Денежный и физический капиталы.

Рассмотрев в предыдущих параграфах данной главы отдельно человеческий и социальный капиталы, мы подошли вплотную к традиционным для экономической науки формам анализируемого нами явления: денежной и физической. Учитывая этот момент, а также огромное количество материала, посвященного их изучению, позволим себе рассмотреть обе формы в рамках одного параграфа, ограничившись изложением своего подхода и сократив обзор существующих подходов.

Особое место среди всех форм капитала денежного капитала общепризнано. Так, по справедливому замечанию М.И. Туган-Барановского: «В процессе своего круговорота общественный капитал появляется последовательно в трех различных формах – в форме товарного, денежного и производственного капитала. В процессе производства капитал изменяет свою материальную форму, но не меняет своего владельца: тот же самый капиталист, который приобрел в свое распоряжение рабочую силу и средства производства, руководит и процессом превращения средств производства в новые продукты, долженствующие затем перейти в обмен. Но в процессе превращения товарного капитала в денежный и денежного в производственный происходит перемещение капитала из рук одного владельца в руки другого»[340]. Действительно, традиционные формы капитала материальны, в отличие от идеальных форм, рассмотренных нами ранее.

Более того, в приведенной цитате охарактеризована основная черта денежного капитала – это единственная форма капитала, функция которой заключается не в потенциале трансформации окружающего мира, а в потенциале обмена материального на идеальное и наоборот. «Единственное назначение денег – содействовать обращению предметов потребления»[341]. Действительно, если рассмотренные до этого формы капитала способны только к одностороннему движению (человеческий капитал может перейти в социальный, обратное же движение не возможно), то денежный капитал способен превращаться как в свою материальную составляющую, так и в идеальную.

Тем самым, данная форма капитала соединяет материальное и идеальное (об этом мы уже писали в первой главе данной работы), поскольку обладает одновременно и символической (идеальной) формой, и материальным носителем, способным к обмену на другие материальные предметы. Как писал К. Маркс: «Так как товар – или, точнее, продукт или орудие производства – отличен от себя как стоимости, то он как стоимость отличен от себя как продукта. Свойство товара быть стоимостью не только может, но и должно вместе с тем приобрести существование, отличное от его натурального существования. Почему? Так как товары, как стоимости, отличны друг от друга лишь количественно, то каждый товар должен быть качественно отличным от своей собственной стоимости. Поэтому его стоимость должна также обладать качественно отличным от него существованием, и в действительном обмене эта отделимость стоимости от натурального существования товара должна стать действительным отделением, так как натуральное различие товаров должно прийти в противоречие с их экономической эквивалентностью; то и другое может существовать наряду друг с другом только благодаря тому, что товар приобретает двойное существование, наряду со своим натуральным существованием приобретает чисто экономическое существование, в котором он – всего лишь знак, символ производственного отношения, всего лишь знак собственной стоимости»[342]. Причем этот знак должен быть объективен для всех участников обмена, иначе он будет подвержен злоупотреблениям (желаниям сделать для себя обмен не эквивалентным, т.е. более выгодным, чем для другого участника). Примеры таковых мы можем увидеть в уже упоминавшемся нами обмене зеркал на золото, в действиях российского государства, приведших к так называемому «Медному бунту» и т.д.

Для борьбы с такими злоупотреблениями деньги как символ должны быть отнесены участниками экономической деятельности к макросубъекту, не имеющему собственной явной выгоды в каждом конкретном акте обмена. Как пишет А. Смит: «Для предотвращения таких злоупотреблений, для облегчения обмена и содействия, таким образом, развитию всех видов промышленности и торговли во всех более или менее развитых странах было сочтено необходимым отмечать публичным клеймом определенные количества тех металлов, которые в этих странах обычно употреблялись при покупке товаров. Так возникли чеканная монета и те государственные учреждения, которые получили название монетных дворов. Учреждения эти имеют совершенно такой же характер, как и учреждения, созданные для надзора за правильностью мер и для клеймения сукон и полотен. Все эти учреждения имеют одну и ту же задачу – удостоверять наложением публичных клейм количество и установленное качество различных товаров, поступающих на рынок. Первые публичные клейма такого рода, которые накладывались на находившиеся в обращении металлы, во многих случаях, по-видимому, имели в виду удостоверить то, что было труднее и важнее всего удостоверить, а именно доброкачественность или чистоту металла; они походили на пробу, которою в настоящее время клеймятся слитки серебра или серебряная посуда, или на испанскую пробу, которая иногда накладывается на слитки золота и которая, будучи наложена только на одну сторону слитка, не покрывая всю его поверхность, удостоверяет только чистоту металла, а не его вес»[343].

Таким образом, возникновение знаков (а клеймо – это явно символ или знак) служило для материализации ответственности и доверия, т.е. объективации социального и человеческих капиталов. Клеймо с одной стороны показывало, что учреждение, поставившее его, несет ответственность за качество данного элемента, с другой, автоматически – по тому, насколько часто качество товара соответствовало заявленному – росту доверия (и, следовательно, социального признания) данной валюты или товара. Это косвенно подтверждает и А. Смит, когда отмечает: «…французский ливр во времена Карла Великого содержал тройский фунт серебра установленной пробы. Ярмарка в Труа в Шампани в это время посещалась всеми народами Европы, и потому меры и весы столь известной ярмарки были всюду известны и всеми признавались»[344]. Более того, в процессе экономического развития можно проследить определенную закономерность: по мере развития экономических отношений, денежный капитал все больше теряет свою материальную составляющую (впрочем, до конца он ее потерять не может, иначе исчезнет сама возможность обмена идеального на материальное), увеличивая при этом идеальную составляющую.

Статистически проверить данное утверждение позволяют, к примеру, данные диссертационного исследования отечественного экономиста Е.Б. Стародубцевой, в котором доказано: «С развитием рынка ценных бумаг, появлением новых видов ценных бумаг, таких как деривативы, широким развитием вторичного рынка ценных бумаг, где в большей степени происходит перераспределение денежных средств, а не вложение в реальное производство, денежный капитал все в большей степени обособляется от реального капитала. В настоящеевремя его необходимо рассматривать как совокупность нескольких элементов – эквивалента реального капитала, эквивалента фиктивного, или, как сейчас его называют, виртуального капитала, и как прирост денежного капитала. В первом случае накопление денежного капитала рассматривается как превращение денежных средств в производительный капитал, которое происходит в результате размещения денежных средств во вкладах, которые впоследствии банки направляют на кредитование и инвестирование предприятий, а также на приобретение акций и облигаций нефинансового сектора, осуществляемого на первичном рынке ценных бумаг. Во втором случае накопление денежного капитала выступает как эквивалент вложений в ценные бумаги на вторичном рынке и в третьем случае – увеличение денежного капитала»[345]. Тем самым, получается, что предварительно (более подробно на этом вопросе мы остановимся в работе «Концепция ноосферной экономики») мы можем заключить о возрастании роли идеального компонента в экономических процессах на современном этапе, о постепенном переносе центра тяжести экономических процессов от материального производства в «знаниевое» и социальное пространства.

Этот аспект экономической динамики во многом генетически заложен в самом денежном капитале. К. Маркс, в частности, описывает возникновение денег (процесс отделения меновой стоимости от продукта) следующим образом: «Продукт становится товаром, т.е. всего лишь моментом обмена (грубо говоря: включается во взаимодействие субъектов, т.е. попадает в «предполе» как минимум двух из них – прим. А.Н.). Товар превращается в меновую стоимость. Чтобы приравнять товар к нему самому как меновой стоимости, его заменяют знаком, который представляет его в качестве меновой стоимости как таковой. В качестве подобной символизированной меновой стоимости товар затем может быть опять обменен в определенных пропорциях на любой другой товар. В результате того, что продукт становится товаром, а товар – меновой стоимостью, он сперва мысленно приобретает некоторое двойное существование. Это идеальное раздвоение приводит (и должно привести) к тому, что в действительном обмене товар выступает двояко: как натуральный продукт, на одной стороне, и как меновая стоимость – на другой. Другими словами, его меновая стоимость получает материально отдельное от него существование… Меновая стоимость, отделенная от самих товаров и существующая наряду с ними как самостоятельный товар, есть деньги»[346].

Особенно важен тот факт, что чем больше отделяется идеальная составляющая от товара, тем больше она представляет собой доверие к правилам игры. Вообще, как известно, в современных социально-экономических исследованиях доверие подразделяется на индивидуализированное, генерализованное (общее) и институциональное (доверие к институтам)[347]. В этом значении, по сути, различаются доверие к своей группе (группе членства) – индивидуализированное, а также к отдельным индивидуумам, с которыми у человека есть индивидуальные отношения. Генерализованное доверие – это доверие к макросоциальной группе, обычно совпадающей с границами государства, т.е. доверие к нации. И институциональное доверие – доверие к правилам, нормам, т.е. доверие к картине мира. Так вот, если социальный капитал – это индивидуализированное доверие (в том смысле, что он представляет собой доверие к данному субъекту со стороны других субъектов), то денежный капитал в своей идеальной форме выступает как генерализованное и институциональное доверие вместе взятые.

По-видимому, чистое доверие деньги стали означать в момент принятия ими бумажной формы. Об этом говорит как их название – кредитные деньги, т.е. деньги которым верят в долг (как известно стоимость таких денег во многом определялась тем, насколько легко государственные банки могли превратить их в золото и серебро), так и то, что с этого момента обменный курс валют стал во многом определяться авторитетом государства их выпустившего на международной арене (прежде всего политическим и военным, а затем уже экономическим). Это указывает на то, что денежный капитал объективирует и знания, содержащиеся в человеческом капитале, и социальный капитал субъекта, выраженный в доверии к нему со стороны других экономических субъектов.

Однако, как мы уже отмечали, справедливо и обратное: деньги могут быть обменены на доверие и знания. Вызвано это тем, что денежный капитал – это ответственность макросубъекта и доверие к нему, поэтому в случае если мы не уверены в добросовестности равного нам по масштабу контрагента, то мы можем возложить ответственность за сделку на макросубъекта, доверие к которому выражено в обменном курсе его валюты. Получается интересная картина: если человеческий капитал – это ответственность экономического субъекта (обозначим его А)[348], социальный капитал – это доверие к нему со стороны другого субъекта (обозначим это субъекта – Б), то денежный капитал – это ответственность третьего, макросубъекта (обозначим его В), в состав которого входят первые два и доверие с их стороны к нему. Для наглядности изобразим это схематически (см. Рис. 32).

Sb A

Sb Б

Б), В), Г)

Б), В), Г)

Макросубъект Sb В

Д)

Рис. 32. Денежный капитал как ответственность и доверие.

На Рис. 32 Б) – интеллектуальный, В) – человеческий, Г) – социальный, Д) – денежный капиталы. Стрелками обозначено доверие каждого из субъектов, воплощенное в качестве социального капитала другого субъекта. Естественно, что макросубъект[349] возникает только начиная с включения в него минимум трех индивидуальных субъектов, а значит, учитывая ранее отмеченный механизм его появления (см. Рис. 29 и предыдущий параграф), можно говорить о том, что совокупный денежный капитал представляет собой аккумулированный социальный капитал индивидуальных субъектов. Однако, при этом нельзя забывать и о том, что этот самый капитал не равен сумме индивидуальных социальных капиталов за счет наличия синергетического эффекта. При этом для экономической реальности наиболее характерен обмен именно между двумя экономическими субъектами в каждый конкретный момент времени – сделка, что мы и попытались изобразить на рис. 32.

Итак, из данного рисунка и вышеизложенного следуют следующие моменты:

1) денежный капитал для каждого из участников конкретной сделки выступает полностью объективным, т.е. независящим от воли как субъекта А, так и субъекта Б, о чем каждый из них знает;

2) денежный капитал содержит в себе идеальный компонент, заключенный в доверии к макросубъекту или экономической системе, в рамках которой происходит сделка;

3) денежный капитал представляет собой материальную форму данного доверия, заключенную в символе, нанесенном на определенном физическом объекте.

Все это вместе, и определяет то, что денежный капитал – это единственная форма капитала, позволяющая как перемещать его от одного субъекта к другому, так и конвертировать материальное в идеальное и наоборот. Действительно, интеллектуальный капитал полностью не отчуждаем от субъекта. Человеческий капитал может быть объективирован и даже может использоваться другими субъектами, но право владения им передано быть не может. Социальный капитал объективирован, в том смысле, что он не зависит от воли и желания самого субъекта, но содержится только в идеальной форме, в связи с чем, также не может быть передан в неизменном виде другим экономическим субъектам. И только денежный капитал способен к обмену на любую другую форму капитала, выступая в то же время абсолютно бесполезным относительно самой трансформации окружающей среды, т.е. являясь тем, что К. Менгер называет «не-благо».

Поэтому дополняя схему, предложенную нами в предыдущих параграфах (см. Рис. 26, Рис. 30) мы получаем следующее (см. Рис. 33).

Б)

В)

Г)

Интеллектуальный капитал

Человеческий капитал

Социальный капитал

Денежный капитал

Д)

Рис. 33. Взаимосвязь денежного капитала с идеальными формами капитала

Как видно из рис. 33, денежный капитал может быть конвертирован в любую из идеальных форм капитала. Кроме того, возможна и ситуация, когда обмен интеллектуального капитала на человеческий, а человеческого на социальный происходит без привлечения данной формы – тогда когда они сменяют друг друга у одного и того же экономического субъекта (независимо от того индивидуальный он, или же интегральный). Роль денежной формы заключена в том, чтобы позволить перейти одной идеальной форме в другую при смене экономического субъекта. Представляется, что особое значение наши рассуждения приобретают при рассмотрении такой сферы экономической деятельности как рынок образовательных услуг. В рамках традиционной образовательной системы (имеется в виду образование построение на не рыночных основаниях, а значит без участия денежного капитала) происходит накопление знаний, умений и навыков, т.е. человеческого капитала у учащегося, что мы можем видеть на примере семейного обучения (родители учат детей), древних диад «учитель-ученик» (сохраняющих, впрочем, свое значение по сей день) и т.п., в рамках одного социального или экономического субъекта – семьи/домохозяйства, государства, школы (в восточном или научном значении этого слова) и т.д. Поэтому абсолютно понятен и объясним тот факт, что после завершения обучения экономическая активность прошедших обучение направлена исключительно на увеличение совокупного капитала интегрального субъекта в котором они учились. Как итог: количество экономических субъектов при такой системе подготовки относительно постоянно, или точнее – образование не ведет к росту количества экономических субъектов.

Однако, в случае если мы готовим нового экономического субъекта мы вынуждены использовать денежный капитал, поскольку при подобной ситуации необходимо нарушение последовательности отмеченной на рис. 33: человеческий капитал учителя должен быть конвертирован в интеллектуальный капитал учащегося, что как явствует из всего вышесказанного, возможно только через промежуточную конвертацию его в денежную форму. Так же обстоит ситуация и с конвертацией социального капитала в человеческий.

Тем самым получается, что денежная форма капитала располагается на грани между идеальным и материальным, содержа в себе обе эти составляющие. Поэтому мы можем продолжить график форм капитала следующим образом (см. Рис. 34).

 

Степень идеальности

Объективация

Б)

В)

Г)

Д)

О4

О3

О2

О1

 

Рис. 34. Соотношение идеального и объективного в интеллектуальном, человеческом, социальном и денежном капиталах

На представленном на рис. 34 графике: Б) – интеллектуальный капитал; В) – человеческий; Г) – социальный; Д) – денежный капитал. Особо отметим, что повышение объективации данных видов капитала идет по двум направлениям: с одной стороны, это рост независимости формы от ее собственника. В этом смысле деньги – уже полностью не зависят от субъекта, поскольку представляют собой макросоциальное, общественное образование. Вот как об этом писал К. Маркс: «Взаимная и всесторонняя зависимость безразличных по отношению друг другу индивидов образует их общественную связь. Эта общественная связь выражена в меновой стоимости, ибо только в меновой стоимости для каждого индивида его собственная деятельность или его продукт становится деятельностью или продуктом для него самого; он должен производить всеобщий продукт – меновую стоимость или меновую стоимость в ее обособленно изолированном и индивидуализированном виде, т.е. деньги. С другой стороны, та власть, которую каждый индивид осуществляет над деятельностью других или над общественными богатствами, заключается в нем как владельце меновых стоимостей, денег»[350]. Тем самым, деньги тем полнее выполняют свою функцию в общественном воспроизводстве, чем большим доверием общества они обладают, стремясь к полному признанию человечеством как к своей экзистенциальной цели. Можно даже сказать, что деньги имеют надсубъектный, но внутрисистемный характер. Это означает, что они возникают при появлении системы взаимодействий, и исчезают после того, как данная система обретает свойства монолитного макросубъекта, т.е. объединяющего в себе равные доли психической, социальной и экономической субъектности. Именно, поэтому они выступают исключительно инструментом обмена, но никак не распределения. Как явствует из рис. 29 и 32, стадия перехода системы в состоянии нового интегрального субъекта возникает в случае, когда доверие к данной системе существенно превышает сумму доверия к себе включенных в нее элементов. Например, выступление того или иного государства в качестве интегрального субъекта, способного обойтись на своей территории без денежного капитала, возможно только тогда, когда сумма доверий жителей этой страны к самим себе будет меньше, чем совокупное доверие этих жителей к государству. Попробуем представить это в виде системы формул, к которой отразим: индивидуальное доверие к себе (ИДс) жителя страны; доверие каждого жителя к государству (ИДг); синергетический эффект (э).

В таком случае, отмеченная выше закономерность принимает вид:

1) монолитный макросубъект:

∑ИДс<э(∑ИДг);

2) макросубъект/система взаимодействий:

∑ИДс>э(∑ИДг)>ИДс;

3) хаотичная система взаимодействий:

∑ИДс>э(∑ИДг)<ИДс.

Примеры первого в государственном масштабе на сегодняшний день найти крайне трудно, однако данная формула (1) абсолютно соответствует тем домохозяйствам/семьям в которых ведется общий бюджет, тогда как для семей, в которых у каждого члена семьи свой бюджет справедлива формула (2). Третий случай может быть проиллюстрирован доминированием бартерных расчетов, например, в начале 1990-х гг. в России, когда доверие к государству было существенно меньше индивидуального доверия к себе для многих участников внутреннего рынка.

Отсюда вывод, что бартер, как и привлечение других индивидуальных субъектов в качестве посредников при сделках возможно только при крайне низких уровнях генерализованного и институционального доверий.

Итак, роль денежного капитала как потенциала совокупного экономического развития (совместного развития экономических субъектов), по нашему мнению, очевидна. Однако: «Для того чтобы привести в движение промышленную деятельность, необходимы три вещи: материалы для переработки, инструменты и орудия производства, при помощи которых работают, и заработная плата или вознаграждение, ради которой выполняется работа. Деньги не представляют собою ни материала для работы, ни орудий, при помощи которых работают; и хотя заработная плата рабочего выплачивается ему обычно деньгами, его реальный доход, как и доход остальных людей, состоит не в деньгах, а в стоимости этих денег, не в металлических монетах, а в том, что можно получить за них»[351]. Действительно, все те формы капитала, которые были нами рассмотрены не имеют смысла без его последней формы, обеспечивающей непосредственную трансформацию окружающей среды – физического капитала[352].

Традиционно к данной форме капитала относятся средства производства, включающие в себя средства труда и предметы труда. Не вдаваясь в подробности (им посвящено множество произведений и нам нечего добавить к изложенному в них), отметим, что физический капитал выполняет функцию материального преобразования, усиливая трансформационные возможности человека (обозначаемые обычно фактором производства «труд»). В контексте вышеизложенного особый интерес вызывает трактовка рабочей силы и средств производства, предложенная саратовским ученым И.В. Поляковым. Данный автор предлагает понимать под:

· рабочей силой – совокупность способностей, знаний, физических и умственных умений, непосредственно воспитанных самим человеком на базе освоения накопленного человечеством опыта, и пускаемых всякий раз в ход, когда он производит какие-либо материальные или духовные блага;

· средствами производства – орудия и предметы труда, воплощающие в материальной форме знания о природе и законах ее развития и непосредственно участвующие в трудовом процессе.

Выделяемые в составе средств производства орудия и предметы труда составляют, по И.В. Полякову, «непосредственное вещество природы, ее элементы подвергающиеся переработке» и «то, что человек помещает между собой и природой в процессе трудовой деятельности, ее творческого освоения»[353] соответственно.

Если отталкиваться от вышеозначенной позиции по поводу сущности факторов производственной деятельности, то и первый и второй – это знания, только в случае с рабочей силой – это знания в своей изначальной, идеальной форме, тогда как в случае со средствами производства – их материальное воплощение.

Это полностью вписывается в предложенную нами схему движения форм капитала от абсолютно идеальной к абсолютно материальной: от интеллектуального капитала к физическому (см. Рис. 35).

 

Степень идеальности

Объективация

Б)

В)

Г)

Д)

Е)

О1

О2

О3

О4

О5

Рис. 35. Соотношение идеального и объективного в различных формах капитала

На рис. 35 графике: Б) – интеллектуальный капитал; В) – человеческий; Г) – социальный; Д) – денежный; Е) – физический капиталы. Не трудно заметить, что на представленном графике даже самая объективная форма – физический капитал – содержит в себе идеальные компоненты. Тем самым мы выходим на одно из основных положений данной работы – капитал – это всегда в определенной мере идеальная конструкция, поскольку в качестве блага (т.е. предмета непосредственно удовлетворяющего потребности человека) он не существует.

Продолжая эту мысль, мы можем соединить концепцию К. Менгера (см. Рис. 18) и предложенное на данном графике (Рис. 35) соотношение идеального и объективного в капитале, приняв физический капитал как наиболее объективную форму, за крайнюю форму «не-блага». В таком случае, в сторону объективации на рис. 35 будут располагаться блага (предметы способные непосредственно удовлетворять потребности)[354].

Учитывая тот факт, что процесс потребления можно считать тождественным процессу извлечения полезности, можно говорить о том, что экономическая деятельность проходит путь от постепенной объективации (через объективацию знаний в различных формах капитала) до создания абсолютно объективного блага, а затем в обратном направлении – к потреблению, т.е. полной идеальности полезности, находящей своей воплощение в чувстве удовлетворения (абсолютно субъективном).

Однако учитывая, что само преобразование возможно лишь с момента образования полисубъектной среды возникает и возможность разделения форм капитала и благ между различными экономическими субъектами. Более того, по мере развития общества и экономических отношений, как мы уже писали выше, количество экономических субъектов постоянно увеличивается, неизбежно превращая данную возможность в реальность. Так, можно заметить, что когда Смит описывает процесс вычитания из продукта труда доли собственника земли и капитала[355], он на самом деле говорит о создании единого интегрального субъекта, соединяющего в себе элементы нескольких экономических субъектов (землевладельца, капиталиста, рабочего), получая тем самым возможность производства нового продукта, который был бы невозможен усилиями каждого из них по отдельности. В этом случае происходит движение субъектности от отдельных субъектов к интегральному, в обмен же они получают некие материальные (или социальные, денежные) блага, становясь тем самым более объектами, чем были до того. Правда, явно, что может быть и случай, когда один субъект присваивает себе субъектность других в обмен на материальные блага (например, капиталист), сохраняя тем самым свой статус экономического субъекта в большей мере, нежели другие участники интегрального субъекта.

На чем основывается такой вариант? По-видимому, в основе должна располагаться большая доля материальных или социальных благ, которые один из субъектов способен обменять на идеальные компоненты, а значит – изначально его субъектность должна быть наименьшей из всех. Поясним данный тезис на примере.

Банкир (или крупный капиталист) владеющий значительными денежными средствами и изобретатель обладают разным потенциалом субъектности. Первый материализовал свои идеи, превратив их в денежную форму, и потому испытывает явный дефицит вложения денежных средств – т.е. дефицит идей (идеального). Второй – наоборот обладает огромной трансформационной способностью (субъектностью) выраженной в идеальной форме. Тем самым получается, что капиталист «объектен», т.е. у него есть то, что можно трансформировать, но нет потенциала для трансформации, а изобретатель «субъектен» – у него есть потенциал, но нет объекта для трансформации. Обменивая излишек (субъектность на объектность) они образуют интегрального субъекта двумя возможными способами: либо объединяя силу (материальную – капиталиста и идеальную – изобретателя) создают нового субъекта; либо капиталист присваивает себе субъектность изобретателя, отдавая ему взамен материальные блага (и социальные атрибуты – статус и деньги).

Чем определяется выбор первого или второго варианта? По-видимому, тем, каким видом капитала обладает каждый из участников. Если у изобретателя – это, прежде всего, человеческий капитал (может быть с некоторой долей социального), то у капиталиста – может быть как физический, так и социальный капитал. А чаще всего и тот и другой, но в разных пропорциях.

Так вот в случае, когда у второго преобладает физический капитал, происходит объединение субъектов (более того, социальный капитал в этом случае обычно добирается в другом месте – у третьего субъекта, либо соединяется), а когда преобладает социальный – то поглощение.

Итак, в основе неравенства лежит способ перераспределения социального капитала, выступающего связующим звеном появления интегральных субъектов. Действительно, хотя сам по себе социальный капитал ничего не создает, однако он как посредник между физическим и человеческим – занимает центральное место в общественном строении, определяя тем самым социальное расслоение субъектов.

К сожалению, социальный капитал по традиции экономической теории обычно рассматривается лишь с точки зрения индивидуального агента. Точнее, как свойство некоего институционального поля, обладающее определенной полезностью для каждого отдельного его участника (в этом смысле конечно представляющее собой публичное благо). Такое его рассмотрение можно найти в работах А.Т. Конькова, Н.В. Горбуновой, М. Грановеттера, Р. Бёрта, П. ДиМаджио и др.

В этом контексте социальный капитал может иметь только индивидуализированных собственников. По нашему мнению, к данному ракурсу необходимо добавить еще и взгляд с позиций рассмотрения интегрального субъекта. Благодаря этому, станет возможным обратить внимание и на то, что социальный капитал есть проявление групповой субъектности (определенной стадии развития группы по А.В. Петровскому), выражающейся в распределении ответственности внутри поля, сопровождающейся возникновением определенного уровня доверия. Такое дополнение позволит выйти на процессы формирования капитала, а не только на его полезности для участников данного группового субъекта.

Кроме того учитывая, что по справедливому замечанию И.В. Пшеницына: «Формами капитала их делает только процесс движения капитальной стоимости. Таким образом, перед нами важнейший атрибут поля – отсутствие локальности, неоднозначность местоположения. Капитал находится здесь, и в то же время – не только здесь. Он – везде, но в то же время, конкретно, – нигде. Однако о его присутствии можно достоверно судить, например, по увеличению капитальной стоимости»[356]. Предложенное данным ученым, развитие идей К. Маркса через призму физической теории поля[357], по нашему мнению, полностью согласуется с пониманием сущности капитала как экономической субъектности. Тем более, что как пишет И.В. Пшеницын: «…в концепции кругооборота капитала субстанцией капитальной стоимости являются затраты живого труда, – невещественная, жизненная энергия рабочих, которая воплощается в продуктах труда. Поток этой жизненной энергии создает и воспроизводит вещественные формы капитала, входящие в единое целое, обретающее самостоятельность и самодостаточность, что в результате порождает новый феномен – самодвижущуюся стоимость. Именно этот феномен Маркс назвал капиталом. Таким образом, в фигуре кругооборота капитал представляется обладающим главными свойствами поля. Наличие этих свойств не означает, конечно, что капитал является физическим полем, хотя бы потому, что он – продукт отчужденного (абстрактного) труда»[358]. Действительно, говорить о том, что капитал – это физическое поле не совсем правильно, точнее все же говорить о нем как о поле психическом. В этом случае, по-новому (с экономико-психологических позиций) начинает осмысливаться теория поля психолога К. Левина[359], в которой как известно, данный автор выделяет пространство субъекта (его содержательно можно охарактеризовать через человеческий капитал), психологическое пространство, или собственно психологическое поле субъекта (это социальный капитал), и материальное окружение данного поля (физический капитал). Процесс проникновения элементов из поля наружу вполне можно представить в виде денежного обмена.

На схеме это выглядит следующим образом (см. Рис. 36).

Р.

Е

Человеческий капитал

Социальный капитал

Физический капитал

Финансовый капитал

 

Рис. 36. Субъектное «поле» капитала

На рис. 36 Р – пространство субъекта, а Е – психическое поле (обозначения тождественны, используемым К. Левином).

В этом случае, социальный капитал представляет собой совокупность социальных позиций субъекта, физический – физических позиций, а человеческий – совокупность усвоенных социальных ролей (знаний, компетенций и т.п.). Все пространство капитала, схематично представленное на рис. 36 – это пространство трансформационной активности экономического субъекта, за пределами которого степень его воздействия на внешнюю среду равна 0, т.е. пространство экономической субъектности. При подобном рассмотрении капитала, становится понятным, что трудовая деятельность не может выйти за пределы совокупного капитала субъекта, поскольку за ними у него теряется сама ее возможность (по крайней мере по собственной инициативе). В то же время очевидно, что одного капитала, как потенциала трансформации еще не достаточно для осуществления последней, поскольку необходима еще активность – труд, и среда – земля.

Поэтому абсолютно был прав К. Маркс, открывший капитал как самодвижущуюся жизненную энергию вот уже почти сто пятьдесят лет назад[360]. Воистину «все значительное было сказано ранее, но не теми, кто открыл это потом».

 

Заключение

По мере развития ноосферы, научной мысли объективно требуется построение все более обобщающих (на более высоком уровне абстракции) теоретических моделей. Объясняется это несколькими моментами. Во-первых, описательные эмпирические модели хорошо подходят для отражения наличного состояния и для прогноза