Марта 1904 года. 05:15 по местному времени

Тихий океан, 28 ° сш, 141° вд

БПК «Адмирал Трибуц»

До рассвета примерно час, мы в проливе между архипелагами Идзу и Огасавара. Можно сказать, что через дыру в заборе мы лезем к японскому императору на задний двор. Тут уже и на шальной миноносец можно нарваться или на вспомогательный крейсер. На небе отсутствует даже узенький серп луны, только мириады звезд, рассыпанных по небосклону.

Вчера, почти сразу после рассвета, примерно в точке 31° сш и 146° вд, корабельная группа легла в дрейф. Это было нужно для работ по перекраске кораблей в камуфляжную окраску. К этому моменту у автора идеи, старшего офицера БПК «Трибуц», была готова схема наложения на родную светло-шаровую окраску белых, темно-синих и черных треугольников, по схеме снижающей заметность. Теперь силуэт корабля опознавался со значительно меньшей дистанции. По своей схеме маскировочная раскраска наносилась на БДК и на эсминец. На эти малярные работы в авральном режиме ушла вся светлая часть суток, почти двенадцать часов. И вот теперь мы размалеваны как индейцы на тропе войны. По дисплею радара, как жирная муха по стеклу, наперерез нашему курсу ползет отметка корабля примерно на шесть тысяч тонн водоизмещения. Как только мы засекли цель, еще на пределе дальности, «Трибуц» с пакетботом опять ушли в отрыв от эсминца с БДК и танкером.

– Что-то мне этот тип не нравится… – командир БЧ-1 капитан 2-го ранга Леонов нес одну из самых тяжелых вахт – предутреннюю.

– Да, товарищ капитан второго ранга, – подтвердил подвахтенный офицер, – обычно купцы друг другом не интересуются, а этот четко американцу наперерез идет.

Капитан 2-го ранга вышел на крыло мостика и оглянулся в сторону кормы – на восток, – Небо сереет… – и поднял к глазам китайский электронный бинокль с фотоумножителем. Минуты две он молча изучал силуэт чужого корабля.

– Ну-ка, лейтенант, – жестко сказал он, опустив бинокль, – врубай боевую тревогу! Флага у него не разглядеть, а вот пушки видны хорошо, на баке и на юте. Не меньше чем сто двадцать ме-ме, а может, и сто пятьдесят два. Ставлю Романа Абрамовича против бомжа с помойки, что это японский вспомогательный крейсер. Ну-ка, давай уйдем в тень американа, ни к чему это, чтобы нас разглядели раньше времени.

В недрах БПК прерывисто и часто загудел зуммер боевой тревоги. Сонный еще несколько мгновений назад, корабль наполнился гулом голосов и топотом десятков ног. Один за другим, застегивая на бегу кителя, в рубку врывались заспанные офицеры боевого расчета.

Тем временем рассвет вступал в свои права, и силуэт парохода можно было разглядеть и без всяких фотоумножителей. На кормовом флагштоке приближающегося двухтрубного парохода развевался флаг с изображением восходящего солнца с лучами, то есть флаг японского военно-морского флота.

– Шесть тысяч тонн при семнадцати узлах, – блеснул эрудицией командир БЧ-2 капитан 3-го ранга Бондарь, – и к гадалке не ходи, «Гонконг-мару», или «Ниппон-мару», сколько я из-за вас на цусимском форуме лаялся… Командир, – повернулся он к Карпенко, – а у нас есть план?

– План у нас есть – мы будем тихонько прятаться за пакетботом, пока японцы не спустят шлюпку с досмотровой партией. Потом ребята на пакетботе из пулеметов и автоматов объясняют японцам, что тут занято, мы выходим из-под корпуса пакетбота… Рулевым отвернуть «Трибуц» на два румба вправо от цели. Чтобы и борт противнику в плане не показывать, и вооружение левого борта в ход пустить. Андрей Николаевич, – обратился Карпенко к командиру БЧ-2, – распредели цели. Первой «сотой» установкой накроешь баковую пушку, второй – ютовую. Снаряды осколочно-фугасные. И пока в хлам их не раздолбаешь, огня не переноси. Нам одного удачного бронебойно-фугасного достаточно, чтоб калеками стать. Из «шестьсот тридцатых» накроешь палубу по центру. Там у него должны быть три или четыре «трехдюймовки» Армстронга. Мелочь, а противно – «трехдюймовка» нас, конечно, не утопит, но при попадании будет неприятно. Да, вот еще что, Андрей Александрович, – обратился капитан 1-го ранга Карпенко к командиру минно-торпедной БЧ-3, – приготовь к бою левую «РБУ-6000». Глубину подрыва на три-пять метров. Наводи в среднюю трубу с небольшим недолетом. По моей команде дашь одну серию из шести бомб. Жаба, конечно, душит, но если я почувствую, что наигрался, то должна быть возможность закончить матч нокаутом. А то с пушками будем возиться слишком долго, можем и не успеть. Но помни – будет слишком жирно потратить на это корыто даже одну торпеду.

Что так повлияло – то ли маскировочная окраска и не до конца рассеявшиеся сумерки, то ли въевшаяся в кровь мысль, что если не видно дыма, то нет и корабля – но «Трибуц» остался необнаруженным в тени корпуса пакетбота. Японский вспомогательный крейсер спокойно лег в дрейф кабельтовых в пяти от пакетбота и беззаботно спустил на воду баркас. По воде, поднимая брызги, ударили ярко-желтые весла.

Капитан 1-го ранга не стал дожидаться, пока японцы прозреют.

– Товсь! – поднял он руку. – Вперед!

В низах взревели на полных оборотах газотурбинные двигатели – и морской дракон выпрыгнул из засады. Неизвестно, что подумал японский командир, когда на него рванулся кусок океана под андреевским флагом, но думать ему было уже некогда. Правда, к такому не готовился и Карпенко – дистанция моментом сократилась метров до семисот, и применение реактивного бомбомета оказалось под большим вопросом. Слишком уж настильной оказалась бы траектория бомб. Зато «АК-100» и особенно 630-й комплекс были на высоте. Баковую 120-мм пушку накрыло первой же очередью; когда воздух очистился от обломков, на месте орудия торчал только огрызок орудийной тумбы. Ютовому орудию повезло больше, прямого попадания оно избежало. Но две дыры в борту прямо под ним, из которых валил густой черный дым, не оставляли сомнений, что ему тоже досталось немало. Тем временем две шестиствольные 30-мм пушки крест-накрест прошлись по палубе вихрем из двух сотен четырехсотграммовых осколочно-фугасно-зажигательных снарядов. И вдруг между трубами, среди вихря разрывов МЗА, громыхнул вполне себе серьезный взрыв. Облако черного как ночь дыма выдало виновника с головой – взорвалось что-то шимозное, то есть аутентично японское.

– Млять! – Карпенко сорвал с внезапно взмокшей головы фуражку. – Чуть по-идиотски не вляпались! На пяти кабельтовых мина Уайтхеда могла нас и достать. – Он вгляделся в накренившийся, горящий, но пока не собирающийся тонуть японский вспомогательный крейсер. – Ну его нахрен, Андрюха, добей его бомбами! Только бей не очередью, а одиночными.

Первая бомба ударила под борт, ниже ватерлинии, и подняла белопенный фонтан выше мачт. Вторая прошла выше, ударила в борт и рванула посреди разгорающегося пожара, разбрасывая во все стороны дымные кометы. Третья, наиболее удачная, скользнула под днище и взорвалась там, на глубине шести метров. У нее не получилось высокого пенного фонтана, как у первой бомбы, или феерического огненного шоу, как у второй. Но в силовом наборе японского судна что-то хрустнуло – и оно начало складываться пополам, как перочинный ножик. Четвертый взрыв прогремел тогда, когда холодная вода захлестнула раскаленные топки. Японская досмотровая партия на баркасе осталась не у дел, как бы всеми забытая. Ближайший остров – из архипелага Идзу, всего в двадцати милях, погода относительно тихая, у них вполне есть шанс добраться до берега. И в этот момент, когда вспомогательный крейсер уже тонул, Карпенко обратил внимание на всеми забытых японцев в баркасе, бодро загребающих веслами с сторону ближайшей суш.

– Андрей Николаевич, дай-ка команду по этим кадрам в шлюпке один предупредительный. Хоть и жалко снаряда, а то ж – положено, по международному праву.

Бухнула одиночным «стомиллиметровка» – и метрах в тридцать перед носом баркаса в воде встал белопенный фонтан, в ответ затрещали нестройные выстрелы из «арисак». Но сопротивление было бессмысленным и бесполезным; прозвучала еще одна команда – и грохнул еще один одиночный выстрел, после которого от баркаса остался только плавающий по воде мусор.

– Вот так, товарищи! – Карпенко наконец надел свою многострадальную фуражку, – сегодня Бог нас миловал, а то бы вляпались! На будущее быть умнее, минный аппарат, особенно подводный, так сразу и не разглядишь, а неприятность может получиться большая, отсюда мораль – не уверен, не обгоняй! Стрельбе дробь, стволы в диаметральную плоскость и пробанить… Что еще… спустите катер, пусть морпехи соберут с воды живых. И еще вот что, товарищи – сработал наш камуфляж, пусть отчасти, но сработал. И эффект внезапности был достигнут именно через это. Дождемся эсминца с БДК и танкером и двинем дальше, а пока, товарищ старший лейтенант, – обратился он к командиру взвода морпехов, – не сочтите за труд спустить катер и поискать на воде живых – янки смотрят, как-никак.…. Да, Сергей Викторович, – спросил он у командира радиотехнической БЧ-4 – высокого, вечно улыбающегося корейца, – на связь японец выходил?

– Никак нет, Сергей Сергеевич, не успел.

– Ну, вот и хорошо, значит, патрульную завесу мы прорвали тихо, и у нас есть время двигаться дальше на запад, туда, где бродит самая жирная добыча.

При проведении поисковой операции с воды было поднято пять матросов и ни одного офицера. Один из матросов немного знал английский язык, и от него удалось узнать, что вспомогательный крейсер назывался «Нипон-Мару», и командовал им капитан 1-го ранга Козукава, который не пережил своего корабля.

– Добрый знак, – проворчал довольный Карпенко, – только начали – и уже Японию утопили. Лиха беда начало!

* * *