Лора Бочарова «Гарри Поттер»

 

— Не дождался меня, да? — ласково шепнула Гермиона филину, войдя в спальню и закрыв дверь.

 

Тот — она могла поклясться — фыркнул и, тяжело хлопнув крыльями, привычно уселся на спинке стула. Гермиона развела руками:

 

— Ну уж прости: твой хозяин последние дни письмами не баловал. А у нас, сам видишь, праздник, — вполголоса болтая с птицей, она непослушными пальцами отвязывала записку. — Тедди... — заговорщицки хмыкнув, она с нежностью покосилась на Горация. Тот хранил полное достоинства молчание.

 

Распахнувшаяся дверь заставила Гермиону выронить пергамент. Чертыхнувшись шепотом, она подхватила листок и спрятала руку за спину. Филин перепорхнул на подоконник и устроился там, чуть слышно, но возмущенно клокоча. Очевидно, в Малфой-мэноре не принято было врываться без стука. На пороге стояла Джинни: щеки раскраснелись, глаза мечут молнии.

 

— Магл, значит, — протянула она, прикрывая за собой дверь. — И давно маглы освоили совиную почту?

 

— Э-э... Джин, прости, я просто...

 

— Нет, милая, ты — не «просто», ты очень даже полна тайн, — парировала Джинни. — Пойми меня правильно: я беспокоюсь, когда чего-то не понимаю, а это как раз тот случай, — она подошла к безмолвной Гермионе и взяла ее за руку. — Гермиона, что происходит? Почему ты так прячешь от нас своего принца?

 

Гермиона закашлялась и слегка покраснела, мягко освободив руку из ладоней подруги.

 

— Джин... понимаешь, — стоя у окна спиной к Джинни, она комкала в пальцах многострадальный пергамент, — понимаешь, я не... не уверена, что это серьезно, поэтому — стоит ли...

 

— Но почему? — Джинни порывисто обняла ее за плечи и развернула к себе. — Кому ты не веришь — ему или себе?..

 

Гермиона неохотно заглянула Джинни в глаза, горящие тревогой и участием, и не нашлась с ответом — лишь мотнула головой, сглатывая подступившие слезы. Гораций встрепенулся и тихонько ухнул, напоминая о себе. Джинни внимательно посмотрела на него и перевела взгляд на Гермиону.

 

— Ну-у... это ведь правда не малфоев филин?..

 

Гермиона покачала головой.

 

— Просто... Просто его хозяин... тоже учился на Слизерине, — она всерьез задумалась: а много ли еще вранья примет на веру подруга. Шестое чувство истерически вопило: «Нет!»

 

— Ну... — Джинни наморщила лоб, подыскивая подходящее утешение для такой беды, как связь со слизеринцем. — В конце концов, не все слизеринцы были Пожирателями... — она с сомнением поглядела на Гермиону.

 

— Конечно, не все, — кивнула та, вложив в голос максимум убедительности, и с горечью договорила про себя: «Но я выбрала именно того, кто был...», удерживая на лице нейтральное выражение.

 

— Мода, что ли, у них была на черных филинов? Позеры, — фыркнула Джинни, и Гермиона с облегчением выдохнула: опасность миновала... На сегодня. Но думать о завтра сил у нее не осталось.

 

Обнимая Джинни у двери, Гермиона со скрещенными пальцами поклялась познакомить со своим другом — «после свадьбы, конечно, дорогая, у тебя сейчас и так забот по горло» — и взмолилась Мерлину, чтобы кто-нибудь подарил молодоженам тур в кругосветное путешествие. С датой отправления на следующий день после свадьбы.

 

 

Аппарируя на следующий день в Уилтшир к назначенному в письме времени, она почти не чувствовала себя девочкой по вызову...

По иронии судьбы, а может — подхватив волны, излучаемые душами, не сговариваясь, они просто отправились бродить по лесу в надежде встретить давешнюю олениху. Когда вместо нее нашлась кукушка, Гермиона взахлеб принялась рассказывать Малфою о магловском поверье: спрашивать кукушку, сколько лет осталось жить. Тот недоверчиво качал головой, а она безудержно хохотала над его озадаченным видом. В конце концов он деланно оскорбился ее насмешками, и Гермионе пришлось долго и с удовольствием извиняться...

А потом еще раз. И еще.

 

Потом она лежала на нем, играя с вытатуированным драконом, и — сама не поняла, как — рассказала Малфою о вчерашнем происшествии.

 

— Представляешь, какой умница Гораций, — в голосе звучала гордость: словно она самолично воспитала и обучила филина.

 

— Да, он молодец, — протянул Драко, — а эта Уэйн... Ну надо же, как тесен мир, — он вздохнул, приподнимаясь на локтях. — Мерлин, она попила моей крови в Хогвартсе — как вспомню... — Малфой слегка передернулся. — Нет, лучше не вспоминать.

 

Он аккуратно, чтобы не столкнуть Гермиону, перевернулся и притянул ее к себе на грудь, легонько целуя еще горячие щеки.

 

— Ты будешь самой красивой подружкой, Грейнджер, — он ласково смотрел на нее из-под опущенных ресниц. — Уж точно красивее невесты...

 

— Малфой! — попытка возмутиться провально обернулась счастливой улыбкой, и Гермиона спрятала лицо у него на груди, чувствуя на макушке прикосновение нетерпеливых губ.

 

— Самой красивой, — выдохнул Драко, снова переворачиваясь: на этот раз он оказался сверху.

 

И слова растворились в шуме деревьев, уносимые знойным ветерком, как бабочки-однодневки.

 

Гермиона покинула Уилтшир задолго до темноты: до свадьбы оставалась неделя, а дел, казалось — на месяц.

 

 

Драко сидел у камина, бездумно глядя перед собой: он любил, чтобы огонь горел в любое время года, тем более в доме всегда было прохладно. Нарцисса, напившись кофе, сослалась на мигрень и рано поднялась к себе. Малфой не ждал гостей, но тому, кто шагнул в гостиную из внезапно затрещавшего и зазеленевшего пламени, он не удивился. Подспудно он ждал его с того дня в лондонском переулке, хладнокровно прикидывая возможности поттеровского мозга, натренированного работой в аврорате. И сейчас, глядя на предвиденного гостя, стряхивающего пепел с рукава, признался себе, что переоценил их: он ждал, что Поттер отравит ему не самую счастливую неделю где-нибудь в середине... Хотя, как знать: может, был сильно занят... свадьба, спасение мира или квартальный отчет — мало ли дел у героя.

 

— Поттер?! — не знай его Гарри столько лет, принял бы изумление за неподдельное. — А что так... по-аврорски? Боялся, не открою?

 

Малфой не только не встал ему навстречу, напротив: еще вальяжнее растянулся в кресле. Однако расслабленная поза Гарри не обманула: Малфой напрягся.

«Чует кошка...» — злорадно отметил Гарри, а вслух произнес, повторяя интонации Драко:

 

— Малфой.

 

Тот выжидающе смотрел на Гарри, не говоря ни слова.

 

— Другом обзавелся? — Гарри кивнул на Оскара: щенок сидел у ног Малфоя, подобравшись не хуже хозяина, но, в отличие от того, не скрывал настороженности.

 

— А что — запрещено? — Малфой издевательски вздернул бровь. — Явился зачитать новое постановление?

 

Гарри скрипнул зубами и сжал в кулак руку, потянувшуюся за палочкой. Малфой отметил его движение и хищно прищурился.

 

— На безоружного? Не по-гриффиндорски, Поттер, — он цокнул языком и, покачав головой, потянулся за сигариллами.

 

Гарри проследил взглядом, как он неторопливо прикурил, и в голове застучало, застилая глаза красным. И он еще сомневался?.. Какая, к драклам, родственница? Интересно: чья была идея с Многосущным — его или ее? «Ну, зато не наркоманка...» — мелькнула безумная мысль.

 

— Кофе угостишь... детка?

 

Малфой замер на мгновение, прикрыв глаза, вздохнул и щелкнул пальцами.

 

— Тоби, два кофе... И коньяк из кабинета.

 

Гарри выдохнул и, не спрашивая разрешения, уселся в кресло.

Пока эльф хлопотал у столика, наливая кофе и коньяк, Гарри в упор разглядывал Малфоя и недоумевал: что нашла в нем Гермиона? Тощий, белесый, весь какой-то облезлый, как бродячий кот. И глаза голодные — правда, что-то жесткое в них не позволяло больше называть его мальчишкой. И еще: обреченность на самом дне этих знакомых глаз, не та — покорная судьбе, — какую Гарри видел в глазах Гермионы, а мрачная, отчаянная обреченность зверя в клетке, говорящая, что жизнь задешево он не отдаст.

 

— Ну что ты пялишься, Поттер? — вздохнул Драко и бросил эльфу, взявшемуся распечатывать новую коробку сигарилл: — Исчезни, Тоби, дальше я сам… Угощайся, — он протянул Гарри широкий бокал, на два пальца наполненный темной золотящейся жидкостью. Даже на вид коньяк казался теплым и живым.

 

Гарри покачал головой.

 

— Обижаешь, Поттер, — протянул Драко. — Чтоб ты знал: в обществе считается оскорблением не принять бокал из рук...

 

Гарри не дал ему договорить, забрав коньяк.

 

— Черт с тобой, Малфой, но не жди, что я буду пить за твое здоровье, — отрывисто бросил он и залпом осушил бокал.

 

Драко усмехнулся, пригубив из своего.

 

— И в мыслях не держу, Мерлин с тобой. О своем пекись — кто же так пьет коньяк? — он с наслаждением вдохнул аромат, обнимая дно бокала ладонью, и пробормотал: — Ей-богу, он заслуживает внимания...

 

— Малфой, я здесь не для того, чтобы коньяк с тобой распивать, ты же догадался, верно?

 

Малфой неторопливо вернул бокал на столик, взял чашку с кофе, отпил и лишь после ответил скучающе:

 

— Ну, начинай: спрашивай, угрожай, пугай... — закурив, он пустил струю ароматного дыма в потолок и ухмыльнулся, глядя Гарри в глаза. - Что, узнал... детка?

 

Тот поиграл желваками на скулах и приглушенным от бешенства голосом отчеканил:

 

— Я не хочу, Малфой, чтобы ты заблуждался насчет ее одиночества и беззащитности. Если вдруг у тебя возникли такие ошибочные представления.

 

— А ты всерьез считаешь, что они могли у меня возникнуть? После дракловой тучи лет, что я всех вас знаю? — ответная ненависть, в свою очередь, сделала голос Малфоя гнусавее обычного.

 

— Я не знаю, что творится в твоей башке, после того, что я видел, но хотелось бы убедиться, что ты отдаешь себе отчет в том, что творишь, — Гарри буравил Малфоя потемневшими до черноты глазами.

 

Тот невозмутимо парировал:

 

— Не будем забывать, Поттер, что Грейнджер не беспомощный младенец, — он аккуратно затушил сигариллу и откинулся в кресле, — и так же способна отвечать за свои поступки...

 

Все же он недооценил взвинченность Поттера, либо тот научился-таки владеть эмоциями. В следующий момент Малфой одним рывком был выдернут из кресла и поставлен на ноги, а в шею уперлась палочка. Ни Гарри, ни Драко не услышали тоненького рычания под ногами — в ушах одинаково шумела кровь, бурлящая яростью.

 

— Не знаю, Малфой, что тебе от нее надо, — процедил Гарри и тут же поправился: — Точнее знаю, непонятно только — почему от нее, но учти: если обидишь, об Аваде будешь мечтать...

 

— Да пошел ты на хер... аврор, — прошипел Драко, безуспешно пытаясь отодрать душащую его руку. — А если будешь послушным, расскажу, куда можешь засунуть свою...

 

Гарри неожиданно отпустил Малфоя, но в следующую секунду тот рухнул обратно в кресло, сложившись пополам и хватая ртом воздух, а Гарри охнул от острой боли, пронзившей лодыжку: Оскар что было силы вцепился ему в ногу, преисполненный желания ее перегрызть. Гарри рефлекторно дернул ногой, и щенок с визгом отлетел к камину. Гарри поморщился, тяжело дыша, убрал палочку и вернулся к своему креслу.

 

— Вот как-то так, — развел он руками, когда Малфой сумел выпрямиться и прожег Гарри ненавидящим взглядом. — Все честно — никакого волшебства... к безоружному.

 

Малфой криво ухмыльнулся, не отводя глаз, и вздернул острый подбородок.

 

— Поттер-красавчик, — выдохнул он омерзительно вкрадчиво, — может, я мать позову — врежешь и ей? Для полноты картины. Не уверен насчет эльфов... — поморщившись, Драко снова потянулся за сигариллой, прикурил, резко затянулся и выпустил облако дыма прямо в лицо Гарри.

 

«Вот же крыса паршивая, — восхитился Гарри, прищурившись: разгонять сигаретный дым палочкой было глупо, махать перед носом руками — тоже. — Хорохорится, будто может что-то мне противопоставить... или словно нечего терять».

 

— Не юродствуй, Малфой, — Гарри одним глотком допил кофе, мимоходом подивившись: тот по-прежнему был восхитительно горячим. Эльфы явно знали свое дело. — Я не хотел обижать... собаку. Ты меня понял, — и добавил, поднимаясь: — И все же хоть убей не понимаю: почему — ты?

 

Драко медленно сжал фильтр сигариллы тонкими бледными — совсем не теми — губами и внимательно заглянул Гарри в глаза. За расширенными зрачками на мгновение мелькнули те — черные — и Гарри невольно отпрянул, прогоняя наваждение.

 

— Иди ты к черту, Малфой, — бросил он сквозь зубы и шагнул в камин. В спину ему ударил тихий смех.

 

Малфой смеялся и смеялся, пока смех не перешел в захлебывающийся кашель, резко оборванный звоном разлетевшегося о каминную доску коньячного бокала. Воцарилась тишина, прерываемая лишь поскуливанием щенка. Драко, будто вспомнив внезапно, подхватил его на руки и затих, зарывшись лицом в мягкую шерсть.

 

 

Сидя вечером в гостиной за обсуждением и бесконечными уточнениями деталей «великого дня», Джинни и Гермиона по молчаливому уговору не касались темы таинственного слизеринца. Но не думать об этом Джинни не могла, и сквозь волнующие образы: свадебное платье, кольца и цветы настырно пробивался тревожный звоночек. Будучи наблюдательной, она не могла не заметить: подруга похудела, стала нервной, из глаз не уходила настороженность. Только вот субботние вечера...

Тогда она возвращалась домой просто феей — тихой, умиротворенной, нежно светя глазами. Воскресная Гермиона была задумчива, рассеянна... ее сияние утихало, отравленное неведомой горечью — в самой глубине зрачков, если вглядеться. Джинни умела — она вообще, как ей порой казалось, знала Гермиону чуть лучше ее самой. И сейчас Джинни подозревала, что здравомыслящую и рассудительную подругу несет куда-то — лодочкой на скалы, и ей совершенно не нравились выводы собственной интуиции насчет финала истории.

Джинни незаметно вздохнула и дала себе слово разговорить-таки Гермиону после свадьбы. «Мерлин, скорее бы уж...» — она, конечно, ждала и предвкушала знаменательный день, но... она устала, чертовски устала и хотела, чтобы все уже случилось, Гарри стал ее мужем, а она — его женой, и... Дальше «и» Джинни не загадывала. Умение жить одним днем въелось в кожу, вросло в кости и растворилось в крови. Они все научились так — на войне. Плохо ли, хорошо, но иначе уже не могли... и не хотели.

 

 

Гарри брел вдоль ярких, ярмарочно сверкающих в подкравшихся сумерках витрин. Он не удивлялся, что его вдруг понесло в Хогсмид: хотелось вновь ощутить себя частью Школы, вернуть давние ощущения — цельности, уверенности в собственной правоте... хотя, если быть честным — уже тогда он начал различать многообразие полутонов между черным и белым. Например, красный и зеленый, усмехнулся он про себя. А иногда так хотелось зажмуриться и не видеть цветов и оттенков, не подозревать, что если встать на сторону тьмы, объявив ее светом, она им и станет, лишь душа переселится в зазеркалье — а кто знает, какой мир настоящий? Все зависит от точки отсчета...

Дойдя до «Трех метел» Гарри поколебался и потянул на себя знакомую потертую ручку. В трактире оказалось неожиданно людно, и свободный столик нашелся лишь возле лестницы. Гарри заказал по старой памяти сливочное пиво и с первым же глотком провалился в воспоминания. Совсем недавно — всего четыре года назад — здесь родился Отряд Дамблдора: совсем юные, недоверчивые, с горящими глазами.

Гарри помнил, как давила на плечи ответственность, впоследствии ставшая частью его души. И помнил, как до слез согревало мечущееся сердце доверие, возникшее в их глазах, — не сразу, но уже навсегда.

Он сделал большой глоток из кружки с выщербленным краем, невидяще глядя на стол, и услышал над ухом звонкий голосок:

 

— Простите, можно к вам присоединиться? Все столики заняты...

 

Гарри поднял глаза и, поперхнувшись, закашлялся так, что пиво потекло из носа.

 

— О, Мерлин, простите! Я вас напугала! — маленькая ладонь застучала по его спине.

 

Гарри замахал руками, показывая, что все в порядке, и прохрипел:

 

— Все... нормально, просто я... я задумался, — сняв очки, он утер выступившие слезы и выдавил улыбку. На него виновато таращились черные, как две оливки, глаза.

 

— Ну... раз все в порядке, может... мы все же к вам подсядем? С нас пиво — в знак компенсации, — солнечная улыбка осветила круглое личико. — Что скажете?

 

— О... да, конечно. Без проблем, — кивнул Гарри, и возмутительница спокойствия замахала кому-то рукой.

 

— Селестина! Сюда, я нашла столик, — и грациозно присела на лавку. — Давайте знакомиться? Я Кэссиди, можно просто Кэсс, — она снова мило улыбнулась и чуть покраснела. — А вас я, кажется, знаю...

 

Гарри не нашелся с ответом и просто пожал плечами, хмыкнув. К столику подошла тоненькая девушка с длинными светлыми волосами и смутно знакомым лицом и приветливо уставилась на Гарри.

 

— Моя подруга Селестина, это она меня сюда затащила, — хихикнула Кэссиди, разводя руками. — Селестина, это Гарри, он любезно согласился нас приютить.

 

— Ух ты! — по-детски ахнула Селестина, всплеснув руками. — Гарри Поттер! Вы — жених Джинни!

 

Гарри удивленно поднял брови, а Селестина зачастила:

 

— Нет-нет, мы незнакомы, но познакомились бы в следующую субботу: я приглашена на свадьбу! Мы с Джинни вместе работаем, — она заулыбалась, — и вчера я была на девичнике... Надо же, как неожиданно!

 

Гарри нерешительно кивнул, смутившись напором Селестины, и предложил ей садиться.

 

— А я тоже училась в Хогвартсе, только на Райвенкло, — продолжала щебетать та, разглядывая Гарри, словно редкую зверушку, — а Кэсс работает в Мунго с вашей подругой — Гермионой. Как тесен мир, особенно волшебный, не правда ли? — Селестина серебристо рассмеялась, обстреливая Гарри любопытными взглядами, а он замер, переваривая услышанное. Кэсс и Гермиона вместе работают... вот как она раздобыла ее волос, так просто. «Она меня сюда затащила», — сказала Кэссиди, видимо, она не любительница шататься по кафе, значит — невелики шансы встретить ее в городе... Все сходится, они все продумали. Они?!

Ну конечно же — они, внезапно разозлился Гарри на собственную тупость, пора признать очевидное: Гермиона с Малфоем по собственной воле, никто никого ни к чему не принуждал. И все же сердце ныло от одной мысли об этом.

«Мы давно уже не «красные» и «зеленые», — устало напомнил себе Гарри, — а мир не черно-белый, и Метка у Малфоя почти совсем выцвела... а раньше все было так просто...».

 

Тем временем его новым подругам принесли пиво — включая обещанную кружку для Гарри, он галантно повторил заказ, и вскоре все трое дружно хохотали над заставленным столом.

 

 

Глава 20. Ночь огня.

 

Кровь делю на двоих без слов,

Почернеют снега к весне,

Алой лентой ночных костров

Свою душу отдам тебе...

Хелависа «Огонь»

 

Вернувшись домой, Гарри медленно разулся, отрешенно глядя перед собой, и, войдя в двери гостиной, остановился. Две пары глаз одновременно встретили его: настороженные Джинни и мягко сияющие — Гермионы.

 

— Привет! — хором приветствовали обе, переглянувшись и хихикнув. Гарри прислонился к косяку, не вынимая рук из карманов. Нет, не станет он ни о чем ее расспрашивать: это надо было сделать еще тогда, в субботу за неделю помолвки. Он чувствовал: именно в тот день Гермиона перешла свой Рубикон — знала она это или нет — он видел ее глаза. И снова пожалел, что пренебрег разговором, малодушно поверив Джинни, списавшей напряжение Гермионы на недомогание, — а сейчас эти разговоры ничего не изменят, увы. И рассказывать о сегодняшнем вечере он не будет — ни Гермионе, ни Джинни. Насчет Малфоя Гарри уверен не был: в уме тому он никогда не отказывал, но и не сбрасывал со счетов его мстительность и вероломство. Что ж, он предупредил Малфоя — следующим шагом, если понадобится, будет действие: радикальнее банального удара под дых.

 

— Будешь ужинать или выпьешь с нами чаю? Мы как раз хотели, — предложила Джинни, с хрустом потягиваясь: от долгого сидения затекла спина. На столе валялись исчерканные листы, разноцветные лоскутки ткани и ленты, сообщая Гарри о творческом процессе, кипевшем в его отсутствие. Гермиона задумчиво водила пером по клочку пергамента, рисуя абстрактный узор, напоминающий распустившуюся розу.

 

— Да... чаю, пожалуй, — согласился Гарри, — я не голоден.

 

И это было честно: за сегодняшний день он насытился по горло — разговорами, воспоминаниями и сливочным пивом.

 

 

Полночи Малфой провел, сидя на подоконнике: курил, пил воду стакан за стаканом и вяло препирался с портретом. Навязчивые образы в голове напрочь отбивали охоту спать. Грейнджер, Поттер — он словно возвращался в школьные времена: только волшебные фигуры на шахматной доске Макгонагалл были расставлены иначе... совсем иначе. Малфой задавался вопросом: расскажет ли Поттер Гермионе о сегодняшнем визите? Сам он делать этого не собирался, а в Поттере — сомневался. В глубине души Драко давно не считал того дураком — отнюдь, однако гриффиндорское благородство, на взгляд Малфоя, принимало порой извращенные формы. С другой стороны, — он криво усмехнулся, — сегодня Поттер продемонстрировал куда большую широту взглядов, нежели раньше. Да, все они давно не школьники, и черное с белым безнадежно смешались в серую муть: не разберешь порой, что к чему...

 

 

— Он не магл! — Джинни буравила жениха возбужденно горящими глазами. — Друг Гермионы — не магл!

 

«Он не девушка, — молча отозвался Гарри, храня на лице непроницаемое выражение, — друг Гермионы — не подруга... Что бы ты сказала на это? И тролль меня раздери, если я знаю, что хуже: Малфой или Кэссиди...» При этой мысли смешливая черноглазая девчонка снова встала перед глазами, и Гарри отвел их в сторону, словно Джинни могла увидеть ту же картину.

 

— Ну, как я понимаю, это хорошо? — осторожно спросил он, вопросительно покосившись на Джинни.

 

— Хм, дай подумать. Не могу однозначно ответить: учитывая, что он — бывший слизеринец... — протянула Джинни и, помолчав, закончила: — И у него пафосный черный филин.

 

Гарри внутренне содрогнулся: филин Малфоя — в его доме. И Гарри ничего не может с этим поделать.

 

— Ну... слизеринцы тоже люди, — выдавил он под требовательным взглядом Джинни и добавил уже тверже: — Это ее выбор.

 

Джинни вздохнула, удрученно покачав головой.

 

— Да ее, конечно, кто же спорит. Только... не к добру все это, чует мое сердце... — и горько воскликнула: — Мерлин, да пусть уже она будет счастлива! Гарри, она ведь этого заслуживает как никто — почему же все так... криво выходит, а?

 

Гарри порывисто шагнул к ней и крепко обнял, успокаивающе гладя по спине, зарываясь в волосы.

 

— Ш-ш-ш, моя хорошая, — прошептал он, заглядывая в расстроенное лицо, — у нее обязательно все будет в порядке. Просто поверь... — и прильнул к ее губам, физически ощущая, как треволнения сегодняшнего дня покидают душу, уступая место всепоглощающей нежности.

 

Свет тихо погас, и воцарилась ночь, неся с собой сказку, даря желанные свободу и покой, — до утра.

 

 

Воскресным утром Гермиона проснулась рано: на сегодня — последний выходной перед свадьбой — в Норе была запланирована генеральная репетиция церемонии. Утро было тихим и ясным, и она вдруг почувствовала себя счастливой: тихо и безмятежно, как не бывало с ней уже давно. Будто она снова в школе, и предстоит веселый поход в Хогсмид. Улыбаясь воспоминаниям, Гермиона позвала Кикимера и попросила чашку любимого кофе, а сама тем временем умылась и оделась, не переставая тихонько напевать себе под нос. Кофе она с наслаждением выпила, забравшись с ногами на широкий подоконник: утреннее солнце, еще не набрав силу, нежно щекотало лицо.

 

Спустившись к завтраку, Гермиона приятно удивила друзей ранним появлением, а охотно согласившись позавтракать, и вовсе вызвала у Джинни восторг. Пока та хлопотала у плиты, Гермиона ответила на настороженный взгляд Гарри полным достоинства кивком и спокойной улыбкой. Тот, помедлив, тоже нерешительно улыбнулся, и их безмолвный диалог прервала Джинни, взмахом палочки переправив на стол чашки и тарелки.

 

— М-м-м, божественно, — похвалила Гермиона, с аппетитом прожевав кусочек шарлотки с корицей. — Рон, как дела у Памелы?

 

Рон чуть покраснел, но невозмутимо ответил:

 

— Ничего, спасибо. Передавала всем привет, — и выразительно посмотрел на часы. — Мы не опаздываем?

 

— Вполне успеваем закончить завтрак, — миролюбиво сообщила Джинни, и Рон уткнулся в чашку с чаем.

 

Джинни переключилась на Гермиону, и обе защебетали, в сотый раз прикидывая и обсуждая: кто и в чем явится на свадьбу. Гарри покончил с завтраком, отошел к раскрытому окну и закурил, не принимая участия в болтовне и задумчиво разглядывая улицу, для которой оставался невидим.

 

 

Это оказалось весело и грустно одновременно. Гарри в джинсах и Джинни в простом сарафанчике выглядели забавно и трогательно. Артур, крепко сжимая пальцы дочери, лежащие на его локте, медленно, церемонными шагами вел ее к увитой цветами беседке под щемяще-торжественные звуки скрипки и волынки. Там их ждал высокий худощавый волшебник в строгой синей мантии и Гарри.

Артур слезящимися — видимо, от солнца — глазами вглядывался в него и вспоминал встрепанного мальчишку с доверчивыми глазами — каким впервые увидел Гарри Поттера. Как восхищалась и трепетала перед ним маленькая Джинни после встречи на вокзале: за целый год до собственного поступления в Хогвартс она извела себя и всю семью. Как давно это было... А всего через неделю она пообещает Гарри быть с ним вместе — в горе и в радости — и услышит от него то же. Его девочка умеет добиваться своего, с нежностью подумал Артур, передавая Гарри руку единственной дочери.

Рон, стоя рядом и держа кольца, не сводил глаз с сестры. Малявка Джинни. Конечно, она всегда была самостоятельной, она рано повзрослела, она воевала бок о бок со всеми, но все же... Он помнил свои ссоры с Гарри насчет поцелуев, и хотя вспоминать это было смешно — осознавать факт, что малышка Джин выросла, было грустно.

Молли не пыталась бороться со слезами — к чему? Стоя поодаль вместе с Джорджем, с неподвижным лицом крепко обнимающим ее за плечи, она, как и Рон, не могла отвести от Джинни глаз. Ее маленькая девочка выходит замуж, Мерлин видит: она заслужила свое счастье. Жаль, Фред не увидит свадьбу сестренки, ах, как же жаль...

Гермиона, аккуратно повторяя движения Артура и Джинни и держась строго на два шага позади, след в след за ними прошла весь путь до беседки. Она не отрывала глаз от букета в руках, наскоро наколдованного Джорджем, обуреваемая противоречивыми чувствами. С одной стороны, она искренне — до слез — радовалась за Джинни и Гарри: их почти состоявшийся союз был торжеством справедливости и взаимной любви. С другой — щемило сердце, как хотелось тоже испытать это: не подружкой, а невестой...

Беря руку Джинни в свою, Гарри ощутил внутреннюю дрожь. Торжественная музыка, выражения окружающих лиц, ее сияющие глаза... ему казалось: все уже по-настоящему. Неважно, что они не в свадебных нарядах, что нет гостей и подарков — главное было здесь: ее глаза и теплая рука.

 

Нарцисса по-прежнему хандрила. Драко ни капли не жалел о сделанном выборе, но состояние матери его беспокоило: короткие всплески беспричинного веселья сменялись — внезапно — подступившими слезами или периодами молчания. Она снова проводила б о льшую часть времени в своей спальне, разглядывая колдографии и перебирая письма. Малфой, как мог, старался отвлечь ее и чем-то занять, но простора для фантазии было маловато. Единственное, что ненадолго дарило ей душевный комфорт — Оскар. Она даже гуляла с ним изредка вокруг поместья, пару раз Драко удавалось выманить ее на луга: одна выходить за ограду она отказывалась наотрез — да он бы и не позволил. Отчаявшись изменить положение дел, Драко решил попытаться извлечь из него хотя бы пользу и воскресным утром издалека завел разговор:

 

— Мам, а ты давно слышала что-нибудь о нашей европейской родне?

 

Нарцисса оторвалась от изучения узора на чашке и перевела на сына отсутствующий взгляд.

 

— М-м? О ком, например?

 

— Ну... не знаю, о ком угодно. Сидим здесь без связи, как бы совсем не одичать, — Драко пытался пошутить, но попытка пропала втуне: в лице Нарциссы ничего не дрогнуло.

 

— Ничего... много, много дней — совсем ничего, — в голосе прорезались жалобные нотки, и Малфой проклял было себя за неудачную тему для разговора, собравшись вызвать эльфа и потребовать успокоительное, но Нарцисса неожиданно добавила: — А как хотелось бы навестить де Шанталей, я отчего-то соскучилась по Бланш...

 

Драко насторожился и замер, боясь неосторожно оборвать хрупкую нить ее речи.

 

— Мне так не хватало нашего общения после того, как с Доминик случилось несчастье — ты знаешь, — она вздохнула и уперлась подбородком в сплетенные пальцы. — Я навестила их только через полгода... подожди, или чуть раньше, — Нарцисса наморщила лоб, что-то подсчитывая, а Драко пытался переварить услышанное: значит, они оба бывали у Шанталей — и отец, и мать, — а он не в курсе, будто он, а не Доминик, сумасшедшая истеричка, и его нужно тщательно оберегать. Нарцисса тем временем продолжала, не замечая смятения на его лице:

 

— Отец не знает — он не одобрил бы... Но я должна была знать, как у них дела, — ее глаза затуманились, — я всегда была привязана к этой девочке, ты знаешь.

 

Ну да, он знал. Он не имел понятия о ничего не значащих мелочах: вроде визитов родителей — как оказалось, втайне даже друг от друга — к семье девчонки, пытавшейся свести счеты с жизнью из-за него, или неоценимой роли декана при ее спасении. А о нежной привязанности матери и грандиозных планах отца он уже знал, да.

 

— А как там красиво, м-м-м... — Нарцисса мечтательно прикрыла глаза. — Ты помнишь, Драко? Как цветут летом розы... Это ведь Бланш заразила меня страстью к ним: я влюбилась в ее розы в первый же визит — тебя тогда еще не было, ты родился через год. Так что любовь к розам я передала тебе с кровью, — она улыбнулась сыну, склонив голову к плечу.

 

Драко механически улыбнулся в ответ и свернул ставший праздным разговор, размышляя о том, что она будет рада переезду во Францию. Осталось лишь посвятить ее в новые планы для них обоих, но при мысли об этом в сердце впивалась тупая игла, и он снова отложил это — до амнистии, не видя смысла тревожить Нарциссу раньше времени. Так он оправдывал свое молчание разумом, душа же боялась иного: как только он озвучит намерения вслух — назад пути не будет, и произнесенное сбудется. Да и к чему торопиться? Жениться, в конце концов, можно и в следующем году... а пока ограничиться простой поездкой: вот и роскошный предлог — Нарцисса в тоске... Драко не знал, чем обернется для них амнистия, но всей душой желал перемен — любых. Он смертельно устал жить со связанными руками.

 

Обед в Норе ознаменовался неожиданностью: прибыли первые гости — Билл с Флер и Габриэль. Дом моментально наполнился грассирующим щебетом, радостным визгом и звонкими поцелуями. Когда вещи были определены по комнатам, а первые восторги улеглись, все наконец разместились за столом. Гермиона больше слушала, чем участвовала в оживленной болтовне, и с интересом изучала Габриэль — ту уже трудно было назвать «малышкой»: она стала копией сестры — на тот момент, когда Флер приехала в Хогвартс на Турнир Трех Волшебников, только феерически, невероятно, до невозможности кокетлива.

Гермиона невольно улыбнулась, любуясь изяществом манер младшей Делакур, перевела взгляд на Рона, сидящего с ней рядом и замерла: тот завороженно уставился на Габриэль — просто забыл на ней свои глаза, а та — явно довольная молчаливым обожанием — дарила ему ослепительные улыбки. Гермиона поймала взгляд Гарри, сидящего напротив, и они обменялись понимающими улыбками. Такими глазами Рон очень давно ни на кого не смотрел. Сегодня был действительно чудесный день.

 

Гермиона не знала, что повлияло на нее сильнее: трогательное счастье без пяти минут молодоженов или зрелище зарождающейся хрупкой связи между Роном и Габриэль — но предзакатные сумерки, опускающиеся на сад, наполнили душу нестерпимым томлением. Она твердо знала, где хочет быть сейчас, и не видела ни одной причины тянуть время. Сердечно распрощавшись со всеми — включая Молли, оттаявшую, казалось, окончательно от вида сияющих глаз младшего сына, — Гермиона шепнула что-то на ухо Артуру, тот обрадованно закивал, поднялся с плетеного кресла и вместе с ней скрылся в доме. Спустя пять минут Гермиона, искренне поблагодарив его, попросила разрешения воспользоваться камином, и Артур, попрощавшись, вернулся к гостям, деликатно оставив ее наедине с Летучим порохом.

 

Странно: у нее и в мыслях не было предупредить Малфоя о своем визите — а он, словно угадав, уже поджидал ее под любимым деревом.

 

— Ты меня ждал?

 

— Я всегда тебя жду, — он легко вскочил на ноги и подошел к ней, ступая по-кошачьи бесшумно. Она отчего-то зарделась — а еще думала, что разучилась краснеть при Малфое! — и он ласково прижал ее к себе, запрокидывая назад ее голову, и медленно, вожделенно поцеловал. — Я чувствовал, что ты появишься, — он лукаво прищурился, — очевидно, открылись недюжинные способности к прорицаниям, что скажешь?

 

— Хм, пожалуй, соглашусь, — Гермиона деланно нахмурилась, изобразив глубокие раздумья: — Думаю, стоит их развивать, и впредь я не стану предупреждать тебя, когда соберусь в гости...

 

Он хмыкнул и возразил:

 

— Мои новые способности в зачаточной стадии — не стоит так перенапрягаться, — он легко коснулся ее губ своими и предложил: — Не хочешь снова прогуляться по лесу? — и добавил, не дав ей вставить слова: — Если, конечно, не боишься темноты... — он кивнул на заходящее солнце.

 

Гермиона фыркнула и заявила профессорским тоном:

 

— Определенно способности имеются, юноша, — не зарывайте талант в землю! Ты прочитал мои мысли, и у меня есть одна идея... — Драко попытался что-то сказать, но теперь она запретила, приложив палец к его губам: — Тс-с-с. Это сюрприз.

 

 

— Ты сумасшедшая — я говорил? — смеялся Драко полчаса спустя, когда Гермиона заставила его собирать сухие ветки и шишки — руками, но тем не менее подчинился. Ей казалось, он неуловимо иной сегодня: какой-то мягкий... даже беззащитный. Гермиону тревожило это неуловимое, хотя и очень нравилось. Просто с таким Малфоем — покладистым и ласковым — она была незнакома, а необычное ее настораживало. Борясь со смятением, она наблюдала, как старательно он подбирает и разглядывает ветки, прежде чем сложить в центр полянки, где — она сказала — будет костер.

 

— А разжигать ты тоже без палочки будешь? — поинтересовался он, собрав приличный шалашик: Гермиона объяснила, как нужно складывать ветки, и он на удивление быстро схватил, не задавая лишних вопросов.

 

Очевидно, способности открылись не только к прорицаниям, усмехнулась она про себя, а вслух возразила:

 

— Нет, разжигать будешь ты — разрешаю пользоваться палочкой, — и достав из сумки крошечную коробочку, пояснила: — Я займусь этим.

 

Взмахнув палочкой на глазах у озадаченного Драко, она сняла Уменьшающие чары: перед ними появился портативный CD-проигрыватель из коллекции Артура Уизли, и при этом — работающий. Поко