Стадии развития идентичности.

Надо обратить внимание читателя на таблицу (см. гл. III), в которую Эриксон свел

определенные им этапы жизни. Над таблицей он работал более 20 лет, публикуя ее при

этом трижды, каждый раз внося существенные изменения. Итак, Эриксон выделяет восемь стадий развития идентичности, на каждой из которых человек делает (должен сделать!)выбор между двумя альтернативными фазами решения возрастных и ситуативных задач развития. Характер выбора сказывается на всей последующей жизни в смысле ее

успешности и неуспешности.

На первой стадии, которую он в верность своим фрейдистским основам называет орально-сенсорной (или инкорпоративной, вбирающей), младенец решает фундаментальный

вопрос всей своей последующей жизни - доверяет он окружающему его миру или не

доверяет. Естественно, решается этот вопрос о базовом доверии к миру не в дискурсивно-

логическом плане, а в общении ребенка со взрослым и контакте со средой своего обитани

через впитывание звуков, цветов, света, тепла и холода, пищи, улыбок и жестов и т.д. В

полном согласии с идеями отечественной психологии (например, Майи Ивановны Лисиной и др.) и устоявшейся точкой зрения в других психологических теориях и направлениях Эриксон указывает наключевую роль матери в положительном решении задачи возраста (формировании

базового доверия к миру). При этом оригинальность его подхода состоит в том, что

критерием сформированности доверия к миру он считает способность ребенка спокойно

переносить исчезновение матери из поля зрения.

Прогрессирующая автономность младенца (прежде всего способность передвигаться -

ползком, а позже - шагом, и развитие речи, манипулятивных способностей и пр.)

позволяет ребенку перейти к решению второй жизненной задачи - обретению

самостоятельности (альтернативный/негативный вариант - неуверенность в себе,

стыдливость, непрерывные сомнения 18 мес. - 4 года(Анально-мышечная). Если взрослые сверхтребовательны

к ребенку или, напротив, спешат сделать за него то, что ему под силу сделать самому, то у

него развиваются стыдливость и нерешительность. Когда ребенка ругают за запачканные

штаны или разбитую чашку, то это также вклад в развитие чувства стыда и неуверенности

в себе. В этом возрасте ребенок интериоризирует то, что удачно названо Эриксоном

o"глазами мира", т.е. то, что видят в нем люди.

Третья стадия 4 года - 6 лет называется Эриксоном локомоторно-генитальной, или

эдиповой. Здесь решается альтернатива между инициативой и чувством вины. В этом

возрасте расширяется пространство жизнедеятельности ребенка, он начинает сам себе

ставить цели, придумывать занятия, проявлять изобретательность в речи, фантазировать.

Это возраст игры, антиципации ролей, овладения реальностью посредством

экспериментирования и планирования. В пространстве ребенка появляется все больше

людей. Уже не только отец и мать, но и другие взрослые являются предметом

идентификации ребенком себя со взрослыми как основы становления новой ступени

идентичности.

Четвертая стадия(латентная) 6-11 лет связана с овладением ребенком различными умениями, в том

числе и умением учиться. Ребенок активно овладевает символами культуры. Этот возраст

- оптимальное время для учения - готовность к тяготам дисциплины, усвоению знаний,

стремление

14

делать все хорошо, заряженность на дух соревнования. Здесь формируется чувство

умелости, компетентности, а при негативном протекании возраста - неполноценности.

Овладевая основами знаний, дети начинают идентифицировать себя с представителями

отдельных профессий, для них важным становится общественное одобрение их

деятельности.

Пятая стадия(подростковая) 11-20 лет - ключевая для приобретения чувства идентичности. В это время

подросток колеблется между положительным полюсом идентификации -"я" и

отрицательным полюсом путаницы ролей. Перед подростком стоит задача объединения

всего, что он знает о себе самом как сыне/дочери, школьнике, спортсмене, друге и пр. Все

это он должен объединить в единое целое, осмыслить, связать с прошлым и

спроецировать на будущее. При удачном протекании кризиса подросткового возраста у

юношей и девушек формируется чувство идентичности, при неблагоприятном - спутанная

идентичность, сопряженная с мучительными сомнениями относительно себя, своего места

в группе, в обществе, с неясностью жизненной перспективы.

Здесь Эриксон вводит совершенно оригинальный термин - " психологический мораторий",

- которым обозначает кризисный период между юностью и взрослостью, в течение

которого в личности происходят многомерные сложные процессы обретения взрослой

идентичности и нового отношения к миру. Согласно Эриксону, психический мораторий

может, при определенных условиях, принимать затяжной характер и длиться годами, что

особенно характерно для наиболее одаренных людей. Непреодоленный кризис влечет

состояние "диффузии идентичности", которая составляет основу специфической

патологии юношеского возраста. В предельных случаях психический мораторий и

"диффузия идентичности" сами по себе предполагают целесообразность применения

соответствующих психотерапевтических мер.

Шестая стадия(ранняя зрелость) 21-25 лет, по Эриксону, знаменует переход к решению уже собственно

взрослых задач на базе сформировавшейся психосоциальной идентичности. Молодые

люди вступают в дружеские отношения, в брак, появляются дети. Решается глобальный

вопрос о принципиальном выборе между этим широким полем установле-

15

ния дружеских и семейных связей с перспективой воспитания нового поколения и

изоляционизмом, свойственным людям со спутанной идентичностью и другими, еще

более ранними ошибками в линии развития.

Седьмая стадия(средняя зрелость) 25-50/60 лет, занимающая львиную долю человеческой жизни, связана с

противоречием между способностью человека к развитию, которую он получает на

основании благоприобретенного на предыдущих стадиях, и личностным застоем,

медленным регрессом личности в процессе обыденной жизни. Наградой за овладение

способностью к саморазвитию является формирование человеческой индивидуальности,

неповторимости. Поднимаясь над уровнем идентичности, человек обретает редкостную

способность быть самим собой.

Восьмая стадия(поздняя зрелость) свыше 60 лет завершает жизненный путь, и здесь, пожиная плоды

прожитой жизни, человек либо обретает покой и уравновешенность как следствие

целостности своей личности, либо оказывается обречен на безысходное отчаяние как итог

путаной жизни.

 

3. Различия между групповой и эгоидентичностью.

В центре внимания было "ид" - инстинктивная сила,движущая человеком изнутри. Понятие "эго" сначала было описано через определение двух противоположностей:биологического "ид"+ и общественных -"масс". -"Эго", индивидуальный центр организованного опыта и разумного планирования, подвергается опасности и со стороны хаоса первобытных инстинктов, и со стороны необузданной толпы. Фрейд поместил "эго" между "ид" внутри человека и толпой вокруг него.Для охраны непрочной нравственности загнанного индивида Фрейд поставил внутри "эго" "супер-эго"+. И в этом случае акцент был сделан на инородную силу, навязанную "эго"."Супер-эго", указывал Фрейд, - это интериоризация всех запретов, которым должно подчиняться "эго". Они навязываются в детстве посредством критического влияния сначала родителей, а позднее профессиональных воспитателей и "неопределенного множества людей", которые и составляют "окружение" и "общественное мнение". Он начинает искать модели, по которым может себя оценивать и которым может подражать, желая стать счастливым. Если ему это удается, он приобретает самоуважение, не слишком адекватный заменитель первоначального нарциссизма и ощущения всесилия. Необходимо перейти к проблеме формирования "эго" ребенка, живущего в обществе. Вместо того чтобы выяснить, чего давление общества лишает ребенка, мы хотим понять, что оно дает ребенку, поддерживая его жизнь, и как, удовлетворяя его потребности, общество включает его в определенный стиль культуры.

 

Фрейд показал, что сексуальность начинается в детстве, он также оставил в нашем распоряжении средства для доказательства того, что истоки общественной жизни лежат в

самом раннем этапе жизни каждого индивида. Эти средства можно применить к изучению так называемых примитивных обществ, в которых ребенок, видимо, включен в четко определенную экономическую систему и имеет перед глазами ограниченный, статичный набор социальных прототипов.Воспитание в таких группах - это процесс формирования "эго" ребенка, когда через ранние телесные ощущения ему передаются основные способы организации опыта, характерные для данной группы, - то, что можно назвать групповой идентичностью.

Я хотел бы проиллюстрировать понятие групповой идентичности ссылкой на

антропологические наблюдения, проведенные в 1938 г. Г. С. Мекеелем и мной5. Мы

описывали, как в процессе обучения одного индейца из племени су исторически

сложившаяся идентичность охотника на бизонов вошла в противоречие с классовой и профессиональной идентичностью его воспитателя, работника американской государственной службы. Мы указывали на то, что идентичность этих двух групп основана на полярно противоположных географических и исторических представлениях (коллективное "эго"-пространство-время), а также противоположных экономических задачах (коллективных жизненных целях).

В остатках идентичности индейцев су доисторическое прошлое - мощная психологическая

реальность. Судя по поведению покоренного племени, его жизненной целью были

пассивное сопротивление настоящему, которое не позволяет собрать воедино осколки

идентичности, характерной для экономического уклада прошлого, и реставрация

прошлого в будущем: время снова перестанет быть векторным, охотничьих угодий опять

будет сколько угодно, - реставрация, которая возродит абсолютно центробежную жизнь

охотников-кочевников. Их воспитатели, наоборот, проповедуют ценность

центростремительных и локализованных целей:" родной дом, семейных очаг, счет в банке

- все это значимо в рамках той жизненной модели, в которой прошлое преодолено, а

полнота осуществления желаний в настоящем приносится в жертву ради более высокого

уровня жизни в будущем. Путь к этому будущему - не внешняя реставрация, а внутренние

изменения.

 

Когда ребёнок учится ходить, он стремится не только научиться это делать, но и усовершенствовать этот навык. Быть "гем, кто умеет ходить", - одна из ступеней развития ребенка, способствующих, через сочетание физического совершенства и культурной значимости, функционального удовольствия и общественного признания, появлению у ребенка реалистичного самоуважения. Это самоуважение ни в коем случае не является всего лишь нарциссическим продолжением детского ощущения всесилия. Оно постепенно перерастает в убеждение, что "эго" может эффективно способствовать достижению реального коллективного будущего, убеждение, формирующее в данной общественной реальности хорошо организованное "эго". Это ощущение я предварительно назвал "эго-идентичностью".

Необходимо различать идентичность индивида и идентичность группы.

Идентичность индивида основывается на двух одновременных наблюдениях: на ощущении тождества самому себе и непрерывности своего существования во времени и пространстве и на осознании того факта, что твои тождество и непрерывность признаются окружающими. Но то, что я назвал "эго-идентичностью", имеет отношение не просто к самому факту существования; это как бы качество существования, придаваемое ему этим"эго". В таком случае "эго-идентичность" в его субъективном аспекте - это осознание того,что синтезирование "эго" обеспечивается тождеством человека самому себе и непрерывностью и что стиль индивидуальности совпадает с тождеством и непрерывностью того значения, которое придается значимым другим в непосредственном окружении.

"Типичная" детская травма, переживаемая всеми индейцами племени су, "случается" тогда, когда кормящие матери в наказание за то, что младенец кусает грудь, отнимают его от груди, тогда как ранее он не знал отказа в материнском молоке.Говорят, все дети реагируют на это очень гневно. Итак, онтогенетическое "изгнание из рая" приводит к "фиксации", которая, как мы обнаружили, имеет решающее значение для групповой идентичности индейцев су и для индивидуального развития членов этого племени. Исполнитель солнечного танца в высший момент религиозного обряда втыкает себе в грудь маленькие палочки, привязывает их к веревке, веревку к шесту и в трансе движется назад до тех пор, пока веревка не натягивается и не пробивает кожу на груди так, что кровь заливает тело. Это экстремальное поведение имеет как бессознательное, так и культурное значение. Индеец мужественно искупает тот грех, за который он поплатился потерей райского блаженства - привычной близости к материнской груди, но в качестве главного действующего лица обряда он также воспроизводит в игровой форме общий опыт.

В ритуальных действиях "ид" и "супер-эго" находятся в конфликте - таком же, какой

мы научились распознавать в "тайных ритуалах", то есть в импульсивных и навязчивых

симптомах наших пациентов.

Но если попытаться определить состояние относительного равновесия между двумя этими

крайностями, если задать себе вопрос, что представляет собой индеец, когда он просто

размеренно живет своей индейской жизнью, занимаясь повседневными домашними

делами, тогда нашему описанию будет не хватать системы отсчета. Мы пытаемся

показать, как сменяющие друг друга эмоции и представления во всех условиях выдают в

человеке вечный конфликт, проявляющийся в смене настроений - от чрезвычайно по-

давленного через то, которое Фрейд называл o"некоей промежуточной стадией", до

интенсивного ощущения благополучия.

Необходимость дать определение относительному равновесию между двумя "состояниями

души" остро встала тогда, когда понадобилось оценить боевой дух войск во время войны.

У меня была возможность провести некоторые наблюдения в одной из самых крайних

ситуаций, а именно во время жизни на подводной лодке.

Команда и капитан образуют симбиоз,

управляемый не только официальными инструкциями. С поразительным тактом и

природной мудростью заключается молчаливое соглашение, по которому капитан

становится чувствительной системой, мозгом и совестью всего этого подводного

организма, состоящего из тонко настроенных механизмов и людей. По этому соглашению

члены команды мобилизуют в себе компенсаторные механизмы, позволяющие им

переносить однообразие жизни и в то же время быть в постоянной боевой готовности

(например, совместное потребление обильной пищи).

То, что объединяет моряка-подводника, работающего индейца и растущего ребенка со

всеми людьми, отождествляющими себя с тем, чем они занимаются в данный момент или

в данном месте, сродни тому "промежуточному состоянию", которое, как мы надеемся,

сохранят наши дети, став взрослыми, и которого с восстановлением синтезирующей

функции "эго" достигнут наши пациенты.

В персоне Юнга слабое ого", видимо, уничтожается под влиянием неотразимого социального прототипа. Образует-! ся ложная "эго-идентичность", которая

не синтезирует, а скорее подавляет тот опыт и те функции, которые представляют

опасность для "вывески". Например, господствующий прототип "мужественности"

заставляет мужчин исключить из "эго-идентичности" все характерное для слабого пола

или кастратов. В результате восприимчивость и материнские склонности оказываются у

мужчин в значительной степени скрытыми, неразвитыми, они задавлены чувством вины; остается лишь внешняя оболочка мужественности.

 

Во втором утверждении Фрейд признает также и социальную сторону "эго-идеала".

""Эго-идеал" очень важен для понимания психологии группы. Помимо своей

индивидуальной стороны, этот идеал имеет социальную сторону; он является также

общим идеалом семьи, класса или нации".

 

Очевидно, что здесь начинает проводиться различие между терминами "супер-эго" и "эго-

идеал", основывающееся на их разном отношении к онтогенетической и

филогенетической истории племени. "Супер-эго" понимается как более архаичное, более

полно интернализованное и более бессознательно репрезентирующее врожденную

склонность человека к развитию примитивного, категорического сознания. "Супер-эго",

родственное ранним интроекциям, остается поэтому ригидно мстительным и карающим

внутренним агентом "слепой" морали. Напротив, "эго-идеал", как представляется, более

гибко и сознательно связан с впитанными в детстве идеалами определенной исторической

эпохи. Он ближе к той функции "эго", которая обозначается как испытание реальности:

идеалы могут изменяться.

Можно сказать, что, в то время как представления "эго-идеала" репрезентируют установку

стремиться-к-никогда-не-достижимым-полностью идеальным целям для "я", "эго-идентичность" характеризуется по действительно достигаемому, но всегда пересматриваемому чувству реальности "я" в социальной реальности.

 

Эго-идентичность, саморепрезентация!

Эго-идентичность", далее, - это результат синтезирующей функции на одной из границ

"эго", а именно границе с "окружением", каким является социальная реальность, как она

передается ребенку в течение следующих один за другим кризисов детства.

 

Диффузия идентичности, напротив, предполагает расщепление образов "я", потерю

центра и рассеивание. Возможно, было бы лучше остановиться на последнем слове, хотя

рассеивание опять предполагало бы, что идентичность может быть передана от одного ко

многим, а не распадаться внутри самой себя, тогда как "спутанность", возможно, слишком

радикальное слово; юный человек может быть в состоянии мягкой диффузии

идентичности, совершенно не чувствуя спутанности.

 

Спутанность, перенесение и сопротивление

-В обычной,

более мягкой форме сопротивляемость идентичности проявляется в страхе пациента, что

аналитик, обладающий особой личностью, квалификацией или философией, может

случайно или преднамеренно разрушить слабое ядро идентичности пациента и навязать

тому свое собственное.

 

Я, моя самость, моё эго

То, что "я" отражает, когда оно видит или созерцает тело, личность и роли, которыми оно

прикреплено к жизни, - не зная, где оно было прежде или будет после, - это различные

"самости", которые составляют нашу единую сложную -"самость". Между этими "самостями" существуют постоянные и часто

подобные шоку переходы: рассмотрим обнаженную телесную -"самость" в темноте, а

затем вдруг освещенную; одетую "самость" среди друзей или в компании выше- и

нижестоящих; только что пробудившуюся сонную -"самость" или выходящую

освеженной из прибоя; "самость", преодолевающую тошноту или обморок; телесную -

"самость" в сексуальном возбуждении или в ярости; "самость" компетентную и

беспомощную; "самость" верхом на лошади, в кресле дантиста и "самость", прикованную

и пытаемую людьми, которые также говорят о себе "я". Действительно, требуется

здоровая личность, для того чтобы открыто сказать "я" во всех этих условиях, так чтобы в

любой данный момент это "я" могло свидетельствовать о "я" осмысленно непрерывной

"самости".Соперники "самостей" - это "другие", с которыми "я" все время сравнивает свои "самости" - кто из них лучше, а кто хуже.

 

Поэтому я бы поддержал предположение Хейнца

Хартмана о том, что психоаналитикам следует перестать употреблять слово "эго", когда

они имеют в виду "самость" как объект "я" и, например, говорят об идеальной "самости", а

не об "эго-идеале" как образе того, на что наша "самость" должна быть похожа, чтобы нам

понравиться, а также не говорить о "самоидентичности", когда речь идет об "эго-

идентичности", постольку поскольку "я" постигает свои "самости" как продолженные во

времени и единообразные по сути. Ибо, если "я" восхищается образом своей телесной

"самости" (как делал Нарцисс), оно влюблено не в свое "эго" (так как в противном случае

Нарцисс мог бы сохранить душевный покой), но в одну из своих "самостей" - отраженную

телесную "самость", которая постигалась аутоэротизирован-ными глазами.

 

Следует быть по-настоящему решительным и сказать, что "я" полностью сознательно и

что мы действительно осознаем постольку, поскольку можем сказать "я" и именно это "я"

иметь в виду. (Пьяный скажет "я", но его глаза опровергнут это, и позже он не вспомнит, о

чем в пьяной уверенности говорил). "Самости" большей частью предсознательны.

Последнее означает, что они могут стать сознательными, когда "я" сделает их таковыми и

настолько, насколько "эго" согласится с этим. "Эго" бессознательно. Мы осознаем работу

"эго", но никогда - само "эго".

 

Но кто или что является соперником "эго"? Во-первых, конечно, "ид" и "супер-эго" и,

затем, - так гласит теория - "окружение".

 

 

Вовсяком случае, главная сложность человеческой жизни - это коммуникация на уровне

"эго", где "эго" каждого человека проверяет всю информацию, получаемую сенсорно и чувственно, лингвистически и подсознательно, для подтверждения или отрицания его идентичности.

Постоянное усилие, упорядочивающее все эти процессы вместе на психосоциальной

"территории" доверяемых вза-имностей и определяемых обоюдных отрицаний, и есть то,

что мы имеем в виду под "групповым "эго"". Я уже указывал на добавочное осложнение:

граница этой территории проходит точно через каждую составляющую "эго", деля его на

позитивную и негативную идентичности. Здесь вновь конфликт внутри (как

амбивалентность снаружи) вызывает специфически человеческую тревожность, и, только

когда в наших связанных мирах мы отчетливо подтверждаем или отрицаем сами себя и

друг друга, возникает вопрос, идентичность ли это, психосоциальная идентичность.

 

 

старшее поколение столь же нуждается в

младшем, сколь младшее зависит от старшего, благодаря силе ого" каждого поколения.

Очевидно, что в сфере этой взаимности побуждений и интересов ого", на всем

протяжении развития старшего, так же как и младшего поколений, именно такие

несомненные базисные и универсальные ценности, во всей их компенсирующей энергии и

защитной силе, становятся важными объединяющими достижениями развития

индивидуального "эго" и "группового эго" - и таковыми остаются.