Старинная усадьба XVII века в окрестностях Дувра

Стоял жаркий июньский уик-энд. Солнце с небес пекло немилосердно. Лондон, затянутый смогом от десятков тысяч каминов, печей и угольных плит (а никаким не туманом), превратился в некое подобие еще не изобретенной душегубки. В связи с вышесказанным высокопоставленные джентльмены, занимающие важные посты в британских министерствах и ведомствах, на уик-энды в обязательном порядке выезжали за город в старинные фамильные поместья. О том, что делали в уик-энды джентльмены попроще, у которых не было старинных фамильных поместий, вы можете прочесть в повести Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки». Юмористическая-то она юмористическая, но зато написана на основе реальных событий и дает представление о времяпровождении в таких случаях британского среднего класса…

Премьер-министр Артур Джеймс Бальфур, Первый Лорд адмиралтейства Уильям Уолдгрейв, граф Селбурн, а также министр иностранных дел Генри Чарльз Кит Петти-Фицморис тоже выехали на уик-энд в старинный особняк на берегу Канала недалеко от Дувра. А тут хорошо… Высокое голубое небо с полупрозрачными перистыми облаками, чистейший морской воздух, крики чаек в вышине, вековые травянистые газоны и широкие морские пляжи – без банок, бутылок, пластиковых пакетов и прочей дряни; но и, к сожалению, без девушек в бикини, до которых осталось еще как минимум полвека. Но трем джентльменам было отнюдь не до красот природы. Прибывая один за другим, они отдавали дворецкому свои визитки и шли в зал с камином, специально отделанный таким образом, чтобы наружу не вырывалось ни одного слова. Стены в этой зале были обиты войлоком, поверх которого крепились массивные дубовые панели. Двойные двери, а также окна с двойными рамами и ставнями давали гарантию того, что изнутри наружу не просочится ни одного слова. У всех стен – и в офисе премьер-министра, и форин-офисе и в Адмиралтействе есть уши, а у этих стен ушей нет.

– Итак, джентльмены, – открыл заседание британский премьер, – я попросил вас пожертвовать своим уик-эндом и снова собраться в этой зале только из-за того, что наши дела на русском направлении с каждым днем идут все хуже. Лорд Пальмерстон как-то сказал, что очень плохо жить, когда с Россией никто не воюет. Но еще хуже жить, джентльмены, когда те, кто по нашему желанию начали войну с Россией, терпят от нее одно сокрушительное поражение за другим. К настоящему моменту Япония почти полностью разгромлена, и я даже не знаю, сохранится это древнее государство на карте мира или будет стерто с лица земли злобным московитским деспотом.

– Сэр Артур, – поправил премьера Генри Петти-Фицморис, – вы, пожалуйста, не забывайте, что этот самый московитский деспот приходится любимым племянником нашему королю. Градус ненависти можно и нужно нагнетать в прессе, которую читает плебс, а здесь, между собой, мы должны держать голову холодной. Если нас охватит та же иррациональная ненависть к России, какую мы прививаем широким народным массам, то тогда недалеко до беды, потому что трезвое мышление – это краеугольный камень успеха [153] в политике.

– Каюсь, сэр Генри, – ответил премьер, – я просто забыл, что я не на парламентской трибуне и что мне не надо убеждать остолопов из Палаты Общин выделить деньги на строительство еще одной серии новейших броненосцев. Вы и в самом деле правы. Ненавидеть русских совершенно не за что и незачем. На самом деле они всего лишь наши конкуренты в завоевании мирового господства. И вся пикантность этого положения в том, что если победят они, то мы будем влачить жалкое существование равных среди равных. Ничего страшнее этой перспективы нас в этом случае не ожидает. Но если победим мы, то тут же истребим всех русских до последнего человека, так же, как наши заокеанские кузены истребили американских индейцев. Слишком уж эти русские вольнолюбивы и неуправляемы, и у нас никоим образом не получится сделать из них трудолюбивых белых индусов.

– Очень хорошо, сэр Артур, – кивнул первый лорд Адмиралтейства, – мы все прекрасно знаем, как вы «любите» русских, но давайте все же перейдем к существу вопроса, который вы нам так пока и не огласили.

– Ладно, сэр Уильям, вы сами этого хотели, – с некоторой угрозой произнес премьер-министр. – Один из таких вопросов по существу заключается в том, что этот ваш командующий китайской станцией адмирал Ноэль, под командой которого был весь отряд наших крейсеров в тех водах, позорно бежал от русских, бросив на произвол судьбы большое количество транспортов с грузами, так необходимыми сражающейся японской армии. Такого позора Королевский флот не знал за всю историю своего существования.

Уильям Уолдгрейв пожал плечами.

– А что еще оставалось делать адмиралу Ноэлю? – спросил он. – У него не было права начинать войну, а русские недвусмысленно, с расчехлением орудий, потребовали досмотра транспортов под угрозой применения вооруженной силы. Дело происходило в корейских территориальных водах, официально объявленных зоной боевых действий, так что русские, как воюющая сторона, были в своем праве.

– Подумаешь, русские были в своем праве, – хмыкнул министр иностранных дел, – надо было решиться открыть огонь, а потом мы как-нибудь замяли бы этот инцидент.

– Да, в самом деле, сэр Уильям, – самодовольно сказал Артур Бальфур, – адмирал Ноэль что, забыл, что за ним стоит вся мощь Британской империи?

Первый лорд Адмиралтейства скептически хмыкнул.

– А впереди него стояли все силы ада… – сказал он после некоторой паузы. – Там были не пара крейсеров, как вам, должно быть, доложили, а семь русских эскадренных броненосцев, из которых пять первого класса и два пятнистых корабля-демона. Одного этого ужаса уже хватает для того, чтобы обратить в бегство любого храбреца. Русские шли громить японскую базу на Цусиме и лоб в лоб натолкнулись на наш конвой. Стоило адмиралу Ноэлю приказать отрыть огонь – и русские броненосцы своими «двенадцатидюймовками» нашинковали бы наши крейсера в мелкий шницель. По моим данным, последние два месяца русские корабли только и делали, что маневрировали и учились стрелять. Адмирал Ноэль просто не захотел быть тем, кто примет у них экзамен, подставив в качестве мишеней свои корабли.

После этих слов в зале наступила гробовая тишина. Ни премьер, ни министр иностранных дел не могли прийти в себя. Черт с ним, с конвоем и его грузами! И даже черт с ними, с транспортными судами, большинство которых, несомненно, будет конфисковано призовым судом. Последствия необдуманной стрельбы могли быть крайне тяжелыми и, как минимум, означали бы фатальное ослабление позиций Британской империи на Дальнем Востоке. Тревожить русских и их потусторонних покровителей, когда они разозлены и готовы к схватке – это далеко не самый лучший способ самоубийства.

В этой тишине Уильям Уолдгрейв кашлянул и тихо произнес:

– Джентльмены, адмирал Ноэль предложил план операции возмездия, которая позволит исполнить все наши мечты. Но только потом сэр Генри должен приготовиться изо всех сил заминать военный инцидент грандиозного масштаба, потому что если сделать то, что задумал адмирал Ноэль, император Николай придет просто в убийственную ярость.

– Ну-ка, ну-ка, сэр Уильям, – произнес британский премьер, – рассказывайте, что придумал этот ваш адмирал Ноэль? Раньше он вроде никогда не отличался особой сообразительностью…

– Наверное, у него нашелся сообразительный подчиненный без комплексов и без такого эфемерного чувства как совесть, – хмыкнул Первый лорд Адмиралтейства, – я еще не знаю, кто это такой, но чувствую, что он далеко пойдет, если его раньше не убьют…

– Хорошо, – сказал Артур Бальфур, – к черту этого вашего молодого бессовестного гения! Вы лучше расскажите, что он придумал.

Уильям Уолдгрейв понизил голос:

– Он придумал, ни много ни мало, взять весь флот, базирующийся на Китайской станции, и, пока русский флот находится в Японском море, атаковать базу пришельцев на островах Эллиота. Они специально выбрали такое глухое удаленное место, чтобы им никто не мешал жить так, как они привыкли. Сейчас, по данным разведки, там остались только два артиллерийских дестроера с шестифунтовыми пушками и транспортные корабли с припасами. Но самая жирная цель – это транспацифик «Принцесса Солнца», который пришельцы конфисковали за перевозку военной контрабанды. Сейчас на его борту проживает вся их верхушка, включая таинственного господина Одинцова, а также брата и сестру действующего российского императора. Если мы проведем операцию на рассвете, когда все спят, то захватим в плен всех этих важных персон, и тогда русским придется вести себя потише, причем везде и сразу. Например, можно будет потребовать у русского царя, чтобы он добровольно передал трон нашему претенденту из числа Романовых, а сам проваливал куда подальше – в монастырь, к кузенам или же в Аргентину…

– Все-все, – замахал руками британский премьер, щеки которого даже чуть порозовели от возбуждения, – я вас понял, ради Бога, ни слова! Думаю, что, если предложенная вами операция удастся (а она не может не удаться), то это снимет все наши сомнительные вопросы к ситуации. Так мы отомстим русским за унижение с конвоем и покажем, что Бог любит Британию и позволяет ей делать абсолютно все… – В порыве патриотических чувств он тряханул правым кулаком – так, будто бы забивал гвоздь. – Но вы должны передать адмиралу Ноэлю, что пришельцев и членов царской семьи непременно требуется брать живыми и здоровыми. С остальными наши моряки могут не церемониться, но с важных голов не должен упасть ни единый волосок. Вы меня поняли?

Первый лорд Адмиралтейства кивнул, и премьер-министр повернулся к министру иностранных дел Генри Петти-Фицморису.

– Сэр Генри, – сказал он, – сразу по завершению этой операции вы должны быть готовы вступить в переговоры, которые зафиксируют нашу победу над русскими. Мы должны извлечь из этой ситуации максимум возможного, подготовив все для окончательного закрепления нашего мирового господства. Запомните, Россия нам будет нужна как источник грубого пушечного мяса во время предстоящей битвы с Германской империей. Пусть сначала они пожертвую собой во имя победы над тевтонами, а потом мы их окончательно уничтожим, поселив на землях диких монгол.

* * *

Июня 1904 года, утро