Часть 2. Операция с нацистским наследством

 

– У меня не было даже отдаленного намерения взрывать глубокочтимого генерала Линтона, – сказал Томас Ливен. Он повторял это 11 раз в течение последних трех дней. Вначале спокойно, затем яростно и наконец ожесточенно отметал Томас все подозрения.

– Вы лжете, – говорил инспектор криминальной полиции. Все больше и больше его заключенный действовал ему на нервы. Инспектора звали Пурнам.

– Я не лгу, – повторил Томас.

– Послушайте, Ливен.

– Герр Ливен, пожалуйста.

Послушайте, герр Ливен. Я сыт по горло вашими сказками. Я прекращаю допрос, вы будете находиться в камере, пока не почернеете.

В кабинете было очень жарко. Пурнам все время вытирал пот с лица.

– Ужасно смотреть, как вы потеете, мистер Пурнам. Вы должны меня еще немного послушать. Если вы этого не сделаете и ваши помещения будут так жарко топиться, то я предсказываю вам еще целую серию взрывов.

– Еще… серию… взрывов.

– Конечно, – проговорил Томас тоном, каким терпеливый учитель объясняет идиоту‑ученику простую истину. – Вы арестовали меня, моего друга Бастиана Фабре и компаньонку Христину Троль. За что? Мы производили на фабрике косметику. Флакон с молочком взорвался в спальне генерала.

– Да, проклятье! Это ваша работа и работа гангстеров из «Вервольфа».

– Нет, не моя, а специальных грибков и угольного диоксида.

– Я сойду с ума, – простонал полицейский.

– Прежде чем вы доставите мне эту радость, скажите, пользуется ли генерал одной спальней с супругой?

Пурнам уставился на него, как бык, и прошептал:

– Теперь он сходит с ума.

– Нет, я не схожу. Я рассуждаю. Туалетный столик фрау генеральши стоит в спальне у окна…

– Откуда вы это знаете?

– Батареи отопления всегда находятся под окном. Пурнам нервно оглянулся. Томас продолжал:

– Молочко приготовлено по старинному фамильному рецепту семьи Троль из лимонов, снятого молока и жира. Все это в настоящих условиях не обрабатывается стерильно. Бутылки, в которые разливается препарат, тоже нестерильны и сделаны из плохого стекла. Видите ли, мистер Пурнам, не без основания на этикетке каждой бутылки стоит надпись: «Хранить в прохладном месте». Уважаемая фрау не делала этого. Она поставила бутылочку с молочком на туалетный столик, стоящий у батареи центрального отопления. А топите вы сильно. Поскольку мы не стерильно работаем, вместе с молоком попадает грибок. От тепла он выделяет угольный диоксид. Это газ. Давление внутри бутылки повышается, и происходит взрыв.

Пурнам перебил его:

– Болтовня и ложь, ни одному слову не верю.

– Тогда подождите, мой дорогой, скоро взорвется очередная бутылка у очередного генерала.

– Молчать! – закричал чиновник.

– У немецких женщин такого не произойдет, – продолжал Томас, – они не могут нарушить инструкцию похранению молочка в холодном месте, так как в эту третью послевоенную зиму им нечем топить.

Зазвонил телефон. Пурнам снял трубку. Его лицо стало пунцовым. На лбу выступил пот. Наконец он проговорил:

– О'кей, босс, я немедленно выезжаю, но прошу вас, неговорите больше о «Вервольфе». Мне кажется, мы оскандалились с этим. – Он положил трубку и с кривой ухмылкой посмотрел на Томаса.

– Позвольте спросить, не взорвалась ли еще одна измоих бутылочек? – осведомился Ливен.

– 15 минут назад на квартире майора Роджера Раппа, – ответил Пурнам.

Спустя три дня Томас был доставлен в кабинет начальника криминальной полиции. В приемной он увидел Бастиана Фабре и фройляйн Троль. Начальник, пожилой полковник с умными глазами, сказал:

– Герр Ливен, химический анализ различных бутылочек молока полностью подтвердил вашу грибковую теорию. Вы и мистер Фабре немедленно освобождаетесь.

– Минуточку, – перебил его Томас, – а мадемуазель Троль?

– По отпечаткам пальцев установлено, что Христина Троль является Верой Фрос, активной участницей банды в Нюрнберге, – сказал полковник. – Молодые гангстеры крадут машины и грабят виллы, занятые американцами. Женщины‑бандитки завязывают контакты с офицерами, спаивают и грабят их.

Томас уставился на Христину Троль. Нежная, хорошо воспитанная девушка из приличной семьи, такая скромная, его партнерша, с которой он обращался как с дамой, вдруг сказала:

– Чего пялишься, думаешь, почему я тебя подцепила? Мне нужен был такой дурак, как ты, который дал бы мне деньги.

– Христина, что я вам сделал плохого, почему вы со мной так разговариваете? – слабым голосом проговорил Томас. Молоденькая девушка цинично процедила сквозь зубы – Мне вы все противны! Все вы свиньи, – ее голос сорвался.

– Замолчи! – грубо остановил ее полковник и, обращаясь к Томасу, продолжал:

– Фабрика и все имущество фирмы будут конфискованы.

– Но как же так? Троль не единственная владелица! Только при моих деньгах было возможно восстановление фабрики.

– Мне очень жаль, мистер Ливен, но в торговой палате Христина Троль зарегистрирована как единственная владелица. Боюсь, что вы совершили ошибку.

«Еще один удар судьбы», – подумал Томас. Вечером в этот же день, сидя перед камином, он вместе с Бастианом пил анисовую водку. На ней в свое время они заработали во Франции миллионы. Теперь большая часть их была потеряна.

– Я тебя предупреждал, – говорил Бастиан. – Мы обнищали. Что будем делать? Может быть, продать виллу?

– Теперь мы будем искать уран.

– Что мы будем искать?

– Ты не ослышался, старина. В последний раз я сидел в камере с очень интересными людьми. Одного из них зовут Вальтер Липперт. Он рассказал мне фантастическую историю.

Разочарованным, бледным, худым был Вальтер Липперт, когда судьба свела его в одной камере с Томасом Ливеном. Это был человек высочайшей культуры, писатель по профессии, антифашист по убеждению. Многие годы просидел в Дахау. Голодал, замерзал, подвергался пыткам. В 1945 году был освобожден из лагеря американцами и снова ими же посажен.

– Из‑за Черной Люции, – пояснил Липперт Томасу.

– Кто это?

– Спекулянтка, королева черного рынка на юге Германии. Перед арестом я жил там в одном из городов. В этом же городе проживала Черная Люция, красивая, страстная женщина, которая всем снабжала американских офицеров.

– Как ее действительная фамилия?

Люция Мария Валлпер, она разведена. Девичья фамилия Фельт. Дама владела ресторанчиком «Золотой петух», где содержались и девочки. Это заведение во время войны подарил ей один гаулейтер. Люция была его любовницей. Гаулейтер исчез в конце войны, а Люция стала любовницей некоего капитана американской армии Вильяма Валачича.

– Кто этот капитан? – спросил Томас.

– Капитан был начальником лагеря. В нем находились нацистские бонзы, которых союзники снимали с поездов на пути в альпийскую крепость. В этих поездах в конце апреля 1945 года высшие чиновники СС и СА, дипломаты и партийные функционеры везли с собой валюту, золото, драгоценности, а также планы секретного, еще не изготовленного оружия, большое количество наркотиков из запасов вермахта и урановые стержни из берлинского «Кайзер Вильгельм Института». Недалеко от австрийской границы бонзы испугались и начали выбрасывать из оконва гонов урановые стержни. На границе американцы арестовали нацистов и отправили их в лагерь, которым руководил капитан Валачич. Они и сегодня находятся там, правда, не все. Золото, валюта, драгоценности и наркотики пропали.

– Я утверждаю, – сказал Липперт, – их присвоил Валачич.

– А урановые стержни? – поинтересовался Томас.

– Они исчезли так же, как и чертежи новейшего оружия. Возможно, лежат на какой‑нибудь полянке под снегом. Может быть, их уже кто‑нибудь нашел.

– А что вы пережили из‑за Черной Люции? – спросил Томас.

– Когда я вернулся из лагеря, американцы предложили мне работать по денацификации. Я был убежденным антинацистом. Человек в белоснежной жилетке! Через год я познакомился с Черной Люцией.

Большого роста, высокомерная Черная Люция вошла в кабинет Вальтера Липперта. Ее сопровождал капитан Валачич – высокий блондин с голубыми глазами и тонкими губами. Люция села на стол Липперта и швырнула ему три блока сигарет «Честерфильд» со словами:

– Герр Липперт, как долго мне еще ждать свидетельства о денацификации?

– Вы его никогда не получите, – ответил Липперт, – заберите сейчас же ваши сигареты и освободите стол. Сядьте в кресло.

Капитан Валачич, покраснев как рак, вступился за приятельницу на ломаном немецком языке:

– Послушайте, Липперт, эта дама – моя невеста. Мы хотим пожениться. Я хочу, чтобы вы немедленно выписали ей свидетельство. Понятно?

– Я этого не сделаю, капитан Валачич, – тихо ответил Липперт.

– Почему?

– На этой даме лежит очень серьезное обвинение. Она была любовницей гаулейтера. По ее указанию людей бросали в лагерь. Она обогащалась за счет жертв. Известно, что свидетельство ей нужно, чтобы стать владелицей «Бристоля» – отеля, принадлежащего активному нацисту, находящемуся в розыске.

– Ну, и что из этого? – вдруг закричал капитан. – Вас это не касается.

– Нет!

– Это вам дорого обойдется! – Валачич покинул кабинет. За ним, покачивая бедрами, удалилась Люция.

Кипя от ярости, Липперт доложил о случившемся своему начальнику доктору Вернеру.

– Это неслыханно, – сказал он. – Не бойтесь, Липперт, я с вами. Мы ей не выдадим свидетельство.

Действительно, ни Вернер, ни Липперт не выдали ей свидетельства о денацификации.

– Но Валачич добился моего ареста, – рассказывал дальше Вальтер Липперт в январе 1947 года своему сокамернику Ливену. – Я уже 82 дня сижу здесь и ни разу небыл вызван на допрос. Моя жена обезумела от заботи страха за меня. Она писала письма президенту Трумэну. Но ничего не изменилось. Впрочем, изменилось. Черная Люция получила нужный ей документ.

– От кого?

– Не знаю, – Липперт устало пожал плечами. – У нее много друзей. Она теперь опекунша «Бристоля». Там сейчас процветает крупная спекуляция. Да, герр Ливен, вот как все выглядит. За это я страдаю в концентрационном лагере. Да здравствует демократия! Да здравствует справедливость!

Эту историю Томас выслушал в камере 27 января, а 29‑го рассказывал, сидя у камина своей виллы, Бастиану.

– Вот, теперь ты знаешь все. Мы едем на юг, к Черной Люции. Мы найдем уран и пропавшие чертежи оружия. А об этом бедном Вальтере Липперте я позабочусь.

– Вот он, – сказала заплаканная Эльза Липперт, стоя Рядом с Томасом у окна своей квартиры. – Получит она свидетельство или нет? Вот идет этот шут. С ней, с Черной Люцией.

Томас с интересом рассматривал идущую пару. Высокий, светловолосый офицер и дама в манто. На левой щеке офицера был шрам. Это был не след операции, а результат дуэли. Странно, с каких это пор американцы стали драться на дуэли? Дама рядом с офицером выглядела, как хищный зверь, постоянно готовый к нападению.

– Эта дама теперь распоряжается в «Бристоле»? – спросил Томас у фрау Липперт.

– Да, герр Шойнер. (Под таким именем он ей представился.)

– Я хочу попытаться помочь вашему мужу. Для этого я должен знать все. Вы сказали, что «Бристоль» принадлежит нацисту, находящемуся в бегах? Тогда отель должен быть под контролем американцев?

– Так оно и есть.

– Кто осуществляет контроль?

– Некий капитан Хорнблов.

– Дружен с Валачичем?

– Очень.

Маленький городок был переполнен солдатами, беженцами, перемещенными лицами. Не хватало жилья. Отели были забиты до отказа. Томас и Бастиан сняли две комнаты в деревне неподалеку от города. Здесь они прожили три месяца.

В течение двух дней и ночей они посещали «Бристоль».

Тут царила оживленная деловая атмосфера. Здесь танцевавли, пили, флиртовали, спекулировали и т. д. Здесь же можно было познакомиться с девушками легкого поведения, солдаты пропивали свое жалование, постоянно крутились поляки, чехи, венгры, несколько власовцев и много немцев. Черную Люцию можно было видеть и день и ночь Накрашенная, декольтированная, она всегда находилась в отеле. И каждый вечер появлялся капитан Валачич.

После недолгого наблюдения за жизнью города Томаси Бастиан держали совет.

– В городе полно солдат, беженцев и перемещенных лиц, – сказал Томас. – Но прежде всего в нем полно цистов – местных и приехавших сюда. Жители, кажется, не замечают этого. Но мы оба не имеем права об этоим забывать. Наша цель – уран и чертежи.

– Если они еще здесь, – усомнился Бастиан.

– Без сомнения, здесь. У меня есть первоклассная идея.

– Давай, выкладывай.

Томас начал. Его план был прост и гениален. К его осуществлению друзья приступили 28 февраля, а 19 апреля они владели 28 урановыми стержнями со штампом «Кайзер Вильгельм Институт, Берлин», одним прицелом и точными технологическими чертежами других секретных прицелов рейха. Эти прицелы были выпущены только в образцах. Прицелы предназначались для истребителей, они автоматически рассчитывали поражение цели при условии попадания ее в перекресток визира.

Писатель Липперт все еще находился в мюнхенской тюрьме, пока Томас не мог ему помочь. Кольцо молчания и заговорщиков окружало Липперта, который осмелился противодействовать Черной Люции.

– Терпение, – говорил Томас безутешной фрау Липперт, – здесь явная несправедливость. Несправедливость никогда не может быть вечной. Наступит день, и мы поможем вашему мужу.

Вскоре агенты различных разведок стали поговаривать о том, что Томас располагает поистине сокровищами. Они потянулись к нему с предложениями продать им сначала урановые стержни.

Выбор Томаса пал на аргентинского коммерсанта, личного представителя Хуана Доминико Перона, который год назад изгнал своего президента из страны.

– Это подходящий клиент, далеко от Европы, там покане могут по чертежам сделать оружие, – сказал Томас Бастиану. Аргентинец заплатил за каждый урановый стержень по 3,2 тысячи американских долларов. Всего Томасполучил 89,6 тысяч долларов. Уран был декларирован как дипломатическая почта и отправлен в Аргентину.

Читатель, возможно, помнит о скандале вокруг первой аргентинской атомной электростанции, который в 1954 году заполнил страницы мировой прессы. В ходе разоблачений выяснилось, что некий физик немецкого происхождения Рональд Рихтер с 1948 года работал на острове Хус Пеуль над созданием аргентинской атомной бомбы. Перон выделил для ученого более 300 миллионов марок. Однако вследствие технических причин этот миллионный проект не был осуществлен. В работе использовались урановые стержни со штампом берлинского «Кайзер Вильгельм Института».

Теперь агенты продолжали крутиться вокруг Томаса, пытаясь приобрести чертежи секретного оружия.

Будучи пацифистом, он внес в чертежи небольшие изменения, из‑за которых даже гениальные инженеры не смогли бы разобраться в технических конструкциях. В целях коммерции он размножил чертежи в таких количествах, чтобы удовлетворить всех заинтересованных в их приобретении. Первым покупателем стал герр Георг Марек из Богемии.

Томас часто видел его в «Бристоле». Марек производил впечатление преуспевающего человека, был всегда элегантно одет. Небольшого роста, коренастый, с широким тазом и узковатыми глазами, говорил он со специфическим акцентом.

– Извините меня, пожалуйста, – сказал он Томасу, – мне хотелось бы с вами переговорить. Я слышал, что вы можете продать нечто интересное.

Томас и Бастиан переглянулись. Герр Марек уточнил:

– У меня в Чехословакии есть отличные друзья. Хорошо платят. Покажите мне чертежи.

После долгих разговоров ему показали их. У чеха глаза полезли на лоб:

– Невероятно! Я уже год торчу здесь из‑за этих вещей. Ничего не нашел. Как вам это удалось?

– Все было очень просто, дорогой герр Марек. Здесь много нацистов. Мы две недели ходили к ним как члены организации «Вервольф». Мы говорили, что наша организация нуждается в деньгах, поэтому мы хотим найти чертежи чертежи «чудо‑оружия» и продать их. Господа нас понимали, и наконец мы получили то, что искали.

– Дева Мария! И вы ничего за это не платили?

– Ни пфеннига. Они все идеалисты. Итак, что предлагают нам ваши друзья?

– Я должен к ним съездить.

Марек появился через три дня в отличном настроении.

– Я должен передать вам большой привет, – сказал он Томасу. – Приходите ко мне сегодня на обед. Я слышал, вы прекрасный повар. У меня есть все. За столом оговорим спокойно о наших делах.

6 мая 1947 года, около 11 часов, Томас и Бастиан появились в квартире народного демократа, которая была роскошно обставлена. Томас удивился:

– Неужели ваши чехословацкие друзья такие щедрые? Марек улыбнулся:

– Это не основной мой гешефт. Пройдемте со мной. Хозяин провел гостей в большое помещение рядом с кухней. Здесь лежали в стопках портреты и плакаты, изданные в рейхе. «Фюрер и дети», «Партийный съезд в Нюрнберге», «Пути фюрера», «Победа на Западе», «Победа на Востоке» и т. п. Томас приподнял одну стопку – всюду было изображение парадов, генералов, бонз и, конечно же, фюрера.

– Здесь только незначительная часть. Весь подвал забит эсэсовскими кинжалами, орденами, перстнямис мертвой головой. Вы не имеете ни малейшего представления, как это все расходится. Американцы голову теряют из‑за такого дерьма. Все скупают, как сувениры.

Они прошли на кухню, где находилось вознаграждение за них: консервы, виски, мясо.

– Я купил отличного угря. Не могли бы вы его приготовить в пикантном соусе? Это мое любимое блюдо.

– За работу! – воскликнул Томас. Пока Томас готовил, Марек рассказывал:

– Мои поручители хотели бы с кем‑нибудь из вас лично встретиться и все обговорить. Если вы согласны, надо пойти к границе, разумеется, без чертежей. Я останусь здесь заложником.

Томас и Бастиан вышли в сад посоветоваться. Бастиан предложил:

– Я поеду, а ты не спускай глаз с Марека. Если что случится, передашь его американцам. Надеюсь, на Востоке говорят по‑французски? – обратился он к Мареку.

– Как Бальзак, господа, свободно.

Томас немного повозился с угрем.

– Надо ждать еще час. Позвольте мне посмотреть библиотеку?

– С удовольствием, сделайте одолжение, – любезно проговорил Марек.

Книжные шкафы и полки были заставлены томами. Томас полистал один, второй, третий – все было посвящено «Фюреру и его соратникам». Его взгляд остановился на одном снимке.

– Посмотри‑ка, – сказал Томас Бастиану, показываябольшое фото, на котором были изображены два человекав форме СА. Один был жирный, второй – блондин с голуоыми глазами и шрамом на левой щеке. Тонкие губы были поджаты. Под снимком была надпись: «Начальник штаба СА Эрнст Рем и его штурмфюрер Фриц Эдер».

Томас посмотрел на выходные данные книги.

– Напечатано в 1933 году, – сказал он, – герр Рем еще был жив. Его убили в 1934 году. Возможно, герр Эдеру удалось бежать в Америку. Не представляет сложности установить, является ли штурмфюрер СА Эдер и капитан Валачич одним и тем же лицом.

Действительно, Си‑Ай‑Си понадобилась для этого одна неделя. После ремовского путча Эдер бежал в Америку и взял себе фамилию Валачич. Позднее он был арестован и приговорен к длительному сроку лишения свободы. Теперь оставим на минуточку наших друзей и расскажем о разгроме крупнейшего в Европе черного рынка.

20 мая 1947 года писатель Вальтер Липперт был освобожден. 29 мая из штата Северная Каролина вылетел судья Ривес для расследования дела о спекуляции американцев в Германии. 5 июня были арестованы и допрошены 14 американских военнослужащих и 25 немцев, среди них Черная Люция. 2 июля ее, правда, освободили без права выезда из своего города.

Она не выезжала, но продолжала свои темные дела. 23 декабря Люция была найдена в своей спальне с глубокими проникающими ранами на теле.

Из ее имущества ничего не пропало.

Убийца найден не был. 12 января 1948 года американская солдатская газета «Полосы и звезды» писала:

«Расследуется афера с наркотиками. Корреспондента Том Агостон. Франкфурт‑Майн, 12 января. Самый большой скандал в послевоенной Германии вокруг черного рынка наркотиков, в котором замешана международная банда, разгорелся в американском военном управлении оккупационной зоны.

Факты стали известны при расследовании убийства некоей Люции В. Тяжелые обвинения были предъявлены двум высшим офицерам военной администрацией в Баварии. Скандал угрожает американо‑немецким от ношениям. Речь идет о сумме от трех до четырех миллонов долларов».

Однако вернемся в 1947 год. 9 мая Бастиан отправился в Чехословакию, рассчитывая вернуться 15 мая назад. Он не вернулся ни 15 мая, ни позже. Марек забеспокоился.

– Не могу понять, что произошло. Мои поручители – корректные люди.

– Марек, если что‑либо случится с моим другом, то храни вас Бог! – предупредил его Томас.

22 мая к Мареку прибыл человек и вручил ему письмо. Все бледнее и бледнее становился Марек, читая его.

– Что случилось? – спросил Томас.

От волнения Марек ничего, кроме слов «о Боже, о Боже», не мог произнести.

– Что случилось? Говорите!

– Русские арестовали вашего друга!

– Русские?

– Говорят, что они сами хотели бы иметь эти чертежи. О Боже, о Мария!

– Куда запрятали русские моего друга?

– Он находится в Цвикау, в советской зоне.

– Герр Марек, собирайтесь в дорогу!

– Вы хотите ехать в Цвикау?

– Куда же еще!

27 мая 1947 года северо‑западнее баварского города Хоф, непосредственно перед деревушкой Бланкенштайн, лежал на цветущей поляне, пересекаемой веселым ручейком, господин. Это был бывший частный банкир из Лондона Томас Ливен. Из соображений личной безопасности он назывался Петером Шойнером. Перед ним лежала карта, по которой он сверял свое местонахождение.

За ручьем начиналась другая Германия. «Кто, собственно, виноват в том, что образовалось две Германии?» – думал Томас. 27 мая в 12 часов около трех деревьев за ручьем Томас должен был встретить русского солдата, но его там не было. «Ну и порядок», – подумал Томас. В 12 часов 28 минут наконец появился солдат с автоматом.

Томас встал и быстро пошел к ручью. Русский смотрел на него без всякого выражения. «Хелло!» – крикнул ему Томас и дружески помахал рукой. Подойдя к воде, он снял обувь и носки, подтянул брюки и перешел на другой берег. Вода была ледяной.

Внезапно Томас услышал дикий крик: «Стой!» и что‑то еще, чего он не понял. Солдат навел автомат на Томаса, У которого волосы стали дыбом. «Иисус! Ведь это не тот солдат, который должен меня встречать», – понял Томас.

Солдат еще что‑то кричал. «Мой дорогой юный друг, прекратите кричать», – начал Томас, но тут же почувствовал, как ствол автомата уперся ему в ребра.

Томас уронил обувь, носки и папку с фальсифицированными чертежами и, поднял руки. «Теперь еще и Красная Армия», – разочарованно подумал он.

Вспоминая далекое время, он отлично отработанными движениями провел прием джиу‑джитсу. Двойной захват «бабочки». В течение доли секунды солдат взлетел в воздух и шлепнулся в ручей, автомат полетел в другую сторону. Томас собрал брошенные вещи и хотел бежать в глубь советской зоны. Вдруг послышались крики и топот. На опушке леса показались люди: мужчина, женщина и дети. Как безумные, они перескочили ручей и побежали в американскую зону. Томас начал смеяться. Люди бегут на Запад, а он на Восток. Он увидел, как солдат вылез из воды, хватая воздух, и начал ругаться. Затем раздались выстрелы. Пули свистели над головой Томаса.

На дороге показался «джип». Рядом с шофером сидел русский капитан. Он выскочил из машины и приказал солдату прекратить стрельбу. «Джип» остановился рядом с Томасом. «Господин Шойнер, не так ли? – спросил капитан на ломаном немецком языке. – Добро пожаловать! Извините за опоздание, покрышки плохие. Пришлось их ремонтировать».

«Палас‑кафе» в Цвикау выглядело так же печально, как и другие подобные заведения в этом городе со 120 тысячами жителей.

Шесть часов спустя после приключения на границе Томас сидел в углу этого кафе и пил эрзац‑лимонад. Ему нечего было делать в этот вечер 27 мая, так как встреча была перенесена на следующий день, на 9 часов утра.

Томас рассматривал публику в зале. Печальные мужчины в старых вубортных костюмах и потертых рубашках, женщины без косметики, в шерстяных чулках, в туфлях на пробке, плохо причесанные. «Вот ведь как, – думал Томас, – а там, откуда я пришел, все снова идет довольно мило».

Напротив Томаса сидела единственная приметная пара. Женщина – с чудесными волосами цвета пшеницы, славянским одухотворенным лицом и лучистыми голубыми глазами. На ней было облегающее зеленое летнее платье, на стуле висело леопардовое манто.

Ее спутник, мускулистый гигант с коротко подстриженными седыми волосами, сидел к Томасу спиной. Одет о был в синий костюм с широкими брюками. Без сомнения, это были русские люди.

Томас вдруг заметил, что дама начала с ним флиртовать. Она смеялась, смотря на него, показывала зубы и, наконец, подмигнула ему. «Нет, я не сумасшедший», – сказал себе Томас. Он отодвинул свой стул в сторону и заказал еще бутылку эрзац‑лимонада. Однако после третьего глотка лимонада он все‑таки посмотрел на даму. Она продолжала улыбаться. Он улыбнулся в ответ.

После этого все и началось! Спутник дамы вскочил со своего места. В четыре прыжка он очутился рядом с Томасом и схватил его за пиджак. Присутствующие закричали. Томас посмотрел на даму. Ее лицо выражало удовольствие. «Ах ты, штучка! Это все ты разыграла», – подумал Томас. Но тут кулак гиганта ударил его в живот. Томас нырнул под ноги русского и рванул их на себя. Второй раз за день пришлось воспользоваться приемом джиу‑джитсу. «Отелло» перелетел через барьер гардероба и скрылся за ним. Уголком глаза Томас заметил, что офицер выхватил пистолет. Надо было кончать. Томас повернулся к выходу и выбежал на улицу. К счастью, никого не было видно. Он добежал до парка, присел на скамейку и, немного отдохнув, отправился в свой отель.

На следующий день ровно в 9.00 переводчик ввел чисто выбритого Томаса Ливена в кабинет коменданта города полковника Меланина. При этом Ливен как бы ощутил удар. Комендант, подшившийся из‑за стола, был не кем иным, как тем ревнивцем, которого Томас вчера в кафе «Палас» с помощью приема «парус» отправил за барьер гардероба.

Русский был в форме с многочисленными орденами. Он молча смотрел на Томаса. В это время наш герой соображал: «Кабинет на третьем этаже. Прыгать через окно? Нет смысла. Адью, Европа. Есть люди, которые утверждают, что в Сибири довольно интересно!»

Полковник заговорил на хорошем немецком языке. «Герр Шойнер, прошу простить мое вчерашнее поведение. Мне очень жаль, во всем виновата Катя, моя супруга. Но сначала давайте выпьем, герр Шойнер». Они распили бутылку водки.

Через час Томас Ливен был сильно пьян, полковник Меланин был абсолютно трезв.

Они долго говорили о деле, но ни на шаг не продвинулись. Наконец полковник сказал:

– Вы можете выехать на Запад, если передадите нам чертежи.

– Продадим, – мягко, со значением поправил его Томас.

– Передадите. Мы ничего не заплатим, – сказал полковник с двусмысленной усмешкой. – Вы ведь не ударились головой, Томас Ливен.

Томас почувствовал дрожь в коленках. «Как вы сказали, герр оберст?» – спросил он тихим голосом.

– Я сказал, Томас Ливен – так вас зовут в действительности! Не считаете ли вы нас идиотами? Думаете, наша разведка и мышей не ловит, не заглянула в бумаги союзников? Наши люди в Москве до упаду смеялись над вашими проделками.

Томас пришел в себя.

– Если вы знаете, кто я на самом деле, почему не арестовываете меня?

– А что мы должны с вами делать? Вы, извините за откровенность, до смешного плохой агент!

– Благодарю вас!

– Нам нужны первоклассные агенты, а не комические фигуры вроде вас. Я слышал, вы хорошо готовите. У меня прекрасный аппетит! Пойдемте ко мне! Жена будет рада. Я напеку блинов, икры у меня хватает. За обедом продолжим разговор. Согласны?

– Отличная идея, – одобрил Томас и при этом подумал: «Плохой агент! Комическая фигура! Это еще как сказать!»

Томас спустился на кухню большой реквизированной виллы. Вслед за ним туда вошла жена полковника. Она, можно сказать, вошла в его жизнь, но он этого еще не знал. «Фигура, черт побери, кожа. Свежесть, здоровье и сила. Неповторимая женщина!» – подумал про себя Томас. Она молча и требовательно смотрела на него. Ее губы полуоткрылись. «Прекрасная сумасшедшая, – мелькнуло у Томаса в голове, – помоги мне Бог! Если я ее сейчас не поцелую, она задушит меня голыми руками».

Снаружи послышались шаги, они удалялись. «Самое подходящее время», – решил Томас, но в этот момент женщина заговорила: «Спаси меня, бежим. Мой муж не любит меня больше. Он убьет меня. Я хорошо говорю по‑немецки. У меня мать немка. Ты мне сразу показался симпатичным. Я сделаю тебя счастливым. Возьми меня с собой». Вновь послышались шаги, кто‑то подходил к двери. Когда в кухне появился полковник, его жена возилась у плиты. Она повернулась и с улыбкой проворковала:

– А, это ты, мой милый!

– Учишься, как на капиталистическом Западе угнетают рабочих? Что с вами, герр Ливен, вам плохо? – спросил он.

– Сейчас пройдет, герр оберст, не позволите лимне… рюмку водки?

Одно было Томасу ясно – он должен как можно скорее вернуться на Запад. Такая жизнь не для него. Русские бесплатно получат фальсифицированные чертежи. Просто счастье, что чертежи не имеют реальной ценности.

За обедом Томас и Меланин долго спорили. Было очень много съедено и столько же выпито, но после блинов с икрой Томас почувствовал, что в голове у него проясняется.

– Ну хорошо, герр оберет, я согласен передать вам бесплатно чертежи, но за это вы отпускаете меня с моим другом и еще с одним господином.

– С каким господином?

– С Рубеном Ахатьяном. Я не знаю, знаком ли он вам.

– Знаю ли я этого господина Ахатьяна, этого дельца? – заговорил полковник с пренебрежением. – Зачем онвам нужен?

– Делать гешефты, – скромно ответил Томас.

– Откуда вы знаете этого негодяя?

– Я с ним познакомился в Цвикау, герр оберет.

Действительно, Рубен Ахатьян, небольшого роста, толстый, с акульими глазами и маленькими усиками, появился в ресторане отеля утром, когда Томас завтракал. Без предисловий он приступил к делу:

– Послушайте, не перебивайте меня, я спешу. Вытоже. Я знаю, кто вы и откуда. Рубен Ахатьян знает все. У меня здесь возникли трудности с русскими. Я работал в одной из торговых организаций. Они уволили меня. Помогите мне уйти на Запад, и я сделаю вас богатым человеком. Слышали об УТИ?

УТИ – управление трофейным имуществом, размещалось в Висбадене и было основано американцами. На огромных складах хранились трофеи прошедшей войны стоимостью в миллионы долларов: оружие и боеприпасы, локомотивы, грузовики, перевязочный материал, медикаменты, сталь, дерево, целые конструкции мостов, самолеты, металлолом и т. д. УТИ было оставлено немцам, но продавать имущество можно было только иностранцам.

– Это условие поставили американцы, – сказал Ахатьян. – Я иностранец. Мне можно продавать. В Лондоне у меня племянник, он очень состоятельный. Мы организуем торговую фирму – вы и я. Я сделаю вас миллионером за один год, если вы поможете мне уйти на Запад.

– Я должен подумать об этом, герр Ахатьян, – ответил Томас.

Он все решил. Во время обеда в конфискованной вилле нациста в Цвикау Томас и попросил коменданта Меланина: взамен чертежей разрешить Ахатьяну выехать с ним на Запад.

– Герр Ахатьян никуда не поедет, а чертежи я получу и так, – сказал полковник.

– Но послушайте, я должен отпустить Марека, чешского агента. Он будет находиться в Си‑Ай‑Си, пока я не вернусь.

– Меня это не касается, или вы отдадите чертежи, или останетесь здесь.

– Ну что же, тогда и я остаюсь, – ответил Томас.

Ливену пришлось еще не один раз пить и есть, пока он не уговорил полковника Меланина. Расстались они почти друзьями.

1 июня 1947 года Томас Ливен, Бастиан Фабре и Рубен Ахатьян усталые, но довольные встретились в Мюнхене и сразу же поехали на виллу в Грюнвальде, принадлежащую Томасу.

Господа недолго оставались в столице Баварии. Томас объяснил Бастиану причину.

– Мы продали чертежи англичанам, французам и отдали русским. Они скоро поймут, что мы их обману ли, поэтому сменим фамилии и поживем некоторое время в Висбадене.

– Все правильно. Если бы мы еще не связались с этим Ахатьжном. Таких спекулянтов еще свет не видывал. Теперь он хочет продавать оружие и боеприпасы.

– Он не будет этого делать, – успокоил его Томас. – Дай нам переехать в Висбаден. Герр Ахатьяна ждет сюрприз.

Вечером, прежде чем господа покинули Мюнхен, они сидели за ужином. Около 19 часов раздался звонок. Бастиан пошел открывать. Вскоре он вернулся с восковым лицом и еле мог проговорить, обращаясь к Томасу: «Вый… выйдите, пожалуйста!»

Томас вышел в переднюю. Когда он увидел, кто стоит в передней, у него закрылись глаза. «Нет! – прошептал он. – Нет!» «Да, – ответила прекрасная светловолосая супруга полковника Меланина из Цвикау, – это я».

Действительно, это была она.

– Как ты… Как вы очутились здесь? – спросил ее Томас.

– Я политический беженец. Мне гарантируется право убежища. Я хочу остаться у тебя, я люблю тебя.

Спустя два месяца, в августе 1947 года, Томас спрашивал своих друзей в квартире, которую он с Бастианом Фабре и Рубеном Ахатьяном снял на Паркштрассе в Висбадене:

– Я не понимаю, что вы имеете против Кати. Она готовит для нас, я нахожу ее очень привлекательной.

– Она плохо действует на тебя, – сказал Бастиан. В Висбадене Томас Ливен звался Эрнстом Хеллером и имел соответствующие фальшивые документы. На имя своего иностранного сотрудника он основал фирму «Открытое торговое общество Ахатьяна». Фирма закупала в огромных количествах различные товары и хранила их на складах УТИ недалеко от города.

На этих складах можно было купить не только трофеи, но и имущество американской армии.

– С США мы не можем иметь дела, для этих операцийу всех нас слишком темное прошлое, – заявил Томас своим друзьям. – Мы должны ориентироваться на другие страны, а именно на воюющие. У меня есть на примете герр Аристотель Панчалос, представитель греческих партизан, и герр Хо Ировади из Индокитая, – сказал Рубен Ахатьян.

– Но этим ребятам мы не можем продавать оружие, – засомневался Бастиан.

В разговор вступил Томас.

– Если не мы продадим им оружие, то это сделают другие, поэтому продавать будем. Однако господам эта покупка не доставит радости. Я снял под Майнцем фабричное здание. Мы будем вынимать порох из боеприпасови заменять его песком. Автоматы обычно упаковываютсяв ящики со специальными надписями, забиваются и пломбируются. Я нашел столярную мастерскую, где будут делать точно такие ящики, пломбы тоже сделаем. Вместо автоматов мы положим в ящики мыло.

– А что будем делать с порохом и автоматами? – спросил Бастиан.

– Мы погрузим их на баржи в Гамбурге и утопим в море!

Август 1947 года был в Висбадене очень голодным. На человека выдавалось 800 калорий. Не было картофеля. Больницы и детские дома снабжались нерегулярно. Жиров стали выдавать 150 граммов в месяц вместо 200. Сахара – 200 граммов, половину из него неочищенного. Молока не было совсем. Две трети жителей Висбадена вообще не получали продуктов. Проклятая, страшная война не кончилась для тех, кто ее проиграл.

Первым, что продала фирма Ахатьяна господам Панчалосу и Хо Ировади, был атребин, средство против малярии, оставшийся от запасов немецкого вермахта. На упаковках сохранился немецкий орел со свастикой. Его надо было убрать.

Атребин на грузовиках доставлялся в одну из фармацевтических фирм и переупаковывался, а затем уже продавался.

Дела фирмы шли блестяще.

Однажды господа Панчалос и Хо Ировади захотели купить тропические шлемы, каждый по 30 тысяч штук. Что за прекрасные были шлемы! Однако свастики, сияющие на них, нельзя было удалить. При этих условиях господа вынуждены были отказаться от покупки. «Что делать с этими проклятыми шлемами?» – думал день и ночь Томас и нашел спасительную идею.

Шлемы имели длинные кожаные