Июня 1904 года, полдень по местному времени

Острова Эллиота, пароход «Принцесса Солнца»

Дарья Михайловна Спиридонова (почти Одинцова), 32 года

 

Все «наши» девочки уехали в Питер, и из попаданок я осталась здесь одна. Сказать по правде, мне уже начали поднадоедать эти острова Эллиота. Слишком уж тут пустынно, растительности почти нет, одни каменистые сопки. Есть, конечно, в этих строгих пейзажах свое особое очарование, но моему сердцу как-то ближе леса и реки, горы и холмы, покрытые зеленой растительностью… Ну ничего; как говорит Пал Палыч, в самое ближайшее время нам предстоит перебазироваться на Цусиму, которую наши только что отбили у японцев. Одинцов у меня мужик умный – хоть я и молчу, но чувствует, что мне здесь уже надоело. Как временное убежище эти острова довольно ничего, но увольте меня от обязанности жить тут постоянно. Кстати, корейские рабочие – то есть женщины, которые обеспечивают наш быт, разводят для нас огороды и даже ловят рыбу – тоже поедут с нами, ибо в родных деревнях, откуда их забрали японцы, их никто не ждет. А многие из них уже довольно неплохо лопочут по-русски, что избавляет нас от необходимости объясняться знаками, и, кроме того, они считают, что им повезло не только выжить в японском аду, но после этого еще и очень хорошо устроиться в жизни.

Но этот переезд будет потом, а пока все идет своим чередом. Разве что наступило лето… Стало жарко и мне пришлось искать возможность заиметь себе одежду по сезону. С собой-то у меня были только свитерки, брюки и теплые юбки, да и обувь для прохладной погоды, поскольку август семнадцатого во Владике, откуда мы отправились был дождливым и нежарким. А тут – прямо Сочи в разгар сезона или какая-нибудь Паттайя.

Одежду по местной моде я носить категорически не желала. Чтоб я надевала все эти корсеты, турнюры и кринолины? Нет уж, увольте. Мне бы сарафан, да шорты, да легкую блузку, да летний брючный костюм… И шлепанцы! Или кеды. Или хотя бы какие-нибудь мокасины… Сейчас я обхожусь той уже изрядно потрепанной парой кроссовок, что захватила из дому, а для недалеких прогулок вообще использую домашние тапочки-шлепанцы (тоже оттуда) – благо они у меня на добротной подошве и очень крепкие.

Но с одеждой была просто беда… Естественно, я думала над тем, как бы разрешить эту проблему. И вот случайно выяснилось, что среди обслуживающих нас кореянок есть одна, которая умеет неплохо шить. По крайней мере, все ее хвалили, эту тетушку Пэк. И я решилась и пошла к ней, и заказала себе одежду, нарисовав, как это примерно должно выглядеть. Немолодая сухопарая кореянка подобострастно кланялась, кивала и повторяла: «Хорошо, я делать хорошо!». В общем, для начала она должна была сшить мне блузку с брюками и халат наподобие кимоно. Ткани нам заранее привезли из Мукдена, столицы местного региона, где можно было купить все, были бы деньги. А деньги у моего Одинцова были, да и у меня тоже, ведь как комендант лагеря я получала совершенно безумные для этого времени триста рублей в месяц (оклад командира полка). На них можно было купить две хороших лошади или полтора рояля известных марок, а если не шиковать, то одну тонну двести пятьдесят килограмм белой муки, или полтонны парной телятины. Да я совершенно не представляла, что делать с такими деньжищами – просто складывала сторублевые бумажки в секретер; а тут какие-то ткани…

Результат, который мне через неделю гордо продемонстрировала тетушка Пэк, удивил меня и обрадовал. Портниха оказалась талантливым мастером своего дела – одежда была сшита аккуратно и правильно – в точном соответствии с эскизом. Я на жестах объяснила мастерице, что мне нужна еще и летняя обувь, и она закивала, заверяя, что сможет решить и этот вопрос. Через пару дней я получила от нее сланцы на деревянной подошве, с кожаными ремешками… Удивительно, но эта обувь оказалась весьма удобной и я перестала нещадно эксплуатировать свои несчастные тапочки. Благодаря моему заказу тетушка Пэк стала богаче на сотню русских рублей, что создало мне репутацию чрезвычайно щедрой и доброй госпожи. Для нищей Кореи это совершенно невиданные деньги, а разные колониалисты – вроде англичан и тех же японцев – в основном предпочитали расплачиваться за работу бамбуковыми палками.

Ольга, видя, как пополняется мой гардероб, выразила желание тоже что-нибудь заказать у тетушки Пэк. Нужно было что-то такое, что не слишком шокировало бы современников, но в то же время было элегантным и удобным. Вместе с Ольгой мы разработали фасон летнего платья – такого, чтобы было не только удобным, практичным и красивым, но и достаточно скромным. И портниха блестяще справилась с этим заказом. Платье получилось восхитительным, и Ольга говорила, что оно похоже на «чайное платье» – как потом выяснилось, это были такие платья, к которым не требовался корсет; их надевали дома, в неформальной обстановке. Нежно-персикового цвета с зеленой отделкой, оно очень шло к ее волосам.

Итак, лето все больше заявляло о своих правах, и потому я стала искать возможности поплавать в море. Оказалось, что сия затея не так-то просто исполнима. Ранее мне не приходило в голову, что в эту чопорную эпоху идея просто выкупаться в море обернется большой проблемой. Ну, для мужчин этот вопрос не являлся здесь, на островах, столь критичным, а вот для дам… Словом, купаться в открытом водоеме – в том понимании, в каком это делаем мы – было неприлично. Ольга со смехом рассказывала, как это происходит у высших сословий России и стран Европы – для купания используются специальные «купальные машины» – такие кабинки, которые запрягаются лошадьми. Лошади тащат их в море, подальше от любопытных взглядов, и женщина, находясь, внутри, в это время переодевается в купальный костюм. Костюм этот, по описанию Ольги, мало чем отличается от обычного платья и уж меньше всего напоминает купальник в нашем понимании. Я удивлялась, про себя даже ужасалась, слушая, как издевается над бедными женщинами общественность, предписывающая для купания в море соблюдение всего этого ритуала.

Ольга рассказала, что у царской семьи были свои морские купальни – так называлось место, огороженное кольями с натянутой парусиной. «Плавать» она любила, так же как и ее братья. Николай, оказывается, вообще придавал морским оздоровительным купаниям большое значение, и каждый такой факт фиксировал в своем дневнике.

Я рассказала Ольге, что представляет собой купальный костюм в наше время. Оказалось, что слово «трусы» ей совершенно незнакомо. Тут до меня дошло, что в это время трусов еще не изобрели…

– Ну это как панталоны без штанин, – пыталась я объяснить.

Но она разводила рукам и огорченно качала головой, показывая, что совсем не понимает, что я имею в виду.

И тут меня осенила прекрасная идея. Ведь у меня есть сотовый телефон! Я о нем почти забыла, и он лежал у меня в тумбочке, лишь изредка используемый в качестве будильника. Собственно, мы, попаданцы, не особо стремились пользоваться здесь своими гаджетами. Можно сказать, что мы отвыкли от этого, ведь сотовой связи тут все равно нет. Конечно, в мобильном телефоне есть еще куча дополнительных функций, которым не нужен интернет или связь (таких как календарь, калькулятор, заметки, игры ит.д.) но нам было как-то не до их применения. Наверное, причиной тому стал слишком бурный темп жизни… А может быть, это была неосознанная ассимиляция. Я, собственно, и раньше не особо пользовалась своим «андроидом», который приобрела три года назад. Разве что в качестве фотоаппарата… За эти три года у меня там накопилось много прекрасных снимков (благо память большая). Какие-то из них я копировала на компьютер, но самые любимые предпочитала хранить в самом телефоне. Так приятно иной раз было полистать галерею…

И вот сейчас я вспомнила о том, что у меня есть фотографии из нашего мира. Ага, там даже есть мои снимки на пляже… Как это я раньше не додумалась показать Ольге фото на телефоне? Ведь уж два месяца как мы с ней знакомы…

Предвкушая ее удивление и восхищение, что в такой маленькой штучке могут храниться фотографии высокого качества, я сбегала за своей «соткой».

– Что это? – спросила она.

– Это и есть сотовый телефон, о котором ты, возможно, слышала от «наших», – ответила я. – Это тоже своеобразный ноутбук, только маленький…

Ольга недоверчиво смотрела на мой телефон. Я разблокировала экран – и на заставке появились мерцающие звезды.

– Так… сейчас зайдем в галерею… – пробормотала я.

Ольга удивленно покосилась на меня. Ах, ну да – мои слова кажутся ей бредом сумасшедшего. Я улыбнулась своим мыслям.

Я открыла галерею – и… У меня самой захватило дух и как-то защемило сердце, когда я увидела запечатленные телефонной камерой эпизоды из своей той, допопаданской жизни… Ведь я ни разу – ни разу! – не просматривала здесь эти фото.

Вот я стою на улице перед своим домом, и снежинки облепили воротник моего пальто… Это, помнится, был первый снег, я попросила случайно встреченную соседку запечатлеть меня… А вот я дома, сижу на диване с огромным яблоком в руке – тогда я решила сменить прическу и очень коротко подстриглась, став похожей на какую-то анимешную героиню. Стрижка мне понравилась, но вот впечатление, которое я производила на людей – нет, и потому я вновь отрастила волосы до плеч.

А вот я с собакой… Боже мой, Беня! Я подобрала его на улице, в дождь, когда он, брошенный кем-то, грязный и мокрый, тихо скулил у моего подъезда. После выяснилось, что он пекинес, но в тот момент он был просто жалким дрожащим уродцем. Он оказался старым и больным, у него отсутствовал один глаз и язык все время торчал из пасти, не помещаясь во рту. Он умер через год у меня на руках. Но я успела полюбить старого Беню и втайне плакала по нему, ругая себя за то, что позволила себе привязаться к животному…

А вот – попеременно фото мои и одноклассницы Катьки. В моей квартире, растрепанные, румяные, в разных дурацких позах… Мы в тот день совершенно случайно встретились после многих лет, и, придя ко мне, выпили вина. Бутылки три, пожалуй… И дурачились, фотографируя друг друга. Поначалу она мне жаловалась, что никак не может родить и что муж хочет уйти от нее. Плакала… А потом ей стало весело. Ну и, в общем, получилось как в анекдоте – собирались выпить и поплакать, а получилось нажраться и поржать…

– Сейчас… – Я быстро листала мобильный фотоальбом, стараясь избавиться от чувства ностальгии. Теперь та, прошлая жизнь, воспринималась мной уже совсем не так, как раньше. И мне были дороги те эпизоды, которые запечатлела камера – подобного больше никогда уже не повторится…

Ольга с интересом следила за моими манипуляциями; кажется, она не обратила внимания на выражение моего лица.

– Ага, вот они, смотри! – наконец нашла я эти фото. Прошлым (для той жизни) летом я как-то проводила воскресенье на городском пляже. Там меня беспрестанно фотографировал один привязавшийся молодой человек, так, что я даже на него рассердилась. Я платонически-романтически была верна своему Одинцову, а тут привязываются всякие сосунки… Однако несколько фото мне понравились, и этот мальчик скинул их мне. Там я была представлена в разных видах – и плывущая, и выходящая на берег, и лежащая на песке, и в шляпе, и с лимонадом, и с полотенцем на плечах; и вокруг моей персоны было запечатлено множество разнообразного народу… Купальник у меня был голубой, раздельный. Никогда не любила сплошные купальники – в них невозможно загорать. Правда, я немного стеснялась шрамов на груди – их было заметно, если приглядеться… Но сделать шлифовку мне даже в голову не приходило. Пусть будут… Эти шрамы были дороги мне, они напоминают мне о моем боевом прошлом, когда я была чем-то большим, чем есть сейчас.

Ольга, бережно взяв в руки мой телефон, внимательно разглядывала фото. Я показала ей, как листать туда-сюда, и она, перелистывая фото дрожащим пальчиком, все больше краснела и округляла глаза. Потом, отложив телефон, взглянула на меня с лукавством, и, зажав рот рукой, произнесла:

– Я, признаться, несколько шокирована… Но тем не менее нахожу, что обычай купаться в таком вот виде помогает относиться к собственному телу без ложной стыдливости… Я думаю, что когда выходишь на пляж и видишь вокруг и женщин, и мужчин в таких вот… нарядах, то вскоре просто перестаешь обращать на это внимание! Ведь сладок, как известно, только запретный плод… – Затем она задумчиво возвела глаза кверху и покачала головой. – Да уж, никогда бы не подумала, что там, в будущем, будет все так легко и просто… Но этот факт меня очень радует. Вы знаете, наша семья никогда не была особо чопорной. Мне даже известно, что… – Тут она сделала лукаво-заговорщический вид и наклонилась к моему уху: – что маман иной раз любила прыгнуть в неглиже в какой-нибудь из прудов Петергофа…

Она отстранилась от меня, чтобы оценить мою реакцию.

Я же улыбнулась и сказала:

– Что ж, раз так, Ольга, давай мы с тобой устроим купание в стиле «Двадцать первый век». Ну жарко же – сил нет!

– В этих самых… купальниках? – спросила Ольга.

– Разумеется!

– Я совсем не против, милая Дарья… – со вздохом произнесла Ольга, – вот только где я возьму купальник?

– Ну, дорогая, купальник можно сшить… – весело сообщила я.

– Конечно, можно, – согласилась великая княгиня, – но как ты это себе представляешь? Не стану же я обращаться к этой твоей тетушке Пэк с просьбой сшить мне такую… эээ… пикантную вещь… Это совершенно исключено.

– Я этого и не предлагаю, – ответила я. – Обойдемся без посторонней помощи. Ну неужели две женщины не смогут сшить один купальник? – И я весело подмигнула Ольге.

– Хм… Это мне и голову не приходило… – задумчиво ответила она. – Хотя я совсем не умею шить… Вышивать – да, а вот шить… Мне всегда казалось, что это очень сложно…

– Я тоже не особо талантливая швея, – утешила я ее, – но уж купальник-то сшить смогу. Чего там шить-то – лифчик да трусики… – И я весело заключила: – На манер моего и сделаем!

Ткань мы раздобыли без особого труда на следующий же день. Стоило только попросить – и дежурный миноносец, сновавший между Эллиотами и Артуром как трамвай, привез нам небольшой отрез прекрасного бледно-фиолетового шелка. Пятьдесят рублей, конечно, дорого, но не для Великой княгини и будущей императрицы. Получив требуемое, мы тут же закрылись в Ольгиной каюте и с энтузиазмом принялись за работу. Нитки с иголкой, к счастью, были у меня собой – взятые еще оттуда, из нашего мира.

И вправду, сшить бикини оказалось проще простого. Пришлось лишь вспомнить уроки бабушки, которая учила меня, малолетку, швейным премудростям. Вот и пригодилось! Ольга очень старалась, выполняя мои указания; несколько раз она, правда, ойкнула, уколовшись иглой. И вот наш шедевр готов… Верхняя часть сшитого бикини представляла два треугольника, надетых на узкую ленту из ткани. Трусики были сшиты таким образом, чтобы они завязывались на боках тесемками.

– Какое бесстыдство… какое очаровательное бесстыдство… – восхищенно шептала Ольга, рассматривая и поглаживая наше изделие, и в глазах у нее светился хулиганистый восторг.

– Примерять будешь? – спросила я.

Ольга энергично замотала головой.

– Я лучше завтра… Сразу и надену, когда мы купаться пойдем.

– А если не подойдет?

– Подойдет! Это же универсальный размер! – рассмеялась Ольга.

 

И вот настал следующий день. Естественно, я предупредила Одинцова о нашем предполагаемом мероприятии. Он слегка нахмурился, но потом хмыкнул и не стал возражать. Только сказал, что предупредит парней из взвода, оставленного охранять базу, чтобы никто нам не помешал. А то для охальника неизбежны последствия, не исключено, что даже летальные.

Для купания мы выбрали одну из удаленных бухточек, которых тут, на Эллиотах, было в изобилии. Окруженная невысокими скалами, она скрывала нас и от ветра, и от посторонних глаз со стороны моря. Эдакий нерукотворный бассейн. Вода здесь имела удивительный бирюзовый оттенок, по мере удаления от берега переходящий в синий. Вода была прозрачна и на ней мелькали солнечные блики; казалось, само солнце решило искупаться вместе с нами.

Я заранее посоветовала Ольге надеть свой купальник под платье – то самое, «чайное». Так же поступила и я сама, облачившись в свое зеленое кимоно, шитое корейской портнихой. На ногах у меня были сланцы, а у Ольги… Она называла это «пляжная обувь». Ничего, что вызывало бы ассоциации с пляжем, я в этих громоздких шнурованных красных ботинках я не находила. Но заказывать сланцы она почему-то категорически не желала, и я не стала настаивать. Может, стесняется ступни оголять – ну да ладно, не так-то легко избавиться от старых предрассудков, а она и так сделала большой прогресс.

Естественно, великая княгиня дополнила свой гардероб шляпкой – кажется, это была самая маленькая из ее обширной коллекции. Она вообще удивлялась, как это мы там не носим шляп… Ну, головным убором я по случаю жары в этот день все-таки озаботилась. Кусок ткани, оставшийся после шитья моего кимоно, я подогнала под форму косынки и повязала на голову на манер банданы, чем вызвала изумленные ахи Ольги.

Оказавшись в бухточке, я первым делом подошла к кромке воды и ногой проверила ее температуру.

– Теплая! – сообщила я Ольге, у которой был какой-то настороженный вид – она то и дело озиралась и ежилась. Тем не менее в глазах ее горела решимость.

Я, не глядя на нее, скинула свое кимоно, сдернула косынку и аккуратно положила все это на камень. Не люблю купаться в головном уборе. Мне нравится погружаться с головой, ощущать, как мои волосы развеваются в воде, нравится, вылезая на берег, чувствовать, как они облепили шею и как с них стекает вода…

Чувствуя на себе взгляд Ольги, я направилась к воде. Медленно, наслаждаясь каждым шагом, щупая голыми ступнями округлые камешки на дне, я заходила все дальше и, когда уровень воды достиг моей груди, поплыла. Какое же это было блаженство! Воистину жизнь зародилась в океане – иначе почему на несказанно приятно погружаться в его теплые волны?

Отплыв от берега на расстояние метров пятидесяти, я взглянула на берег. Ольга, стоящая у кромки воды, приложив к глазам ладошку, смотрела в мою сторону. Он была в купальнике… У нее оказалась очень хорошая фигура, похожая на мою, разве что бедра чуть шире. Кроме фиолетового бикини, на ней все еще красовалась шляпка и эти ужасные ботинки. Я тихонько рассмеялась. Было очевидно, что купаться она собирается именно в таком виде. Наверное, шляпка – это от солнечного удара, а ботинки – чтобы не поранить ноги о камни.

Чувствуя, что Ольга обеспокоена, я повернула назад.

– Ну как? – спросила я, подплыв к ней, зашедшей в воду по пояс.

– Замечательно! – улыбнулась она. – Ветер так приятно обдувает кожу… Но немного неловко, непривычно… Это, наверное, пройдет…

– Конечно, пройдет! – заверила я и поспешила спросить: – А ты вообще плавать-то умеешь?

– Нет… – призналась она. – Всегда хотела научиться, но кто бы этим со мной занимался? – Она вздохнула.

– Ладно, я тебя потом научу, – сказала я, – а пока можешь просто у берега поплескаться.

И я шутя брызнула в нее водой. После этого Ольга наконец-то окунулась полностью, то есть вместе с плечами. Пока она «плавала» на мелководье, я резвилась и наслаждалась морем, солнцем, простором, синим небом, ощущением неги и беззаботности. Через какое-то время мы вышли на берег и улеглись на шерстяной плед, предусмотрительно прихваченный мной из каюты. Мы лежали рядышком, на спине, и смотрели, как в небе проносятся маленькие облачка, похожие на торопливые мазки белил.

– Хорошо, правда? – спросила я.

– Да, замечательно… – ответила Ольга.

Мы помолчали, слушая шум прибоя – звук, который никогда не надоедает. Момент релаксации, во время которого могут внезапно осенить какие-нибудь потрясающие мысли… Но какие мысли могли осенить меня? Все у меня было хорошо, я жила полной жизнью, любила и была любима, занималась нужным и интересным делом… За спиной моего мужчины было так уютно и безопасно! И все же где-то глубоко-глубоко в моей душе тлела искра смутного беспокойства. Это началось у меня спустя примерно месяц после того, как мы с Одинцовым вступили… ну, в интимные отношения. Эта искра непонятного волнения отдавалась и на мое тело – порой я ощущала его как-то по-другому, не так, как обычно. Это трудно описать, но мне казалось, что с ним что-то происходит, что-то непонятное. Впрочем, у меня не оставалось времени думать об этом. Практически постоянно я была занята. И уставала так, что, приходя к себе вечером, просто падала в кровать и мгновенно засыпала… А раньше мне всегда было трудно заснуть.

И вот опять… опять это непонятное беспокойство одолело меня, тихо-тихо стучась в мой разум… Даже сердце изменило свой ритм – сейчас я вдруг особенно остро почувствовала необходимость разгадать причину происходящего со мной. Море… Ласковые волны, что качали меня несколько минут назад… Море, колыбель человечества, матерь всего живого…

Что-то подсказывало мне, что мои мысли текут в верном направлении. Разгадка брезжила совсем рядом, но не желала оформляться во что-то отчетливое.

Я села.

– Знаешь, Ольга, – сказала я, – я, пожалуй, еще разок окунусь.

– А я чуть позже, – ответила она.

На этот раз я заплыла гораздо дальше. Было немного боязно – что если я наткнусь на ядовитую медузу? Но что-то заставляло меня плыть дальше, и лишь подумав о том, что Ольга, должно быть, беспокоится за меня, я повернула обратно. Глядя сквозь толщу воды, я то и дело видела маленьких желтых рыбок, что бодрыми стайками проплывали подо мной. И почему-то именно как раз в один из таких моментов я вдруг поняла причину своего беспокойства – так отчетливо и ясно, что никаких сомнений быть не могло…

Я была беременна! За суетой я даже не заметила, что у меня пропали месячные. Искажение вкуса, несвойственная мне сонливость – все то, на что я даже не обращала внимания – было признаками того, что во мне зародилась маленькая жизнь… И, похоже, это произошло как раз после того, самого первого раза… Надо же, никогда бы не подумала, что не смогу определить у себя признаков беременности! Судя по фильмам, которые я смотрела, меня должно было со страшной силой тошнить по утрам… Теперь вспоминаю, что легкая дурнота иногда была, но чтобы идти и пугать раковину – до такого ни разу не доходило, а сейчас и вообще все прошло, и только аппетит усилился… Это какой же у меня срок? Так, сейчас сообразим… ну, получается, что три месяца с небольшим. Просто обалдеть, не могу привыкнуть к этой мысли… Это что, недели через две-три малыш уже будет шевелиться?!

Я плыла к берегу, обуреваемая совершенно неведомыми прежде эмоциями. Я видела, что Ольга, полная беспокойства за меня, встала и подошла к воде, и теперь напряженно всматривается, следя за тем, как я приближаюсь. От избытка чувств я помахала ей рукой и крикнула:

– Эге-гей!

И она в ответ помахала мне рукой. Сейчас она, наверное, немало удивится и даже, пожалуй, сочтет меня сумасшедшей, когда я, выйдя на берег, крепко-крепко обниму ее и закричу: «Я так счастлива!!!»

 

* * *

 

Июня 1904 года, полдень