Январь – февраль 1484 года, Вестминстерский дворец

Не успели в двенадцатую ночь счастливо завершиться йольские[57] возлияния в Вестминстере, как из Франции прибыло сообщение, что Генрих Тюдор ездил в собор в Ренне, где дал торжественную клятву возложить на себя корону Англии и жениться на старшей дочери Эдуарда IV, Елизавете Йорк, объединив таким образом дома Йорков и Тюдоров. Его сторонники, среди которых немало перебежчиков, поклялись Генриху Тюдору в верности и принесли ему оммаж, словно он уже стал королем. Они дали обет вернуться в Англию и сбросить с престола короля, которого с удовольствием именовали «тираном Ричардом».

Король немедленно назвал все претензии Генриха Тюдора на трон несусветной глупостью, но тем не менее, узнав эту новость, сильно помрачнел. И для Кейт это стало настоящей катастрофой.

Она бегом отправилась на поиски Джона.

– Что тебя тревожит, душа моя? – спросил он, когда девушка нашла его в королевской библиотеке. Он поднес ее руки к своим губам. – Скажи мне.

– Ты слышал о клятве Генриха Тюдора жениться на моей кузине, принцессе Елизавете?

– Весь двор только и говорит об этом, – сказал Джон, – но я думаю, что, поскольку Елизавету и ее братьев и сестер объявили незаконнорожденными, она теперь больше не принцесса.

– Однако Генрих Тюдор считает иначе! Джон, неужели ты не понимаешь? Желая жениться на Елизавете и таким образом подкрепить свои претензии на трон, он просто вынужден рассматривать ее как законную наследницу дома Йорков. А это может означать только одно: Генрих Тюдор знает, что ее братья мертвы!

Джон уставился на Кейт.

– Вовсе не обязательно, – сказал он. – Этому авантюристу очень на руку заявить о том, что он верит в подобного рода злобные слухи и клевету, которые распространяются Бекингемом и другими врагами короля.

– Тогда что же он, по‑твоему, будет делать, если станет королем и женится на Елизавете, а ее братья окажутся живы? – воскликнула Кейт. – Даже Генрих Тюдор не настолько глуп, чтобы идти на подобный риск. Он знает наверняка, что они мертвы. Может быть, от Бекингема. Возможно, леди Стенли общается с герцогом.

– Кейт! – Джон всячески старался ее успокоить. – Ты не должна верить в эти россказни об убийстве принцев. Попомни мои слова, ты еще увидишь, как Генрих Тюдор выставит себя глупцом.

– Значит, ты по‑прежнему не сомневаешься, что принцы до сих пор живы? – с надеждой спросила она.

– Ну разумеется. Придет время, и их обязательно выпустят. Но сейчас еще рано это делать. Представляешь себе, что будет, если они окажутся в руках Вудвилей или того же Тюдора?

Кейт немного успокоилась.

Вестминстерский дворец представлял собой несколько занимавших немалую территорию зданий, которые были битком набиты придворными, церковниками, чиновниками, юристами, слугами и всевозможными приживальщиками. Кейт уже научилась ориентироваться во дворце и знала в лицо многих из тех, кто служил ее отцу.

Наибольшим ее расположением пользовался некий Пьетро Кармелиано, темпераментный итальянец, который обрел известность и покровительство Ричарда III как придворный стихоплет. Это был умный, острый на язык мужчина средних лет. В его кудрях и бороде уже пробивалась седина, а потому он казался Кейт довольно старым, хотя на самом деле и был моложе ее отца. Кармелиано сочинял замечательные стихи, а после того как он не менее талантливо воспел короля в прозе, Ричард поручил итальянцу редактировать его записки по искусству управления государством.

Кейт казалось, что этот человек, сердечный и умный, всегда был рад видеть ее. И вот как‑то раз, в начале февраля, девушка в обществе Кармелиано коротала время в королевской библиотеке, просматривая его бумаги, и неожиданно натолкнулась на стихотворение, озаглавленное «О весне». Оно имело посвящение – Эдуарду, принцу Уэльскому.

– Ой, вы написали что‑то в честь моего брата! – воскликнула она.

– Нет, мадонна, это посвящено не ему, – сказал итальянец и вернулся к письму, которое переводил.

– Тогда, вероятно, моему кузену, сыну короля Эдуарда, – заключила девушка. – Прекрасные стихи.

– Благодарю вас, мадонна. Они были написаны два года назад как подарок к Пасхе.

– Столько всего произошло с тех пор, – грустно сказала Кейт. – Тогда мой бедный кузен был наследником престола, а теперь томится в Тауэре, изнывая от безделья.

Пьетро посмотрел на нее пронзительным взглядом.

– Говорить о таких вещах неблагоразумно, – пробормотал он.

– И тем не менее он находится там, какие бы слухи ни ходили, – с вызовом заявила Кейт.

– Вы – дочь короля, мадонна. А я всего лишь бедный поэт. Я не могу обсуждать с вами подобные вещи.

– Но вы что‑то знаете, я же вижу, – не отставала она. – Прошу вас, маэстро Пьетро, расскажите мне все. Я никогда не обману вашего доверия. Пожалуйста! Для меня такая мука – слышать все эти ужасные разговоры. Ведь злоумышленники возводят клевету на моего любимого отца!

Итальянец ненадолго призадумался.

– Вы просите меня рассказать вам все, мадонна. Но я не могу этого сделать, а значит, не могу дать вам успокоения. Но я расскажу вам то, что мне известно.

Катерина