Просьба, которая дорого стоила

 

Двадцать лир, полученных на «столбе удачи», конечно, нехватило для переезда в Киери. Надо ведь было купить костюм, ботинки, книги. Кроме того ежемесячно платить за квартиру. Аренда в Суссамбрино тоже не была золотым прииском. В октябре Джованнино сказал Маргарите:

– Мама, если вы хотите, я возьму две кошелки и обойду хозяйства в нашем селении. Это было большим терзанием для его самолюбия. В будущем дон Боско должен был стать одним из самых великих «нищих» XIX века. Однако всегда это ему будет стоить очень дорого, и никогда не будет легко протянуть руку за милостыней. В памятный октябрьский день впервые превозмог отвращение к прошению милостыни.

Селение, которое входило в состав Мориальдо, состояло из нескольких дворов и отдельных хуторов. Джованни ходил от дома к дому, стучал в дверь и говорил:

– Я сын Маргариты Боско. Хочу поступить в Киери в школу, так как очень хочу стать священником. Моя мать бедная, поэтому если можете, помогите мне.

Его знали все. Присутствовали ведь при его играх, вспоминали, как пересказывал им слышанные проповеди, любили его. Но немного было зажиточных хозяев в тех местах. Поэтому давали ему преимущественно яйца, кукурузу, по несколько мер зерна.

Одна вдова, Люция Матта решила как раз переехать в Киери, чтобы находиться ближе к своему сыну – студенту. Маргарита договорилась с ней о том, что Джованнино будет проживать в Киери вместе с ними. Ежемесячно за угол должен был платить 21 лиру. По правде говоря, Маргарита не могла раздобыть столько денег, но обязалась поставлять муку и вино, а Джованнино должен был выполнять хозяйские работы: носить воду, рубить дрова, развешивать белье.

 

История движется вперед

 

В то время, как среди холмов Кастельнуово Джованнино Боско проводил свое трудное детство, история продвигалась вперед. Автор книги не ставит своей целью показать исчерпывающую историю Италии того времени, но он видит необходимость отметить важнейшие факты, так как на их фоне разыгрывалась личная история Джованнино Боско. Как и каждому человеку, ему тоже история доставляла много впечатлений, формировала взгляды, создавала условия.

В 1815–1820 годах по всей Италии образовались тайные общества, целью которых была подготовка восстания и революция. Это была форма реакции на жесткую и отсталую реставрацию.

Беспокойства начались в Испании в январе 1820 года. В Кадыксе военный мятеж заставил Фердинанда VII отказаться от абсолютной монархии и признать конституцию. Она гарантировала каждому гражданину основные права, в том числе право голоса. Король присягой обязывался к признанию конституционных постановлений. Шесть месяцев спустя, эта испанская «искра» привела к огненному взрыву в Италии. Небольшой отряд кавалерии взбунтовался в Королевстве Обеих Сицилии. Появились призывы: «Да здравствует свобода и конституция!». Чтобы не потерять королевства, спустя 8 дней Фердинанд признал конституцию из Кадыкса и дал присягу на Библию, что будет ее соблюдать.

10 марта 1821 года (Джованнино Боско тогда уже исполнилось 6 лет) военный мятеж вспыхнул также в Пьемонте. Руководил им граф Санторре да Сантароза. В городе Александрии был снят голубой флаг сабаудской династии, а на башне было водружено трехцветное знамя, напоминающее времена французской революции и провозглашенные ею права. Гарнизоны в Пинероло и Верцелли взбунтовались также. Один из офицеров возглавил полк и двинулся из Фоссано к Турину. Испуганный событиями король Виктор Эммануил выехал из Монкальери в Турин, созвал коронный совет и, чтобы не потерять всего, согласился тоже на конституцию. Он уже хотел огласить ее, когда стало известно, что австрийцы собираются вмешаться и «навести порядок» в Италии.

Под воздействием этих событий Виктор Эммануил отказался от престола в пользу своего брата Карла Феликса. Поскольку Карло в то время находился у своего тестя в Модене, Виктор Эммануил объявил регентом молодого 23‑летнего Карла Альберта.

 

«Передайте князю…»

 

Карло Альберто часто встречался с графом Сантароза, ценил его мнение, но не сумел решительно встать на сторону абсолютизма или же либералов. У него был неустойчивый характер, поэтому его прозвали «нерешительным королем». Любой ценой он желал одного: сохранить свое право на престол и защитить его как от австрийцев, так и от либералов.

Перед огромной толпой, которая под окнами дворца Кариньяно добивалась обещанной конституции (правда, неизвестно, сколько человек осознавало, чем она является на самом деле), Карло Альберто уступил. Вечером 13 марта он подписал, а спустя два дня принял присягу верности ее правам. Он сформировал новое правительство, в котором Сантароза занял пост военного министра.

Когда Карло Феликс получил в Модене письмо от Карла Альберта, в котором тот сообщал ему о всех событиях, он очень рассердился. Посланцу, который принес письмо, он крикнул: «Передайте князю, что если в его жилах течет хоть капля нашей королевской крови, пусть он тотчас же отправляется в Новару и там ожидает моего распоряжения».

Вначале казалось, что Карло Альберто будет сопротивляться, но из Неаполя пришло трагическое известие: австрийские войска разбили подразделения либералов. Парламент был распущен, конституционная система перестала существовать. Тогда молодой князь отправился в Новару. Там он выступил с обращением, в котором отказывался от титула регента и призывал всех к повиновению королю. Потом уехал во Флоренцию, в изгнание.

Возврату Карла Феликса в Пьемонт предшествовали действия австрийских войск, которые разгромили добровольцев Сантароза и «восстановили порядок». Семьдесят вожаков революции было приговорено к смертной казни (однако шестьдесят восемь из них успели скрыться во Франции и Швейцарии), а триста офицеров и чиновников были лишены своих постов.

Волнения 1821 года – по описанию историков того времени – захватили лишь мещан, так называемое среднее сословие. Рабочие и крестьянские слои остались безразличными к этим событиям, более того, были даже настроены к ним неприязненно. Среднее сословие, которое представляли купцы, мелкие торговцы, промышленники, предприниматели, военные и гражданские служащие, участвовали в этой «либеральной революции» с целью захвата власти и получения места бывшей аристократии. Реформы, которых добивались представители этого сословия, не были популярными и демократическими. Право голоса предоставлялось только тем, кто имел соответствующее состояние. Только они могли направлять своего представителя в парламент для защиты своих интересов. Как и предыдущая французская революция, так и революция либералов стремилась перечеркнуть все привилегии за исключением богатства.

 

«Король Божьей милости»

 

Карло Феликс возвратился в Турин только в октябре 1821 года. Эта личность с перспективы нашего времени является очень интересной и своеобразной. Он никогда не стремился стать королем. Любил тихую и скромную жизнь, был очень религиозным. Принял престол лишь по «долгу совести». Но с той минуты, как на него вступил, последовательно служил идеям твердого абсолютизма. Считал себя королем «Божьей милости и никого другого». Стремился править своими подданными так, как суровый отец правит в семье своими легкомысленными сыновьями. По его мнению, каждый смертный приговор должен служить «благотворным предостережением» для горячих голов и поэтому согласился на применение раскаленных щипцов и пытки обреченных. Недаром назвали его Карлом Жестоким.

Десять лет его правления Дассимо Д'Азелиа выразил в словах: «деспотизм, полный справедливых и благородных намерений. Карло Феликс умер в 1931 году, оставив престол Карлу Альберто».

 

«Длинный и печальный, как великий пост»

 

Карло Альберто был на престоле в Турине 33 года. Снискал себе доверие как у сторонников абсолютизма, так и у реакционеров, выступая в Испании против либералов, которые в свою очередь называли его предателем и клятвопреступником.

Это был бледный мужчина, очень высокого роста (2 метра и четыре см), а народ Пьемонта назвал его «длинным и печальным, как великий пост». Чтобы доказать всем, что он уже не тот князь, который подписал конституцию, он приговорил к смертной казни семерых сторонников Маццини[6] в Александрии и десять в Генуи, а семьдесят посадил в тюрьму. Но Пьемонт и вся Италия, помимо попыток задержать бег истории, уже изменились. Мещанство получило большое влияние и хотя еще не понимало значения демократических свобод, добивалось свободы торговли с целью возрастания благосостояния всего полуострова.

В то время в Пьемонте строились каналы, осушали болота, корчевали леса, расширяли площади садов, полей, виноградников. Началось выращивание картофеля, которое положило конец голоду в засушливые месяцы. Была расширена сеть дорог, и было начато также строительство железной дороги. Политическое мышление также изменилось.

В конце 1831 года в Марселе Маццини основал тайную организацию «Молодая Италия». Все шире расходилась идея Италии как национального государства, богатого народными и культурными традициями. В 1832 году в Турине Сильвио Пеллико опубликовал свою книгу «Мои темницы», которая потрясла Италию. Австрия, которая до сих пор считалась хранительницей порядка, начала терять свое значение. Автор из Салюццо, который десять лет провел в царских тюрьмах, показал жестокое лицо австрийского правительства, пытающего и угнетающего своих подданых.

 

 

Зеленые годы в Киери

 

«Лето святого Мартина» выдалось погожим днем 4 ноября 1831 года. Джованни Боско вместе со своим сверстником Джованни Филшшелло направляются пешком в Киери. По пути Джованнино рассказывает своему другу о предстоящей учебе, о прошлых событиях и о предпринимаемых до сих пор попытках. Улучив момент, Филшшелло, простой парень, замечает:

– Ты только начнешь учиться в Коллегии, а уже столько знаешь. Быстро станешь приходским священником.

Джованнино говорит ему серьезно:

– А ты знаешь, что значит быть приходским священником? Он имеет очень важные обязанности. Когда поднимается из‑за стола в обед или вечером, он должен задуматься: я‑то поел, а не голодают ли мои прихожане? Он должен делиться с бедными всем, что имеет. Дорогой Филиппелло, я никогда не соглашусь стать приходским священником. Я хочу посвятить молодежи всю свою жизнь.

В то время, когда двое юношей путешествовали, рассуждая о голоде и о нищих Лиона, находящегося в 250 км по прямой линии, там начиналась забастовка рабочих шелковой фабрики. Люди тысячами высыпали на улицу, протестуя против низкой заработной платы и бесчеловечно длинного рабочего дня, продолжающегося до 18 часов в сутки. Забастовка была подавлена после многих дней уличной борьбы. Против рабочих были высланы специальные отряды войск французского правительства. Погибло более тысячи человек!

В следующем году забастовка вспыхнула в Париже, приведя к смерти восьмисот человек. Весной 1834 года лионские и парижские рабочие выступили вновь. Против них была выставлена артиллерия.

Джованнино Боско ничего об этом не знает. Газеты, подверженные строгой цензуре в Королевстве Пьемонта, не передают таких вестей. Революция, о которой время от времени упоминают шепотом, должна принести Италии конституцию и освобождение из‑под гнета Австрии. В недалеком будущем эта революция будет названа «Рисорджименто». Нет подозрения на другую революцию, более глубокую, более радикальную, видоизменяющую Северную Европу и ожидающую входа в Италию. Это промышленная революция, с которой связана и рабочая проблема. Почти трагические ее последствия можно будет увидеть через десять лет, когда она дойдет до Турина.

 

Среди младших друзей

 

«Моя квартира – пишет дон Боско – находилась в доме Лючии Матта, вдовы, имеющей единственного сына. Она приехала сюда, чтобы вместе с ним жить и заботиться о нем».

Маргарита прибыла в Киери вскоре после Джованнино и направилась вместе с сыном к Лючии. Один знакомый привез два мешка зерна.

– Это мой сын – сказала она Лючии, а это плата. Я сделала все, что меня касалось. Джованнино, думаю, выполнит свои обязанности, и я надеюсь, что вы будете им довольны.

«Первым человеком, с которым я здесь познакомился, был блаженной памяти дон Пласидо Валимберти. Он дал мне добрые советы, проводил к префекту школ и представил профессорам. Поскольку мои знания, полученные до сих пор, были очень поверхностными, мне посоветовали пойти в шестой класс (отвечающий приблизительно первому классу итальянской средней школы).

Учитель, отец Валериано Пугнетти оказался очень сердечным. Он заботился обо мне в школе, приглашал домой. Он сочувствовал мне по поводу моего возраста, а увидев мою добрую волю, не щадил своих сил. Мой возраст (полные шестнадцать лет) и мое телосложение произвели впечатление великана среди моих малых товарищей. Желая выбраться из такой ситуации, я попросился сдать экзамен экстерном. Через два месяца меня перевели в пятый класс. (Счет классов тогда вели в обратном порядке).

Я с охотой перешел в новый класс, так как воспитателем там был мой дорогой дон Валимберти. Еще через два месяца, получив отличные результаты по всем предметам, я в порядке исключения был допущен к экзаменам и переведен в четвертый класс. Профессором там был Винченто Цима, человек, придерживающийся строгой дисциплины. Когда в середине учебного года у него в классе появился ученик такой же комплекции, как и он сам, профессор пошутил:

– Этот ученик будет или последним неучем, или большим гением.

Ошеломленный такой необычной встречей, я ответил:

– Чем‑то средним. Я бедный парень, но по доброй воле хочу выполнить свои обязанности и продвигаться вперед в учебе.

Эти слова понравились учителю, поэтому с неожиданной любезностью он добавил:

– Если по доброй воле, то знай, что ты попал в хорошие руки! Я не разрешу тебе бездельничать. Не теряй надежды. Если встретишься с трудностями, скажи мне сразу, а я тебе помогу.

Я поблагодарил его от всего сердца».

 

Необыкновенная память

 

Местечко Киери расположено в десяти километрах от Турина. Оно расположилось у подножия Туринских холмов. С другой стороны находится столица Пьемонта. Когда Джованнино прибыл в Киери, там насчитывалось девять тысяч жителей. Это был городок монастырей, ткачей и учащихся, которые прибывали сюда со всех сторон Монферрато и окрестностей Асти, чтобы провести здесь годы учебы. Обучение было бесплатным, но не было и никаких стипендий. Чтобы уплатить за квартиру, многим ученикам надо было хорошенько поработать. Поэтому после уроков они подыскивали какое‑нибудь платное занятие: работали у секретарей, убирали в богатых домах, репетировали, присматривали за лошадьми и каретами. Для экономии на топили печи, занимались, окутанные в одеяла, носили на ногах деревянные башмаки.

Разделяя вместе со всеми трудную судьбу, среди этих убогих учеников жил и Джованнино Боско. Время от времени из Суссамбрино приезжала Маргарита и расспрашивала Лючию обо всех новостях. Почтенная вдова делилась с ней добрыми вестями. Джованнино помогал по хозяйству, был набожным и прилежным. Помогал также в учебе ее сыну, хотя был моложе его.

Также и Джованнино искал случая, чтобы заработать денег на оплату. Ему удалось немного заработать в мастерской знакомого плотника. Научился там также владеть рубанком, долотом и напильником.

«Я учился уже почти два месяца в четвертом классе, когда обо мне стали ходить разговоры в связи с незначительным инцидентом. Профессор латыни переводил биографию Агесилауса, написанную Корнелием Непосом. Как раз в тот день я забыл дома учебник, а чтобы скрыть это от учителя, положил перед собой учебник по грамматике. Товарищи это заметили – один из них толкнул приятеля в бок, другой рассмеялся.

– Что здесь происходит? – спросил профессор Цима.

Заметив, что все смотрят в мою сторону, он велел мне повторить перевод, предварительно прочитав отрывок текста. Я встал и, держа в руках учебник по грамматике, повторил наизусть услышанный текст, а также его перевод. Товарищи стали аплодировать.

Господин Цима очень рассердился. Он впервые не мог совладеть с собой и удержать порядок. Он даже хотел меня ударить, но мне удалось увернуться. После этого, положив руку на мою книгу, велел моим соседям объяснить причину этого замешательства.

– У Боско вообще нет текста Корнелия Непоса. В руках у него была грамматика, а он прочитал и перевел задание, как по книге.

Тогда профессор взглянул на книгу, которая находилась у него под рукой, и потребовал, чтобы я продолжал чтение и перевод. Наконец он сказал:

– Я прощаю тебе ради твоей исключительной памяти. Тебе повезло! Старайся употребить ее на пользу».

Свою удивительную память Джованнино продемонстрировал уже дон Калоссо. Но здесь, в Киери, стали происходить поистине странные дела. Однажды ночью ему приснилось задание по латыни, которое он должен был перевести в классе. Проснувшись, он записал текст, который хорошо запомнил, и перевел его при помощи своего друга, священника. В школе учитель действительно продиктовал этот отрывок текста, и Джованнино смог очень быстро сдать перевод. Что‑то подобное случилось с ним еще раз, но теперь уже гладко не обошлось. Джованнино слишком быстро вернул перевод. Профессор прочитал, посмотрел на черновик и остолбенел: на смятом листке бумаги находился также текст, который он хотел предложить ученикам, но в последнюю минуту раздумал, так как текст показался ему слишком длинным.

– Откуда ты взял этот отрывок? – спросил профессор.

– Он мне приснился…

Сон. Событие, обыкновенно не имеющее значения в жизни людей. Но в жизни Джованни Боско «сон» сыграл большую роль. Со временем это слово набирало все большего значения. Это был один из тех вопросов, которые изумляли и не перестают вызывать изумления и по сегодняшний день. Те, кто услышал в Вальдокко, как дон Боско говорил: «я сегодня имел сон» – сразу слушали его внимательно. Во сне этот странный священник видел грехи своих ребят, предвидел смерть королей и блестящую карьеру карапуза, играющего в кегли.

 

Братство радости

 

«В первых четырех классах – пишет дон Боско – я должен был за свой счет научиться, как вести себя с товарищами».

Помимо того, что школа требовала строго христианской жизни (каждый должен был представить карточку, подтверждающую месячную исповедь), хватало и плохих ребят. «Один из них был настолько наглым, что уговаривал меня украсть какую‑нибудь ценную вещь у моей хозяйки».

Вначале Джованнино решительно отстранился от этих превратных товарищей, чтобы не попасть как мышь в лапы кота. Но в скором времени его успехи в школе дали возможность наладить с ними другие отношения, основанные на его престиже. Почему же не использовать эту ситуацию и не сделать для них что‑нибудь хорошее?

«Товарищи, уговаривавшие меня на плохие поступки, были отстающими в учебе – вспоминает Джованнино. Поэтому они стали приходить ко мне с просьбой помочь выполнить домашние задания».

Джованнино помогал им охотно. Он даже преувеличивал свою помощь, подсовывая под партой готовые шпаргалки (однажды на экзамене он был пойман во время такой «акции» и только благодаря дружественному отношению одного из профессоров, разрешившему ему повторить экзамен, он вышел «сухим из воды».)

«Благодаря этому я снискал расположение и дружбу. Ребята стали искать меня на перемене по поводу заданий, потом начали прислушиваться к моим рассказам, наконец, стали приходить безо всякого повода».

Им было хорошо вместе. Образовалось что‑то вроде союза, а Джованнино придумал название: «Братство радости». Обдумал также для него очень простой устав:

 

1. Строго избегать действий и разговоров, которые бы заставили христианина покраснеть.

2. Выполнять школьные и религиозные обязанности.

3. Быть всегда радостным.

 

Радость всегда будет представлять главный принцип дон Боско. Доминик Савио, его любимый ученик, сказал: «Святость у нас обосновывается на радости. Мы стараемся избегать греха, который выкрадывает у нас из сердца радость». Радость для дона Боско является проявлением глубокого спокойствия, которое рождается из сознания того, что мы находимся, в руках Бога, а это значит, в хороших руках. Это скромное слово, которым выражается большая ценность: христианская надежда.

«В 1832 году я стал среди моих товарищей вроде капитана небольшого отряда». Мы вместе игрались, прыгали, бегали. Это были очень упорные и очень веселые состязания. Когда все уставали, Джованнино устанавливал на лужайке табуретку и демонстрировал свои фокусы.

«Я доставал сотню цветных шариков, из пустой банки добывал десяток яиц. Ставил шарики на носах зрителей, угадывал сколько денег находится в чужом кармане. Обыкновенным прикосновением пальцев я превращал в порошок монеты из любого металла».

Так же, как и раньше в Бекки, каждая игра заканчивалась молитвой. «В каждый праздник мы ходили в церковь святого Антония, где иезуиты прекрасно преподавали катехизис, представляя много примеров, которые я помню еще до сих пор».

 

Четыре залога канатоходца

 

Однажды в воскресный день в церкви святого Антония собралось немного слушателей. Дело было в том, что приехал канатоходец, который показывал акробатические номера и призывал более ловких ребят к состязанию с ним в беге и в прыжках. Люди приходили толпами.

Джованни был недоволен, что друзья оставили его одного, но в конце концов также пошел посмотреть на канатоходца, настоящего атлета, который бегал и прыгал с невиданной энергией. Он был намерен задержаться в местечке подольше.

Джованнино собрал самых лучших своих друзей:

– Если этот человек будет продолжать устраивать свои представления в воскресенья днем, то Братству грозит распад. Кто‑то должен держать с ним пари и победить его. Тогда он будет вынужден вступить с нами в переговоры.

– Это так, но кто его победит?

– Может кто‑нибудь найдется. В конце концов не является он альфой и омегой. А что касается бега, я чувствую себя не хуже его.

Джованнино было семнадцать лет, и он чувствовал себя прекрасно. Но в своих «Воспоминаниях» добавляет: «Я не предвидел последствий моих слов. Какой‑то неосторожный товарищ передал весь разговор канатоходцу, и я оказался впутанным в пари – студент будет соревноваться с профессиональным атлетом!»

Местом, выбранным для проверки, была аллея при Туринских воротах. Дело было в том, что предстояло бежать по всему городу. Награда составляла 20 лир, что было равносильно месячной оплате за квартиру. Джованнино не имел столько денег, но друзья из Братства собрали нужную сумму. «За всем этим наблюдала толпа людей» – вспоминает дон Боско.

Двинулись по сигналу. Канатоходец быстро опередил Джованнино примерно на десять метров. Он был отличным спринтером, в то время как Джованнино чувствовал себя увереннее на средних дистанциях. «Я быстро его догнал и оставил далеко сзади, так что в половине пути он остановился и признал мою победу».

На этом все должно было закончиться, но канатоходец потребовал реванша. «Посмотрим, кто победит в прыжках – сказал он. – Держу пари на 40 лир. Мы согласились».

Он выбрал место: надо было перепрыгнуть через небольшой поток, берега которого были обложены кирпичом. Канатоходец оттолкнулся и приземлился на краю противоположного бережка. «Лучше прыгнуть было невозможно – вспоминает дон Боско. – Я мог только проиграть, но не победить. И тут в голову пришла одна мысль. Я выполнил такой же прыжок и, сделав упор на руках, прыгнул еще дальше». Это напоминало прыжок с шестом. И на этот раз Джованнино победил!

Канатоходец был сердит по поводу проигранных денег, а также язвительных реплик зевак. «Я хочу еще раз с тобой сразиться. Выбери какое‑нибудь упражнение на ловкость». Я согласился и предложил ему «волшебную палочку», пари возросло до 80 лир. Я взял палочку, на верхний конец ее надел шляпу, другим концом поставил себе на ладонь. Подбросив палочку, я поставил ее на кончик малого пальца, потом среднего, указательного и большого. Перевел ее на тыльную поверхность ладони, на предплечье, плечо, на бороду, губы, кончик носа, на лоб. Возвращаясь обратно таким же путем, палочка оказалась у меня на ладони.

– На этот раз я тебе не уступлю – сказал с уверенностью канатоходец. Взяв ту же палочку, он с поразительной ловкостью довел ее до губ. Однако помешал его длинный нос – палочка зацепилась за него, и надо было схватить ее рукой.

В этот момент Джованнино охватило сочувствие к этому человеку, который в конце концов был хорошим специалистом в своем деле. «Этот бедняга понимал, что капитал его на исходе, и бешено закричал: Я имею еще сто франков и ставлю пари при восхождении на дерево. Кто поставит ноги как можно ближе к верхушке – тут он указал на растущий поблизости вяз – тот победит. Мы согласились и даже в некотором смысле были довольны его победой, так как совсем не хотели его разорять.

Он должен был взбираться первым. Взобрался и остановился так высоко, что если бы поднялся еще хотя на несколько сантиметров, ветвь могла бы сломаться, и он бы упал на землю. Все утверждали, что дальше взобраться невозможно. Подошел мой черед. Я добрался почти до того же места, что и он. А потом, обхватив руками ствол, я поднял свое тело вертикально вверх, и мои стопы оказались на метр выше той отметки, до которой дошел канатоходец. Внизу грянули аплодисменты. Мои друзья обнимались и прыгали от радости. А тот бедняга совсем отчаялся, даже заплакал. Мы вернули ему деньги, однако с одним условием, что он нас угостит обедом в гостиной «У ограды»».

Дон Боско записал даже в «Воспоминаниях», сколько стоил этот обед (25 лир) и сколько осталось канатоходцу (215 лир). Записал также слова атлета, который согласился не мешать больше ребятам:

«Благодаря тому, что вы мне возвратили деньги, я спасен от разорения. Спасибо вам. Буду вас сердечно вспоминать, но уже никогда не буду держать пари со студентами».

 

Впервые в Турине

 

«Братство радости» вышло из этого поединка окрепшим и славным. Во время каникул его члены путешествовали по холмам Суперги. Они собирали грибы, пели песни, иногда делали короткие вылазки в Турин, чтобы увидеть «мраморного коня» на лестнице королевского дворца. Это составляло почти 30 км пешком – дорога туда и обратно. Возвращались с волчьим аппетитом и рассказывали своим ленивым товарищам о чудесах столицы.

Как раз во время одной из таких экскурсий Джованнино Боско впервые увидел Турин. Город рос. Численность населения возросла непомерно – почти на треть за последние десять лет. Возросла также головокружительно цена жилых помещений и арендная плата. Болезненно чувствовалась нехватка больниц, приютов для престарелых, детских домов и школ.

Весной того года, когда Джованнино Боско и его друзья путешествовали по туринским холмам, на периферии города поселился каноник Коттоленго со своимии 35 больными, которых не хотела принять ни одна больница. Это было 27 апреля 1832 года. В околице Вальдокко дон Коттоленго снял в аренду помещение, бывший трактир, и поселился там вместе с ослом, телегой и двумя сестрами. Над дверью укрепил вывеску: «Малый дом Божьего Провидения». Этот дом вскоре должен был стать чудом Турина. Он откроет двери для 10 тысяч неизлечимых больных, всеми заброшенных.

В июне Джованнино Боско впервые услышал имя Винценто Джиоберти. Это был молодой туринский священник, профессор философии в университете. Он был арестован за принадлежность к тайному антимонархическому кружку. Его осудили к изгнанию и под стражей доставили к границе Франции. Спустя десять лет священник выпустил в Брюсселе известную книгу «Первенство Италии». А через восемнадцать лет он стал премьер‑министром Карла Альберто.

В королевском дворце, на лестнице которого члены Братства радости ласкают мраморного коня, король готовит (медленно, среди опасений и сомнений) необходимые реформы. Первую из них подписывает в 1832 году. Были отменены пытки – этот бесчеловечный пережиток варварского века.

 

 

Время дружбы

 

Осенью 1832 года Джованнино Боско стал посещать третий класс, так называемую грамматику. Следующие два года учился регулярно в классе гуманистики (1833‑34) и риторики (1834‑35).

Он по‑прежнему был отличником, увлекался книгами, отличался исключительной памятью. «В то время – вспоминает он с оттенком грусти – я не чувствовал разницы между чтением и учением. Я легко мог повторить материал прочитанной книги. Приученный матерью к короткому сну, я мог две трети ночи посвятить литературе, читая при огоньке моей маленькой лампадки. Один книготорговец – еврей по имени Элиас, стал одалживать мне книги итальянских классиков. Я платил по одному сольдо за томик. Ежедневно я прочитывал почти по одному тому».

Джованни исполнилось восемнадцать лет. Это возраст глубокой дружбы. Продолжая оставаться «вожаком маленького отряда», он собирал вокруг себя самых близких друзей.

 

Две пощечины

 

С первым из этих друзей он познакомился во время школьной драки. В то время не все профессора бывали пунктуальными, и первые минуты лекций часто протекали среди шума и суматохи. Во всю шла игра «в лошадку». Те, кто меньше всего увлекался учебой – отмечает с иронией дон Боско – в этой игре были лучшими мастерами. Один из учеников, новичок, на вид которому было лет пятнадцать, среди общего шума занял спокойно свое место за партой и раскрыл книгу. Тут же подбежал к нему один сорванец и схватил за руку:

– Пошли, ты тоже поиграешь.

– Я не умею.

– Научишься. Не заставляй себя упрашивать!

– Ты можешь меня даже ударить, но я не пойду.

Хулиган дал ему две пощечины, эхом раздавшиеся по всему классу. Увидев эту сцену, я почувствовал, как кровь начинает кипеть во мне. Я ожидал соответствующей отплаты, тем более, что новичок был сильнее. Тем временем он не прореагировал. Щека его горела, даже приобрела фиолетовый оттенок. А он только сказал:

– Ну что, доволен? А теперь оставь меня в покое. Я тебе прощаю.

В Джованнино как будто ударил гром. Это был геройский поступок. Поэтому он решил узнать, как зовут паренька. Его имя было Алоиз Комолло. С этого времени он стал моим лучшим другом, и могу утверждать, что от него я начал учиться жить по‑христиански».

Джованни открыл под его кажущейся слабостью большое богатство души. Не отдавая себе отчета, он стал защитником Комолло, охраняя его от выходок грубых и вспыльчивых мальчишек.

 

Правильное применение силы

 

Один из учителей как всегда опаздывал, и в классе царила невообразимая суматоха. «Некоторые хотели избить Комолло и еще одного хорошего паренька, Антони Кандело – пишет дон Боско. Я требовал оставить их в покое, но хулиганы не послушались и начали ругаться. Тогда я сказал:

– Кто из вас посмеет произнести еще хоть одно оскорбительное слово, будет иметь дело со мной.

Самые большие и наглые выстроились стенкой передо мной, а в это время кто‑то ударил Комолло по лицу. Мне потемнело в глазах, но под рукой не оказалось ни палки, ни стула, поэтому я схватил одного из этих парней за шиворот, потряс им, как дубиной. И стал им же бить других. Четыре нападающих упали на землю, другие с криком стали удирать.

Как раз в это время вошел в класс профессор и, увидев летающие в воздухе ноги и руки среди невообразимых воплей, стал наносить слепые удары направо и налево. Когда буря немного притихла, велел объяснить, что было причиной драки. Не веря рассказу, потребовал, чтобы я повторил сцену. Тогда он громко рассмеялся, засмеялись все, и учитель по просту забыл нас наказать.

– Мой дорогой, – обратился ко мне Комолло, когда немного пришел в себя. – Твоя сила приводит меня в ужас. Она дана тебе Богом не для того, чтобы ты расправлялся со своими товарищами. Бог желает, чтобы мы прощали и добром отплачивали тем, кто нас обижает».

Джованнино слушал внимательно. Вскоре они вдвоем отправились к исповеди. Однако не так быстро Джованнино научился выполнять евангельское учение: «если тебя кто‑нибудь ударит по правой щеке, подставь ему левую». Он силой воли навязывал себе это приказание, но никогда не выполнял его инстиктивно. Много раз он должен был повторить себе слова, услышанные когда‑то во сне: «Не дракой, а любовью будешь завоевывать себе своих друзей».

 

Вечера в бильярд мои салоне

 

В конце 1932/33 года сын Лючии Матти заканчивал обучение. Джованнино предстояло искать новую квартиру.

Знакомый их семьи, Джованни Пионта, в то время открыл кафе в Киери и предложил ему место помощника бармена. Утром перед занятиями следовало убрать помещение, вечером – обслуживание бара, потом бильярдного салона. Взамен за это хозяин обеспечивал его дважды в день тарелкой теплого супа и уголком для сна.

Джованнино был согласен, так как ничего лучшего не нашел. Потянулись дни трудной работы, он сидел до глубокой ночи в бильярдной, записывал результаты игры на доске.

В 1988 году (спустя более 50 лет) Пианта еще вспоминал: «Нельзя было найти паренька лучше Джованни Боско. Ежедневно утром он прислуживал при святой Мессе в церкви Святого Антония. Дома у меня была больная старушка – мать. Он оказывал ей удивительное милосердие».

Намного менее достойным внимания было обращение этого жадного хозяина со своим молодым, 18‑летним рабочим. Он велел готовить пареньку кофе, шоколад, печенье, мороженое, а давал ему только суп. Это мама Маргарита приносила ему из Бекки хлеб и все остальное. Уголок, который он выделил Джованнино, был «узкой нишей над небольшой печью, в которой пекли печенье, а войти в нее возможно было только по лестнице». Когда Джованнино на своем неудобном матрасе вытягивался во весь рост, его ноги торчали из ниши.