Категория квантитативности в славянских языках

Всеволодова М.В.

Резюме. Основной идеей статьи являются положения: 1. В славянских грамматиках требует дальнейшей проработки такой раздел, как грамматика числительных. 2. Славян-ские числительные в сочетании с существительными образуют определённое морфо-синтаксическое целое – количественно-именные группы, или квантитативы, в отличие от неславянских языков, образующие  определенную синтаксическую целостность и по-сво-ему ведущие себя в синтаксисе. 3. В категории числа славянских существительных раци-онально наряду с  единственным и (неопределённым) множественным числом выде-                                                             лять  и счётное множество (определённое множественное число). Эти положения иллюстрируются рядом системных для разных славянских языков языковых явлений, некоторые из которых не отражены в нашей грамматике.

Ключевые слова. Числительное, квантитатив, морфонология, морфосинтаксис, славянские языки, категория числа существительных.

В настоящее время в современной лингвистике важное место занимают некоторые от-носительно новые её разделы и направления, как, например, когнитивистика и концепто-логия, что можно только приветствовать. К сожалению, для многих наших коллег грам-матика отодвинулась на задний план и не представляет интереса. Вместе с тем, и когни-тивистика, и концептология коренятся в грамматике, о чем И.И. Мещанинов писал еще в 1945 году. [Мещанинов 1945]. И без углубленного изучения грамматики эти науки обре-чены на поверхностное существование, они не смогут стать частью фундаментальной грамматики, которая нам очень нужна, и которой у нас пока еще нет ни для одного языка.

Более 80-ти лет назад А.М. Пешковский выступил с идеей объективной грамматики [Пешковсий 2010], то есть, грамматики отражающей не нормативные положения, всегда врéменные и часто субъективные, а описывающей объективное положение дел в языке, каковое, в принципе, опирается на концепцию Гумбольдта о том, что человек живет в круге своего языка и выйти из него может только в другой язык [Humboldt  1841-1852]. Эту точку зрения разделял и Потебня [Потебня 2010]. Её глубинный смысл в том, что носитель языка может нарушать норму, но не может выйти за пределы системы своего языка. Всё кажущееся нам неправильным в речи носителей языка не выходит за рамки системы данного языка, и лингвисты, должны эту систему знать. Соответственно, нужна грамматика собственно для лингвистов, направленная не на описание культуры речи и общего образования, а для, так сказать, внутрилингвистического потребления, дабы иметь адекватное представление об объективном положении дел в языке, что позволит понимать,  объяснять и прогнозировать возможные изменения в языке. Сейчас мы такой грамматикой не располагаем. Материалом для этой грамматики должен служить не только язык художественной литературы, который в действительности является только одним из функционаьных стилей, и который, при всем своем совершенстве, количествен-но на много порядков беднее языка нашего общения, как письменного, так и устного, то есть того, что Т.М. Николаева назвала спонтанной речью [Николаева 2008]. Эта концеп-ция ни в коем случае не отрицает и не снижает понятия нормы, но позволяет прогнози-ровать изменения этой нормы,  анализировать и понимать их причины.

Как и всякая гениальная идея в науке, это положение Пешковского охватывает более широкий круг явлений, нежели может показаться. Для создания такой грамматики нужны не только факты нашей спонтанной речи и речи всех сфер  и регионов нашего общения на территории данного языка, но и синтез и осмысление многочисленных работ наших кол-лег за последние десятилетия, иногда, вроде бы, не связанных между собой и написанных в разных моделях языка, но в синтезе позволяющих понять и объяснить определенные явления в языке из, казалось бы, не связанной с ними области.

Помимо этого,  не менее важный и интересный собственно языковой материал из всех областей лингвистики оказывается еще не описанным в современной науке. Сейчас мы уже можем говорить, с одной стороны, о более широком понимании грамматики, рассма-тривающей все уровни языка в единстве их функционирования, ср. такие понятия как морфонология, морфосинтаксис и под., а с другой, – не просто о грамматике языка, а о грамматике конкретных частей речи  (ЧР) и конкретных категориальных классов слов.

Одной из таких грамматик, пока не получившей адекватного описания в славистике, является грамматика числительного, причём, не только самого по себе, но и как ЧР, функ-ционирующей в синтаксических построениях, то есть, на уровне морфосинтаксиса, а иног-да и морфонологии. Представим некоторые общие наблюдения.

1.В наших грамматиках не прописаны некоторые типы числительных и особенности их синтаксического поведения. Интересно, что на эту проблему мы вышли при анализе категории предлога, в частности, при анализе коррелятов предлогов, то есть, словоформ, выступающих в функции предлога, но не выходящих из своей ЧР. К таким в славянских языках относятся так называемые параметрические существительные типа длина, высота, масса, скорость, крепость, этажность  и мн.др., системно распространяемые ко-личественно-именными группами типа два метра, сто километров в час и под. Как ока-залось, эти количественно-именные группы, которые мы назвали квантитативами, составляют не просто множество, а вместе с другими аналогичными образованиями фор-мируют функционально-семантическую категорию  (ФСК) квантитативности, которая, в свою очередь, может считаться одним из грамматических центров функционально-семан-тического поля (ФСП) количественности. В 5-ом томе «Теории функциональной грамма-тики» под ред. А.В. Бондарко, посвященном категориям качественности и количествен-ности, эта часть категории не представлена вообще, хотя и упомянута в тексте [ТФГ-5 1996, 161] И не потому, что редактор что-то пропустил, а по причине её отсутствия как объекта изучения в нашей грамматике.  Вместе с тем, уже при описании коррелятов пред-логов проявился фрагмент этой категории, показавший, что всё множество выявленных единиц есть не просто ряд образований, которые можно представить перечислением через запятую, а множество, семантически и структурно организованное, – фрагмент ФСК кван-титативности как одной из составляющих ФСП количественности. [Судзуки 2008]

2. В русском языке мы нашли некоторые специфические характеристики числитель-ных, в наших грамматиках не выделяемые.

1) Числительные системно выступают в приименной позиции в форме Им. п.: доска длиной два метра; стержень высотой одна десятая метра;

2)  Существует специфический подразряд количественных числительных, названный нами комплексными числительными (они всегда состоят из двух-трёх разных числи-тельных, составляя одну синтаксическую единицу). Эти числительные системно выступа-ют в Им. п. (в своей первой части) даже после предлогов, управляющих другими падежа-ми. Это числительные со значением:

а) степени - частица с энергией свыше десять в двадцатой;

б) размера: комната площадью порядка пять на четыре метра; параллелограмм объёмом около два на три и на пять метров;

в) пропорции: раствор крепостью порядка два к трём;

4) диапазона: породы крепостью не более один - три по Боме; цена порядка двести – триста рублей;

5) десятичные дроби, начинающиеся с нуля: Частица величиной не более  ноль целых пять десятых нанометра.[Судзуки 2008]

3. Сами числительные как морфологическая категория в разных славянских языках ведут себя по-разному.

1)  Если восточно- и западнославянские славянские числительные пять –девять и сос-тавные с этими числительными на конце склоняются: двадцати пяти, двадцатью пя-тью, то в хорватском и сербском они потеряли склонение. Если в русском языке числи-тельные типа пять сохранили склонение, свойственное словам женского рода третьего склонения типа кость, в частности в Тв.п. имеют форму на –ью, ср. костью – пятью, то в польском языке они  здесь  приняли окончание числительных два, три, четыре – старое окончание двойственного числа: pi ę cioma, dziesi ę cioma. Диапазон этих изменений по язы-кам и диалектам даст интересный материал для осмысления самих механизмов развития языка и факторов, влияющих на типы изменений, то есть позволит в истории языка перей-ти от фиксации явлений к их гносеологическому объяснению.

2) В восточно- и западнославянских языках составное количественное числительное не имеет внутри себя служебных единиц, в южнославянских присоединяет названия еди-ниц союзом и (i), ср. хорватское: sto četrdeset i jedan stol . То же наблюдаем и в немецком языке: einundzwanzig. И значит, уже само составное числительное есть морфо-синтаксичес-кая единица. Наше разделение языка на уровни с жёсткими границами не адекватно.

3)  В русском языке в составном порядковом числительном склоняется в форме адъек-тива только последнее числительное: в тысяча девятьсот сорок первом/ в тысяча де-вятьсот сороковом/в тысяча девятисотом/в тысячном году нашей эры. В польском языке склоняются два последних числительных-адъектива: w tysi ą c dziewi ęć set czterdzie - stym pierwszym/ w tysi ą c dziwi ęć setym czterdziestym. Это опять морфосинтаксис.

Наверняка, таких явлений гораздо больше. Мы представим свой материал в следую-щем порядке: 1. Специфика славянского квантитатива по сравнению с неславянскими языками и его место в категории числа существительного. 2. Национальная специфика квантитативов в разных славянских языках. 3.Употребление квантитатива в предложных структурах (на материале русского языка). 4. Квантитативы с два, три, четыре, один, и их роль в некоторых языковых процессах.