Август 1483 года, замок Уорик

 

Когда королева Анна и ее свита прибыли наконец в замок Уорик, закончив свой показавшийся бесконечным путь под жарким, палящим солнцем, выяснилось, что дела обстоят не слишком благополучно. Весь двор буквально гудел от разговоров, что готовится заговор с целью возвращения Эдуарда V на трон Англии. Король Ричард радостно встретил жену и дочь, но позднее, когда они собрались все вместе перекусить на террасе, он отослал слуг, едва только те подали первое блюдо, и поделился с близкими тревожившими его мыслями.

– Я думал, что все уже позади, но моему трону грозит опасность, – мрачно сказал он, и его пальцы на столе сжались в кулак. – Ни мой законный титул, ни великолепная церемония коронации, ни попытки завоевать любовь подданных – ничто, как выяснилось, не имеет значения: люди меня ненавидят. Они не выражают радости, завидев меня, не отвечают на мои приветствия. Напротив, они либо что‑то ворчат себе под нос, либо и вовсе криками выражают свое недовольство узурпаторами с севера, которых ненавидят слепо, без каких‑либо на то оснований. Невежественные глупцы!

– Ну, положим, южане и северяне всегда недолюбливали друг друга, – заметила королева. – Не стоит обращать на это внимание.

– Мадам, как я могу не обращать внимания на половину своего королевства? – ответил Ричард. – Я король не только севера, но и юга, запада и востока, а заговоры зреют именно на юге и западе. Заговорщики объединяются, созывают незаконные собрания. Их цель – освободить моих племянников из Тауэра. Я слышал, что кое‑кто планирует устроить там пожар, чтобы отвлечь тюремщиков.

– Тюремщиков? Разве принцы теперь заключенные? – Анна явно была потрясена.

Ричард нахмурился:

– Мадам, при таких обстоятельствах я был вынужден усилить охрану господ бастардов. – Он произнес последние слова с непередаваемой интонацией, желая пристыдить жену за то, что она назвала его племянников принцами. – Но сыновья Эдуарда в безопасности, и им обеспечен хороший уход. Можете о них не беспокоиться.

– Они же совсем еще дети. И не могут жить в заключении!

– И не будут, – заверил супругу Ричард. – Как только угроза моему трону будет устранена, они получат свободу и хорошее обеспечение.

Кейт вздохнула с облегчением, услышав эти слова. Она заметила, что и мачеха ее тоже явно обрадовалась. К девочке моментально вернулся аппетит, и она взяла еще один кусочек пирога с жаворонками. Отец улыбнулся ей.

– До чего же я рад видеть вас обеих, – сообщил он. – Миледи, вы привезли с собой юного Уорика, как я просил?

– Да, милорд, – кивнула Анна, и Кейт невольно скривилась, вспомнив о своих безуспешных попытках завязать в пути разговор с этим диковатым нескладным парнишкой.

– Ради его же собственной безопасности Уорик должен постоянно находиться рядом со мной, – сказал отец. – Кто знает, что еще замыслят эти изменники? К счастью, последние заговоры были вовремя разоблачены и подавлены. Но могут возникнуть и другие. – Он встал и принялся расхаживать по комнате. – Ну почему люди никак не могут смириться с тем, что ни один из детей моего брата не является его законным наследником? Вудвили постоянно плетут против меня интриги. Боюсь, что даже Бекингем отвернулся от меня.

– Бекингем? – изумленно выдохнула Анна. – Не могу поверить!

Король сел, покачивая головой. Лицо его было бледно.

– Мы поссорились в Глостере. Он обвинил меня в том, что я не сдержал обещания подарить ему земли Боэнов.[47] Он давно на них претендует. Словом, Бекингем оскорбился и оставил меня – уехал в свои владения в Бреконе, сославшись на то, что у него там неотложные дела.

– Но он обязан всем своим богатством и влиянием вам! Без вас он ничто!

– Вы забываете, что и я ему обязан троном, миледи. Именно он весьма красноречиво убеждал людей в том, что королем должен стать я. – Ричард вздохнул. – Не волнуйтесь за Бекингема. Я решу этот вопрос.

– А что другие лорды? Норфолк, Нортумберленд, Стенли и остальные? – спросила Анна.

– Насколько мне известно, они сохраняют преданность мне. Стенли всегда будет оставаться под подозрением из‑за своей жены – она ведь урожденная Бофорт. Но ему пока что удавалось сдерживать ее честолюбие.

– Не понимаю, что вы имеете в виду?

– Она одержима идеей посадить на трон своего сына Генриха Тюдора. Этой парочке нравится сеять смуту, распространяя слухи, якобы он, будучи наследником Ланкастеров, может заявить претензии на трон. Вы можете себе это представить? Война двоюродных братьев Ланкастеров и Йорков закончилась еще двенадцать лет назад! Пора бы им уже узнать об этом!

– Но как Генрих Тюдор может быть наследником со стороны Ланкастеров? – спросила Кейт.

– Разумеется, об этом и речи нет, – ответил отец. – Всем известно, что он незаконнорожденный. Дети Джона Гонта, носящие фамилию Бофорт, были рождены вне брака его любовницей Кэтрин Суинфорд. А обвенчался он с этой дамой уже позднее. Так что никаких прав на корону у этих детей нет. Пусть леди Стенли фантазирует себе на здоровье, но дальше фантазий тут дело не пойдет. Нет, Кейт, мой законный наследник – твой младший единокровный брат, принц Эдуард. Да, Анна, кстати, когда мы будем в Йорке, нужно нашего сына привезти из Миддлхема, чтобы мы могли наречь его принцем Уэльским.

– Ах, какая замечательная новость! – воскликнула Анна. – Я так скучаю по Эдуарду! Так хочу поскорее его обнять!

Ричард накрыл рукой ладонь Анны. Такие выражения нежности в последнее время стали между ними редки.

– И это не единственная хорошая новость. – Король улыбнулся. – Сегодня к моему двору прибыл посол из Испании, от короля Фердинанда и королевы Изабеллы. – Они хотят начать переговоры о возможном браке нашего маленького принца и испанской инфанты. Полагаю, это будет подходящая пара для Эдуарда, подтверждающая его статус наследника короны.

– Испанская инфанта? – с восторгом повторила Анна. – Да, дочь испанского сюзерена будет подходящей парой для нашего Эдуарда. – Она помолчала. – Если уж мы заговорили о браках… Я хочу спросить у вас кое‑что, милорд.

Кейт упала духом. Она боялась этого мгновения. Но, по крайней мере, сейчас ее отец пребывал в благодушном настроении. Девушка потянулась к кувшину и наполнила кубок Ричарда, надеясь еще сильнее задобрить его.

– Я имею в виду замужество Кейт, – пояснила королева.

– Да? – Улыбка моментально сошла с лица Ричарда. – Кто‑то уже просил ее руки?

– Пока нет, но ваш племянник Линкольн постоянно рассыпается перед ней в любезностях.

Сердце Кейт екнуло, когда отец посмотрел на нее своим пронзительным взглядом.

– Граф Линкольн не сделал ничего дурного, сэр, – поспешила вставить она. – Он просто ухаживает за мной, читает стихи и уверяет, что я очень красивая.

Ричард поднял брови:

– Так оно и есть, моя девочка. – Он задумался на мгновение. – Откровенно говоря, я не думал, что за тобой начнут ухаживать так рано, но теперь понимаю, что ты уже не ребенок. Видимо, пора мне привыкать к тому, что ты повзрослела. И как давно это продолжается?

– Со дня коронации.

– Так‑так. И что, мой племянник говорил с тобой о браке?

– Нет, сэр, только о любви. – Кейт зарделась. – Но мы ведь с ним совсем еще недавно познакомились. И я не видела графа с того дня, как вы покинули Виндзор.

Отец, казалось, внимательно обдумывал ее слова. Анна сидела молча, а Кейт с трепетом ждала ответа. В этот момент девушка с необычайной ясностью поняла, что ее будущее зависит от одного‑единственного человека, который волен как угодно распорядиться ее судьбой.

– Линкольн – блестящий молодой лорд, лучшего слуги король и не может себе пожелать, – сказал наконец Ричард. – Однако ты не первая девица, за которой граф приударяет, хотя, надо отдать ему должное, я никогда не слышал, чтобы он повел себя бесчестно. Мы должны подождать, чтобы стало ясно, хочет ли он жениться на тебе.

– А если хочет? – выдохнула Кейт.

– Я подумаю об этом. Перспектива в целом неплохая, но спешить не следует. Тебе еще не исполнилось и четырнадцати, и я хочу, чтобы ты еще немного побыла при мне.

– А можно мне с ним встретиться? – с волнением спросила Кейт.

– Можно, но только если ты пообещаешь мне пока относиться к Линкольну исключительно как к кузену и вести себя соответствующим образом. Чтобы никаких разговоров о любви. И тем более о браке. Такие решения лучше предоставить принимать тем, кто старше и мудрее, людям, чей здравый смысл не замутнен слепой страстью. Так что я разрешаю тебе проводить время в обществе милорда Линкольна, но категорически запрещаю оставаться с ним с глазу на глаз. Ты меня поняла?

– Да, сэр, – ответила слегка обескураженная Кейт.

Ее отец улыбнулся:

– Я не настолько стар, чтобы не помнить, что значит быть молодым. Разумеется, ты в твоем возрасте нуждаешься в дружбе и обществе сверстников. Помнится, мы с Анной еще задолго до обручения старались проводить вместе в Миддлхеме и Уорике каждую выпавшую нам минутку. Хотя ее отец и не знал об этом. – Он улыбнулся жене. – Но мы никогда не выходили за рамки дружеских отношений, и я настаиваю, чтобы и ты держала себя именно так со своим кузеном Линкольном. Я уверен, девочка, что ты будешь вести себя добродетельно и благопристойно.

 

По окончании ужина Кейт, сделав реверансы, поспешила вниз – в большой зал, наполненный лордами и ливрейными слугами; знать вовсю угощалась и танцевала. Джона Линкольна среди присутствующих не было, поэтому девушка отправилась во внутренний двор замка, надеясь найти его там. К ее радости, он оказался в дальнем углу садика, возле поросшего травой небольшого холма; Линкольн сидел на земле с двумя другими мужчинами. Все трое были увлечены разговором, и Кейт не решилась прервать их. Но тут один из собеседников Джона (она узнала его: сэр Уильям Кейтсби, весьма пронырливый юрист, который теперь, при ее отце, стал канцлером казначейства) заметил ее и быстро поднялся на ноги, остальные последовали его примеру. Лицо Джона расплылось в широкой улыбке, когда он увидел Кейт, он галантно поклонился и поцеловал ей руку. Третьим человеком в их компании оказался лорд Стенли. Он был гораздо старше своих собеседников, его длинные всклокоченные волосы уже тронула седина, а насупленные брови придавали Стенли вечно озабоченный вид.

– Миледи, – сказал он и тоже поклонился.

– Присоединяйтесь к нам, Кейт, – пригласил Джон, и она села на траву, расправив широким полукругом свои горчичного цвета юбки. – Мы наслаждались вечерним воздухом – в зале слишком жарко и шумно. – Он предложил девушке марципаны. – Мы говорили о недавно раскрытых заговорах. Не могу передать, как это нас беспокоит.

– Мой отец как раз только что рассказывал нам об этом, – сказала она. – Не могу поверить, что герцог Бекингем оставил его.

– Лично мне его поведение представляется весьма странным, – заметил Стенли. – Полностью лишенным всякого смысла.

– Однако, возможно, Бекингем был замешан в заговорах, – предположил Кейтсби. – Перед отъездом в Брекон герцог сказал нам, что злоумышленники пытались вовлечь его в свои козни, так что я не исключаю, что он вел двойную игру. С другой стороны, Бекингем поставил короля в известность о том, что ему делались подобного рода предложения, благодаря чему некоторые заговорщики были схвачены. Так что мы можем только удивляться, почему он сейчас вдруг отвернулся от короля, будучи первоначально одним из самых его горячих сторонников.

– Интересно, – спросил Джон, – что могли заговорщики предложить Бекингему такого, чего ему не дал король?

– Они поссорились из‑за земель Боэнов, – сказал Стенли. – Герцог обвинил короля Ричарда в том, что тот не сдержал своего обещания отдать ему их.

– Еще более странно, – задумчиво изрек Кейтсби. – Король в прошлом месяце передал эти земли герцогу во временное дарение.

– Может быть, Бекингему не понравилось словечко «временное», – предположил Джон. – Хотя он мог бы и не сомневаться, что в конечном счете все равно их получит.

– Так или иначе, теперь герцог Бекингем вполне может затеять интригу против нашего законного господина, – заметил Стенли.

– Пока дети короля Эдуарда остаются в Тауэре, король Ричард просто не может чувствовать себя в безопасности на троне, – сказал Кейтсби. – Последние заговоры подтвердили это.

– Но Тауэр – надежное место, – вставил Джон. – Им оттуда не выйти, да и изменникам к ним не проникнуть. Сыновей Эдуарда хорошо охраняет наш верный Брекенбери, комендант Тауэра. Мимо него и мышь не пробежит.

Услышав это, Кейт облегченно вздохнула. Роберта Брекенбери она знала еще с тех времен, когда он служил в их доме в Миддлхеме, и нимало не сомневалась в его преданности. Человек добрый и дружелюбный, он будет для юных принцев нестрогим тюремщиком.

– Так‑то оно так, однако вопрос не в том, чтобы держать мальчиков под замком. – Кейтсби понизил голос. – Хотя господин бастард (так теперь называли Эдуарда) и не виноват в этих заговорах, имевших целью вернуть его на трон, он представляет собой опасность для короля Ричарда. Как и его брат. Наверняка найдутся люди, которые будут упорствовать, считая их законными наследниками Йорка.

Вечер стоял теплый, но при этом его заявлении Кейт вдруг пробрала дрожь.

– Вы на что это намекаете, Уильям? – прямо спросил Джон. – Как, по‑вашему, мой дядюшка должен устранить эту угрозу?

Кейтсби в ответ лишь пожал плечами. Выражение его лица осталось непроницаемым.

– Задайте себе вопрос: что случалось с другими низложенными монархами? – с горячностью заговорил Стенли. – Например, с Эдуардом Вторым и Ричардом Вторым.[48] Почему принцев никто не видел после коронации? До этого их несколько раз видели в лейтенантском саду – они стреляли в бревна из луков. Но затем, насколько мне известно, они словно исчезли. – Кейт, к собственному смятению, увидела на глазах Стенли слезы.

– Добрый милорд, утешьтесь мыслью о том, что мой дядюшка король никогда не причинит никакого вреда своим племянникам, – сказал Джон.

– Конечно, не причинит! – горячо воскликнула Кейт. – Он был предан своему покойному брату королю Эдуарду. И станет защитником его сыновей.

– Я не единственный, кто беспокоится за их безопасность, – пробормотал Стенли. – Послушайте, что говорят при дворе. Прогуляйтесь по улице. Все спрашивают, что станется с ними. Я никоим образом не обвиняю короля ни в каких преступлениях или в злоумышлении против племянников. Я просто не понимаю, почему они внезапно исчезли. Наверняка до его величества доходили слухи, которые необходимо опровергнуть. Ему нужно всего лишь предъявить мальчиков народу, и люди успокоятся.

– Не сомневайтесь, я поговорю об этом с дядюшкой, – пообещал Джон.

– Благодарю вас, милорд, – ответил Стенли, поднимаясь на ноги. – Миледи Катерина, простите старика – я слишком переживаю и, боюсь, испортил вам этот прекрасный вечер. Его следовало бы провести в приятном безделье, а не в разговорах о политике.

– Да, милорд, конечно, – кивнула Кейт, все еще чувствуя холодок на сердце от чудовищности высказанных Стенли предположений.

– Мне тоже пора, – сказал Кейтсби. – Приятного вечера, миледи Катерина.

Джон повернулся к Кейт и обнял ее за плечи:

– Не слушайте зловредные сплетни. Наверняка это жена Стенли нашептывает ему всякие ужасы.

– Он был очень расстроен, – заметила Кейт. – И мне показалось, что сэр Уильям также пытался делать какие‑то странные намеки.

– Он бесчувственный тип, вполне способный заявить королю о необходимости устранить принцев, – сказал Джон, нахмурившись. – Но я не могу поверить и ни за что не поверю, что король санкционирует такие действия. – Он пододвинулся к ней поближе. – Забудьте обо всем этом, Кейт, моя красавица. Давайте поговорим о более приятных вещах. Я давно храню стихотворение, которое хотел бы вам прочитать.

Но Кейт испытывала душевное смятение. Перед ее глазами неотступно стоял образ плачущего лорда Стенли – его переживания не были напускными.

– Мне невыносима мысль о том, что люди могут думать такое о моем отце, – призналась она.

– Дорогая моя, я не сомневаюсь, что, когда я поговорю с королем об этих слухах, он позаботится о том, чтобы пресечь их. А теперь успокойтесь и послушайте это.

Линкольн принялся читать стихи, но Кейт его не слушала. Она не могла забыть слов лорда Стенли. Ее отец должен опровергнуть эти слухи. Он просто обязан это сделать!

 

Катерина

Январь 1554 года, Уайтхолл‑Палас

 

Во дворце царит переполох. Это ужасно! Некоторые фрейлины говорят, что нас всех, включая и королеву, собираются убить в собственных кроватях! Ропот недовольства был слышен уже несколько недель, – точнее говоря, с тех пор, как распространилось известие о предстоящем замужестве королевы, – но теперь некий возмущенный джентльмен из Кента, импульсивный сэр Томас Уайетт, движется на Лондон во главе большой армии бунтовщиков, возражающих против брака королевы с испанцем. Всего несколько дней назад он поднял свой штандарт в Мейдстоуне, и люди потекли к нему. А сейчас пришло известие, что они захватили мост Рочестер и королевский флот, стоявший на якоре в реке Медуэй, и теперь направляются сюда. Дамы при дворе – да и вообще во всем Лондоне – пребывают в страшной панике. Кто знает, что на уме у бунтовщиков?

Многие недоумевают по поводу принцессы Елизаветы, которой в прошлом месяце наконец‑то разрешили покинуть Лондон, после того как она долго и упорно уговаривала свою сестру позволить ей это. Отношения между принцессой Елизаветой и королевой Марией стали до неприличия напряженными, и ее величество, несомненно, обрадовалась, когда младшая сестра уехала. Но теперь люди находят странным, что она оставила двор незадолго до бунта.

Королева, в отличие от большинства из нас, сохраняет спокойствие. Недаром в ней течет кровь Тюдоров. Хотелось бы мне быть похожей на нее, потому что ведь и в моих жилах течет такая же кровь, но я трусиха, только и мечтаю убежать отсюда как можно дальше. И все же я должна оставаться там, где нахожусь, чтобы было видно, что я предана своему суверену. Я постоянно молюсь, в страхе прошу Господа поскорее избавить нас от этих изменников.

 

Пришла ужаснейшая новость. Случились новые бунты в Девоне и Мидлэндсе, оба связаны с восстанием Уайетта, и руководят ими одни и те же изменники. К счастью, планы заговорщиков провалились, но хуже всего – для меня – то, что мятежом в Лестершире руководил мой отец. Мало того, он зашел настолько далеко, что снова провозгласил Джейн королевой. Я прихожу в ужас, когда ее величество лично рассказывает мне все это. Видя, что я покрываюсь краской стыда, она говорит со мной без злобы, заверяет, что, невзирая на поведение моего отца, не сомневается в моей преданности и верности.

Я не нахожу слов, когда думаю о его поступке. Хотя я и воспитывалась в безграничном уважении и почтении к родителям, должна признать, что в данном случае он повел себя очень глупо и безрассудно. Неужели милорд не подумал о том, как его поспешные и предательские действия отразятся на всех нас, в особенности на бедняжке Джейн, без вины заключенной в Тауэре и ждущей освобождения?

Я стараюсь казаться как можно менее заметной, а королева тем временем приказывает принцессе Елизавете вернуться ко двору. В ответ приходит сообщение: у ее милости простуда и мигрень – она слишком плохо себя чувствует для путешествий. Королева, нахмурившись, откладывает письмо в сторону.

– Я этому не верю, – говорит она. – Елизавета вступила в сговор с французами и плетет козни. У меня есть доказательства. Она мне больше не сестра! – Мария поднимается и сердито требует, чтобы портрет Елизаветы убрали из галереи.

В тот день, когда мой отец и другие бунтовщики публично провозглашены изменниками, мама находит меня при дворе. Миледи мрачнее тучи.

– А я ведь его предупреждала! – говорит она, когда мы остаемся вдвоем. – Однако этот глупец не пожелал меня слушать, и я не удивлюсь, если теперь он потащит всех нас за собой. На сей раз прощения не будет. Королева больше не расположена к милосердию.

Мама говорит правду.

– Что же с ним будет? – с тяжелым сердцем спрашиваю я.

– То, что происходит со всеми изменниками, – мрачно отвечает она, и в ее голосе не слышно никаких других чувств, кроме злости. – Нам придется смириться с неизбежным. Твой отец знал, на что идет.

 

Бунтовщики уже в Грейвсенде. Ворота Лондона теперь неусыпно охраняются, а разводная часть Лондонского моста поднята.

Я нахожусь среди других прислуживающих королеве, когда к ней из палаты общин приходит делегация, которая просит ее величество пересмотреть свое решение о браке с принцем Филиппом.

– Я не могу этого сделать, – говорит она, – потому что дала слово, и, кроме того, этот союз принесет королевству немалую пользу. Я уже считаю себя женой его высочества и никогда не возьму себе другого мужа – скорее потеряю жизнь и корону. Но я заверяю вас, милорды, этот брак не приведет к ограничению ваших свобод.

Дух Марии остается тверд. Не обращая внимания на возражения своих министров и дам, она полна решимости лично обратиться к лондонцам, и в этот день мы не без страха следуем за ней в Гилдхолл. До последней минуты она непреклонно отвергает мольбы членов Совета подумать о безопасности и не ездить в Сити.

Королева бесстрашна. Мы стоим за ее спиной, а она – лицом к лорду‑мэру, посреди огромной людской толпы. Ее величество произносит долгую и весьма продуманную речь. Я лишь удивляюсь, слушая: Мария напоминает собравшимся, что она их королева и что ее любовь к ним так же естественна, как любовь матери к своему ребенку. Она заверяет присутствующих, что никогда бы не вступила в брак, если бы не была свято уверена, что это принесет немалую выгоду королевству.

– Я намерена жить и умереть с вами! – восклицает она своим низким голосом, напоминая лондонцам, что все, что дорого им, сейчас находится под угрозой. – А теперь, мои добрые подданные, наберитесь храбрости и, как истинные мужи, поднимитесь против бунтовщиков. И не бойтесь их, потому что, заверяю вас, сама я их ничуть не боюсь!

Эффект просто потрясающий. Вверх взлетают шапки, льются слезы, люди громко хлопают. Мы уходим под одобрительные выкрики, воодушевленные, ибо теперь знаем: Лондон на стороне королевы.

 

Жители столицы разобрали Лондонский мост, так что Уайетт и его орды не смогли переправиться через реку со стороны Суррея. Поступают ужасающие сообщения о том, что он разорил старый монастырь при Саутваркском соборе и находящийся поблизости Винчестерский дворец. В городе шум и суета, люди закрывают лавки и мастерские, надевают доспехи и выполняют приказ лорда‑мэра охранять собственные дома.

Во дворце обстановка такая, будто мы находимся в осаде. В приемной королевы полно вооруженных стражников. Мы, дамы, бестолково толпимся во внутренних покоях; многие рыдают, оплакивая нашу злосчастную судьбу. Признаться, я отчаянно трушу. Но моя мать сидит с ровной спиной, плотно сжав губы. Она не позволяет себе бояться.

Ожидание становится невыносимым. Когда же начнется кровопролитие?

Королева остается спокойной и уверенной.

– Мы должны уповать на Господа, – увещевает она придворных. – Всевышний защитит нас.

Мария не позволяет открыть из пушек Тауэра огонь по армии бунтовщиков на другом берегу Темзы.

– Могут погибнуть мои невинные подданные в Саутварке, – возражает она, услышав это предложение.

Но Уайетт явно недооценил сострадательность королевы. Чтобы избежать обстрела, он ведет армию вверх по реке к Кингстону и там переправляется через Темзу. Настроение в Уайтхолле близко к паническому. Слышны женские вопли и визги; постоянно хлопают двери: люди пытаются найти укрытие для себя или хотя бы спрятать драгоценности. Многие слуги разбежались. Я заталкиваю Артура и Гвиневру под кровать и строго грожу щенкам пальцем, чтобы они не смели высовываться.

Советники рекомендуют королеве спасаться бегством по реке, но она презрительно отвергает подобную возможность.

– Я останусь здесь до последнего, – заявляет она. – И жалею только об одном – что я слабая женщина, а потому не могу взять меч и сражаться.

Всей королевской дворне раздают оружие. Даже я получу пистоль, если возникнет необходимость.

Путь Уайетту преграждает не кто иной, как мой свекор, воинственный граф Пембрук. Приходят известия, что его кавалерия вынудила бунтовщиков остановиться у Сент‑Джеймского парка – оттуда до Уайтхолла рукой подать. Ах, как же они уже близко! Потом мы слышим ружейный огонь, отчего все придворные снова впадают в панику.

– Молитесь! – увещевает нас королева. Похоже, ничего иного нам просто не остается.

Но вскоре приходит известие: Уайетта пленили у Чаринг‑Кросса и сейчас везут в Тауэр! Мятеж подавлен. Мы спасены.

О моем отце пока нет никаких известий.

 

– Господь совершил чудо, – заявляет королева. – Теперь, клянусь, я наведу ужас на всех, кто хочет сеять зло.

Вожди бунта должны быть казнены в назидание другим потенциальным изменникам. Моего отца, когда его поймают – а это всего лишь вопрос времени, – безусловно, ждет такая же судьба. Окружающие внезапно начинают избегать меня и моей матери. Перспектива когда‑либо получить корону теперь кажется мне весьма туманной. Но гораздо больше меня огорчает судьба отца.

– Он сам напросился, – тупо повторяет мать; боевой дух словно покинул ее. Миледи, кажется, смирилась с тем, что вот‑вот станет вдовой. Но для меня наказание, которое его ждет, кажется ужасным, хотя он и заслужил его. И мне трудно смириться с тем, что отец, которого я знала и любила – и которым до последнего времени восторгалась, – должен вскоре умереть.

 

Кейт