И, судя по рассказам, индейцы на них действительно напали.

Мы обследовали лагерь, но ничего, кроме пуговицы и сломанной трутницы, не нашли.

— Все три сундука, в которых хранилось золото, по приказу командира отряда, скорее всего, были зарыты глубоко в землю, — сказал Оррин. — Предполагалось, что отряд вернется и заберет их, а до этого нужно было запрятать золото так, чтобы его никто не нашел. Солдатские ранцы с золотом, которые нашли Бастон и Петигрю, вероятно, были зарыты не глубоко или спрятаны между камнями или на деревьях, чтобы их можно было быстро достать. И знаешь, о чем я подумал? Мне кажется, тот индеец или человек, выросший в горах, о котором писал отец, повел солдат из второго лагеря на запад.

— Ага, — согласился я, — наличие двух лагерей говорит о том, что отряд раскололся на две части и между ними начались стычки, как предполагал отец. Если они пошли на запад, то должны были спуститься с гор южнее Пагоза‑Спрингс и выйти к Санта‑Фе или даже западнее.

Мы сидели глубоко задумавшись. Кто был этот таинственный человек во втором лагере, который так хорошо знал горы?

Может быть, его взяли с собой в качестве проводника? Пришел ли он с отрядом из самого Нового Орлеана, или присоединился к нему по дороге? А может быть, он пристал к отряду уже здесь, в горах?

Я знал одну дорогу из Шалако в Санта‑Фе, по которой, без сомнения, прошел в 1765 году Рисера, а в 1776 — Эскаланте. Но до них — за сотню, а может, и больше лет — по этой дороге ходили многие, так что всякий, кто вырос в этих местах, должен знать Старую испанскую тропу.

Мы стояли на плоской горе, возвышавшейся над рекой Сан‑Хуан. Судя по тому, что деревья вокруг были вырублены, а также по некоторым другим признакам, я догадался, что у французов здесь был постоянный лагерь, в котором стояло много лошадей. Другая же часть французской армии подошла сюда позже и, должно быть, ушла отсюда всего за несколько лет до того, как поисковая партия с нашим отцом появилась в этих краях.

— Ты так думаешь? — спросил Оррин, когда я высказал эту мысль. — Все может быть.

В одном месте мы нашли следы сражения. Повсюду валялись старые патроны для дробового оружия — их оставил отряд, подошедший позже. У тех, что пришли раньше, были еще ружья, заряжавшиеся с дула. Мы обнаружили также остатки поспешно возведенных оборонительных сооружений, сметенных натиском стремительно атакующих — должно быть, индейцев племени юга.

— Отец писал свой дневник для того, чтобы он попал к нам в руки, — сказал я Оррину. — Давай поищем, может быть, он оставил нам какой‑нибудь знак. Такой, какой только Сэкетт сможет различить.

— А что бы это могло быть? — спросил Оррин, но я не знал, что ему ответить. Тем не менее принялся за поиски.

Однако мы ничего не нашли. Нам попалось несколько ям, часть из которых вырыли люди, пришедшие сюда позже поисковой партии, в которой был отец, но эти ямы ничем не отличались от других. Мы не знали, в одном ли месте зарыто все золото, или в нескольких, но спрятано оно было умело и надежно. Командующий французским отрядом был человеком умным и сильным, в этом можно было не сомневаться. Благодаря своему опыту я хорошо представлял себе ситуацию, в которой оказался отряд. Поначалу все шло хорошо, и солдаты подчинялись воле своего начальника. И только когда решено было остановиться и закопать золото, начались раздоры — одним хотелось идти дальше, а другие считали, что лучше остановиться или идти другим путем. А когда начинаются такие разговоры, только железная дисциплина может сохранить коллектив людей в целостности, а если ее нет — жди беды. Железной же дисциплины можно добиться только в том случае, если во главе стоит человек, обладающий сильной волей и всеми уважаемый.

Отряд разделился надвое, и, судя по всему, во втором лагере, где находился человек, хорошо знающий горы, с дисциплиной дело обстояло гораздо лучше. Конечно, этого человека нельзя было назвать траппером — охотником, ставящим капканы, вроде нашего отца, или Кита Карсона, или Бриджера, они появились позже. Просто этот человек долго жил в горах и научился ориентироваться в них.

— Оррин, — сказал я, — давай обследуем вот эту тропу и вернемся, а то наши друзья будут беспокоиться.

— Ладно, — согласился он. — Жаль, что с нами нет Тайрела, — он бы нам очень помог.

— Если бы да кабы, то во рту росли грибы, — сказал я ему. — Нужно исходить из того, что у тебя есть, и не вздыхать о том, чего нет. Нас с тобой окружают горы, но мы бродили с ружьями по горам, когда были еще от горшка два вершка. Поэтому нам не обязательно собирать вещички и удирать. Останемся здесь и, если Бастон и Суон нападут, дадим им достойный отпор. Если тебя сбивают с ног, поднимайся и бросайся в бой снова, до тех пор, пока твой противник не отступит.

— Легко сказать, — заметил Оррин.

— Я знаю одного человека, который терпел одно поражение за другим. Его бизнес потерпел крах в 1831 году, а на следующий год он провалился на выборах в легислатуру штата. В 1833 году он начал новое дело и снова обанкротился, правда, в 1834 году он все‑таки был избран в легислатуру. В 1835 году умерла его возлюбленная, а в 1836 году у него случился нервный срыв. Двумя годами позже он выставил свою кандидатуру на пост спикера, но избран не был. В 1843 году ему отказали в должности чиновника земельной службы, и в том же году он провалился на выборах в Конгресс. Правда, его все‑таки избрали туда тремя годами позже, но через два года избиратели отказались вновь голосовать за него. Он провалился на выборах в Сенат в 1855 году, в 1856 году выставлял свою кандидатуру на пост вице‑президента, но потерпел поражение, а в 1858 году снова провалился на выборах.

— Я на его месте бросил бы все это, — сказал Оррин.

— Нет, ты бы не бросил, я тебя хорошо знаю. И этот человек тоже не бросил. В 1861 году его избрали президентом США.

— Да что ты!

— Да, да, избрали. И этого человека звали Авраам Линкольн.

Глава 17