Токийский залив, глубина 50 метров

Борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс»

Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет

В Токийский залив мы просочились тихо и незаметно, следуя за большим грузовым пароходом неизвестной принадлежности, ибо командовать всплытие под перископ, чтобы посмотреть флаг и прочитать название порта приписки этой лохани, я не стал. А зачем? Вместо того мы вспыли под перископ на некотором отдалении от входа в Токийский залив и внимательно осмотрели его берега, а также провели наблюдение за тем, какими процедурами сопровождается вход и выход из залива коммерческих грузовых судов. Неважно, что противолодочной обороны еще не существует, по глупости запросто можно запутать лодку в боновом заграждении или, проходя через минное заграждение, зацепить минреп якорной мины, со всеми вытекающими из этого печального факта последствиями. Только идиот полезет внутрь осиного гнезда, предварительно не осмотревшись, чтобы избежать неприятных сюрпризов.

Именно по этой причине нас интересовали не береговые батареи, существовавшие с нами в разных измерениях, а минные поля и боновые заграждения. Чтобы выявить их возможное местоположение и обозначить безопасный фарватер, Циркуль с обычной для себя дотошностью наносил на карту маршруты, по которым японские лоцманы вводили и выводили коммерческие пароходы из Токийского залива. Дело в том, что если «туда» мы собирались пройти на малой скорости, следуя за кораблем-поводырем (роль которого сыграет любой входящий в залив трамп), то обратно нам придется выбираться самостоятельно. Кстати, в заливе судоходство было весьма интенсивным. Несмотря на ночное время, пароходы входили и выходили из него почти так же часто, как и трамваи. По крайней мере, за три часа наблюдений мы видели четыре прибывших парохода и три покинувших залив. [27]

Наконец наш главный штурман оторвался от карты, на которую были нанесены несколько разноцветных зет-образных фактически совпадающих линий, и сказал, что к входу в Токийский залив все готово, надо только подождать подходящий трамп, который проведет нас вовнутрь, а уже обратно он точно выберется самостоятельно. Долго ждать не пришлось – стоило занять позицию на глубине тридцати метров по оси фарватера, как с юга к входу в Токийский залив подошло нечто крупное, не меньше восьми тысяч тонн водоизмещения, молотящее воду двумя довольно дрянного качества винтами (для XXI века очень шумно). Дальше все было делом техники. Свой балет между створками бонового заграждения и нитками крепостного минного поля трамп, оставшийся для нас безымянным, проделывал на пятиузловой скорости, и наш «Кузбасс» с точностью повторял все его экзерсисы.

Пока мы так маневрировали, мичман Алексей из БЧ-7 «сидевший» на гидроакустической станции миноискания, доложил, что достаточно хорошо «видит» не только якорные мины, двумя цепочками протянувшиеся навстречу друг другу от берегов Урагского пролива в самом узком его месте так, что пройти между ними можно было только описав ту самую букву «Z», но и боновые сетевые заграждения, частично прикрывавшие гавань Иокосуки, а также таможенный отстойник для торговых пароходов. К несчастью японцев, такие сети предназначались для перехвата торпед с ударным контактным взрывателем, а потому их заглубление не превышало осадки наиболее глубокосидящих кораблей и судов этого времени, то есть восьми с половиной метров. Наши торпеды оснащены акустическим неконтактным взрывателем, который срабатывает при прохождении торпеды под днищем корабля-цели. То есть они заведомо идут на глубине больше осадки вражеского корабля, а значит, с легкостью поднырнут под японские заграждения и, несмотря на препятствия, все равно поразят свои цели.

Еще два фактора не благоприятствовали нашей атаке. Первым было то, что японские боевые корабли и транспортные суда различной государственной принадлежности не находились в процессе движения, а были неподвижно ошвартованы у бочек и причалов. Это значило, что вне игры оказывалась система самонаведения по кильватерному следу, и стрелять придется в прямоидущем режиме без всякого самонаведения – а ведь требовалось не только выстрелить, но и попасть. Правда, это касалось только двух броненосных крейсеров в почти пустой Иокосуке. Так как подавляющая часть японского флота находилась на войне, у причалов скучали только «Ниссин» с «Кассугой» (их сейчас как раз разгружали от всего лишнего, чтобы после перехода на другой конец планеты ввести в док), да только что построенный бронепалубный крейсер «Цусима», команда которого еще не прошла полного объема боевой подготовки. Что касается торговых портов, то там можно было стрелять в буквальном смысле вслепую, ибо корабли под разгрузкой теснились у причалов как кильки в банке, и торпедам предстояло поразить не одно судно, так другое.

Второе обстоятельство могло помешать не стрельбе, а нашей возможности благополучно скрыться после оной. Все дело было в полнолунии, из-за которого пузырьковый след от парогазовых торпед будет хорошо виден. Правда, местные торпеды не идут дальше пяти-семи кабельтовых – следовательно, и подлодку японцы будут искать примерно на таком же расстоянии от целей. А мы в это время будем совсем в другом месте, хоть в самой середине пролива. И еще – у меня так и чесались руки нарушить запрет и выстрелить по набитым судами торговым портам двумя или тремя ядерными торпедами. В таком случае порты Токийского залива были бы выведены из строя надолго, если не навсегда, серьезный ущерб был бы нанесен промышленности. Впрочем, никто из моих же офицеров меня, точнее, мою идею, не поддержал.

– Будь там только японцы, – сказал Гаврилыч, – так называемое цывилизованное человечество закрыло бы на это варварство глаза. Мол, в порядке вещей, когда белые люди истребляют чем попало желтомордых и косоглазых дикарей. Но, помимо японцев, там целая куча англичан, голландцев, немцев, французов, американцев, испанцев и итальянцев, которые спешат-торопятся нажиться на войне. Тут поднимется такой вой и визг, что потом греха не оберешься. Международная изоляция России и персональный наезд на царя-батюшку Николашку гарантированы. А он тебе не ВВП, который своих не сдает. Пойдем как миленькие под Гаагский трибунал, и вся еврошобла будет требовать нашей крови. А нам оно надо?

– Даже не в этом дело, Гаврилыч, – покачал головой Циркуль, – ядрен-батон – он мерзость сам по себе, а в таких обстоятельствах, когда под атакой некомбатанты, [28] мерзость в энной степени. Мы же не американцы, чтобы из одних только геополитических расчетов мочить атомной бомбой в принципе случайно попавших под раздачу людей. Вот сейчас ты выстрелишь, а потом до конца жизни будешь мучиться дурными снами.

– К тому же, если мы и так гарантированно делаем эту Японию одной левой, – поддержал Циркуля Сергеич, – зачем же тогда еще применять ядерное оружие? Не лучше ли приберечь эту пачку тузов в рукаве на тот случай, если на нас и в самом деле пойдет войною весь мир? Но только тогда доставаться будет не японцам, а тем, кто эти воспитательные меры заслужил больше остальных – то есть нашим европейским и американским бледнолицым братьям.

– Александр Викторович, – как то по-особенному кротко сказал Кот Наоборот, – свяжитесь с товарищем Одинцовым. Только он может разрешить или окончательно запретить вашу затею. Но есть у меня предчувствие, что его ответ будет сугубо отрицательным. Причем исходя из всех тех соображений сразу, которые вам только что изложили товарищи офицеры.

Ну что же – составили запрос по всем правилам, типа «Находимся в Токийском заливе, целей больше, чем у нас торпед, просим разрешения на применение спецвооружения». Ответ в форме категорического запрета, раздавшего всем сестрам по серьгам, пришел уже через двадцать минут, после чего, хочешь не хочешь, пришлось приступать к подготовке атаки конвенциональными парогазовыми торпедами «53-65» и «65-76А». Конвенциальных торпед калибра 650-мм у нас на борту десять из двенадцати, поэтому. посовещавшись, мы разделили боекомплект следующим образом: Токио – полный залп по площадям, Иокогама – полный залп по площадям. Иокосука – две торпеды (последние неядерные) калибра 650-мм по «итальянским» броненосным крейсерам, и две торпеды калибра 533-мм были предназначены крейсеру «Цусима», чтобы это гадство утопло и больше никогда не всплыло.

С позиции № 1 первым полным залпом из всех восьми аппаратов должен был быть атакован порт Токио. Сама портовая чаша с причалами была битком забита разгружающимися пароходами – мачты и надстройки торчали друг над другом довольно густо, так что можно было надеяться, что ни одна наша торпеда не пропадет зря. Кстати, чаша порта хорошо наблюдается с верхних этажей императорского дворца. Желаю, как говорится, его японскому императорскому величеству приятного пробуждения, интересного зрелища и занятного времяпрепровождения. И плевать на то, что в порту самого Токио швартуются в основном почтово-пассажирские пароходы. Любой, кто направляется на территорию воюющей страны, подвергает себя риску стать непреднамеренной жертвой боевых действий.

Кап-три Потапов, наш командир КБЧ-3, как пришедший на лодку совсем недавно, почти одновременно со мной, еще не обретший никакого прозвища в экипаже, лично сел вводить данные в БИУС. Залп всеми восемью аппаратами – почти такой же, как я видел в том моем сне. Только здесь в прицеле наших торпед не японская броненосная мощь, а питающая ее политическая и экономическая пуповина. Ведь сама Японская империя по данным временам пока никто, ничто и звать ее никак, фактически это не она воюют сейчас с Российской империей, а объединенный англо-франко-германский капитал, желающий чужими руками устранить или ослабить своего главного конкурента.

Точно так же, как и в том моем сне, выпуская торпеды, лодка поочередно вздрагивает восемь раз. Торпеды будут идти к порту пятнадцать минут, но мы не собирались ждать результата своего залпа. Поэтому сразу же после того, как из аппарата вышла последняя «рыбка», я скомандовал погружение до тридцати метров, скорость восемнадцать узлов и курс на юг к позиции № 2, с которой мы проведем стрельбы по гавани Иокогамы и Иокосуке. Пусть Токийский залив большой и глубокий, но не стоит метаться по нему сломя голову. «Кузбасс» был где-то на полпути ко второй позиции, когда до токийского порта дошли первые торпеды и там начался веселый танец чардаш.

Сбрасывать скорость и всплывать под перископ, чтобы посмотреть на результаты стрельбы, мы не стали. Во-первых – наше наблюдение ничего бы не изменило, во-вторых – с данной позиции из-за изгиба берега токийский порт впрямую уже не наблюдался. В-третьих – недостаток впечатлений я собирался возместить после удара по Иокогаме, потому что на той позиции нам предстояло задержаться для зарядки аппаратов перед стрельбой по Иокосуке, и поэтому мы будем иметь возможность полюбоваться на дело своих рук. Сразу скажу, что полюбовались мы дальше некуда. Еще при прицеливании, подняв перископ, имел честь наблюдать над токийским портом зарево в полнеба. Что там горело, Бог знает, но горело хорошо – самое главное, ярко. Императору Муцухито, наверное, было очень интересно смотреть на этот пожар.

Дальше до определенного момента все шло как на позиции № 1. Кап-три Потапов ввел данные в БИУС, лодка сразу после выхода последней торпеды стала разворачиваться для стрельбы по Иокосуке, одновременно перезаряжая аппараты. И вот в тот момент, когда мы были готовы дать третий залп (в порту Иокогамы пока все было спокойно, там даже не поняли, что в Токио происходит нечто экстраординарное), до целей дошли торпеды второго залпа. Семь взрывов обычных (хотя назвать обычным взрыв трехсот килограммов или тонны морской смеси не повернется язык) и сразу после них такой бабах, который было впору уже мерить в килотоннах. То ли это был пароход, с которого выгружали взрывчатку, закупленную для изготовления боеприпасов, то ли, наоборот, готовые фугасные снаряды крупного калибра грузили на транспорт, чтобы отправить на войну – только вставшее в ночи над Иокогамой багровое с черными прожилками грибообразное облако и разлетающиеся во все стороны огненные кометы сразу сказали нам, что одна эта торпеда стоила всех остальных, вместе взятых. Разрушения в порту – не хуже, чем от применения того же спецбоеприса. Месяц или два на тех причалах никто и ничего не сможет ни грузить, ни выгружать. И то, потом еще надо будет поднять и отбуксировать в сторону изуродованные остовы затонувших кораблей. А это отдельный геморрой. И самое главное, мы ни в чем не виноваты. Честное слово, товарищ Одинцов, оно само взорвалось.

По сравнению с этим взрывом то, что произошло в Иокосуке, выглядело как хлопки новогодних петард. Все три новых крейсера были ошвартованы у причалов, и все три получив свои торпеды под днище, затонули с опрокидыванием, и, кажется, даже с переломом киля. При этом причалы, у которых стояли «Ниссин» с «Кассугой», оказались основательно искореженными, но детонации погребов не произошло – скорее всего, из-за того, что «итальянцы» еще не получили свой японский боекомплект. Но после того, что нам удалось натворить в Иокогаме, это все мелочи; в любом случае все три новых японских крейсера получили такие повреждения, что после подъема их легче разрезать на металл, чем пытаться восстановить.

К этому моменту на берегу уже поднялась отчаянная суета, в гавани Иокосуки разводили пары номерные миноносцы, которым предстояло охранять подступы к базе; на артиллерийских батареях, контролирующих вход в Токийский залив и тех, что были расположены непосредственно в границах военного порта, зажглись боевые прожектора, принявшиеся обшаривать водную гладь, как будто этим придуркам на батареях мало было полной Луны в зените – при ее свете можно было даже читать. Более того, они даже начали там в кого-то стрелять; но мы уже, опустив перископ, погрузились на пятьдесят метров – и темпо, темпо, темпо – направились к выходу из этого гадюшника, слушая, как у нас за спиной японские артиллеристы глушат рыбу.

И хоть лодку слегка потряхивало, нам от той стрельбы было не холодно, ни жарко, потому что сверхчувствительные японские взрыватели заставляли снаряды взрываться на поверхности, не пропуская их в глубь вод. Последний раз мы цапнули негостеприимных хозяев, слегка не доходя до линии минных заграждений, когда выпустили торпедный веер по таможенному отстойнику, в котором три парохода оказались потоплены и один тяжело поврежден. После чего, погрузившись на полсотни метров, окончательно покинули взбудораженный, подобный разворошенному осиному гнезду, Токийский залив.

* * *

Тогда же, Токио