Глава 12. Четыре фиала, или Когда глупость неотвратима.

 

…А по тебе, видно сразу, будет толк,

Ты веселящего газа большой знаток,

А значит, будет с кем вместе ступить за край,

Играй шарма-ма-ма, моя шарманка, играй…

Пикник «Шарманка»

 

— А как ты хочешь провести свой день рождения? — негромко спросила Гермиона, осторожно водя пальцем по тонким шрамам на груди Малфоя. Тот курил, полулежа у того самого дуба, где тщетно прождал ее сегодня целый час. Гермиона уютно устроила голову на его плече.

 

— Никак, — Драко фыркнул. — Поеду в Министерство — отмечаться.

 

Гермиона подняла голову и впилась взглядом в его лицо.

 

— Значит, в субботу будешь в Лондоне?! — в голосе зазвучало возбуждение.

 

— Буду, да, — он покосился на нее с подозрением.

 

— Мы можем встретиться! — воскликнула она, не сводя с него восторженных глаз. — И даже провести вместе день...

 

— Ш-ш-ш. Ты в своем уме, Грейнджер? — он ласково погладил Гермиону по встрепанным волосам, от чего ей немедленно захотелось замурлыкать. Она потерлась носом о его ладонь и беспечно спросила:

 

— А что?

 

— А то... — Драко вздохнул и загасил сигарету о корень. — Ты что, забыла, кто я и кто ты? Или, может, я упустил последние новости, и теперь в Лондоне хит сезона — шляться по городу с бывшим Пожирателем?..

 

Мягкая ладонь легла ему на губы, заставив умолкнуть.

 

— Мы что-нибудь придумаем, — Гермиона прильнула к его груди и нежно коснулась губами подбородка. — Колючий...

 

Драко непроизвольно коснулся рукой едва пробившейся щетины и, округлив глаза, протянул в притворном ужасе:

 

— Позор...

 

Гермиона тихо рассмеялась. Драко привлек ее к себе, зарывшись лицом в густые волосы, и вдруг замер.

 

— Что? — встрепенулась Гермиона, с тревогой заглядывая ему в глаза.

 

— Я, кажется, знаю, как именно можно тебе шляться по Лондону с бывшим Пожирателем, — задумчиво ответил он, рассеянно перебирая ее кудри.

 

— И как? — Гермиона нетерпеливо заерзала на месте. — Ну, говори же!

 

— Помнишь, ты говорила про свободный доступ к зельям?

 

Гермиона нахмурилась, соображая, и вдруг ахнула, закрыв рот ладонью.

Драко ухмыльнулся и склонил голову набок.

 

— Ты серьезно? — Гермиона прыснула и тут же посерьезнела: — Это рискованно... Так... время будет ограничено, но это решим... если утром тебе в Министерство — после обеда можно встретиться на... А кто, кого бы...

 

Малфой, улыбаясь, слушал ее несвязное бормотание и любовался работой мысли на сосредоточенном лице.

 

— Грейнджер, у тебя волосы потрескивают от напряжения ума, — он увернулся от пинка, с хохотом повалившись на траву, и охнул, когда она бросилась ему на грудь и уперлась в нее подбородком.

 

— Ты — гений.

 

Малфой кивнул с серьезным видом.

 

— Знаю. Просто я недооценен... — Гермиона прервала его пафосный монолог нежным поцелуем.

 

 

Дождь прекратился, и воздух в лесу стал чистым, как родниковая вода.

 

— Грейнджер, тебе пора, — с сожалением произнес Драко, приподнявшись на локте и склоняясь над Гермионой. Как забавно она морщит нос, когда смеется или сердится... или когда недовольна, как сейчас.

 

— О-о-о, Мерлин... Завтра на работу, да... — она вздохнула и потерла лицо, пытаясь стряхнуть истомное оцепенение. — Может, еще десять минуточек... — жалобный взгляд не возымел на Малфоя должного воздействия, и, вздохнув еще раз, она поднялась на ноги, опершись на его протянутую руку.

 

— Знаю — тебе не привыкать ночевать в лесу, — начал Драко, благоразумно отступая на пару шагов, — но уж коли есть у тебя дом — изволь спать в постели. Приличные молодые леди по лесам не шляются... в мирное время, — он ухмыльнулся, поймав ее угрожающий взгляд: в карих глазах плясали веселые искорки.

 

—М-м-м... — она со вкусом потянулась, встав на цыпочки, и ахнула, бросив взгляд на часы. — Все, бегу, — торопливо подхватив сумку, порывисто шагнула к Малфою, и тот обнял ее, прижимая к себе, — нежно, словно боялся сломать.

 

— Ты бы... завела себе сову... Грейнджер, знаешь — для связи, очень удобно, — иронично прошептал он между поцелуями.

 

Гермиона лишь отмахнулась.

 

— Лучше присылай мне своего филина — скажем, в полночь. Как правило, — подчеркнула она, — в это время я бываю дома.

 

Малфой поднял бровь, глядя на нее сверху вниз:

 

— Уговорила, пожалуй, — чмокнул ее в кончик носа и мягко оттолкнул. — Все, иди. Спать пора.

 

Гермиона сжала на прощание его руку, взмахом палочки сняла Маскирующие чары и аппарировала.

Малфой постоял с минуту, глядя на место, где она только что стояла в своем невозможном летучем платьице. Неожиданно остро он почувствовал себя ущербным. Все, что она с такой легкостью сейчас проделала, ему недоступно — он магический инвалид, и обретет ли когда-нибудь полноценность — он не знал.

Негромко выругавшись сквозь зубы, Малфой зашагал к дому.

 

 

Едва прокравшись в комнату, Гермиона заметила на подоконнике темную тень, и сердце екнуло. Торопливо впустив филина, она улыбнулась ему, как старому знакомому, и сняла с послушно протянутой лапы небольшой свиток.

 

«Грейнджер, умоляю: пусть это не будет толстая пожилая матрона или вообще — животное...

Д.М.»

 

Гермиона подавилась смешком, представив, как он жалобно тянет вот это свое «Гре-ейнджер!..» и, бережно сложив пергамент, спрятала его в неприметную деревянную шкатулку — к нескольким таким же запискам.

Филин терпеливо дожидался ответа, и прежде чем лечь спать, она быстро написала:

 

«Хорошо, уговорил. Подыщу тебе кого помоложе, но потом не жалуйся...

Гермиона.»

 

Махнув рукой на его упорное нежелание звать ее по имени, она тем не менее столь же упорно именем подписывалась.

Привязав записку к мохнатой лапе, она успела погладить твердые, с сизым отливом, перья, и филин, негромко ухнув, растворился в темноте.

 

— Я дома, — прошептала она с улыбкой, разгадав между строк беспокойство, — все в порядке.

 

 

Рабочая неделя для Гермионы пронеслась, как скорый поезд на полном ходу, заполненная делами, которые кровь из носу нужно было сделать к субботе. Первым делом она раздобыла четыре фиала Многосущного, соблюдая максимальную осторожность: зелье в редких случаях использовалось в работе с трудными больными, впадающими в буйство при виде колдомедиков. Гермионе приходилось иногда иметь с ними дело, и сейчас — сказать «к счастью» язык не повернулся — в больнице парочка таких больных была. Так что и придумывать ничего не пришлось — только аккуратно расписаться за чуть большее количество зелья. В конце концов, думала она, забирая драгоценные фиалы, она могла бы и разбить их случайно. В стиле Невилла Лонгботтома — это она-то, фыркнула про себя Гермиона и переключилась на следующий пункт плана. Позор и славу растяпы года она как-нибудь переживет, а вот лишний день без Малфоя — вряд ли. Она и под Веритасерумом не смогла бы объяснить природу своего ненормального влечения к тощему, ехидному меланхолику, однако не могла отрицать: он стал для нее наркотиком. Ее личным запрещенным зельем. К чему приводит подобная зависимость она, будучи колдомедиком, знала слишком хорошо. Но, вопреки всем своим принципам, пряталась от правды и старательно отворачивалась от неизбежного будущего — не дай Мерлин увидеть что-то дальше собственного носа.

 

Эта неделя шла под знаком писем. Коротеньких писем как будто ни о чем, о всяких пустяках; но между строк сквозил запах луговых цветов и шумел дождь, за каждой фразой таилась другая — невысказанная.

Письма собирались в старой деревянной шкатулке и в ящике резного комода, шурша и перешептываясь, словно засушенные розовые лепестки.

Над письмами усмехались и закусывали губы, хмурились и раздумывали, письма писали и перечеркивали, рвали и уничтожали Инсендио, бережно складывали и привязывали к совиной лапке.

А черный филин покрывал ночами милю за милей, отсыпаясь днем.

Учтя пожелание Малфоя насчет животных и пожилых матрон, Гермиона наметила объектом для операции «Прогулка с Пожирателем» свою подругу-стажерку Кэссиди Кларк — смешливую черноглазую девчушку. Они не были особенно близки — у Гермионы вообще близких подруг кроме Джинни не было, — но мило и непринужденно общались на работе. Кэсс жила в пригороде Лондона и выходные дни любила проводить там же, ссылаясь на усталость от лондонского смога и шума. Так что шанс наткнуться на нее в городе в субботу близился к нулю. А раздобыть несколько длинных черных волос было делом техники: Гермиона сняла парочку с воротника форменной мантии Кэссиди, и еще — про запас — с ее забытой заколки.

В пятницу она была почти готова ко дню рождения Малфоя.

Оставался подарок, но за ним она собиралась утром в субботу — пока Драко будет в Министерстве.

 

 

— Как ты думаешь провести свой день рождения, милый? — спросила Нарцисса сына за завтраком среди недели.

 

Драко вздрогнул и перестал жевать.

 

— Ты же знаешь, мам, — поеду в Министерство. Как я могу провести свой день рождения?.. — он пожал плечами и вернулся к еде.

 

Нарцисса уперлась подбородком в сложенные ладони и посмотрела на сына.

 

— Малыш, какой же ты взрослый, — она вздохнула и покачала головой. — Ты так похож на своего отца.

 

Драко застыл на секунду, отложил приборы, аккуратно коснулся губ салфеткой и только после поднял глаза на мать. Та задумчиво смотрела поверх его плеча в окно.

 

— Когда мы с Люциусом поженились, он был лишь немногим старше тебя. Такой высокий, статный... А эти волосы — Мерлин, я влюбилась в одни только белые волосы, ни у кого таких не было, — Нарцисса переливчато рассмеялась, и Драко невольно тоже улыбнулся, глядя на нее. — Да, трудно поверить, что мы были так молоды... так глупы — как те щенки, которых твой отец раньше разводил, — Нарцисса усмехнулась воспоминанию. — И поэтому, наверное, были так счастливы.

 

Улыбка затихала на ее лице, как затихает ветер перед грозой, готовясь к новому нещадному порыву. Над столом ненадолго повисла тишина.

 

— Как дела у Гермионы? — осведомилась Нарцисса нейтральным голосом, кидая на сына внимательный взгляд поверх чашки кофе.

 

Драко, тщательно взвешивая слова, ответил вопросом:

 

— А предполагается, что я в курсе?

 

Нарцисса вздохнула.

 

— Предполагается, Драко, предполагается. Ты же не девушка, чтобы догадаться спрятать свои бессонные синяки под глазами, — с легким раздражением ответила она. — И вообще... А, неважно. Я как-никак твоя мать и знаю тебя без малого два десятка лет. Мне не нужно ходить за тобой тенью, чтобы видеть, что с тобой происходит.

 

Нервно скомкав и отбросив салфетку, Нарцисса устремила на сына пронзительный взгляд:

 

— Драко, скажи: что вас может связывать? Ты забыл, кто она и кто ты?..

 

— Мама! — Драко скрипнул зубами, бледнея. — Мне казалось, Война внесла небольшие коррективы в нашу жизнь — ты не заметила? Так, какие-нибудь пустяки, — он небрежно взмахнул рукой, - вроде пожизненного Азкабана за приверженство идее чистой крови или безраздельного аврорского режима на фоне нашего абсолютного бесправия. Мир перевернулся, мама, — он почти лег грудью на стол, словно опасаясь быть неуслышанным. — Ты не поняла? Теперь она — это она, — он нажал на последнее слово, — а я — бывший Пожиратель, отверженный... условно безопасный, — издевательски закончил он и откинулся на спинку стула, добавив: — И я бы не рассчитывал, мама, что нам забудут прошлое — вообще когда-нибудь.

Малфой замолчал, уставившись в тарелку с остывшей недоеденной овсянкой, и почувствовал отвращение. К овсянке, к себе, к словам матери. Захотелось на воздух, в луга, может быть. Захотелось послать Грейнджер письмо о погоде или прогнозе на субботний квиддичный матч — да только была не ночь.

 

— Бедные дети, — неожиданно тихо произнесла Нарцисса, с болью глядя на угрюмого сына, — вы так быстро и неправильно повзрослели. Храни вас Мерлин от себя самих...

 

 

В субботу Драко проснулся до рассвета. Настроение было удивительным: будто не в ненавистное Министерство собирался, а на квиддич, причем не зрителем — ловцом. Забытое ощущение. В раскрытое окно проникал какой-то особенно свежий запах раннего лета — запах из детства, сулящий каникулы и счастье. Драко перебирал в голове детали плана лондонской прогулки.

 

Накануне филин принес от Грейнджер сверток с четырьмя фиалами и подробным - по пунктам — описанием последовательности действий. «Сильна...», — восхитился Малфой и осторожно рассмотрел содержимое фиалов: в четырех плескалось зелье, а в пятом — еле различимые за стеклом — несколько волос. Длинных. Черных. «Ну, хотя бы не животное», — вздохнув, он еще раз изучил убористые строчки.

Снейп пристально следил за ним с портрета, не говоря ни слова, однако Малфой готов был поклясться, что зельевар узнал Многосущное даже в безликой мунговской таре.

Драко демонстративно не замечал взглядов со стороны портрета, продолжая так и эдак вертеть в руках фиалы.

 

— Оригинальный подарок ко дню рождения, — заметил наконец Снейп, задумчиво сцепив длинные пальцы. — Большие планы на завтра?

 

Малфой с вызовом повернулся к портрету и подтвердил:

 

— Совершенно верно.

 

Снейп снова уставился на фиалы в руках Драко.

 

— Имейте в виду, мистер Малфой: три фиала за три часа — серьезная доза для организма и покрепче вашего, — профессор покачал головой. — Я бы посоветовал, если позволите, пару зелий, которые облегчат вам жизнь после вашей авантюры.

 

Голосом Снейпа сейчас можно было резать стекло или, скажем, плавить металл. Но надо отдать должное бывшему декану: сталкиваясь с глупостью, он был беспощаден. Сталкиваясь с глупостью неотвратимой, — принимал неизбежное как данность и прилагал все возможные усилия по сведению результата неотвратимой глупости к минимуму. Проще говоря, давал дельные советы — действительно дельные, — конкретные и осуществимые, а порой и кое-что более материальное, чем советы.

Будь то погибающий с первого похмелья, по дурости перебрав алкоголя на рождественском балу, студиозус или юный Ромео, решивший свести счеты с жизнью, не дожидаясь каникул — профессор Снейп с неизменным брезгливо-презрительным выражением на лице врачевал раны и спасал души своих непутевых подопечных. И любой слизеринец, получивший хоть однажды помощь декана, знал: о его позоре не пронюхает никто. Разумеется, профессор давал понять незадачливому бедолаге, по собственной глупости влипшему в неприятности, что тот есть полное ничтожество и последний неудачник в мире, что да, то да. Но под крылом своего сурового декана слизеринцы чувствовали себя более защищенными, чем где бы то ни было на земле.

Поэтому Драко без тени иронии ответил:

 

— Спасибо, профессор. К сожалению, не остается времени раздобыть их... — и неожиданно фыркнул, вспомнив второй курс: — Хотя Грейнджер профи по Многосущному — может, сообразит прихватить что-нибудь.

 

Снейп приподнял бровь и изрек:

 

— Ну... Мисс Грейнджер в свое время демонстрировала меньшую твердолобость, чем прочие студенты, — мельком взглянув на Драко, он добавил: — Не только Гриффиндора.

 

Все равно что сказать: Гермиона Грейнджер — талантливый зельевар, подающий надежды в будущем стать непревзойденным мастером, подумал Драко, чувствуя, как губы расползаются в улыбке.

 

— Да... Как меня бесили ее успехи, профессор, если бы вы знали, — мечтательно поделился он, — я на каждом уроке мечтал, чтобы котел хоть раз взорвался не у Лонгботтома, а у нее. Или — чтобы сломалась ее палочка, а не придурка Уизли...

 

Снейп смотрел на Малфоя иронически.

 

— Боюсь вас разочаровать, мистер Малфой, но ваши тогдашние желания тайной не были. — Он криво усмехнулся и добавил: — Кто бы мог подумать, что в них вы окажетесь столь непостоянны.

 

Малфой раздраженно дернул плечом, с неохотой выныривая из воспоминаний.

 

— Кто бы мог подумать, что Поттер отправит Волдеморта к праотцам и мир перевернется к дракловой матери, профессор. А с желаниями все куда проще.

 

Он не стал разворачивать портрет к стене, а просто задул свечу и улегся спать. Чтобы проснуться на год старше.

 

 

Глава 13. «London Eye».

 

…Пусть в нас тычут пальцем, нагоняя страх,

Только слишком рано каяться в грехах.

Ты коснись рукою огненного льва,

Прежде чем завянуть, дай себя сорвать…

Пикник «Дай себя сорвать»

 

В Министерство Драко всегда одевался, как на похороны — в черное. Не то чтобы специально, просто выбор был небогат: гардероб давно нуждался в обновлении, но не позволяли средства. С детства привыкший хорошо одеваться, Малфой переживал это, пожалуй, куда тяжелее изрядно оскудевшего рациона.

Вот и сегодня он снова надел черную водолазку, черный пиджак, в котором щеголял с шестого курса Хогвартса, черные брюки и черные туфли, заботливо начищенные эльфами. Четыре невзрачных фиала и небольшой сверток он тщательно уложил в небольшой чемоданчик, а инструкцию Гермионы спрятал во внутренний карман, хотя и запомнил наизусть. Оглядев себя в зеркало, Малфой остался доволен своим отражением, сунул свою стреноженную палочку в потрепанный чехол на поясе — он так и не привык выходить без нее из дома — и услышал за спиной покашливание.

Подмигнув отражению, Драко повернулся к портрету и выпрямился, выжидающе глядя на Снейпа.

 

— С днем рождения, Драко, — негромко произнес тот.

 

— Благодарю, профессор, — кивнул Малфой, прищурившись: он ждал от бывшего декана какого-нибудь напутствия на дорожку и не ошибся. Но совет профессора удивил своей неожиданностью.

 

— Рекомендую заглянуть в «Ля Трувэй» — это на Ньюберг-стрит, — подчеркнуто равнодушно бросил Снейп и добавил, приподняв бровь: — Если вдруг не раздумаете гулять по Лондону.

 

Драко удивился, но снова кивнул, выражая признательность.

 

— Не раздумаю, профессор. Спасибо за совет, — и уже у самой двери услышал в спину:

 

— Удачи, Драко. Будьте осторожны.

 

Не оборачиваясь, Малфой кивнул в третий раз и вышел.

Если все пожелания сбудутся, удача его сегодня не покинет. Нарцисса тоже пожелала ему этого — когда приходила на рассвете. Она выглядела грустной, когда нежно поцеловала его в тщательно выбритую щеку, и Драко неожиданно отметил, что она смотрит на него снизу вверх. А ведь он не сегодня ее перерос. «Взрослею», — печально усмехнулся он про себя, ласково прижимая Нарциссу.

А первой удачи пожелала ему Грейнджер… Может, именно поэтому он суеверно спрятал ее письмо возле сердца — как талисман.

 

 

Гермиона проснулась рано — еще до рассвета, и в крови моментально забурлил адреналин: очень уж важным был последний пункт ее плана — подарок.

 

Разумеется, Малфой не первый посоветовал ей приобрести сову. Друзья тоже удивлялись непонятному упорству, с которым она не желала заводить птицу или другого фамилиара, а она никогда ни с кем не делилась своей бедой. Дело в том, что после потери Живоглота в финальном сражении в Школе Гермиона не могла переступить через себя и заменить его кем-то.

Она и сама не знала, как привязана к коту, пока тот не погиб — не менее геройски, чем Хедвиг, — вместе с Гермионой участвуя в сражении. И угораздило же его вцепиться и разодрать в кровь морду не кому-то, а именно Грейбеку... Тот не просто убил ее отважного рыжего любимца — он его разорвал: буквально. Ухватил со злобным рычанием за пушистые бока и дернул в стороны. Гермиону до сих пор тошнило от этого воспоминания. Не столько от кучки кровавых ошметок, что остались от живого игривого зверька, а больше от торжествующего оскала оборотня...

Да, она никому не говорила об этом: Гермиону мучило, что на фоне военных потерь и ушедших друзей ее так потрясла смерть кота. Но он был для нее чем-то особенным эти пять лет. Он был ей настоящим верным другом, и тот факт, что не двуногим, ничего не менял.

 

 

А вот за Малфоя она решила этот вопрос легко и внезапно. Возможно, ее совет Рону вызвал из памяти каминные рассказы Драко о псах, которые всегда водились в их поместье в большом количестве. Люциус любил дирхаундов — и был большим ценителем породы, заразив своим увлечением сына. Драко нравились эти мосластые зверюги, исполненные тем не менее величественной грации; а когда его — крошечного — отец сажал на спину своему любимцу Рамзесу, старому незлобивому кобелю, он заходился восторженным визгом.

Малфой рассказывал о собаках охотно, ласково перечислял на память клички, объяснял тонкости экстерьера — Гермионе запомнилось. Отсюда и идея: подарить Малфою редкого пса. Она, конечно, немного опасалась его реакции, но в общем-то была готова его убедить, если понадобится. Оставалось, собственно, найти щенка — и она знала, где искать.

 

На пороге «Волшебного зверинца» в Косом переулке на нее накатило воспоминание о дне, когда она купила Живоглота. Умница — сам ее выбрал, с нежностью вспоминала Гермиона, и кто бы разоблачил предателя Петтигрю, если бы не ее настырный рыжий любимец?

Разглядывая развешанные, расставленные и втиснутые в каждый свободный уголок клетки, аквариумы и колбы, Гермиона пробралась к прилавку. Мэтью Корниш, хозяин «Волшебного зверинца», уже ждал ее, радостно заулыбавшись ей из-за кассы.

 

— Доброе утро, мисс Грейнджер, — буквально пропел он смешным дребезжащим тенорком и исчез где-то под прилавком, вынырнув уже с корзинкой в руках.

 

Корзинка была трогательно перевязана широкой синей лентой, а внутри — укутанный в одеяльце — кто-то возился и тоненько фыркал. Гермиона заволновалась, а мистер Корниш осторожно вытащил из складок одеяльца крохотное существо, покрытое клочковатой серой шерстью и с длинным крысиным хвостом. Гермиона вытаращила глаза и растерянно посмотрела на Корниша. Тот поспешил ее успокоить: выдернул с одной из бесчисленных полочек за спиной колдографию и сунул Гермионе под нос, другой рукой прижимая к себе щенка. На колдографии резвился на лугу большой грациозный зверь красивого голубовато-серого окраса, вызывающий мысли о рыцарях и охоте. Гермиона с сомнением перевела взгляд на покряхтывающий комок в руке Корниша.

 

— Его отец, — услужливо сообщил тот, для убедительности часто кивая плешивой головой, — многократный призер и победитель европейских выставок. У Мэтью Корниша только проверенные связи и самые лучшие отзывы!

 

Корниш горделиво выпятил грудь, и кучка шерсти в его руках жалобно пискнула. Сердце Гермионы дрогнуло, и она нетерпеливо протянула руки к нелепому детенышу титулованного папы. Оказавшись в ее руках, щенок моментально описался на ее тщательно выбранное утром платье и лизнул прямо в нос. Гермиона рассмеялась и поняла, что очарована несуразным созданием раз и навсегда.

Мистер Корниш бесплатно снабдил ее брошюрой об истории породы и стопкой пергаментов с рекомендациями по кормлению и уходу. Отсчитав галлеоны — а она набрала еще приличный запас «Специального идеального корма специально для идеальных дирхаундов», — Гермиона с помощью Корниша устроила щенка в корзинке, стараясь понадежнее спрятать виляющий хвост, и вышла на улицу. Нарядную корзинку она держала в руках, на плече висела небольшая зеленая сумочка в тон платью, на которую Гермиона предусмотрительно наложила Расширяющие чары. Так что в ридикюле размером едва ли с пару пачек сигарет уместились увесистые пакеты с собачьим провиантом, пергаменты, несколько разноцветных фиалов и масса необходимой ерунды. Крайне довольная собой, Гермиона прищурилась на солнце: она выполнила свою часть плана — теперь была очередь Малфоя. А им с Оскаром — такое имя щенку она придумала — оставалось только подождать.

 

 

Малфой покинул Министерство уже к полудню. Следуя составленной Грейнджер инструкции, вышел из телефонной будки-лифта и с равнодушным видом зашагал прочь. Найдя у перекрестка серебристую кабинку*, небрежно осмотрелся, повертел в руках блестящую монетку — она казалась ему ненастоящей — и опустил в прорезь.

Спустя пять минут из кабинки вышла миниатюрная брюнетка с длинными волосами, чуть неловко переступая на маленьких каблучках. Одергивая то и дело яркое облегающее платье, она подошла к бордюру, неуверенно взмахнула рукой и влезла в подлетевшее такси.

 

Завидев идущую по аллее Кэссиди, Гермиона вздрогнула. Сердце трепыхнулось, захлестнутое смешанными чувствами. Это было так странно.

Она знала, она ждала, она, в конце концов, не впервые наблюдала Многосущное в действии, но с Малфоем вышло неожиданно — не так, как с остальными. Да что остальные: она от самой себя с кошачьими ушами не была в таком шоке, как от Малфоя-брюнетки на каблуках.

Не сводя с него глаз, она нервно нашарила в корзинке мягкий шерстяной бочок, и Оскар шершаво лизнул ей руку, успокаивая.

 

— Привет, — в звонкий голосок Кэсс вплелись непривычные нотки — он будто стал многослойным. — Красивое платье. Мой любимый цвет, — Гермиона порозовела от удовольствия: разумеется, она не случайно нарядилась в зеленое. Хоть Малфою и нравится ее белая майка — особенно под дождем, — но праздник требует платья. — Конечно, не такое красивое, как мое, — продолжил он, оглядывая себя. — Видела бы ты, как пялился на меня таксист, — Драко вытаращил черные глаза и высунул язык, изображая — как.

 

Гермиона хихикнула.

 

Малфой с облегчением рухнул на скамейку, поставил рядом чемоданчик и закатил глаза.

 

— Как бы то ни было — мои поздравления, Грейнджер: твой план сработал.

 

Она легонько сжала тонкие пальчики Кэссиди.

 

— И твоя идея, — она ухмыльнулась. — Ну, как тебе ходится на каблуках?

 

Черные глаза удивительно знакомо прищурились.

 

— Грейнджер, ты гений, спору нет, но ответь честно: ведь твои джинсы и кроссовки мне были бы разве что чуть великоваты — не так ли? Я не специалист, но на сторонний взгляд вы... мы почти одинаковы. — Он оглядел свое временное тело и добавил самодовольно, заставив Гермиону фыркнуть: — Я поизящнее, конечно, но уж как-нибудь штаны не потерял бы. Так что, это новоизобретенное условие работы какого-то из твоих заклинаний? Я бы сам повозился, да палочка барахлит.

 

И он так мрачно уставился на нее глазами Кэсс — черными, как две маслины, — что Гермиону наконец прорвало.

Хохотала она долго и безудержно, до слез — запрокидывая голову и не замечая оскорбленного Малфоя. И к лучшему, что не замечала, ибо оскорбленная Кэссиди Кларк в исполнении Драко Малфоя выглядела презабавно.

Наконец она успокоилась и вытерла выступившие слезы.

 

— Просто... брюнеткам идет красный цвет.

 

Черные брови комично поползли вверх, и Малфой открыл было рот, но тут из корзинки послышались возня и слабое тявканье. Гермиона вздрогнула и положила руку на серое одеяльце.

 

— А я было подумал, что ты задумала пикник… — протянул Драко, пытаясь заглянуть в корзинку. Гермиона облегчила ему задачу.

 

— Это не пикник... это твой подарок, — она смущенно улыбнулась и вытащила щенка из корзинки. — Его зовут Оскар, — сообщила она и выжидающе поглядела на Малфоя. Тот ошарашенно смотрел на нее, то на собаку. Щенок завилял тощим хвостом и снова тявкнул.

 

— Оскар, это Драко — твой хозяин, — ласково сказала ему Гермиона и фыркнула, осознав комичность своих слов. — Ну же, познакомься с ним, — она протянула щенка Малфою, и тот осторожно взял Оскара, разглядывая бестолковые глазенки и клочковатые уши. Щенок лизнул его в нос, и Гермиона хихикнула.

 

— Ты ничего не забыл? — тихонько подсказала она малышу. Тот словно понял, о чем речь, и на красном платье моментально расползлось мокрое пятно.

 

— Хм... не забыл, — заметил Драко, задумчиво разглядывая безобразие. Гермиона с облегчением выдохнула и протянула ему корзинку. Они устроили Оскара со всеми удобствами: Гермиона вытащила из сумки маленькую косточку, и щенок тут же занялся новой игрушкой. Устранив беспорядок с платьем «Кэссиди», она посмотрела в непроницаемо черные глаза.

 

— С днем рождения, Драко.

 

— Спасибо, Грейнджер. Очень неожиданно, правда. Он чудесный, — Малфой улыбнулся. — Обещает вырасти красавцем.

 

— Там у меня колдография его отца, — она кивнула на свою сумочку, — а еще корм, пара игрушек и куча рекомендаций.

 

Малфой с сомнением покачал головой:

 

— Там?..

 

— Ага, — она довольно ухмыльнулась. — Ну что — идем?

 

Малфой кивнул и с любопытством спросил:

 

— А куда?

 

— Тебе понравится, — заверила Гермиона и спохватилась: — Ой, сейчас, только Оскара спрячу... — и, вытащив палочку, сделала щенка невидимым, предварительно наложив на него Усыпляющие чары. — Так он будет в безопасности. Да, и это… — она покачала головой, и спустя мгновение чемоданчик Малфоя превратился в элегантный лаковый клатч. — Ну — идем гулять по Лондону, Пожиратель?

 

Малфой вскинул на нее глаза, но Гермиона лишь улыбалась.

 

— Конечно, идем, — он взял ее за руку. — Девичник...

 

Гермиона рассмеялась, и они застучали каблуками по аллее.

 

 

Гермиона была на пике восторга: эффект, произведенный на Малфоя задуманным ею сюрпризом, превзошел ожидания. Если подумать — пожалуй, никогда она не видела его таким перепуганным, как в кабинке колеса обозрения, медленно ползущей вверх.

 

— Грейнджер, что я буду делать, если эта хреновина оторвется? — шипел он тонким голосом Кэсс, вцепившись в ручки кресла. — У меня ни палочки толковой, ни метлы! Как вообще можно доверять магловским изобретениям?

 

— Успокойся, Драко, — Гермиона погладила его судорожно сжатые руки, — посмотри, сколько вокруг людей, и никто не падает! Знаешь, это колесо построили «специально к встрече нового тысячелетия, чтобы показать силу технической мысли в наступающем двадцать первом веке», — старательно процитировала она рекламный буклет**. — Я на таком — поменьше, правда, — каталась, когда мне было шесть. И, кстати, не боялась, — и поддразнила: — Без палочки и метлы!

 

Малфой бросил на нее гневный взгляд и мельком посмотрел вниз. Потом еще раз, и еще.

Гермиона почувствовала, как стиснутые руки под ее пальцами медленно разжимаются. Драко вдруг обнаружил, что с высоты открывается великолепная панорама города…

 

— Интересно, а Малфой-мэнор отсюда видно? — с любопытством спросил он, и Гермиона поняла, что верхнюю точку подъема он переживет.

 

— Не видно, Уилтшир отсюда слишком далеко, — ответила она, но Малфой уже не слышал: увлекся обзором того, что видно, — а это был практически весь Лондон.

 

 

Потом они сидели в «Ля Трувэй». Малфой про себя отметил, что надо бы расспросить бывшего декана, когда это ему случалось бывать в таком симпатичном месте — магловском к тому же. Название заведения переводилось с французского как «находка» и полностью оправдывало себя: настоящий французский ресторан с восхитительным обслуживанием и пристойной кухней. На свободном стуле стояла корзинка с мирно сопящим Оскаром, на столе — два бокала шампанского и устрицы. Хоть Малфой и скривил нос, проехавшись насчет банальности ее выбора, однако к еде приступил охотно, и по просьбе Гермионы терпеливо учил ее правильно этих устриц есть. Учиться у него оказалось весело. Ей вообще теперь было с ним весело: наступил какой-то счастливый период, когда она притерпелась к его манерам, а он как раз все чаще вел себя по-человечески. Еще пару недель назад Гермиона ни за что не поверила бы в такое. А теперь она не просто верила — она с этим жила. И была до неприличия счастлива.

Расправившись с устрицами и вином, выкурив по сигарилле — Гермиона решила посвятить день познанию нового (правда, с сигариллами не очень-то вышло, зато было смешно), — они расплатились по счету и вышли на улицу. Легкое вино и праздничное настроение одинаково горячили кровь и звали на поиски приключений — словно сама сегодняшняя вылазка достаточным приключением не была. Взявшись за руки, Гермиона и «Кэссиди» брели по улице, подставляя лица ласковому солнцу и хихикая в ответ на редкие оклики и свист игриво настроенных молодых людей, не подозревающих, что из двух нарядных девушек эффектная брюнетка — одного с ними пола. Малфой держался идеально: рефлексы Кэссиди Кларк замечательно управлялись с ее телом, и даже каблуки больше не доставляли неудобства. А в манеры и жестикуляцию Кэсс он привнес что-то свое, неуловимое — и это «что-то» заставляло сердце Гермионы биться чаще, а щеки — гореть.

Когда идти под прямыми солнечными лучами наскучило и стало жарковато, они свернули в какой-то безлюдный переулок.

 

— Ищем приключений, подруга? — промурлыкал Малфой голосом Кэсс прямо в ухо Гермионе, от чего волоски на ее шее немедленно поднялись дыбом.

 

— А нам их мало, дружок? Так давай найдем еще, — в тон ему предложила она.

 

Тонкая черная бровь взлетела вверх — к ровно подстриженной челке, и у нее перехватило дыхание: глядя в черные глаза Кэссиди, она видела в них насмешливый огонек, а пухлые губы кривились в усмешке — его усмешке, и, забыв обо всем на свете, Гермиона порывисто обняла стройную фигурку и прильнула к чужим — непривычно мягким — губам. Малфой-Кэссиди отпрянул от неожиданности и налетел спиной на стену. Спустя секунду смуглые руки с аккуратным маникюром заскользили по спине Гермионы, заставляя ее по-кошачьи выгибаться и чуть слышно стонать. Удивительным образом повадки Малфоя у хорошо знакомой девушки не вызывали дискомфорта, а напротив — безумно возбуждали. Гермиона кусала эти новые и знакомые одновременно губы, шалея от вкуса помады, а Малфоя сводило с ума, что его шепот срывается с них женским голосом. Еще чуть-чуть — и они бы начали стаскивать друг с друга платья, если бы не потрясенный возглас за спиной. Узнав голос, Гермиона замерла и похолодевшей спиной почувствовала взгляд, боясь обернуться. С немым вопросом заглянув в черные распахнутые глаза Драко-Кэссиди, она увидела в них подтверждение.

Одергивая платье трясущимися руками, Гермиона медленно обернулась и сначала почему-то увидела шрам, потом черные вихры, приоткрытый рот и лишь потом — глаза за круглыми стеклами. Не в силах издать ни звука, она кивнула Гарри и осталась стоять на месте, мельком изумившись, что ноги еще не подкосились. И лишь мгновением позже осознала, что тонкие руки крепко держат ее за талию, не давая сползти прямо на землю.

Безотчетно вцепившись в наманикюренные пальчики, Гермиона как-то хрипло кашлянула, будто каркнула и, прочистив горло, произнесла:

 

— Кэсс... это Гарри... Гарри Поттер — мой друг. Гарри, это... Кэссиди, моя... подруга.

 

Друг, подруга... Мерлин, что она несет? А что ей остается?

Гарри неуверенно кивнул в ответ, глаза его перебегали с Гермионы на девушку за ее спиной.

 

— Оу, Гарри Поттер?! — «Кэссиди» решительно отодвинула Гермиону в сторону и, покачивая бедрами, направилась к побагровевшему Гарри, стоящему у входа в переулок. — Герми, крутые у тебя друзья, всегда тебе говорила, — с этими словами черноглазая нимфа пальчиком приподняла его подбородок и внимательно заглянула в глаза. — Так вот ты какой теперь — Мальчик-который-победил, — мурлыкающий голос окончательно вогнал Гарри в ступор.

 

— Кэсс! — позвала Гермиона встревоженно. — Тебе пора, наверное, — она постучала по часам, и Малфой-Кэссиди с сожалением отошел от Гарри, на пр<