Второй этап развития допроса

На данном периоде допрос характеризуется уже определенной регламентацией порядка его проведения. Доказательствами по делу в соответствии с законом выступали показания свидетелей, призна­ние обвиняемого и присяга, а средством получения показаний — пытка. Показания свидетелей записывались в протокол. Число сви­детелей по делу не могло быть меньше двух. Свидетелями могли быть только свободные люди, к свидетельству не допускались не­совершеннолетние и близкие родственники обвиняемого. Пока­зания рабов принимались во внимание, если они были даны под пыткой. Аристотель, Лисий, Демосфен и другие античные авторы утверждали, что пытка, применяемая к рабам, являлась верным и надежным средством установления истины, получения убедитель­ных доказательств. Показания, данные под пыткой, протоколиро­вались и приобщались к делу. За увечье, причиненное рабу в про­цессе пытки, вознаграждение выплачивалось его хозяину за счет того, кто проиграл процесс.

При Юлии Цезаре пытка стала применяться и к свободным гражданам, совершившим государственные преступления. Посте­пенно состязательный процесс был вытеснен инквизиционной формой суда, при которой пытка стала основным средством полу­чения показаний от обвиняемых и свидетелей.

В каноническом инквизиционном процессе подсудимый из сто­роны превращается в объект исследования, от которого при из­вестном воздействии можно было получить все требуемые сведе­ния. Усилия допрашивающих направлялись на получение во что бы то ни стало от обвиняемого признания (regina probationis), ко­торое считалось вернейшим доказательством и исключало необ­ходимость дальнейшего представления доказательств. Появляется особое искусство допроса, основанное на житейской психологии: определенным выражениям лица, жестам и другим внешним про­явлениям чувств, описание которых обстоятельно вносилось в про­токол допроса, придавалось доказательственное значение. Выраба­тывается целая система допроса, заключающаяся в формировании допрашивающим неясных, двусмысленных вопросов. Подсудимо­му также предлагалось ответить на вопросы, значение которых от него скрывалось, или такие, на которые подсудимый должен отве­тить простым отрицанием или утверждением, и из содержания ко­торых выводился нужный ответ. Конечно, подсудимому редко уда­валось избегнуть в ответах на многочисленные вопросы какого-либо противоречия, которое тут же ставилось ему в вину и вместе с описанием его внутреннего состояния служило поводом к пытке.

В XI—XII вв. уголовный процесс становится обвинительным. Исключительно важное значение в нем отводится сторонам, вы­ступающим перед судом устно в строгих формах, установленных феодальным обычаем. Стороны ведут процесс, представляют до­казательства, решение суда выносится на основании сказанных сторонами слов во время разбирательства дела. Признание обви­няемого в совершенном деянии считается лучшим доказательством. Свидетели, которых требовалось не менее двух, подразделялись на тех, кто видел (очевидцы), слышал от других или высказывает лишь свое мнение. Свидетельским показаниям придавалось важное значение. Пытка применялась в отношении лиц заподозренных либо в отношении тех, о ком была плохая молва. Она была основным средством получения от обвиняемого показаний. Так, во француз­ском Ордонансе 1498 г. пытка признается столь же естественным способом получения доказательства, как и допрос свидетелей, оч­ные ставки. Статья 113 Ордонанса описывает ее процедуру: пытка производилась в присутствии секретаря, который должен был за­писать в протокол имена присутствующих сержантов и других лиц, форму и порядок применения пытки, количество воды, данной обвиняемому, возобновление пытки, если таковое имело место, вопросы, задаваемые обвиняемому, и его ответы с обязательным указанием на их постоянство или на вносимые изменения. Пов­торное применение пытки без открытия новых улик не допуска­лось. На следующий день после пытки обвиняемый снова допра­шивался для проверки показаний, данных под пыткой.

В Большом уголовном ордонансе Людовика XIV (1670 г.) дает­ся подробный порядок допроса обвиняемого: задержанные долж­ны быть допрошены в течение 24 часов, допрос производится лич­но судьей. Обвиняемые допрашивались порознь и перед допросом приносили присягу. На заданный судьей вопрос обвиняемый дол­жен был отвечать немедленно. Допрос мог быть возобновлен вся­кий раз, когда это требовалось в интересах дела. Протокол допро­са прочитывался обвиняемым и им удостоверялся. Этот Ордонанс подробно регламентировал и порядок проведения очной ставки, которая признавалось особым видом допроса обвиняемого. Если против него было собрано недостаточно улик или он не признавал себя виновным, несмотря на неоспоримые доказательства, его под­вергали пытке. В процессе допроса обвиняемому могли быть предъ­явлены предметы, являющиеся в деле доказательствами. К свиде­тельству не допускались дети до 14 лет, безумные, глухонемые и «бесчестные» люди. Не могли быть полноценными свидетелями женщины, слуги, ближайшие родственники и соучастники. Сви­детельство со слов других лиц не допускалось. Изменение показа­ний в суде рассматривалось как лжесвидетельство и влекло нака­зание.

Уголовно-судебное Уложение Карла V Священной Римской империи середины XVI в. («Каролина») уже содержит отдельные рекомендации по тактике допроса обвиняемого. Судье рекомен­довалось прибегать к неясным или даже «ловушечным» вопросам. Обвиняемому нельзя было сообщать об обстоятельствах, ставших известными следствию. В статье VI прямо указывается, что «рас­следование может быть испорчено, если арестованному при задержании или допросе будут указаны заранее обстоятельства преступ­ления, а затем станут о них допрашивать. Мы желаем, чтобы судьи остерегались, чтобы так не случилось и до допроса или во время допроса не давали обвиняемому заранее указаний...». Для изобли­чения обвиняемого могли проводиться очные ставки со свидете­лями, предъявляться предметы, выполняющие роль вещественных доказательств, к обвиняемому могли применяться и религиозные увещевания, разрешалась угроза применения пытки. К числу со­вершенных доказательств виновности относились признание об­виняемого, показания двух достойных веры свидетелей, совпада­ющие во всех подробностях. «Для того, чтобы улики были признаны достаточными для применения допроса под пыткой, они должны быть доказаны двумя добрыми свидетелями... Но если главное со­бытие преступления доказано одним добрым свидетелем, то сие в качестве полудоказательства образует улику...» (ст. XXIII).

А. Допрос в России

В Киевской Руси конфликты разрешались судебным поедин­ком («поле») и с помощью ордалий, т.е. испытаний допрашивае­мых с помощью железа или воды. Свидетельские показания, назы­ваемые в Древней Руси сказкой, были основным источником доказательств. Русская Правда делит свидетелей на послухов и видоков. По мнению С. В. Юшкова, «видок» — очевидец совер­шившегося факта, «послух» — человек, свидетельствующий по слуху.

Видоками могли быть только «свободные мужи» (ст. 59), и лишь в случае крайней нужды закон дозволял сослаться на боярского тиуна, а в небольшом процессе — также на закупа. «Тяже все су­дят послухи свободными» (ст. 84), — говорит Русская Правда. По инициативе холопа мог быть начат процесс. Вынести же приго­вор, основываясь только на показаниях холопа, было нельзя.

Царский судебник 1550 г. положил конец послушеству, потре­бовав от свидетелей, «не видев не послушествовать, а видевши ска­зать правду». Стало придаваться большое значение «повальному обыску», представлявшему собой допрос большой группы соседей, знавших обвиняемого и могущих охарактеризовать его личность. В отношении обвиняемых применялся расспрос, а для получения признания в преступлении — пытка, очная ставка. Эти средства получения признания от обвиняемого известны и Соборному уло­жению 1649 г.

Наиболее полные правила розыскного процесса содержатся в петровском Кратком изображении процессов, изданном в качестве приложения к Воинскому уставу в 1716 г. Здесь все доказатель­ства делятся на совершенные и несовершенные. Совершенным доказательством считается собственное признание обвиняемого: «Когда кто признает, чем он винен есть, тогда дальнего доказу не требует, понеже собственное признание есть лучшее свидетельст­во всего света». Показания обвиняемого должны быть полными и даны добровольно. Краткое изображение процессов содержит спе­циальную главу, посвященную «расспросу с пристрастием» и пыт­ке: «Сей расспрос такой есть, когда судья того, на которого есть подозрение, и оный добровольно повиниться не хочет, пред пыт­кой спрашивает, испытуя от него правды и признания в деле». Пытка применялась в зависимости от тяжести совершенного пре­ступления — «в вящих и тяжких делах пытка жесточае, нежели в малых бывает» и от личности обвиняемого — «усмотря твердых, бесстыдных и худых людей жесточае, тех же, кои деликатного тела и честные суть люди, легчае». От применения пытки освобожда­лись: «...шляхта, служители высоких чинов, старые семидесяти лет, недоросли и беременные жены. Все сии никогда к пытке подвер­жены не бывают, разве в государственных делах и в убийствах, однако же с подлинными о том доводами». Пытка могла быть при­менена и к свидетелю, если «в сказке своей оробеет или смутится или в лице изменится». К числу несовершенных доказательств за­конодатель относит свидетельские показания, данные «негодны­ми» и «презираемыми» людьми, делит их на лучшие и худшие: «...свидетель мужеска полу паче женска и знатный паче худого, уче­ный неученого и духовный светского человека почтен бывает». Краткое изображение процессов определяет минимальное число свидетелей, необходимых для установления доказанности факта, вводит правило о раздельном допросе свидетелей, о возможности отвода свидетелей на очной ставке до дачи ими показаний и о за­прещении давать показания по слухам.

Тактика допроса обвиняемых и свидетелей уже в более или менее систематизированном виде изложена современником Пет­ра I И. Т. Посошковым, который понимал значение фактора вне­запности при допросе, необходимость тщательной к нему подго­товки и проведения допроса наедине, в «особых чуланцах, чтоб во время допроса никто посторонний тут не был, а судье бы никто не мешал»¹. В книге Посошкова нет еще цельного учения о допросе, но отдельные рекомендации о необходимости тщательной подго­товки к допросу, правильного выбора места допроса, о проведении подробного и раздельного допроса лиц, проходящих по одно­му делу, имеют тактический характер и не лишены оснований.

¹ Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1951. С. 64.

Пытка как средство получения показаний от обвиняемых в са­мых различных ее способах и самых жестоких формах применя­лась в середине XVIII в. в царствование Екатерины II. В 1762 г. тайная розыскных дел канцелярия представила Екатерине II справ­ку «Обряд како обвиняемый пытается», в которой описывается тех­ника пытки и процессуальный порядок ее проведения: «Для пыт­ки приличившихся в злодействах сделано особливое место, называемое застенок, огорожен палисадником и покрыт для того, что при пытках бывают судьи и секретарь, и для записи пыточных речей подьячий; и, в силу указа 1742-го года, велено, записав пы­точные речи, крепить судьям, не выходя из застенка. В застенке-жь для пытки зделана дыба. По приходе судей в застенок и по рас­суждении в чем подлежащего к пытке спрашивать должно, приводится тот, которого пытать надлежит, и от караульного от­дается палачу... Растянув пытаемого на дыбе бьет кнутом, где и спрашивается о злодействах и все записывается, что таковой ска­зывать станет.

Есть-ли-же исподлежащих к пытке такой случится, который изо­бличается во многом злодействе, а он запирается, и по делу обстоя­тельства доказывают его к подозрению, то для изыскания истины потребляются нарочно: 1-е. Тиски зделанные из железа, в которых кладут злодея персты и свинчивают от палача до тех пор, пока или повинится или же не можно будет больше жать перстов и винт не будет действовать. 2-е. Наложа на голову веревку и просунув кляп и вертят так, что оный изумленным бывает; потом подстригают на голове волосы до тела, и на то место льют холодную воду только что почти по капле, от чего также в изумление приходит.

Хотя по законам положено только три раза пытать, но когда случится пытанной на второй или на третьей пытке речи переме­нит, то еще трижды пытается. И если переговаривать будет в трех пытках, то пытки употребляются до тех пор, когда с трех пыток одинаковое скажет, ибо сколько б раз пытан не был, а если в чем-нибудь разнить в показаниях будет, то в утверждение должен еще три пытки вытерпеть; а потом и огонь таким образом: палач вися­чего на дыбе ростянет и зажегши веник с огнем водит по спине».

Пытка как средство получения показаний от допрашиваемых была отменена лишь при Александре I в 1801 г. Она существовала местами почти до введения судебных уставов. В течение долгих столетий верили показаниям, даваемым под пыткой, не желая по­нимать того, что только невыносимая боль вынуждала человека к показаниям, угодным суду. «Думали, что собственное признание преступника необходимо было для его полного обличия, — мысль не только необоснованная, — писал А. С. Пушкин, — но даже и совершенно противная здравому юридическому смыслу: ибо, если отрицание подсудимого не приемлется в доказательство его неви­новности, то признание его и того менее должно быть доказатель­ством его виновности».

В дореформенном русском уголовном процессе признание под­судимого по-прежнему считалось «лучшим» доказательством и при наличии его суд не должен был сообразовываться с другими дока­зательствами (ст. 316, 317, ч. 2, т. XV Свода законов, глава о силе доказательств и улик). В случае явного запирательства предписы­валось призывать для увещевания священников. Свидетельские по­казания могли быть совершенным, полным и несовершенным дока­зательством. Свидетельство двух посторонних свидетелей, не отведенных подсудимым и совершенно согласных в своих показани­ях, составляло совершенное доказательство, если против оного не будет представлено подсудимым достаточных опровержений (ст. 329).

Свидетельское показание рассматривалось как полное доказа­тельство, когда оно было дано под присягою и перед надлежащим судебным учреждением или полицией, на точном основании зако­на; когда оно было отчетливо и точно, основано на личном воспри­ятии и не противоречиво; когда по личным свойствам и обстоятель­ствам свидетеля не было причины опасаться лжи (ст. 303).

Показания же одного свидетеля считались недостаточным доказательством, за исключением случаев:

а) когда будут при этом и другие неоспоримые доказательства;

б) когда учинена общая ссылка на одного;

в) когда показание учинено отцом или матерью против детей.

Если общая ссылка состоит из трех лиц, и по учинении допро­са двое из них обличают одного в лживом показании, то подлежит решить дело по показанию двух, а свидетельство одного оставить (ст. 331). Если показания противоречат между собой, то прини­мать к доказательству свидетельство тех из них, кои по числу и вероятности показываемых ими обстоятельств, имеют решитель­ный перевес (ст. 332).

Свидетельские показания, данные «негодными» или «подозри­тельными» свидетелями, считались несовершенным доказательст­вом. Негодными свидетелями признавались:

1) лица, ко времени совершения судимого преступления или же ко времени свидетельствования находившиеся в состоянии, в котором они не могли пользоваться рассудком или необходимым для наблюдения органом;

2) те, кои за дачу показания, благоприятного или неблагоприятного для подсудимого, что-либо получили или приняли какое-либо обещание, если при этом не поставлено вне сомнения, что данное или обещанное не есть простое вознаграждение свидетеля за понесенные издержки. В последнем случае показание свидетеля должно быть рассматриваемо как подозрительное (ст. 304).

Подозрительными свидетелями считались лица, не достигшие 16 лет, с дефектами органов чувств, некоторые категории заклю­ченных, родственники подсудимых, осужденные за лжесвидетель­ство (ст. 305).

Судебная реформа 1864 г., выразившаяся в принятии четырех уставов, в том числе и.Устава уголовного судопроизводства, отме­нила теорию формальных доказательств. Впервые в России был систематизирован порядок проведения следственных действий, в том числе и допроса.