирались из коренных жителей Новгорода. «При выборе себе архипастыря новгородцы держались неизменно одного правила: чтобы он был из местного духовенства, черного или белого, а затем обращали внимание только на достоинства избираемого, нимало не стесняясь его саном»^{95}.

Почему главу новгородской архиепископии избирали на вече? В древней христианской Церкви епископа выбирали и клирики, и миряне. Таким образом, в практике избрания епископа новгородцы не были оригинальны — они только следовали апостольской традиции.

Как правило, на рукоположение во архиепископа вече выбирало трех кандидатов. Их имена писали на жребиях, которые клали на престол собора Святой Софии. Служили литургию. После окончания богослужения тянули жребий, который и определял имя нового владыки. Новгородцы считали, что именно таким образом лучше всего совершается божественное волеизъявление. Они говорили: «Не хотим избрания от человека, а желаем принять извещение от Бога — кого Бог захочет и Святая София».

Но была и еще одна причина, по которой новгородцы избирали владыку сначала на вече, а затем жребием. Какая же? Она заключалась в том факте, что архиепископ в Новгороде не только возглавлял Церковь, но и был одним из главных государственных лиц республики. А «все, что имело в Новгороде власть, силу и влияние, окончательно, по исконному народному понятию, надлежало исходить из народной воли. И отсюда необходимость избрания владыки на вече»^{96}. Жребий же служил гарантией того, что архиепископский сан получит не ставленник какого-либо боярского клана, а человек, чуждый внутриполитических симпатий и заботящийся о всеобщем благе. «Владыка стоял выше партий и выражал единство республики. Чтоб сделать реальной его независимость, кандидаты, избранные вечем, подвергались жеребьевке»^{97}.

Вечевая система выбора, в отличие от бюрократической карьерной лестницы, давала возможность занимать новгородскую кафедру одаренным церковным руководителям-организаторам, а не посредственным исполнителям.

«Положение новгородского владыки было совершенно исключительное: как епископ он стоял во главе Новгородской Церкви; как председатель Совета господ — во главе управления; избранный вечем, и к тому же пожизненно, он являлся совершенно независимым, но, будучи избранниками народа, все новгородские епископы неизменно проявляли выдающийся патриотизм. Среди новгородских владык — длинный ряд талантливых людей и выдающихся не только церковных, но и государственных деятелей»^{98}.