Информация, в конечном счете, это продукт изменений объектов, тогда как знания есть атрибут субъекта. Или, говоря иначе, информация объективна, а знания субъективны.

Здесь, правда, надо сказать, что инициация трансформации объекта, приводящей к возникновению информации, возможна только субъектом. Причем, даже в случае, когда непосредственно изменение вызывается агентами, а не самим субъектом, трансформационный импульс, все равно исходит от субъекта. В связи с этим, получается, что информация – это объективный результат деятельности субъекта, который сам субъект не в состоянии полностью усвоить. Кстати, по-видимому, именно в этом факте и заложено основание для возникновения отходов от трансформации, о которых мы писали выше, характеризуя экономический кругооборот.

Подобные выводы позволяют нам заключить, что знания есть результат интерпретации информации, тогда как информация в самом общем виде представляет собой некую субстанцию, выделяемую объектами.

Разграничив две ключевые в современном социально-экономическом развитии категории, мы получаем возможность для преодоления некоторых методологических затруднений современной науки, связанных с построением концепции, способной непротиворечиво описать экономическую систему, возникающую у нас на глазах. На этом мы подробно остановимся в следующих работах, пока же рассмотрим причины появления особой дискретной субстанции, которую мы обозначили как информацию.

Обобщая все написанное нами про субъектов, время и информацию[253], мы можем с большой уверенностью сказать, что каждое изменение ситуации, возможное только под действием субъектов, продуцирует информацию, и, следовательно, чем больше в ситуации субъектов, тем больше производится информации. Поэтому мы полностью согласны с точкой зрения А.А. Силина, говорящей о том, что информация, в определенном смысле, представляет собой меру усложнения систем[254]. Тем самым получается, что становление экономики как полисубъектной системы, отмечаемое нами в качестве одной из базовых закономерностей, приводит к тому, что производство информации в ней постоянно возрастает. Причем учитывая вышеозначенную не тождественность знаний и информации, рост информации значительно опережает рост знаний у субъекта. Более того, так как любая сложная система характеризуется многообразием связей между элементами и подсистемами, именно связи превращают систему из простого набора компонентов в единое целое и вместе с компонентами определяют состояние и структуру системы[255].

Связи элементов системы, как известно, выступают динамическими образованиями, и соответственно, характеризуются субстанцией – информацией, которая, в свою очередь, является обязательным продуктом и необходимой характеристикой связи. Нет связи без информации, и нет информации без связи. Это положение косвенно подтверждает отечественный ученый К.В. Судаков, говоря о том, что «информация, несмотря на сложность ее определения, возникает вследствие отношений предметов, живых организмов друг к другу и к неживым предметам»[256]. Таким образом, как мы уже отмечали, чем больше элементов в системе и чем сложнее и многообразнее связи между ними, тем больше продуцируется системой информации, и тем сложнее эта система становится.

Причем, вся совокупность информации обязательно делится на  истинную (релевантную), ложную и бессмысленную (нерелевантную). Основанием для подобного процесса, также выступает наличие множества субъектов, действия каждого из которых не оптимальны.

Первоначально, по-видимому, информация делится на релевантную и нерелевантную, т.е. на ту, которая является определяющей для функционирования системы в целом, или отдельных подсистем, и на информацию, являющуюся побочной, служащей целям отдельных элементов системы и не оказывающей детерминирующего воздействия на систему или подсистему. После чего возникает и третий род данной субстанции – ложная информация, т.е. информация, наносящая вред системе (подсистеме) через нарушение механизма обратной связи. Подобная информация является несоответствующей эффекту взаимодействия, и, соответственно, приводит к сбоям в функционировании системы.

Благодаря существованию этих трех видов информации система получает способность к развитию и изменению. Дело в том, что система вбирает в себя новые элементы за счет налаживания с ними связей – по мере увеличения количества связей растет информационный обмен между системой и вступающим в нее элементом. Таким образом, элемент становится частью системы. При этом со временем возникает эффект перенасыщения информацией, основанный на том, что субъекты не способны ее усваивать в полном объеме. В результате возникает два обобщенных случая развития событий:

· если нет связей, то элемент является отдельной системой;

· если связей слишком много, то происходит обособление элемента от системы или его разрушение, заканчивающееся полным его поглощением.

Это значит, что субъект либо вынужден отстаивать свою (относительную) самостоятельность от системы, либо растворяться в ней, переставая при этом быть субъектом. Одной из основных способностей субъекта при этом выступает возможность конструировать явление, модель вещи, но не вещь саму по себе[257]. Данная посредническая модель, как мы показали в первой главе настоящей работы и есть явление природы как факт. Более того, данной модели вполне достаточно для постепенного преображения мира. Однако нельзя забывать, что она представляет собой лишь знания, а не сам мир. Это заключение подтверждается и материалами психологов[258], согласно которым современная наука проблему организации психологических структур может разрешить, только рассматривая организацию структуры вкупе с процессом ее формирования в процессе взаимодействия индивида с миром. Причем центральной характеристикой такой развивающейся структуры, по мнению И.О. Александрова выступает фиксация моделей взаимодействия в форме опыта/знания индивида.

В рамках психофизологического исследования данного российского ученого[259] установлено, что структура индивидуального знания образована множеством компонентов, каждый из которых фиксирует конкретную модель взаимодействия индивида с предметной областью, а также модели взаимодействий компонентов между собой. Таким образом, по сути, подтверждается взаимосвязь индивидуального знания как поля субъектности, с социальными полями, в которые включен индивид. Более того, каждый компонент такого знания представляет собой модель взаимодействия. Мы ранее предложили модель субъектного взаимодействия[260] согласно которой можно сказать, что, используя определенным образом соотнесенные компоненты взаимодействия (доверие, ответственность и активность), каждый индивид при вхождении в то или иное социальное поле формирует модель взаимодействия с ним, по-видимому, представленную в мозге группой нейронов, общая специализация которых соответствует конкретной модели взаимодействия индивида с предметной областью. В социально-психологическом плане эта модель может быть описана через набор диспозиций и обобщена термином «социальная позиция». Взаимодействия между диспозициями реализуются как отношения, связывающие их в последовательность в процессе актуализации (диахронические отношения) или в группы одновременно актуализирующихся компонентов (синхронические отношения).

Во всей совокупности социальных позиций можно выделить актуальную социальную позицию – соответствующую тому социальному полю, которое выступает доминирующим по степени взаимодействия с субъектом, и доминирующую социальную позицию – которая встречается в большинстве случаев при столкновении субъекта с новым социальным полем.

Данные положения подтверждаются эмпирическими материалами И.О. Александрова, показавшими, что структура индивидуального знания обладает диахроническими и синхроническими отношениями между компонентами, которые придают ей свойства неоднородной сети, на которой диахронические отношения организуют пропозициональную, синхронические – ассоциативную составляющие. Причем неоднородность структуры обеспечивает избирательность актуализации компонентов структуры индивидуального знания[261]. Эта неоднородность также лежит и в основе образования групп компонентов различного типа и возможности перехода в актуализированное состояние лишь некоторых их них.

Структуры, с точки зрения И.О. Александрова, представляют собой фиксированные этапы развития систем, компоненты структуры фиксируют модели произошедших взаимодействий индивида с окружением. Таким образом, структуры фиксируют не отображение окружения, не действия индивида и не взаимодействия как таковые, а именно модели взаимодействий. Вышеозначенные материалы позволяют нам сделать вывод о том, что любое изменение системы, порождаемое субъектом, включенным в нее, создает информацию о нем. В то же время – индивидуальное знание представляет собой структуру, зафиксировавшую некое положение системы. Это говорит о том, что только субъект обладает монопольной возможностью как фиксации системы, так и ее изменения.

В этой связи можно выделить два способа продуцирования информации: первый связан с осуществлением изменений среды (системы), и информация порождается самими действиями – мы назовем ее первичной информацией; второй – создание информации без изменений – вторичная информация. К последнему способу, в частности, относятся: трансляция информации об изменениях, преломляемая через субъектные поля; оглашение намерений осуществить изменения; наконец трансляция информации вызванной изменения самого субъектного поля, т.е. связанная с переструктуризацией последнего.

Здесь проявляется то самое диалектическое противоречие, которое объясняет как вышеупомянутое появление ложной информации, так и выделение информации и знаний в виде экономических ресурсов. Дело в том, что по мере получения первичной информации субъект формирует собственные знания, на основании которых продуцирует вторичную информацию. Если при этом интерпретация первичной информации хотя бы на долю процента отличается от реальности, а подобное отличие, как мы уже отмечали, является обязательным следствием субъектности, то вторичная информация уже содержит некую долю ложности. Правда, надо сказать, что поле субъектности способно не только к искажению, но и к очищению информации, в случае если реципиент способен правильно найти релевантную информацию в окружающем его информационном поле (правда, подобное явление больше характерно уже для вторичной информации).

Таким образом, учитывая, что неоптимальность – это базовая характеристика человека как экономического субъекта, получается, что любая реакция человека на информацию является неоптимальной с точки зрения системы, элементом которой он является, что приводит к постоянному возрастанию ложной информации, так как реакция сама по себе так же является информацией, и, естественно, к росту энтропии – хаоса, неопределенности.

Основываясь на вышеозначенных теоретических принципах, по нашему мнению, очевидно, что, во-первых, нельзя говорить об абсолютной рациональности, так как она ограничена способностью человека адекватно оценивать поступающую информацию, выделяя основные ее элементы – апперцепцией.

Дело в том, что субъект, как мы уже писали выше, не может воспринимать ситуацию во всем многообразии связей. Вышеозначенная ограниченность объема интериоризации приводит к необходимости выделения субъектом наиболее важных для него связей и информации, получая лишь часть ее, и, естественно, не может реагировать на нее абсолютно адекватно. Таким образом, мир во все времена производил больше информации, чем субъекты были способны обработать. Именно на этом основании возникла специализация и разделение труда, благодаря которой человек получил возможность совершенствовать свое восприятие отдельных характеристик объектов, и на основании обмена ими с другими членами общества получать более глубокие знания о реальном мире.

Во-вторых, если исходить из определения релевантной информации, введенного нами выше, очевидно, что количество неложной и при этом релевантной информации в системах, содержащих человека в качестве одного из основных элементов, стремится к нулю. Поэтому в рамках подобных систем можно говорить лишь о более оптимальной интерпретации поступающей информации одним элементом по сравнению с другим. Подобная характеристика, надо полагать, является свойством любой сложной системы, так как в условиях изменчивой внешней среды система постоянно находится в процессе модификации и, следовательно, совершает ошибки в интерпретации поступающих сигналов, приводящие к производству ложной информации. Это является одновременно и механизмом, необходимым для выживания системы, и механизмом, разрушающим систему.

Следовательно, можно утверждать, что любая открытая система, содержащая субъектов, т.е. система, существование которой зависит от внешней среды и реагирующая на внешние изменения, постоянно находится в состоянии стремления приблизиться к оптимуму своего функционирования (реакции на внешние и внутренние изменения) и конфликта между элементами и подсистемами, вызванного ложной информацией. Подобное понимание полностью согласуется с материалами школы «русского космизма», убедительно показывающей, что превышение известных количественных пределов равновесия или, напротив, его устойчивая фиксация в статическом положении вызывает кризис системы, во время которого ее организованность, в узком и точном значении этого термина, нарушается, энтропия возрастает, что рано или поздно приводит к дезинтеграции целостного объекта. Поэтому, бытийный принцип таких систем – это существование-в-развитии[262].Соответственно, по мере усложнения системы все более значимыми оказываются элементы, подсистемы, которые способны эффективнее других реагировать на происходящие внешние изменения и более адекватно реагировать на поступающую информацию. Именно эта способность является одним из основных свойств субъектности.

Там самым, получается, что интерпретировать информацию может только субъект, причем его интерпретация изначально содержит в себе определенную долю неоптимальности. Однако, данная доля у каждого из субъектов по сравнению с другими, не одинакова. Представим этот эффект схематически (см. Рис. 20).

 

Информация

Релевантная

Ложная

Нерелевантная

Sb1

Sb2

Адекватные знания

Ошибка

Адекватные знания

Ошибка

 

Рис. 20. Различия в оптимальности интерпретации
 информации субъектами.

Как видно из представленной схемы, при том, что общий объем знаний у Sb₁ и Sb₂ равен, уровень адекватности, т.е. близости данных знаний к динамике изменений окружающей среды у них различен. А именно, у Sb₁ он выше, чем у Sb₂. Очевидно, что уровень адекватности знаний окружающей среде приставляет собой качество знаний, позволяя сравнивать экономических субъектов между собой по данному показателю.

Итак, при условии, что общий объем знаний у субъектов равен, получаем закономерность, согласно которой качество знаний каждого из них будет тем выше, чем ниже доля неоптимальности последних.

Причем, как это явствует из вышеизложенного, при усложнении внутренней среды субъекта, происходящего, к примеру, в случае развития фирмы, качество его совокупных знаний будет стремится к нулю. Тем самым мы получаем интересную зависимость (см. Рис. 21).

 

 

Качество знаний

Сложность внутренней среды субъекта

Рис. 21. Соотношение качества знаний субъекта
 и сложности его внутренней среды.

Напомним, что сложность внутренней среды системы определяется количеством элементов, содержащихся в ней. Тем самым, мы в частности можем объяснить феномен «профана», состоящий, как известно, в том, что человек знает о большом количестве объектов, но при этом ни об одном из них в достаточной для его трансформации степени (как об этом обычно говорят – «по верхам»). Кроме того, по-видимому, именно эта закономерность лежит в основе разделения труда, задавая объективную необходимость в специализации субъекта на отдельных аспектах окружающего мира.

Действует ли подобная закономерность внутри индивидуальных субъектов? Этот вопрос лежит полностью в области психологии и нуждается в специальной работе, поэтому касаться его мы здесь не будем. Нас больше интересует тот факт, что она, безусловно, работает относительно интегральных социальных и экономических субъектов.

Одним из следствий действия выделенной закономерности выступает тот факт, что элементы с более близким (относительно других) к оптимальному качеством знаний высвобождаются из интегральных субъектов, приобретая самостоятельный экономический статус. Можно, в частности, предположить, что именно этим объясняется переход современного менеджмента от технократической концепции относительно роли человека в организации к так называемой «антропоцентрической», согласно которой человек – это не продавец товара «рабочая сила», а субъект, сдающий во временное пользование организации свой «человеческий капитал».

В масштабах мировой экономики данная закономерность приводит к тому, что повышается роль интеллектуальной элиты, растут требования к уровню образования, и, наконец, увеличивается роль тех экономических субъектов, которые способны относительно более эффективно, нежели другие отбирать релевантную информацию и сдерживать снижение качества знаний интегральных субъектов.

Более того, так как знание является продуктом поля субъекта и не может быть полностью передано в поле другого субъекта, то усложнение информационного поля Земли приводит к разделению мира на две противостоящие части – собственников знаний и потребителей, созданных знанием продуктов. Причем первые из них, также выступают потребителями, созданных знанием продуктов во всех сферах, кроме той, в которой они специализируются. Поэтому современный специалист все больше похож на известного персонажа произведений А. Конан-Дойла – Шерлока Холмса, обладающего широкими знаниями в его профессиональной области, и являющегося профаном в других областях. Подобная ситуация замечательно описана А. Гором, указавшим: «Когда на смену индустриальному веку пришел век информационный, производство информации стало намного превышать возможности ее использования. О Джоне Стюарте Милле говорили, что он был “последним человеком, который знал все”; теперь же никто из нас не в состоянии охватить весь объем современных знаний. Даже в узко специальной области трудно надеяться познать “все”»[263].

Вышесказанное позволяет нам сделать еще одно заключение – присвоение/отчуждение мира субъектом происходит за счет интериоризации информации, совмещенной во времени с превращением ее в знания. Именно за знания, таким образом, идет борьба в каждом из социальных полей. Причем в некоторых полях – за свои, а в других, которых значительно больше, – за чужие, но о себе.

Это, кстати, и есть сущность вертикальной и горизонтальной карьер субъекта: первая – распространение знаний о себе, как наборе социальных позиций; вторая – формирование знаний у себя об окружающей реальности, развитие способности преображать этот мир. Поэтому абсолютно прав В. Тарасов, утверждая, что первую могут отобрать, вторую же отобрать невозможно[264]. Дело в том, что знания о нас являются собственностью других субъектов, включенных в то же поле, что и мы, и в этом смысле объективны, т.е. независимы от нашей воли. Одновременно с этим они максимально субъективны, так как принадлежат этим субъектам, и, следовательно, могут быть изменены ими при смене информации (или системы фреймов в терминологии И. Гофмана[265]). Наши же знания об окружающих принадлежат нам, они субъективны, т.е. зависят от нас и могут быть нами применены независимо от воли других участников данного поля. Правда, за релевантность их наличной ситуации мы несем полную ответственность, тогда как в первом случае – нет.

Идеальным положением, конечно, выступает такое качество собственных знаний, которое позволяет объективировать (заняв в глазах участников поля определенную социальную позицию) их в любой желаемый субъектом момент. В этом случае, горизонтальная карьера может превратиться в вертикальную, а вот обратное превращение, по-видимому, невозможно, поскольку присваивать субъекту в случае вертикальной карьеры нечего, он все объективировал.

Подобные рассуждения позволяют нам выделить механизм диффузии субъектности как движение от горизонтальной карьеры к вертикальной; от собственной модели поля к формированию модели себя в поле у других его участников. Именно таким образом и происходит удовлетворение потребностей: мы обмениваем свою уникальную субъективную сущность на объективные предметы.

Например, способность преобразовывать природу, в виде труда, обменивается на наличие предметов питания, положенных за занятие позиции рабочего. И, наоборот, мы присваиваем некую идеальную модель поля в обмен на объективацию других. Приведем другой пример: чтобы быть действительно ученым человеком, необходимо признать позиции целого ряда участников научного поля, т.е. объективировать их. А потом совершить обратный обмен – опубликовав (выставив на суд других участников поля) свою модель. В случае ее признания, т.е. объективации, эта модель уже будет не только наша, она с искажениями станет относительно независимой от нашей воли, а мы получим взамен определенные материальные блага (должности, деньги, рост индекса цитируемости и т.п.).

То же самое можно сказать и о предпринимателях – они объективируют некую модель действительности (организацию, способ производства, нового участника рынка и т.д.) в обмен на материальные блага, причем, чем более релевантной и уникальной является эта модель, тем выше вознаграждение. В лучшем случае – это монопольная прибыль, возникающая тогда, когда модель абсолютно релевантна ситуации и уникальна в ней.

Естественно, что построение уникально-релевантной модели требует работы либо с большим объемом информации, либо высокоразвитой модели работы с этой самой информацией – т.е. качественной системы первичных фреймов, мировоззрения. А и то и другое возможно только за счет обширной объективации (признания позиций) других участников поля. Если объективация других – это некая плата, то абсолютно естественно, что она сопряжена с риском создания нерелевантной картины ситуации. Кстати, последняя возможна не только из-за ошибок в интерпретации и отборе информации, но и ввиду смены самой ситуации (например, так происходит в момент экономического кризиса).

Это теоретически объясняет тот факт, что прибыльность экономической деятельности значительно выше в тех полях, которые более динамичны и содержат большее количество субъектов. Дело в том, что в таких полях построение адекватной модели поля затруднено, выше риск ошибки, выше ответственность – а, следовательно, выше и выигрыш, достающийся субъектам, сумевшим ее построить. Именно так, по нашему мнению, можно понять пророческую мысль И. Канта, о том, что люди лишь «воспользовались своими органически или физиологически присущими им внутренними качествами для освоения материального мира и если докопаться до их инструмента, то они есть не что иное, как пространственные и временные представления»[266].

Причем, выдающийся немецкий философ обосновывает и то, что узловыми моментами мировоззрения, существующими у субъекта до опыта, т.е. до столкновения как с реальностью, так и с другими субъектами, выступают время и пространство (а не представления о времени и пространстве, как признании субъектности других участников реальности). Именно на них нанизываются все другие компоненты субъектной модели реальности. Пространство и время выступают теми координатами, которые позволяют присваивать и отчуждать. Может быть, именно таким крайне важным положением относительно субъектности и объясняется базовый цивилизационный конфликт, ведущийся за признание той или иной системы летоисчисления и структурирование пространства.

При этом, ни время, ни пространство нельзя и устранить из опыта, поскольку они навязываются нами этому опыту в качестве единственной возможности познания, данной заранее. Их можно устранить только вместе с их носителем, превратив, таким образом, субъекта в объект. «Время есть необходимое представление, лежащее в основе всех созерцаний. Когда мы имеем дело с явлениями вообще, мы не можем устранить само время, хотя явления прекрасно можно отделить от времени. Следовательно, время дано a priori. Только в нем возможна вся действительность явлений. Все явления могут исчезнуть, само же время (как общее условие их возможности) устранить нельзя»[267]. Поэтому человек, как индивидуальный субъект, вынужден терять свое время в обмен на включение себя во время других субъектов, теряя тем самым и свою субъектность. Правда, полностью утратить последнюю он может, только отказавшись от изначального собственного времени и пространства, что происходит крайне редко. Этим, по нашему мнению, объясняется и тот факт, что в социальной реальности чаще происходит частичная объективация – объективация в одном поле, в обмен на увеличение субъектности в другом. Механизмом подобной объективации выступает субъект-субъектное взаимодействие, целью которого выступает «в той или иной степени осознанная трансформация картины мира собеседника для достижения каких-то целей»[268].

Следовательно, подводя итог вопросу о сущности информации и знаний, мы можем сказать, что информация выступает субстанцией, продуцируемой изменениями, которые в свою очередь инициируются субъектами. Важным следствием такого подхода выступает материальный (объектный) характер информации, хотя и находящейся в косвенной связи с субъектом, но напрямую не зависимой от него. В свою очередь знания – есть поглощенная субъектом информация, прошедшая процессы интериоризации, и, соответственно, присвоенная им.

Схематически это можно представить следующим образом (см. Рис. 22).

Sb   Знания

Ob1

Ob2

Воздействие

Информация

Информация

Информация

Процесс трансформации Ob

 

Рис. 22. Производство и интериоризация информации субъектом.

Вышеозначенное приводит нас к мысли, что объяснение возникновения разделения труда исключительно его большей экономической эффективностью, т.е. стремлением субъектов повысить свои результаты несколько упрощает ситуацию, поскольку не дает ответа на вопрос о том, какая же причина лежит в основании повышения эффективности? По нашему мнению, разграничение информации и знаний, убедительно показывает, что фундамент возникновения специализации и разделения труда заключается в ограниченных когнитивных возможностях человека[269], ограничивающих темпы роста знаний.

Более того, можно предположить, что преобразовательная деятельность субъекта в свою очередь ограничивается областью окружающей среды, о которой у него существуют сколь-нибудь адекватные знания. Остальная же среда, при этом, представляется ему стабильной, неизменной. Косвенным подтверждением подобного предположения можно считать, к примеру, утверждения выдающихся мыслителей, явно обладавшими значительным объемом адекватных знаний, экономиста К. Маркса, этнолога Л.Н. Гумилева, и геофизика А.Л. Чижевского. Для каждого из них динамичность отдельных сфер жизнедеятельности воспринимается с диаметрально противоположных позиций. Так, если для политэконома К. Маркса природная среда (биосфера) воспринимается как неизменная, тогда как история – как сверхдинамичная, то для этнолога Л.Н. Гумилева, напротив, природа воспринимается как крайне изменчивая, непостоянная величина, тогда как культура и история – как нечто относительно более постоянное. Для А.Л. Чижевского, интересовавшегося проблемами влияния Солнца на происходящие на Земле процессы, уже вся «среда, в которой мы живем, обладает одним основным свойством, характеризующим ее лучше всего, это – общая динамичность, подвижность как во времени, так и в пространстве»[270].

Причем, именно область, представляющаяся наиболее динамичной, и выступает: с одной стороны, как субъективно проблемная, с другой – как объект преобразования. Более того, в рамках данной области также существует ее некая часть, преобразование которой выступает наиболее актуальной для субъекта в данной ситуации. Можно даже сказать, что именно последняя выступает целью, проблемной областью и может быть обозначена как зона акцента деятельности субъекта. Подобные рассуждения приводят нас к выводу, что, в конечном счете, степень субъектности равна качеству знаний субъекта.

Кроме того, еще один вывод из наших рассуждений заключается в том, что информация – это экономический ресурс, тогда как знания – фактор производства.

По-видимому, первым в экономической науке трактатом, доказывающим роль знаний как фактора производства является уже неоднократно цитированная нами работа Ж.-Б. Сея вышедшая в 1804 г. В данной работе автор, по сути, выделяет три вида знаний, по их роли в производстве продукта: знания теоретические, знания организационные и знания профессиональные. Помимо этого в самих знаниях ученый также выделял две формы (способа, вида): знания теоретические и «положительные знания профессий», или опыт.

Первые, по мнению французского ученого, получаются из книг (т.е. посредством обучения), вторые – посредством практики. Причем интересно, что получение опыта, Сей явно связывает с риском (если быть более точным, то под получением опыта он понимает попытки построения новой, обоснованной только теоретически концепции на практике), и именно им объясняет роль предпринимателя в экономике – т.е. роль посредника между наукой (теорией) и практикой (трудом). «Повсюду промышленность состоит из теории, ее применения и исполнения. Только нация, отличающаяся в этих троякого рода операциях, может быть названа вполне промышленной нацией. Если она неискусна в той или другой из этих операций, то не может произвести продуктов, являющихся результатом всех трех операций»[271].

Причем очевидно, что по мере развития капитализма (а Сей описывал именно этот тип социально-экономической системы), последовательно уровень дохода будет перемещаться от последнего (труда) к первому – науке. Объясняется это очень просто: если в начале трансформации природы, поиск новых возможностей (построение теорий) был достаточно свободной нишей – вся среда была к услугам теоретиков, остальные же сферы были достаточно конкурентны, причем самая высокая конкуренция была на рынке труда, потому и самой малооплачиваемой в то время была рабочая сила. По мере накопления капитала, конкуренция автоматически перемещается в среду предпринимателей, а затем уже в среду ученых.

На первичность знания, как капитала человека указывает и К. Менгер: «Предварительная забота людей об удовлетворении своих потребностей в целях успешности предполагает знание двух величин. Мы должны быть осведомлены:

а) относительно нужного нам количества благ, т.е. относительно количества благ, необходимых для удовлетворения наших потребностей в тот промежуток времени, на который простирается наша предусмотрительность;

б) относительно того количества благ, которое находится в нашем распоряжении для указанной цели.

Вся предусмотрительная деятельность людей, направленная на удовлетворение потребностей, основана на знании этих двух величин. Без знания первой эта деятельность была бы слепа, так как люди не сознавали бы ее цели. Без знания второй она была бы лишена плана, так как люди не имели бы представления о находящихся в их распоряжении средствах»[272].

Более того, развивая мысль К. Менгера, мы неизбежно придем к пониманию знаний как первой формы капитала (и даже предпосылки самой возможности капитала как фактора производства). Той же точки зрения, по-видимому, мог придерживаться и Дж.С. Милль, писавший, что «сбережения, которые ведут к увеличению национального капитала, как правило, происходят из стремления человека улучшить то, что называют условиями его жизни, или обеспечить детей или что-либо другое»[273]. Тем самым утверждая, что капитал возникает только тогда, когда наличная ситуация в жизни субъекта отличается от идеальной модели, т.е. его знания позволяют трансформировать ситуацию в соответствии с потребностями.

Современные ученые также указывают на то, что такие формы капитала как культурный, и символический «основаны на знании: в первом случае это полученное образование и общая культурная компетентность, во втором – экспертное влияние, т.е. власть, основанная на знании и признании авторитетности этого знания другими людьми»[274].

Одной из характеристик знания выступает уровень общего доверия, который, в частности, определяет длительность промежутка социального времени, поскольку субъект именно посредством него определяет горизонт планирования, и, соответственно, период оценки результата (как завершение этапа). Таким образом, адекватное доверие – это мера определенности социальной системы (а не информация, которая есть лишь продукт изменений). Данная категория теснейшим образом связана со знаниями (последние здесь понимаются в значении системы представлений о мире), поскольку доверие является результатом знаний о том или ином элементе, субъекте, системе. Проблемная ситуация, как мы уже говорили, возникает в случае «знания о незнании», т.е. когда субъект знает о существовании релевантной информации, но не обладает ей. Именно данный момент, по нашему мнению, определяет возникновение стоимости информации, и вызывает большинство из тех новых проявлений, которые позволили некоторым ученым определить современную экономику в развитых странах как информационную.

Действительно, в условиях многообразия информации субъект все меньше способен к обладанию всей релевантной информацией и, соответственно, постоянно находится в субъективно проблемной ситуации. Попробуем обосновать данное положение.

Как известно, знания бывают общественно новые, и субъективно новые[275]. Так вот, в современных условиях большая часть субъектов вынуждена производить субъективно новые знания, в силу не обладания знанием о том, какова ситуация с общественно новыми знаниями. Именно поэтому: «…мир неограниченной рефлексивности – это мир умных людей, причем именно clever, а не intelligent, т.е. дело не в том, что “профаны” повально становятся интеллектуалами, а в том, что для того, чтобы вообще выжить в мире без абсолютной системы отсчета, индивиды в своей повседневной жизни должны самостоятельно интерпретировать происходящее и активно адаптировать экспертное знание к профилю собственной ситуации»[276].

Подводя итог второй главе настоящей работы, мы можем заключить, что для анализа капитала через призму субъектности и выделения его форм, нам необходимо обобщить содержательные характеристики капитала, которые были представлены нами в данной главе.

Итак, капитал – это фактор производства, созданный самой экономической системой. Источником его формирования выступает богатство, как излишек благ, превышающий прожиточный минимум субъекта. В связи с этим роль капитала состоит в том, что он выступает потенциалом дальнейшего экономического развития, в связи с чем, выступает как бы «не-благом», и может быть приравнен к экономической субъектности. В то же время, поскольку капитал представляет собой результат преобразовательной деятельности, то, во-первых, он может быть р