Конец июля 1553 года; монастырь Шин, Суррей

Миледи вернулась. Я слышу во дворе суету и бегу к окну своей комнаты. Мне кажется, что я чуть ли не сто лет здесь тосковала одна, хотя с тех пор, как моя мать отправилась испрашивать аудиенцию у королевы, прошло чуть больше недели. Однако время тащилось так медленно, ведь теперь я не могу позволить себе выйти и предстать перед окружающим миром. В прошлую пятницу я все‑таки набралась смелости и появилась в Кингстоне. Но соседи и те, кого я когда‑то называла друзьями, демонстративно не замечали меня или поспешно уходили, стоило мне приблизиться. Еще бы, никто не хочет замарать свою репутацию знакомством с дочерью и сестрой государственных изменников.

Молясь о том, чтобы мать привезла хорошие новости, я спешу вниз по лестнице в зал, где герцогиня стягивает с пальцев дорожные перчатки. Я поспешно изображаю реверанс.

– Успокойся, дитя мое. Нам нечего бояться, – говорит она, устало садясь в кресло у камина.

Конюший миледи, красавец Стоукс, следует за ней в комнату с бокалом вина и забирает у матери хлыст. Она тепло благодарит конюшего, и на мгновение их взгляды – его пронзительный и ее задумчивый – встречаются. В отсутствие моего отца, который словно исчез с лица земли, Стоукс проявил себя как надежный помощник герцогини, он убедил мою мать позволить ему сопровождать ее, успокоил слуг, встревоженных мыслями о своем будущем.

Когда Стоукс уходит, миледи, пригубив вина, приглашает меня сесть на табуретку подле ее ног.

– Мне удалось встретиться с королевой Марией в Нью‑Холле на ее триумфальном пути в Лондон, – рассказывает она. – Должна сказать, что это и в самом деле кротчайшая и добрейшая из монарших особ – она удостоила меня аудиенции и не заставила ждать, хотя целые толпы людей просили о встрече с ней. – Мама вздыхает. – Я отдалась на ее милость. Я унижалась перед ней. Я на коленях молила ее сохранить жизнь твоему отцу и Джейн. Я сказала ей, что нам угрожал Нортумберленд и что мы боялись его. Да простит меня Господь, ведь я лгала, чтобы спасти нас. Я сказала, что мне из достоверного источника стало известно: Нортумберленд собирается отравить твоего отца, если мы не подчинимся его требованиям. Ее величество спросила, есть ли у меня доказательства, и тогда я напомнила ей, что этот человек в свое время травил короля…

– Нортумберленд травил короля? – Я потрясена до глубины души.

– Именно так, – горестно подтверждает моя мать. – Хотя, вообще‑то, он делал это не затем, чтобы укоротить жизнь Эдуарда, но, напротив, с целью продлить ее, пока его планы не созреют. Он тайно призвал эту коварную женщину, которая хорошо разбирается в ядах, – только представь, каковы злодеи. Твой отец знал об этом, и если бы мог, непременно остановил бы Нортумберленда, потому что мышьяк причинял королю невыносимые страдания. Но герцог был непреклонен, утверждал, что это необходимо.

Я потрясена. По правде говоря, Нортумберленд заслуживает той судьбы, которую изберет для него королева, а изберет она для него, конечно, топор и плаху.

– Сомневаюсь, что королева мне поверила, – продолжает мать, – но я к тому времени так разволновалась, что она подняла и поцеловала меня, заверив, что ни Джейн, ни твоему отцу ничего не грозит. Ее величество сообщила мне, что Джейн перевели в помещения для благородных в Тауэре, где прекрасные условия. Твоей сестре разрешают продолжать свои занятия. Королева Мария сказала: ей известно, что Джейн вовсе не изменница, и, когда все уляжется, ее отпустят на свободу.

При этих словах я испытываю громадное облегчение. Не могу передать, как меня беспокоила судьба бедной сестренки. Мое сердце преисполняется благодарностью к Господу.

– А что касается отца, – говорит мама, – то он здесь. Прячется в одной из монашеских келий в старом флигеле. Он все время был здесь. Теперь нужно сказать ему, что он должен добровольно сдаться, когда за ним придут люди королевы, а это непременно случится через несколько дней. Ему придется отправиться с ними в Тауэр. Но его обязательно простят и освободят, как только королева прибудет в Лондон. Ее величество дала мне честное слово. – Она устало откидывается на спинку кресла и заключает: – Я могу только благодарить Бога за то, что все мы теперь в безопасности.

Да, и я тоже должна вознести Господу тысячу благодарностей. Но будут ли родители и впредь пользоваться расположением королевы? И главное – как насчет моего брака с Гарри?

– И вы снова отправитесь ко двору? – с надеждой спрашиваю я.

Миледи хмурится:

– Нет, дитя мое. Пока нет. Королева приказала нам всем оставаться в Шине вплоть до ее особого распоряжения.

– И когда это случится? – Я не могу скрыть разочарования, слезы увлажняют мои глаза.

– Наверное, когда все немного успокоится, – не слишком уверенно отвечает мама. – Катерина, не надо огорчаться. Нам повезло – мы сохранили жизни и состояние, а это важнее всего на свете. Послушайся моего совета: забудь Гарри. Чтобы заслужить благосклонность королевы, нужно время, а Пембрук долго ждать не будет. Насколько я понимаю, он горит желанием немедленно расторгнуть этот брак и разорвать всякую связь с нами. Ты должна смириться с тем, что Гарри для тебя потерян.

Кейт