Видение жены на космической станции

 

«И ни ангелы неба, ни духи пучин

Разлучить никогда б не могли,

Не могли разлучить мою душу с душой

Обольстительной Аннабель‑Ли!…»

(Эдгар Аллан По)

 

 

Я одна в саркофаге немом между звезд –

Соглядатайка ярких миров.

Распустила комета Жар‑Птичий свой хвост

Над ларцом лучезарных даров.

 

Все приборы блестят под моею рукой

Жадной сотней мигающих глаз.

Я одна – меж созвездий – с моею тоской,

Настигающей здесь и сейчас.

 

Там, в бездонных колодцах, Земля просверкнет

Слезной каплей на черной щеке…

Здесь – замедлило Время свой яростный ход

И дрожит в моей нежной руке.

 

Заложу я в машину листки… И опять

Выйдет шипом змеиным ответ:

Нет горючего. Век тебе здесь вековать.

Ты одна. И спасения нет.

 

На экранах обзора – во всю широту –

Как распахнутые крыла –

Кажет Космос нагую свою красоту,

Что алмазом под сердце вошла!

 

Вот Гиады жемчужною гроздью висят

Над звездой – Красным Глазом Тельца…

Вот Арктура лучи водопадом летят

Во пучину без дна и конца!

 

Рядом – мрачный Плутон: светит выгнутый бок

Ослепительным синим серпом…

Добирается холод Вселенной до ног,

До лица во рыданье слепом…

 

Я одна! Космос, я пред тобою одна.

Обнаженнее нету меня.

Я дитя твое, матерь твоя и жена,

Ветвь, сполох мирового огня!

 

Сколько лет мне отпущено, черный Простор?…

Колесница летит надо мной…

Выпускай же в меня, через жаркий костер,

Стрелы звездные – все до одной!

 

Я вцепляюсь – в рычаг…

я вперяюсь – вперед,

В солнцеликую бездну огней…

И подъялись власы: что там за хоровод…

Лики, что лун Сатурна бледней?!…

 

То видение… брежу!… то Космос навлек,

Охватил мне короною лоб…

Закачался мой утлый небесный челнок,

Мой при жизни запаянный гроб!

 

И увидела я: все летели ко мне,

Все, любила кого на Земле –

Иван Грозный в опричном сполошном огне,

Тинторетто во фресковой мгле!

 

И седой лев Бетховен, глухой – синева

Его глаз все нутро потрясла! –

И раскосый монах – его звоны‑слова

Канченджанга в снега вобрала… –

 

Тот поморский рыбак, что меня взял в полон,

Как севрюгу в путине схватил, –

С бородой благовонною царь Соломон,

Что кольцо «ВСЕ ПРОХОДИТ» носил,

 

И слепой от рожденья звонарь Калистрат –

С ним мы на колокольню взошли,

И он плакал, шепча: «Твои очи горят,

Как Стожары над краем земли!…» –

 

Первобытный охотник – он тушу вола

Мне, кровавую, бросил, смеясь, –

И юродивый Ванька – за ним я ушла

По суглинку осеннему, в грязь…

 

И старик‑летописец, что праздник любви,

Как по Четьям‑Минеям, справлял,

И, целуя рабочие руки мои,

Их на досках – лучами писал…

 

Сколько было их?… – Не перечислю вовек:

Лики светят, и звезды горят,

Каждый раб – человек,

Каждый царь – человек,

И возлюбленный мною – стократ!

 

О, идите ко мне!… Не покиньте меня!…

Я любила вас – кожей, нутром,

Плотью сердца, полетом такого огня –

Пред кончиной не вспомнят добром!

 

Я вас всех заберу в ледяную ладью.

Вы со мной поплывете туда,

Где сбираются души в большую семью,

Где горит Голубая Звезда…

 

Только чей это лик возникает из тьмы –

Лик безносый, немой, костяной…

Уходи. Я дала тебе Космос взаймы.

Дай побыть мне живою женой.

 

Я люблю моих милых. Гляди – все пришли,

Притулились, приникли ко мне!…

Напоследок уста горемычной Земли

Я целую в кромешном огне!

 

О, любимый мой!… Свет и года, и века

Совершает стремительный путь.

О, возлюблен будь!… Радость моя велика:

И по смерти меня не забудь…

 

Ты пришел ко мне – в лицах во многих един –

В заточенье межзвездной тюрьмы –

Ты холоп мой и царь,

Ты отец мой и сын,

Ибо живы друг другом лишь мы!

 

И, безумная баба, в эфире ночном,

Простирая ко звездам ладонь,

Поняла: бытие снилось девичьим сном,

А теперь– настоящий огонь!

 

Настоящая Жизнь.

Неподдельная Смерть.

И Любовь, что уже ни о чем

Не рыдает. И звезд золотых круговерть.

И чужая Звезда за плечом.

 

О, чужая Звезда,

Голубая Звезда!…

Не видна ты с родимой Земли…

Ты дрожишь… Ты по‑женски светла и горда…

Как зовут тебя?… Аннабель‑Ли?…

 

И ни ангелы неба, ни духи пучин

Никогда уже не разлучат

Души любящих женщин, летящих мужчин –

Пусть в безмерном полете одна ты, один,

Пусть никто не вернется назад.

 

 

Фавор

 

 

Воздымалась гора над Волгой горбом медведя мохнатого.

Гроза клубилась. Молния изо чрева, мглой объятого,

Ударяла во реки блюдо серебряное.

Звезды закручивались в зените браслетами тяжелыми, древними…

Ночь пахла ягодой безумной, первым золотом

В листве дубов, первым – от звезд идущим – холодом,

Молоком из крынки, из погреба вынутой,

Соленой слезою души скитальческой, всеми покинутой…

Я стояла на горе, в рубахе, голорукая, босая,

Под ветром, рыбой пахнущим, худая, простоволосая,

По любови – страждущая, без любови – одинокая,

Обочь любови плещущая Волга глубокая…

И молилась я так, руки лодчонкой смоленой складывая:

«Господи! Твой шаг в грозовых лучах угадываю –

Пошли мне любовь, Господи, не израненную‑избитую,

А счастливую, красивую, давно мною позабытую…

Чтобы я любимого ласкала‑лелеяла‑холила,

Чтобы я ему в мире подлунном пропасть‑загинуть не позволила –

В братоубийствах, в речах из глоток кровавых на площадях завьюженных,

На земле нашей загубленной, выжженной, выпитой, отравленной, остуженной…

Дай, дай мне, Господи!… И меня‑то любовь злая до капли выпила.

Дай – счастливую!… чтоб я из груди ей в дар

теплое сердце вынула!…»

 

И внезапно тучи заходили черными полотнищами.

И проклюнулся огонь из туч серными сполохами.

И в дегте неба надо мною воссияли три фигуры слепящие.

Одежды их радужные развевались, по ветру летящие.

Моисей слева – розовый лебедь!

Илия справа – синие крыла хитона распахнуты…

А посередине Господь – руки Его пылающие на всю полночную твердь

размахнуты,

Огненные власы Его поджигают радостными свечьми Вселенную,

Звездные очи молча кричат: Земля, будь благословенною…

Я упала на землю грязную, приникла к ней худым распятием,

Шептала: «Господи, только не посылай мне Твое проклятие –

Ведь я Тебе служила верою и правдою,

Жертвуя нищим Твоим хлебом, сном и иною отрадою!…»

 

И рек Господь с небес:

«Не плачь, моя доченька.

Грозовая, страшная нынче выдалась ноченька.

Одесную меня стоит Илия в ризе индиговой,

Ошую – Моисей в хитоне заревом, багряном, архистратиговом,

А мои одежды белы как снег, как августовские звезды лучистые:

Целуй их, доченька моя, ангелица, голубица чистая!…

Много грешила – все грехи с тебя снимаются.

Над твоею головушкой – зри!… – Марс с Венерою обнимаются,

И тебе дам любовь твою единственную последнюю,

облегчу тебе твое изнеможение,

Ибо ты увидела нынче в небе черного августа

Христово Преображение!…»

 

И протянула я руки к яркому свету: Отче!… Вот милость Божия!…

А лучи радужные скользили по грязи, целовали наше бездорожие,

Целовали наши овраги, буераки, бурьяны, буреломы, протоки, излучины,

Сиротку‑пристань внизу под горой, ржавые лодочные уключины,

И в свете небесном – Господи!… молясь, шатаясь свечою пьяною,

Я увидела ее… ее, любовь мою окаянную…

Его… худого как жердь‑слега… патлатого мальчишку…

богомаза, деревенского художника…

Что привязала к одиночеству своему заместо подорожника…

Думала – подлечу… а рана разъелась рваная…

Ох, Господи… Благодарю Тебя!…

 

…за любовь окаянную,

За любовь воздыханную, за портрет ее сияющий,

Что намалевал звездами по черной холстине возлюбленный,

по мне рыдающий,

За любовь великую, идущую маленькой нищенкой

меж людьми жестокосердными,

За любовь, сотворяющую нас однажды в ночи – бессмертными,

За гору Фавор над черною Волгой, за молитвы светлое напряжение,

За летящие в небесах самоцветные крылья Господня Преображения!…

 

И у ног Христа в небе я узрела мальчишку тощего, рваного,

Что сидел, скрючившись, близ мольберта старого, деревянного,

Он сидел у холста, он брызгал с небес на землю краскою,

Он писал Христа и улыбался мне ласково.

И вскипела во мне кровь! И вскочила я рысьим прыжком на ноги!

Господи! Это ж моя любовь! Возьми меня тоже на небо!

Чтобы мы там вместе летели, славя любовь нашу последнюю,

окаянную,

Над любовной постелью,

Над младенческой колыбелью,

Обочь – над Волгой – креста деревянного,

Чтоб летели, сплетясь, сцепившись намертво!…

А людям бы на Земле казалося,

Что это Андромеда с Персеем крепко обнялась‑обвязалася,

Что это Дева с Охотником‑Орионом съединились в вечном

качании‑скольжении,

Господи!… Ты ж все можешь…

Дай нам, двум бедным смертным, это… Преображение…

 

………………………………

 

И гром загремел. И все исчезло.

И одна я на горе Фавор, плачущая.

И со мною – только сердце мое, в груди летящее, скачущее.

И надо мною – только чайка в черном небе кричит незримая:

Не плачь, девочка моя одинокая,

доченька любимая.