Как разговаривать с незнакомыми

 

Правда, мама не разрешает, но иногда у тебя просто нет выбора.

 

Я и сообразить толком ничего не успела, а мы уже взлетели. Небольшой самолет был набит бизнесменами. И я среди них – в футболке, куртке и древних камуфляжных джинсах, волосы, заплетенные в дрэды, и шикарная россыпь прыщей на подбородке. Трудно поверить, но на самолете я летела впервые в жизни. Я не боялась, совсем нет. Только взлетать было страшно. Страх появился, когда я поняла, что крепко‑крепко сжимаю обшитые тканью подлокотники, а мир в окошке ухнул вниз и стал уменьшаться в размерах. А когда объявили, что мы подлетаем к Нью‑Йорку, оказалось, что и посадки я тоже боюсь.

Уф‑ф. Приземлились.

Самолет подрулил к зданию аэропорта, мы вышли по длинному коридору, следуя по стрелочкам на полу, добрались до зала выдачи багажа. У ленты стояло немного людей. Я думаю, что постоянные пассажиры таких рейсов багажа не имеют, а возят с собой один портфель. Я стащила с ленты свой рюкзачище весом в полтонны. Он у меня шикарный: весь расписан слоганами и названиями музыкальных групп (сама расписывала белым штрихом). И еще у меня был огромный чемодан с жесткими стенками. У мамы взяла. Не сомневаюсь, что моя мама унаследовала его от бабушки. Забавно, но я даже не задумалась, что делать дальше. Я просто автоматически пошла к выходу. Несколько человек в мятых костюмах стояли у выхода и держали таблички с именами. Самый маленький и сутулый дяденька держал листок с моей фамилией – «Эдисон».

Неужели это за мной? Да, так и оказалось. Хоббитообразный человечек был моим водителем. Я передала ему свой объемистый чемодан. Человечек легко его подхватил (профи) и пошел вперед. Я за ним. Таким порядком мы прибыли к черному блестящему «линкольну». Шофер бросил мой чемодан в багажник и распахнул для меня дверь. За все это время он не произнес ни звука.

Мне это очень понравилось. Кому нужна пустая болтовня? Я лучше молча подумаю, впитаю свои первые впечатления от Нью‑Йорка. Я запустила рюкзаком в салон и собралась залезть туда сама, как вдруг увидела, что там уже кто‑то сидит. Девушка. К счастью, я в нее не попала, хотя рюкзак прошел совсем близко. Я испуганно ахнула, но девушка не вскрикнула, не отшатнулась, даже не моргнула. Она просто наклонила голову и внимательно оглядела меня.

Что ж, мне предстоит ехать в одной машине с принцессой. Судя по ее внешнему виду, она – из тех, кого возят на модных автомобилях. Хотя я представляю ее в позолоченных каретах или на парадных гондолах, увитых цветами. На плече у таких должна лежать муаровая лента, и они должны царственно махать рукой, приветствуя подданных.

На главной героине современной волшебной сказки было платье на бретельках, с кружевами по линии декольте и подолу. Сандалии словно сшиты из лепестков ромашки. Золотистые локоны лежат на белых плечах. Васильково‑голубые глаза, коралловые губки и точеная фигурка, да, я понимаю, что произнесла сейчас набор клише из любой книги, но девица была именно такая. Сидела, чинно скрестив ножки, сложив ручки на коленках, и вся лучилась собственным светом в кожаном полумраке лимузина. А я – в своей ношеной‑переношеной одежде. Да‑а‑а‑а, беда…

– Добрый день, – произнесла принцесса.

Ее голос прозвучал как звон серебряной ложечки о хрустальный бокал. Потом девушка улыбнулась, и ее зубы блеснули. Нет, правда.

Я не могла произнести ни слова в ответ, потому что просто не ожидала встретиться с ней. Не то, чтобы я хотела ехать в одиночестве. Кстати, если бы я осталась дома, то ездила бы в «фольксвагене» Джордана, стиснутая со всех сторон примерно семью телами.

– Рада познакомиться с тобой, Бэбилон, – пролепетала принцесса. – Какое у тебя красивое имя.

– Спасибо.

Ах ты, боже мой, подумала я. Интересно, откуда она знает, кто я такая. А, наверное, хоббитообразный сказал ей, кого они ждут. Среди последних писем, полученных от «Оранж», был список имен других девчонок, выигравших конкурс, но которая из них принцесса, я не знала.

– А ты кто? – ляпнула я.

И тут же прикусила язык, да поздно. Не хотелось бы с самого начала говорить по‑хамски. Но именно так и получилось.

– Ой, прости, пожалуйста, – переполошилась принцесса. – Ты, наверное, не ожидала, что поедешь не одна.

Ага. Принцесса еще и ясновидящая.

– Понимаешь, просто мой самолет прилетел за несколько минут до твоего, поэтому за нами прислали одну машину, – продолжала она. – Так экологичнее. Меня это совсем не беспокоит.

– Ой, да меня тоже! – забормотала я. – Я просто подумала, какие колоссальные затраты идут на топливо, когда увидела на парковке это стадо «линкольнов».

Принцесса засмеялась. Словно дрогнули сразу несколько серебряных колокольчиков.

– Стадо «линкольнов», – повторила она. – Как ты верно заметила! Ах, где же мои манеры? Я не представилась. Я Эммали… Эммали Робертс.

И тут она протянула мне руку. Боже, кто в наши дни пожимает при знакомстве руки? Очевидно, один человек на свете и остался, это как раз Эммали Робертс. Я осторожно взяла ее белую ладошку в свою, и мы улыбнулись друг другу.

 

А вот и Эмпайр Стейт Билдинг! Когда мы выехали из аэропорта и помчались по городу, сначала за окном не было ничего такого особенного и удивительного, но вдруг перед глазами выросло это огромное здание на Манхэттене. В сумерках оно все светилось разноцветными огнями. Эммали Робертс, сама изысканность, спокойно сидела на месте, но я при виде Эмпайр Стейт Билдинг не могла сдержать дикого восторга.

– О‑о‑о‑о! Это Эмпайр Стейт Билдинг! – завопила я.

– Захватывающе, правда? – проговорила Эммали. – У нас в Хьюстоне ничего такого нет.

Ах, вот она откуда, из Хьюстона. Наверное, училась в элитной школе‑интернате. Там ее избавляли от техасского выговора. Почти получилось.

Эммали сказала, что будет работать редактором рубрики «Смотри!», посвященной красоте и стилю. Тут же выяснилось, что свое оборчатое миленькое платье Эммали придумала и сшила сама. Она собственноручно соорудила его из занавесок, которые ее мама чуть не выбросила во время очередной перестановки в доме. После этого рассказа я стала смотреть на Эммали с большим уважением.

– Вообще‑то, лично мне больше нравится Крайслер Билдинг, – закончила она.

– Да?

Я чуть не спросила, какое оно, но тут поняла сама. Тонкое, изящное строение справа, элегантное, женственное здание, в виде белых кубов.

– Что ж, понятно, – кивнула я. – Выглядит как нечто изысканное, то есть, вроде платья, которое можно сшить и носить. Тебе бы такое пошло.

Эммали осветила меня улыбкой.

– Бэбилон, ты, правда, так считаешь? Действительно? – с восторгом, спросила она. – Это, наверное, самый лучший комплимент в моей жизни.

– Эммали, я хочу, чтобы ты знала одну вещь. Дело в том, что… я никогда не вру.

– Это хорошо, – кивнула она и помедлила. – Видишь ли… Я бывала в Нью‑Йорке, и мне здесь очень нравится… Но как бы мне здесь ни нравилось… – Она явно подыскивала слова, рассеянно рассматривая приближающиеся небоскребы Манхэттена. – Люди здесь… некоторые из них… – Она посмотрела мне в глаза. – Некоторые из них – такие гады.

Не думала, что она может так выражаться. От удивления у меня буквально отвисла челюсть. Но потом мне стало смешно, и я расхохоталась. Не над тем, что люди – гады, а оттого, что Эммали выразила очень важное, почти ничего не сказав. В этот момент что‑то промелькнуло между нами, и я пришла к выводу, что несколько минут назад нашла хорошую подругу.

Лимузин нырнул в туннель, выехали мы из него уже на Манхэттене. Вот оно, то самое место, где крутится все на свете! Музыка, искусство, деньги и, конечно, слова во всех книгах и журналах. Я выдохнула, и воздух, который я вдохнула по эту сторону туннеля, был уже другой, не такой, каким я дышала раньше. За несколько минут в туннеле я сбросила бостонскую кожу, чтобы покрыться новой, кожей редактора журнала «Оранж». Уверенной в себе, контролирующей свои эмоции клевой девчонкой.

Я приехала.