Про жизнь, любовь, секс, мораль, и автомат

Мотор подвывал, длинные шпаги фар далеко вперёд прорезали улицу. Машину бросало на кочках и обледенелых сугробах. Сзади, за сиденьем, что-то бормотал себе неудачливый Костя Пагар. Свет в салоне был выключен, только приборная панель подсвечивала неприятным синим светом снизу сосредоточенное Толиково лицо; да изредка отблеском проходил свет фар идущего сзади микроавтобуса.

Ехать было довольно далеко, но, к счастью, через, кажется, спокойные районы.

Сидевший на переднем пассажирском сиденье Олег напряжённо всматривался в черноту улиц, рыская по сторонам фарой-искателем; надеясь первым увидеть опасность: перебегающую фигуру, свет фонарика, растяжку, торчащий ствол наконец.

Ехали новым путём; что они будут проезжать здесь никто заранее не знал, так что засада могда быть только спонтанной; и вряд ли многочисленной — население города сильно проредилось за зимние месяцы; но всё равно нужно было быть настороже. Время такое — сейчас везде и всегда нужно быть настороже. Кто не был настороже — те в бараках под Мувском сдохли.

Сзади так же настороженно осматривал окрестности слева по борту Крыс.

Изредка переговаривались.

— Вот тут чуть притормози… ну-ка, ну-ка, вон там… залёг вроде кто-то. — бормотал Олег, — А, не, давай, ехай дальше — просто труп старый. Возле «Матрёшки» тормознёшь, — в том квартале пару дней назад перестрелка была; надо осмотреться. Может какая банда на район села и пасёт. Вряд ли — но осмотреться стоит…Крыс, чо сопишь? Сказать что хочешь? Как там Пагар?

— Засыпает, сволочь. Валится на меня… Отвали, падла!

Звук затрещины, сонное бормотание.

— Серый, ты его под ноги свали, между сиденьями, и пусть там дрыхнет. Он, понятно что, не выспался сегодня. Напряжённая у него ночь была, и день тоже. Лишился всего своего имущества… хотя он, наверное, это и неоосознаёт в своём теперешнем состоянии…

— И бабы своей лишился.

Олег промолчал.

Мотор всё подвывал, навевая дремоту. А дремать нельзы — не на прогулке.

— Ну и чо. Чо, Серый, сказать-то хотел? — нарушил молчание Толик, — Я же вижу — сидишь, бычишь там что-то.

— Чо-чо. Трахнул эту… тёлку эту? Трахнул же, чо, нет??

— И чо?

— Ну и как это? С Белкой-то?

— Что — «с Белкой-то»? — прикинулся непонимающим Толик.

— Чо. Ты ж с Белкой. Белка — как бы твоя девушка, что, нет?

Толик хмыкнул, то ли утвердительно, то ли насмешливо.

— Что, не так??

— Так. И что?

— А ты какую-то бабу постороннюю ебёшь! Когда мы её ищем. Толян. Как-то это… а? Не западло? А??

— Не-а. Не западло.

Крыс замолчал; некоторое время ехали молча. Потом молчание вновь нарушил Толик:

— Это твой косяк, братан.

— Чего — косяк?

— Вот это вот такое воспитание Серёги. Что он так по-мудацки вопрос ставит. Да и сам ты… небось, тоже… эээ… неодобряешь?..

— А что, должен одобрять, что ли?

— Ты мне ничего не должен, и меньше всего моральной поддержки, хы. Я без подпорок всю жизнь живу, привык уже. Я говорю — эээ… мой эээ… …«поступок» — неодобряешь?

Олег помолчал и нехотя ответил:

— Да, в общем… как бы сформулировать… в общем, я нейтрально отношусь. Ничо хорошего — но и проблемы тут не вижу. Но мог бы и воздержаться.

— Чего бы ради? Нормальная баба, к употреблению готовая. Я с презервативом, конечно; так что…

— Да я не про это.

— Я знаю, что «не про это». Я просто фокус навожу — «про что». Серый!

— Ну?.. — буркнул Сергей с заднего сиденья. Теперь он слушал молча диалог братьев; и всё в голове вертелось то, сказанное отцом в недавнем, казалось бы, светлом и чистом, летнем времени, когда он «очнулся» в своей комнате. В своей чистой постели; и рядом был сок, и бульон, и апельсины от Аньки принесённые… и обои — чистые, не изодранные пулями через окно. И мама. Тогда ещё была мама.

Когда батя, «тот» батя, сказал, что «здесь», в заснеженном и грязном, горелом, заваленном мёрзлыми трупами Мувске, в «этой реальности» «брат Толик» ни что иное, как отображение его, отца, второго «я». Тёмной стороны личности. А может не тёмной. Кто их делил — на тёмную и светлую? Отнести коробку консервов бомжам, которые потом навели на Башню армейско-бандитскую бригаду — нормально? Светлая личность? А пристрелить троих, включая девку, на базаре, просто за то, что они «что-то там «вспомнили» и «предъявить вздумали» — сразу «тёмная»?.. Так мы и выживаем, честно признаться, в основном благодаря Толику, и его отношению к жизни — к чужой в первую очередь. Без сантиментов и очень практично. Надо было — и пристрелил. И всё. И не переживал; разве что за несколько потраченных без особого толку патронов.

И теперь, если так брать, получается батя сам с собой диалог ведёт. Он, значит, «не такой». А Толик — «такой». И, нравится это или не нравится, с этим надо жить. С таким вот Толиком. Потому что он свой. Но всё равно… Что-то вступало в жёсткое противоречие с пониманием Сергеем жизни. Хотя его это «понимание жизни» и было, как он сам осознавал, неполным; и постоянно, надо признаться, изменялось… Вот за последний год так… очень сильно изменилось понимание жизни, да.

— Я говорю — сформулируй, чем ты недоволен щас. Чо не так? Ну? Ты ж книжки читаешь — вот и сформулируй… — посоветовал Толик, хмыкнул, и Олегу:

— Вон туда посвети, вон — угол, где машина. Вроде как блеснуло что — не прицел? А, не, стекло битое. Едем. Серый, ну? Но за левым бортом следи, не отвлекайся…

— Слежу я… — откликнулся Сергей, — Чо тут формулировать. Я же сказал уже. Белка — твоя тёлка, так скажем. У вас с ней как бы по-серьёзному, ты сам говорил. Мы её ищем. А ты тут чужую блядь ебёшь. Ещё и блядь-то какая противная — тьфу!

— Фу! — откликнулся Олег, — Серый! Ты, конечно, уже взрослый, боец и всё такое — но давайте выражаться как-то культурней, что ли? Серый, подзаборный убогий мат — это не признак взросления, поверь! Можно же сказать и более… эээ… литературно! Не «блядь» а «женщина лёгкого поведения». Или там «невысокой социальной ответственности»…

— Слов больше — смысл тот же.

Олег вздохнул:

— В общем да. Но всё равно. Давайте всё же выражаться более литературно, хоть это и не так ярко и понятно. Например, можно было сказать «шалава». Вполне литературно.

— Зачем?

— Про психологический «эффект разбитых окон слышал»? Нет? Потом тебе как-нибудь расскажу. А пока давай-ка попросту — «фильтруй базар»!.. Фу. То есть — подбирай слова, я хотел сказать. Давайте не будем опускаться…

— Ладно. — согласился Крыс, — Не будем. Так что, Толян — вот скажи — это нормально? Что ты «шалаву» … чпокаешь? Ну, пап, — тут по другому не скажешь!

— А что ненормального? — вздохнул Толик, и снова, Олегу: — Я ж говорю, это твоя вина, братан!

— В чём?

— В том, что Серый вон, мыслит категориями этих, романов. Вальтеров Скоттов и Айвенгов. Прекрасные дамы и безупречные рыцари, ага. Красивая любовь и мораль во все века.

— Оно и неплохо… Даёт некий базис. В жизни.

— Оно жизнь осложняет, а не даёт. Такое вот отношение. Ты давай, давай, сам расскажи ему. Мы ведь с тобой на эту тему ни раз говорили, и как бы к общему мнению более-менее пришли. Вот и изложи ему, а то у меня гладко не выйдет. Про «любовь», «взаимные обязательства» и так далее. И не забудь на собственном примере про… проиллюстрировать — как ты с этим, «благородно-рыцарским отношением к женщине» зашёл в тупик семейных отношений. Который, кстати, чуть не кончился совсем печально. Хорошо у Крыса рефлексы хорошие, и технику я ему поставил, а ты фортификацией озаботился. А то б… а всё из-за тебя! Из-за отношения этого дурацкого. Говорил я тебе — надо было её пристрелить давно!

— Чо-то тебя вообще не в ту сторону несёт! — прервал излияния брата Олег, — Давай-ка, в натуре, за дорогой следи. А я и правда, изложу Серёге нынешний, скорректированный жёсткой реальностью, взгляд на семью, любовь, мораль и семейные отношения…

И принялся, подбирая слова, стараясь не сбиваться на «уличные выражения», объяснять сыну «скорректированные» взгляды на мораль:

— …Видишь ли, Серый, я тебя понимаю. Твоё такое отношение — что нехорошо и всё такое; раз ты с женщиной живёшь — то и … хм. Не должен, и всё такое. Но…

— Пап. Я это в ваших с мамой книжках читал. Насчёт «присоединения к собеседнику в начале разговора» и всё такое. Давай по делу.

— Ага. Деловой стал. Ладно.

В общем, «по Олегу» получалось вот что.

Что не может быть «равных отношений» между мужчиной и женщиной, хотя бы в силу различия физиологии. «Гендерное равенство» придумали чокнутые неудовлетворённые в половом отношении западные феминистки; за что и поплатились позже, когда восточные мигранты, необременённые всеми этими бреднями о «равенстве», трахали их, а потом резали горло да вспарывали животы неверным.

Не может быть «равных отношений», как и «равной ответственности», на которой особенно настаивали в последние десятилетия «свободные эмансипированные современные женщины». Опять же чисто в силу физиологии.

Тут надо начинать с того, что такое семья. Был такой чел, Энгельсом звали — он в своё время написал книжку «Происхождение семьи, частной собственности и государства» — очень познавательно, хотя для вдумчивого человека и ничего нового.

Так вот. Семья нужна для продолжения рода и создания сносных условий в быту. Всем членам семьи, да. Если примитивно: мужчина охотится на мамонта; женщина рожает и воспитывает детей, готовит пищу, чинит одежду. В такой «ячейке общества» всем комфортно, поскольку каждый занимается делом, к которому он наиболее тяготеет и наиболее самой природой приспособлен. Ну, сложно женщине махать дубиной или там землю пахать — мускулатура не та. Чисто физиологически. Как и мужчине возиться с детьми и приготовлением пищи — не его это, чисто по психологии. А так — все при деле. И каждый, когда состарится, и не сможет уже ни рожать, ни дубиной отбиваться от саблезубых тигров, может быть уверен, что в такой «ячейке общества» ему достанется бульон из мамонтятины, место у костра и возможность умереть в комфорте, а не быть загрызенным сусликами.

То есть семья — нужна. Потом появилась собственность — и она, семья, стала нужна ещё больше, — когда появилась возможность передавать по наследству своим детям не только покоцанную о черепа пещерных медведей дубину и ношеную шкуру, но и более ценные материальные блага.

Вообще понятие что «семья — это союз любящих» придумали уже в наше время, когда материальные моменты отступили на второй план; в реальности же семья нужна была вот как раз для этого: для правильного распределения ролей и для выращивания потомства с передачей ему наследства.

А коли есть потомство и есть что ему передать — включая в том числе и личный опыт! — то остро встал вопрос чтобы потомство, которому бы это «наследство» передавалось, было его, мужчины. Поскольку это тоже природная потребность — продвигать свой генофонд, свой геном дальше, в будущее; желательно — в бесконечность! Никто вот не задумывается — а надо бы! — что то, что мы вот тут сидим в машине и куда-то едем, живые, — эту возможность нам дали наши предки, причём огромная их череда. От самых-самых волосатых кроманьонцев. Или кого там, неважно. То, что мы вот есть — это целая череда удач наших предков; удач, предусмотрительности, борьбы и выживания. Да. И везенья, конечно. Вот Пагару — ага, не повезло; он свой геном явно уже дальше не продолжит… Ну, я отвлёкся.

То есть мужчине нужно, чтобы потомство было — его. Это биологическая потребность, точно как для женщины — рожать. Улавливаешь? Биологическая, природная потребность.

И вот тут такой момент возникает: если женщина может и не знать точно отца ребёнка, то уж то, что ребёнок её — она знает сто процентов. Она ж сама его рожает, из себя, так сказать! А вот мужчина на сто процентов уверен быть не может. И вот тут появляется, вернее, давно появилась такая необходимая фишка, как «верность». Зачем? — чтобы мужчина был уверен, что ребёнок — его.

То есть семья, супружеская верность — это всё атрибуты имущественных отношений.

Ты можешь сказать, что в последние годы… ну, то есть «последние перед БП» годы, на Западе особеннно, семьи и верности как таковой-то уже и не было. Да, так и есть. Кризис семьи, морали и всё такое. А почему? Тоже всё в имущественные моменты упирается. Если в первобытном обществе всё было общим — и жратва, и шкуры, и женщины, и, соответственно, дети — потому что имущество было скудным и передавать в наследство было в общем нечего; то потом ситуация стала та же почти — но на другом витке спирали: с материальными благами, с кормёжкой стало настолько легко и просто, что «кормилец» в виде мужчины перестал быть необходим — женщина и сама легко могла прокормить своё потомство. Опять же общество всегда поможет. То есть помогало, да.

Но изначально, биологически так сказать, для мужчины важно обеспечить выживаемость именно своего потомства. Особенно если для этого приходится чем-то жертвовать — будь то кусок шкуры от медведя или годы жизни, потраченные на зарабатывание капитала, передаваемого по наследству.

А вот вне семьи куда там свой конец мужчина сунул… ааа, пардон; да помню я, помню… да-да, сам же и призывал воздерживаться от уличных выражений… но тут, действительно, наиболее понятно… ну, все поняли, да? Потому как сказать обтекаемо-литературно «с кем переспал» или биологически «с кем вступил в половую связь» — это по сути то же, но не столь ёмко и понятно, да… да понял, я; согласен — некоторые моменты, действительно, простым языком проще объясняются.

Так вот. Грубо говоря, кого там на стороне мужчина трахнул — для семьи, для его женщины, если он при этом «делание детей» не предполагал, и «насовсем уйти на сторону» тоже не собирался — то и наплевать. То есть если его женщину кто-то трахнул — это жёстко. Поскольку, по сути, есть покушение на его прерогативу — только ему иметь детей от этой женщины; и передать этим, его и её детям, своё наследство, и вообще — кормить и заботиться о них. А вот если мужчина кого-то на стороне трахнул — без обязательств, учти! — то для женщины это по сути никакой опасности не несёт… Вот представь — если бы Толян не эту Анжелику трахнул, а резиновую куклу — стоило бы вопрос поднимать? Так вот эта Анжелика ведь по сути не больше, чем просто живая кукла — спермоприёмник.

Этот момент просекли ещё давным давно, и даже оформили на востоке организационно — там мужчина мог иметь жён — то есть тех, от кого дети — его; и наложниц — которые чисто для удовольствия. И семье как бы никакой опасности не представляют. Это на востоке. А на западе развился институт блудниц. Ну или «домов терпимости» как потом называли. Публичные дома. Женщины облегчённого поведения, хе. И так далее. То есть человечество этот физиологический казус приняло. Осмыслило. И научилось с ним сосуществовать. Понял?..

* * *

Некоторое время ехали молча. Потом Крыс, хмыкнув, переспросил:

— Не, пап, ты классно излагаешь. Складно так. Но а коротко если — что? Что мы Белку ищем, Толикову тёлку — а он в это время эту… шалаву сопрягает, — и это хорошо и правильно, да?

Теперь на переднем сиденье наступила тишина.

Толик выразительно взглянул на Олега, как бы говоря: «- Ну, что ты замолк?? Скажи что-нибудь! У тебя складно выходит!»

Олег в ответ скорчил ему безмолвную гримасу, показав зубы в злом оскале; но Сергею ответил как мог безмятежно:

— Серый. Я тебе как взрослому…

— Хы. Это я понял уже. Продолжай.

— Я… в общем, ты неправильно выразился. Мы не «Толикову тёлку» ищем, а нашего товарища. Которая также и Толикова… эээ… женщина. И то, что он… ээээ… трахнул ту блудницу, конечно, чести ему не добавляет, но и делать из этого проблему также не надо. Так как Толик у нас вообще проблемный. Или безпроблемный, это как посмотреть… Словом, я предлагаю этот инцидент замять для ясности. Как малозначительный. А?

— Согласен. — ответил Сергей, — В общем, я со всем согласен. Почти. Но… нехорошо!

— Братан правильно говорит, что ты — нудный! — нарушил молчание Толик.

— Ничего не нудный… просто всё нужно выяснять до конца, а не «заминать для ясности».

— Чо ты хочешь? Чтобы, когда найдём Элеонору, я перед ней извинился? Да?

— Хы! — Крыс аж хрюкнул, представив себе эту сцену, — Не. Я думаю — не стоит.

— Замяли?

— Замяли. Я никому не скажу. — согласился Сергей. Потом подумал, и добавил: — Но ты, Толян, помни на всякий случай — должо-ок!..

— Торгаш. И сын торгаша.

— Да ладно, чо ты. Шучу я. Главное — Белку найти, остальное неважно. Жэксона только предупредить, чтоб не сболтнул.

— Предупредим…

* * *

Некоторое время ехали молча. Потом на заднем сиденье вполголоса выругался Крыс, и раздался звук пинка в мягкое, а за ним невнятное мычание.

— Что там у тебя?

— Пагар, сволочь, крутится. И так уже под ногами, так ещё и вертится, но не просыпается.

— Неудобно, наверное, спать между сиденьями?

— Наверно, не пробовал. Тут ещё автоматы эти… Пап.

— А?

— Нафиг ты эти старые автоматы взял; оставил бы немецкий.

— Почему?

— Ну как… классный же. Немецкий.

— Как в Контр-Страйк, ага? Серый, не всё то лучшее, что заграничное.

— Те — старые. Чем они лучше?

— Что значит «старые»? Разработка старая, выпуск старый — но тогда и качественно делали, а так-то…

— Да ладно — «качественно». — вклинился Толик, — Для войны делали; а на войне стрелковка долго не живёт. Как и пехотинец в общем.

— Не бурчи давай. Нормально делали. За брак в военное время в лагеря отправляли, а не пальчиком грозили. А что по случаю военного времени не вылизано — то без разницы. Серый — ППШ и ППС эти — ценная вещь. Для «разборок на коротком расстоянии» — а у нас тут в городе всё в основном накоротке, — пистолет-пулемёт удобнее, разворотистее чем автомат. Вот, к примеру, в том крошилове в Башне тебе б с ППС было б ловчее, чем с «веслом» АК. И патронов у нас ТТшных много — всё в дело пойдёт.

— А тот — немецкий!

— И чо? А эти — советские! Не для сраного немецкого спецназа, не для полиции делались — а для войны. Для войны в скотских военных условиях, кстати, что немаловажно.

— Калибр — меньше чем люгеровский! — возразил поднаторевший за последнее время в оружейном деле Крыс, — Останавливающее, значит….

— Это не принципиально. Накоротке, да при стрельбе очередью энергетика почти та же; по останавливающему действию также сопоставимы. Зато у 7.62Х25 настильность прекрасная! И пробивающее действие. Читал, помню, блоги поисковиков — ну, тех кто на полях второй мировой копался, — пишут что не редкость в немецких траншеях находили останки: немецкие же каски с черепами внутри — простреленные двумя-тремя пулями. Прикинь. Это значит фриц отстреливался из окопа — кто-то из наступающих дал по нему короткую — и все или большая часть легли кучно, в каску — и никуда от очереди ствол не увело! Так что пистолеты-пулемёты эти для нас — ценное приобретение! Три штуки плюс магазины и один бубен — за один Хеклер-Кох! Оно того стоило, поверь.

— Верю.

Сергей повозился, послышалось сонное бормотание Погара. Звякнул железом.

— Угу, лёгкий. Приклад откидной. Ничо так. Надо будет днём опробовать.

— Опробуем. Не отвлекайся пока. Толян! — теперь Олег обратился к брату, — Вот там встань. Ага, прямо посредине. Тут вот дом — этот вот, горелый; за ним площадь. Я сейчас на этаж поднимусь с ПНВ, посмотрю дорогу и окрестности. Потом дальше двинем, если всё в норме.

— Понял.

Олег в рацию:

— Жексон, плановая остановка. Осмотримся. Близко не упирайтесь — вдруг разворачиваться придётся.

— Принято. — пискнула рация.

«БЕГСТВО» ПАГАРА

Остановились, вышли все втроём, с оружием, оглядываясь. Свежий морозный воздух. Чернота и темнота вокруг — если где и есть выжившие, то надёжно маскируются. Никому сейчас не нужны ночные визиты.

— Серый, что там Пагар?

— Дрыхнет, чо.

— Автоматы там…

— Незаряженые же. Без патронов.

— Ну, ладно. В общем, вы с Толяном от машины не отходите, я постараюсь быстро.

Олег с Толиком отошли чуть в сторону от машины.

— С тобой сходить, что ли?

— Не, не стоит. Подъезд нежилой, сразу видно. Только на третий-четвёртый этаж поднимусь, на ту сторону гляну — и назад. Будьте здесь.

— Ладно.

— Толян. Мне тебя отмазывать ломает уже. Задолбал.

— Чо ты. Ты ж всё правильно разложил?

— Правильно, правильно… Всему своё время, и должны быть, тем не менее, какие-то моральные устои, а не только голимая целесообразность! Ты меня понял, нет??

— Да понял, понял. Иди давай.

Олег, подсвечивая себе под ноги маленьким фонариком через красный светофильтр, стараясь не оступаться на попадающихся под снегом обломках чего-то непонятного, направился к чернеющему подъезду.

Он уже был возле подъезда, когда за его спиной взвыл сразу на высоких оборотах мотор джипа, и раздался крик. Он резко обернулся.

Ещё крик. Вой мотора. И — автоматная очередь.

* * *

Когда отец отошёл, Сергей, похрустывая снежком под ногами, обошёл машину, осмотрелся. Всё черно и тихо.

Он тут редко бывал в прежнее, до-БПешное время — незачем. Только проездом, — там вон, дальше и налево за площадью Анька жила. Вспомнилось, как было раньше клёво; даже и ночью: реклама везде горела, окна в домах. Люди шли по чищенным до плитки тротуарам под уличными фонарями. Потом, конечно, когда «кризис», с рекламой стало пожиже, тротуары особо перестали чистить; и уличное освещение поотключали из экономии; но всё равно — в окнах свет; никто и не думал «светомаскировку» делать — не было опасности что кто-нибудь просто так в окно из ствола зафигачит… Идёшь так, смотришь — там вон телевизор смотрят, тут вот угол шкафа видно, там люстра, тут тётка у окна, и кошка на подоконнике… Не, клёво было; хотя тогда как-то и не обращал особо на это внимания — ну, есть и есть, чо такого.

А сейчас вон — чёрные глыбы домов, без единого просвета, бррр!.. И, главно, это уже как-то и привычно стало! Как будто так и всегда было. Куда всё делось… Нет, так-то понятно куда делось: ТЭЦ встали из-за отсутствия топлива; люди — кто на фронте с Регионами сгинул, кто по деревням и коттеджным посёлкам рассосался, по дачам — там хоть вода есть и топливо в лесу. Те, наверное, живые сейчас. Может быть. А сельхозкоммуны, «лагеря спасения» и прочие загородные концентраторы населения, говорят, передохли все в эпидемию. Как и бóльшая часть воинских частей. Вот такая вот диверсия с этой эпидемией, если это диверсия. И город теперь пустой и тёмный. И холодный. Как кладбище. Читал вот раньше всякие приключения — как там герои попадают в трудные природные условия, на остров там, или в чужую страну, в другое время — типа попаданцы. Читать прикольно было, представлять себя на их месте тоже прикольно. А сейчас это вот попадалово в реале — нефига не прикольно. Горячей воды нет, воду таскать приходится; греться — печкой, и вообще… холодно! Нет, что автомат, пистолеты, гранаты — это круто и всё такое. Только выпендриваться крутостью не перед кем. Ну, Бабах вон уважает; ну Слепой Пью — Спец; или там новые пеоны. Да наплевать в общем-то. Лучше б свет был, тепло в батареях и интернет…

* * *

Подошёл Толик.

— Не замёрз?

— Не. — облокотился боком о капот — от мотора исходило приятное тепло.

— Щас приедем — чайку забодяжим. С вареньем.

— Угу. И с печеньем. Чо-то я тоже жрать хочу. Как там Белка, интересно. И где.

— Сам об этом думаю. Ладно, я поссать.

Толик отошёл за машину, и вскоре оттуда послышалось журчание.

Сергей смотрел в сторону дома, к которому пошёл отец; и только краем глаза заметил, как в стоящем с выключенным в салоне светом джипе что-то метнулось. Метнулось тёмное и большое, сзади через спинки передних сидений. Ударилось в переднюю приборную панель; так что джип несмотря на величину, кажется немного вздрогнул.

— Ты чо??! — Крыс отпрыгнул от джипа, автомат с плеча как бы сам собой прыгнул в руки.

Теперь видно было ворочащуюся на переднем сиденье тёмную фигуру.

— Охнихера ж!!.. — не успев что-нибудь и подумать, чисто на рефлексах, Крыс опять прыгнул к джипу, схватился за ручку двери, рванул — но, опережая его на долю секунды клацнули замки, блокируя двери.

— Толян!!

Одновременно с его криком с другой стороны машины раздался бешеный рык Толика:

— Пагар, открыл быстро, сука! Замочу!! — и бессильное клацанье блокированной ручки двери.

— Открыл, пас-ку-да!!

Вместо ответа бешено взвыл мотор джипа, ярко вспыхнули фары. Ясно было что в следующие секунды машина рванётся вперёд.

— Пад-ла, открыл!!! — орал с той стороны машины Толян, и бешено рвал дверь.

Крыс, отпустив дверную ручку, шарахнулся назад, отступая от машины; левой рукой за цевьё направляя ствол автомата в окно правого пассажирского сиденья; правая же скользнула вдоль ствольной коробки к рукоятке и спусковому крючку, попутно сбросив вниз большим пальцем предохранитель; приклад привычно ткнулся в плечо.

Ещё сильнее взвыл мотор; машина, как гепард перед прыжком, казалось присела, прежде чем ринуться вперёд…

— Толян, лёг!!!

Мечущийся с той стороны машины силуэт пропал; и чётко стало видно тёмную фигуру на водительском сиденье — голову, плечи.

Очередь прогрохотала коротко, ослепив струёй пламени, ударившей в окно пассажирской двери и дальше — в голову сидящего за рулём; раскатилась эхом по близстоящим домам.

Фигура на водительском сиденье мотнула головой в сторону, — и стала, как была, сидя, оседать вниз. Мотор продолжал подвывать на околопредельных оборотах.

Ещё отступив от машины, продолжая держать всё так же автомат наизготовку, Сергей бросил взгляд влево-вправо. Всё тихо. После выстрелов так вообще очень тихо — только мотор воет. То есть нефига не тихо — но спокойно.

— Серый! Не стреляй больше — готов он! — из-за капота показался Толик. Сергей опустил ствол автомата, щёлкнул предохранителем.

Толик локтём довыбил раскрошенное очередью, заляпанное тёмным стекло машины, повозился, запустив внутрь руку — щёлкнул, открываясь, замок, стукнула дверь, — под ноги ему вывалился Пагар, плеснув чёрным из головы. Толик просунулся внутрь — и мотор заглох.

Сзади вспыхнули фары микроавтобуса — Бабах подсветил место происшествия.

Настала то, что называется «оглушающая тишина», в которой поразительно отчётливо было слышен и скрип снега под ногами бегущего от дома Олега, и шаги Жексона, спешащего к джипу от микрика с винтовкой наизготовку.

* * *

— Что случилось-то?? — только и выдохнул подбежавший Олег. Футляр с непригодившимся ПНВ болтался у него на груди.

Никто не ответил. Собственно, и так было всё ясно. В свете фар микроавтобуса рядом с головой Погара, лежащего кулём, расползалась по снегу тёмная лужа.

— Ахтыжбля!! Ну что за …!! …! — Олег выдал залпом кучу определений ситуации, в которых нематерными были только предлоги.

И Толик, и Сергей подавленно молчали.

— Чо у вас?? — выдохнул Жэксон и тоже уставился на труп Пагара, — Аааа… Ага. Ясно.

— С…. … …! — Олег матерился изобретательно, от души, — Ну что за херня сегодня, я не понимаю!!

— Да, нах. Косяк, бля. — Толик, отступив от джипа, повернулся к светящему микроавтобусу, вытянул вперёд правую руку, которой отпирал изнутри дверь джипа — весь рукав и вся грудь куртки были в крови и кровянистых сгустках.

— Пиздец, просто пиздец!..

Сергей молчал.

Олег «принял ситуацию» первым:

— Нет, «это ещё не пиздец»; как в анекдоте, бля! Пиздец был бы, если б он сумел удрать! И пиздец будет, если сейчас на выстрелы сюда кто-нибудь нарисуется! Жексон! — ты этих, пеонов новых, одних там оставил??

— Ясен пень. А с кем бы я их там оставил? Детсадовскую воспетку я с собой не взял…

— Не хами — не тот случай. Как бы… как бы то же самое с микриком не повторили, не? Ключи же в замке?

— Этот, Фёдор, что-ли? Да не… он не такой.

— Ачёртегознает! Пагар тоже казался «не таким» — а он вон он!

— Не…

— Вот что. Ты иди обратно к микроавтобусу, следи оттуда за задней полусферой. Мы тут побыстрому сейчас приберёмся — и дальше. В темпе. Ибо нашумели — теперь уж тихушничать смысла нет. Кто хотел — все слышали, что мы тут… стреляем.

Жексон ушёл.

— Так, теперь побыстрому, побыстрому, без разведки. Может и пронесёт. Толян! Чо ты там копаешься??

— Тут всё в кровище… и в мозгах. Вся дверь. Лобовое, панель, руль… Бля!..

— Давай, не копайся — по-быстрому чем протёр — и помчались. День приключений, нах! Как оно так вышло-то??

— Как, как… Каком и вышло. Ожил, паскуда; и рванулся… геном свой спасать. Сволочь. — пыхтел, копаясь в джипе, Толик.

— Чо «сволочь-то»? — хмыкнул Крыс, — Батя ж говорил: каждая тварь хочет сохранить свою жизнь и передать геном дальше. Так что он эта… по-биологически всё. Законы природы, типа.

— Чо, думаешь он всё это время притворялся?

— Не знаю я… не похоже.

— Я тоже думаю, что не притворялся. — сказал Олег, — Наверное уже в джипе в себя пришёл и затаился. А когда мы вышли, решил «реализовать шанс». Неудачно в общем. Вот я мудак… сто раз себе ведь говорил, на сотне примеров давно понял: страхуйся! Ну что стоило ему руки связать…

— Ты, значит, лажанулся?!. — Толик выбросил из машины какие-то тряпки, которыми наскоро оттирал салон; вылез сам, и, зачерпнув прямо из-под ног снег, стал тереть руки, — Твою дивизию, завтра пеонам будет чем заняться…

— Снега накидай туда — пусть лучше мокрым будет, главное чтоб не присохло — не отчистить потом…

— Да бесполезно… там всё умазюкано. Крыс — не мог как-нибудь поаккуратнее стрельнуть?? А то залепил очередью!.. Бляяя, две форточки вынесено, бляяя, где их такие сейчас возьмёшь — и это ж переставлять ещё надо!..

— Ага, я же и виноват??

— Всё же ты говно, Толян. — неодобрил Олег, — Вот в этой ситуации на Серёгу вообще наезжать под… заподло! Серый единственно кто повёл себя чётко! — а если бы он успел газануть?? Пришлось бы палить вслед, — тут не две форточки, а всю машину бы издырявили! И, кстати, не факт что он бы не смог удрать.

— Не. Удрать — это вряд ли… — вздохнул Толик, отряхивая с рук, которыми пытался счистить наскоро с куртки кровь, снег, — Тормознули бы. С двух стволов. Но машине, конечно, был бы каюк. Очень может быть.

— Вот. И я о чём. Ну, всё что ли?

— Грузимся. Двинули.

* * *

Вскоре джип и следующий за ним в некотором отдалении микроавтобус вновь двинулись в путь, оставив на дороге тело невезучего посредника, в прошлом делового человека Кости Пагара.

Теперь в боковые окна неприятно поддувало, Сергей ёжился на заднем сиденье — весь холод приходился на него.

Толик зло бурчал за рулём, стуча в него ладонью:

— Ну что за день такой! Этот с ума сошёл. Или прикинулся, хрен поймёшь — но скорее в натуре. Потом в доме этом — никаких следов! Потом этот идиот вдруг ожил и такую прыть проявил! Гад. Весь салон уделал, окон нету! Куртку всю устряпал, только выкинуть! — хорошо ещё под Серёгину очередь не попал! Белки — никаких следов! Бывают же такие идиотские дни!..

— Ну, ты хоть трахнулся сегодня! — подъебнул Сергей, чего Толик предпочёл не заметить:

— …Бушлат нах устряпал! Куда его теперь?? Только выкинуть.

— Пеонам отдай. — посоветовал Олег.

— Если только так. А хорошая куртка, мне нравилась, привык к ней… а всё из-за тебя! — мог бы и связать, — всё понтуешься своей предусмотрительностью!

— Вот взял бы сам и связал!

— Я ж непредусмотрительный! — ты сам мне это постоянно тычешь!

— А пора бы уже становиться предусмотрительным! — в тон, сварливо отвечал ему Олег, — Всю жизнь на меня, что ли, полагаться будешь??

— Щас по нам долбанут откуда-нибудь очередью — и все мы будем «непредусмотрительными»! — прерывая склоку между братьями, заметил Крыс, и те примолкли.

* * *

Некоторое время ехали молча, старательно шаря взглядами по сторонам. Ветер бил в окна. Олег поднял воротник, натянул на лицо балаклаву, так что остались видны только глаза — так ещё было терпимо.

— Что вот делать теперь будем, как Белку искать?..

— Придумаем что-нибудь.

Опять ехали молча.

— Оба мы лажанулись! — сообщил вдруг Толик, — Оба. Кроме Крыса.

— Ну наконец-то дошло.

— Крыс — молодец. На рефлексах, точно. Моя школа.

— Ну, ещё бы. Сам себя не похвалишь — кто ж похвалит?..

С заднего сиденья хмыкнул Сергей:

— А вот интересно… если б он вдруг и правда удрал бы от нас на джипе — что бы он делал? Обратно к себе домой бы рванул? Прикиньте — а там уже всё поделено. И эта, Анжелика — тоже. Вот чо бы он делал?

— Да ничо… Ничо бы он не смог сделать. Они б его просто в дом не пустили бы. Ибо у них человек — функция от имущества. А имущества он уже лишился…

— Не, ну правда — вот что бы он делал? А, Толян? Вот ты б что делал на его месте??

— Я б на его месте никогда б не оказался.

— Не, ну правда. Вот если б. Что б, а?

— Ну что… — Толик задумался, — Наверное б… Наверное б попробовал вернуть своё имущество. Потом — предъявить «соседям» за беспредел. Нефига себе обнаглели — вынесли всё; и печку, и обогреватель. И бабу забрали. Я б им…

— Да ладно, что б ты сделал?? — продолжал подначивать Крыс, — Один-то? Без оружия?

— Чо без оружия-то… Вон — три автомата сзади. Патронов, правда нет… О, у меня в бардачке пара гранат, и Белкин обрез в багажнике — чисто на всякий случай. Не, придумал бы что-нибудь. Предъявил бы им…

— Да уж.

— Не сомневайся — Толян бы предъявил! — поддержал брата Олег, — У Толяна большой опыт по предъявам. Там мало б никому не показалось.

— Да я уж знаю, что «предъявлять» он только в путь — особенно когда сам накосячит!

— А это неважно! — сообщил Толик, — Ты, Серый, усвой это: кто накосячил — неважно; важно кто в возможностях «предъявить»!

— «У сильного всегда бессильный виноват!» — продекламировал Олег.

— Можно и так сказать. Все эти «понятия» да «по справедливости» — это всё херня. Кого можно нагрузить — того всегда и грузят. А «справедливость», «по-честному», «по понятиям» — это или для родственников, или — если «нуружу», — то для лохов…

— Подъезжаем! — прервал его излияния Олег, — Дай-ка рацию.

* * *

Взял рацию, подстроил.

— Башня, Башня — ответьте. Башня, — я Первый. Башня — ответьте Первому. Приём.

В динамике рации пискнуло и голос Миши ответил:

— …я Башня. Первый — я Башня. Слышу вас. Приём.

— Мы на подъезде. Прибытие — пять минут. Со стороны проспекта — осмотритесь. Приём.

— …сейчас подсветим. Не, вообще всё так-то тихо было. У нас тихо. Только это — новость! Вернее две новости! Эта… а, да, — приём!

— Что за новости? Приём.

— Две новости. Приём.

— Бля, Миша, не тормози! Что за новости; давай, излагай! Приём.

В сторону: — Вот тормоз! Чего у них там ещё за новости…

— Это… девушка эта новая, которую вчера привезли, Валя — она сказала где Элеонора! Она знает, оказывается! — только вчера была напуганная очень, вот и промолчала!

— Что ты говоришь?!! — Толян, слышал??

Толик слышал — джип аж вильнул от неожиданной радостной новости.

— …алё, алё! Вот! Валя знает, где Белка! Алё. Приём.

— Я Первый. Поняли тебя. Хорошая новость. Что ещё? Приём.

— И эта… — Такое впечатление, что Миша возле рации замялся, опасаясь продолжать, — Эта…

Рация хрипнула, и уже голосом Ольги, Мишиной жены, сказала:

— Первый, первый… Олег Сергеевич — тут Лена… Лена вернулась. Имейте ввиду. Приём.

— Как — Лена? Лена — вер-ну-лась?? — Олег был потрясён. Кинул растерянный взгляд на брата, назад на Крыса, — и снова в рацию:

— Приём.

— …вернулась. Да, вернулась. Чтоб вы знали. Только она… она… ну, вы увидите. Приём…

— Чччёрт!.. — Олег выругался, выключая рацию.

День был действительно насыщен событиями.

Часть 2. ЛЕНА

НОВАЯ ЖИЗНЬ

Когда в Башне начался настоящий бой — с грохочущими взрывами и оглушительными очередями, — Лена в ужасе забилась в самый, как она считала, безопасный уголок: в совмещённую туалет-ванную. Собственно Олег сам, когда инструктировал «на случай разных неприятностей» именно и рекомендовал прятаться там: туалет-ванная располагалась примерно посредине квартиры, впритык к центральной несущей стене, которую со стороны дво<