Процесс возникновения экономической субъектности

Рассмотрев в предыдущем параграфе соотношение индивидуальных, коллективных и интегральных субъектов, а также выделив особый вид субъектности – экономический, мы вплотную подошли к определению как самой категории «экономический субъект», так и роли данного феномена в социально-экономических процессах.

Как явствует из изложенного нами ранее, экономического субъекта в самом общем виде можно определить как элемента обладающего особым видом субъектности. Однако такой общий подход не дает ответа на основной для экономики вопрос: в чем состоит сущность экономической субъектности и откуда она появляется? На данный вопрос мы и попробуем ответить в настоящем параграфе.

Как известно, с точки зрения выдающегося отечественного психолога Б.Г. Ананьева, можно выделить три основные подструктуры в организации человека[90]:

· индивид,

· личность,

· субъект деятельности.

Первая из них – индивид – представляет собой совокупность природных свойств. Вторая – личность – совокупность социальных или общественных отношений, а субъект, по Б.Г. Ананьеву – это совокупность трудовых деятельностей. Другие психологи также отмечают, что становление субъектных свойств происходит именно в процессе профессиональной деятельности человека[91]. Отметим, что подобное понимание полностью укладывается в концепцию К. Маркса (что, впрочем, не удивительно, поскольку творчество Б.Г. Ананьева относится к периоду, когда марксизм был единственно возможным методологическим фундаментом для советского ученого). Однако для нас важно другое – то, что Б.Г. Ананьев, по сути, говорит о субъекте, как о человеке в экономике, в труде. Тогда как личность – есть человек в обществе, а индивид – это человек как биологическое существо. Тем самым создается основание для выделения трех составляющих в каждом человеке: экономического субъекта (или просто субъекта по Б.Г. Ананьеву, поскольку только здесь он в чистом виде преобразует реальность, творя из нее действительность), социального агента – личность, и индивида, как природного образования.

Другим важным моментом, в контексте заявленной в данном параграфе проблематики, выступает то, что, по справедливому замечанию К.А. Абульхановой, одновременно со становлением личности в качестве субъекта, она «начинает опираться на свои стратегии в жизни и деятельности, несмотря на наличные ресурсы, способности и возможности»[92]. Именно в этот момент, человек становится движущей силой в экономическом развитии, приобретая способность трансформации окружающей среды в соответствии со своей жизненной стратегией. Не будем забывать, что «природа… – это не что иное, как исходный материал, поле деятельности производительных сил различных обществ, создававших свое пространство»[93]. Причем, по справедливому утверждению К. Маркса, «всякое производство есть присвоение индивидом предметов природы в рамках определенной формы общества и посредством нее»[94]. Ж.-Б. Сей, в свою очередь, отмечал, что «человек при помощи машин завоевывает природу и заставляет работать на себя ее естественные силы и разные естественные факторы»[95]. Причем, «большая часть машин не ограничиваются только тем, что просто помогают человеческому труду, а создают как бы совершенно новые продукты тем, что совершенствуют их»[96]. Тем самым получается, что производство – одна из стержневых категорий экономической науки – есть, в широком смысле, деятельность по преобразованию природы (или точнее окружающей среды), причем сила, обладающая монополией на данную деятельность – это экономический субъект.

Как отмечал в своих «Экономических рукописях» К. Маркс: «Первое поверхностное представление: в процессе производства члены общества приспосабливают (создают, преобразовывают) продукты природы к человеческим потребностям; распределение устанавливает долю каждого индивида в произведенном; обмен доставляет ему те определенные продукты, на которые он хочет обменять доставшуюся ему при распределении долю; наконец, в потреблении продукты становятся предметами потребления, индивидуального присвоения»[97].

Это высказывание дает, ставшую уже классической, схему экономического кругооборота (см. Рис. 4).

 

Производство

Распределение

Обмен

Потребление

 

Рис. 4. Схема экономического кругооборота

 

Не трудно заметить, что в процитированном нами фрагменте, К. Маркс абстрагируется от преобразующего эффекта – т.е. от воздействия производства на среду, из которой были взяты источники для производства, рассматривая ее лишь как источник исходного материала. Тем самым получается, что из среды только изымаются компоненты, возращения же их нет, или оно принимается как равное изъятому.

Этот же подход немецкого ученого мы видим и в следующем моменте, обосновываемом им в знаменитом «Введении»: производство и потребление, – утверждает К. Маркс – есть две стороны одного и того же[98]. Однако, если внимательно посмотреть на вышеприведенную схему (см. Рис. 4), то становится очевидным абстрагирование экономистов от окружающей среды, неявное предположение о том, что за пределами данного кругооборота ничего нет.

На самом деле, одного только желания человека потреблять явно недостаточно для наличия производства (хотя и без него производства быть не может – в этом абсолютно правы экономисты), другим обязательным условием для экономики является наличие среды, из которой берется продукт для удовлетворения потребностей.

Именно поэтому мы считаем более справедливым понимание экономической системы не как движения от производства к потреблению, а как движения от идеального (психического) к материальному и от материального к идеальному. Во-первых, такой подход абсолютно не противоречит ни одному из общепризнанных положений современной экономической теории. Во-вторых, только при таком подходе возможно объяснение феномена, отмеченного еще Ж.-Б. Сеем, указывавшим, что «благодаря промышленности самые негодные вещества сделались в высшей степени полезными»[99].

Действительно, наличие психосферы, заключающей в себе идеальное видение, позволяет, как мы уже писали выше, осуществлять трансформацию окружающей среды в направлении приведения ее в большее соответствие с идеальной моделью. Тем самым происходит постоянное преобразование идеального в материальное и наоборот, позволяющее извлекать полезность даже из тех элементов среды, которые изначально таковой не обладали.

Но в таком случае возникает вопрос: достаточными ли условиями для производства выступает просто сам факт существования среды и потребностей у субъекта? Этот вопрос при его формулировке в контексте современной экономической психологии может быть обозначен как: чем вызван преобразовательный потенциал субъекта, его активность?

К.А. Абульханова и Т.Н. Березина в своих исследованиях выделили две основные формы активности субъекта: «Инициативу и ответственность и, гипоте­тически, ее структуру, включающую притязания, саморегуляцию и удовлетворенность»[100]. В этом случае получается, что активность есть определенный результат существования противоречия, возникающего во взаимодействии личности с жиз­нью, ее обстоятельствами, условиями. Как считают данные ученые, и мы с ними в этом полностью солидарны, это противоречие присвоения и объективации. Более подробно о данных процессах в становлении субъекта мы уже писали ранее[101], здесь отметим лишь, что именно посредством присвоения расширяется поле субъекта, увеличивается субъектность. Тогда как объективация – это та часть субъектности, которая отдается среде в обмен на присваиваемые материальные и социальные блага – т.е. процесс уменьшения субъектности. Приблизительно такой же подход мы находим и у К. Маркса, считающего, что «в производстве объективируется личность; в потреблении субъективируется вещь; в распределении общество берет на себя, в форме господствующих всеобщих определений, опосредование между производством и потреблением; в обмене они опосредуются случайной определенностью индивида»[102]. Действительно: «…потребление полагает предмет производства идеально, как внутренний образ, как потребность, как влечение и как цель. Оно создает предметы производства в их еще вещественной форме. Без потребности нет производства. Но именно потребность воспроизводит потребность»[103].

Однако не трудно заметить, что, несмотря на привнесенную данным ученым в экономическую науку динамику (прибавочную стоимость, ознаменовавшую собой переход от экономической теории простого воспроизводства к экономической теории расширенного, возрастающего воспроизводства), рассмотрение у К. Маркса все равно остается в границах замкнутого цикла, в котором производство, в общественном масштабе, равно потреблению[104], или если быть более точным, то потребление равно потреблению (одна потребность удовлетворяясь создает другую), а производство равно производству. Получается, что в процессе производства создается как бы чистая полезность, т.е. нет побочных продуктов и эффектов. Мы видим в горах мусора, шлака и т.п. явлениях, что это предположение со всей очевидностью не соответствует действительности.

Оговоримся, что данное допущение было вполне оправдано в тот момент общественно-исторического развития, современником которого выступал К. Маркс, так как тогда преобразовательная деятельность социальных субъектов еще не достигла геологических масштабов, а только вплотную подошла к этому. Кроме того, рассматривая современную ему стадию социально-экономического развития, немецкий ученый был в силу предмета своего исследования вынужден ограничиваться ее анализом, основанном на сопоставлении с предыдущими стадиями и предполагая ее развитие. Причем и предыдущее развитие, как и прогноз следующей стадии, были для него только способами выявления специфичного именно для капиталистической стадии экономического развития, но не являлись, по-видимому, интересными для К. Маркса сами по себе.

В настоящее же время, актуальным является рассмотрение новой стадии общественного развития, этим собственно и объясняется необходимость привнесения в экономическую теорию понимания нетождественности производства и потребления, а также признание побочных (не определяемых потребностями людей) продуктов производственной деятельности. Особенно четко это демонстрирует экологическая ситуация, сложившаяся в настоящее время.

По нашему мнению, информация – это как раз тот самый ресурс, который выступает «побочным» (объективным) результатом любой преобразовательной деятельности. Как всегда в экономической науке, вечный побочный результат становится предметом для ее рассмотрения только тогда, когда начинает оказывать очевидное влияние на результат экономической деятельности. Действительно, сейчас уже нельзя не заметить, что использование информации дает ощутимые экономические результаты (впрочем, как и переработка мусора), поскольку и то, и другое есть антропотворный ресурс, явно выступающий возобновимым, а потому якобы свободным от ограниченности[105].

Итак: «Производство есть непосредственно также и потребление. Двоякое потребление – субъективное и объективное. Во-первых, индивид, развивающий свои способности в процессе производства, в то же время расходует, потребляет их в акте производства, точно так же как естественный акт создания потомства представляет собой потребление жизненных сил»[106]. Здесь отчетливо прослеживается закон сохранения Ломоносова-Лавуазье, однако странно то, что перетекание энергии у К. Маркса ограничивается циклом производство-потребление, не находя своего материального остатка. Или если быть точнее, то для всех политэкономов того времени, по-видимому, общим местом является принятие допущения, что после потребления материальные компоненты распадаются на исходные природные элементы. В подтверждение данного тезиса приведем следующую цитату: «Производство есть потребление средств производства, которые используются, изнашиваются, а отчасти (как например, при сжигании топлива) вновь распадаются на основные элементы. Точно так же производство есть потребление сырья, которое не сохраняет своего естественного вида и свойств, а, наоборот, утрачивает их. Поэтому сам акт производства, во всех своих моментах, есть также и акт потребления»[107]. Не трудно заметить, что среда в приведенном фрагменте принимается как неизменная величина. Мы считаем, что подобный подход несколько искажает ситуацию.

Дело в том, что в результате производства появляется новый продукт. Этот факт уже свидетельствует о не равнозначности потребления и производства (говоря иначе – сумма слагаемых больше их индивидуального значения, т.е. присутствует синергетический эффект). А значит – те основные элементы, на которые распадаются в частности, средства производства, не полностью равны первоначальным элементам, используемым в производстве.

Вышесказанное позволяет заключить, что экономисты до настоящего времени, рассматривали природу, как вечный объект, служащий источником ресурсов, но при этом – неизменяемый в результате экономической деятельности. Или говоря другими словами, природа была только источником полезности, а последствия извлечения данной полезности никого не интересовали. Экологические проблемы наглядно продемонстрировали всю утопичность подобного антропоцентризма, доказав, что изменения в среде неизбежно вызывают и изменения в способах извлечения полезности, а следовательно, носят детерминирующий характер по отношению к экономическому развитию.

Интересно, что всякое потребление действительно есть также и производство, а всякое производство – это также и потребление. Просто при производстве идеальные конструкции субъекта воплощаются в материальном виде, тогда как при потреблении – материальные конструкты превращаются в идеальные, социальные конструкты. Например, остаток (прибавочная стоимость) в любом случае становится достоянием поля того или иного субъекта (сопровождается возникновением собственности на него), а следовательно приобретает идеальные формы, не существующие вне человеческого общества. В то же время можно (и нужно) предположить, что не все результаты производства присваиваются (т.е. обретают идеальную форму). Происходит это от того, что человек как существо склонное совершать ошибки[108] при воплощении своих идеальных конструктов получает несколько отличный от предполагаемого им результат, а, следовательно, и побочный продукт, не служащий непосредственно удовлетворению потребностей сторон занятых в процессе производства. Обычно подобный остаток обозначается как отходы от производства.  Данный побочный продукт рано или поздно, по мере своего накопления, приобретает форму ресурса (объекта производства). Это, в свою очередь, происходит из-за того, что по мере расходования релевантных (очевидно служащих удовлетворению потребностей участников экономического процесса) ресурсов, они истощаются, тогда как нерелевантный их остаток накапливается, так как не участвует в производственном процессе. В то же время по мере истощения первых, интеллектуальная активность субъекта неизбежно смещается на поиск «новых ресурсов», находя тем самым способы использования прежде бесполезных объектов, превращая их, тем самым, сначала в экономический ресурс, а затем уже – в фактор производства.

Субъект

Объект

Экономический ресурс

Фактор производства

Как его можно использовать для удовлетворения потребностей?

Его можно использовать, но нет конкретного способа

Есть технология его образования

Цикл превращения объекта в ресурс, а ресурса в фактор производства, по нашему мнению, можно представить следующим образом (см. Рис. 5):

Рис. 5. Процесс превращения объекта в фактор производства

 

Несмотря на то, что допущение, что природа есть неизменный по своему содержанию объект, т.е. абстрагирование от трансформации объекта субъектом было достаточно понятно в творчестве К. Маркса, при добавлении в концептуальную схему данного ученого изменения объекта, а не только присвоения его атрибутов субъектом, процесс социально-экономического развития обретает новое содержание. В таком случае становится возможным понимание того, что «вечные» экономические законы имеют определенную грань, когда они явственно меняют свою форму, а иногда и себя. Причем, эта грань расположена на этапе перехода количественных изменений среды жизнедеятельности в качественные ее характеристики, настолько отличные от характеристик прежней, что общего в их взаимосвязи выступает только категория «субъекта» (человечества), а точнее ее законы. Однако по другому диалектическому закону «единства и борьбы противоположностей», очевидно, что и постоянство субъекта – это также иллюзия, поскольку по мере трансформации им объекта, он также трансформируется. Более того, трансформация самого субъекта, очевидно, происходит за значительно более короткий промежуток времени, чем средовые характеристики.

Чем это объясняется? Тем фактом, что в мире нет одного субъекта. Человечество – это не только единый субъект, но и совокупность субъектов разного уровня. Таким образом, объектом жизнедеятельности становится не только бессубъектная среда, но и другие субъекты. Более того, ввиду того, что отдельные субъекты обладают ограниченным полем воздействия, то перекрестное воздействие субъектов значительно легче осуществить, нежели качественное изменение среды. Кстати изначально очевидно, что субъект не может быть большего объема, чем среда его жизнедеятельности, поскольку в случае их равенства развитие становится не возможным, т.к. невозможно ничего присвоить (произвести).

Возвращаясь к вопросу о природе экономического субъекта, мы можем подытожить наши рассуждения следующим выводом: в экономической науке до настоящего времени, экономическая деятельность рассматривалась как закрытая система, в которой все что производится, то и потребляется, а выход чего-либо за пределы данного цикла как бы невозможен. Основания для подобного допущения лежат, по-видимому, в философских работах XVIII – XIX вв., а которых последовательно проводился принцип психофизического параллелизма. Особенно подобный подход был характерен для немецкой философской традиции. В подтверждение данного утверждения приведем высказывание К. Маркса, отмечавшего в критике «Феноменологии духа» Гегеля, что отношение между субъектом и предикатом у последнего «абсолютно извращено: это – мистический субъект-объект, или перекрывающая объект субъективность, абсолютный субъект как процесс, как отчуждающий себя и возвращающийся к себе из этого отчуждения и в то же время вбирающий его обратно в себя субъект, и субъект как этот процесс; это чистое, безостановочное кружение в самом себе»[109].

Мы с одной стороны, согласны с данным утверждением: действительно, то, что рассматривает Гегель – это пользуясь экономическим языком – простое воспроизводство субъекта, тогда как на самом деле происходит расширенное воспроизводство субъектности. С другой стороны, по нашему мнению, К. Маркс слишком категорично обозначил это как «извращение». По нашему мнению, субъект действительно отчуждает от себя части субъектности, объективируя их, но с другой стороны он и получает новые элементы, прежде всего идеальные в поле субъектности, расширяя тем самым зону своей ответственности и увеличивая степень влияния на внешнюю среду. Таким образом, не совсем корректно говорить о безостановочном кружении в самом себе, более правильно рассматривать данный процесс как взаимопревращение субъектов друг в друга с неизбежной объективацией, за счет трансформации материального мира.

В этом смысле абсолютно прав К. Маркс, пишущий о производстве как об основном процессе, лежащем в основании всего. Действительно, производство как создание нового продукта, и соответственно, изменение внешней среды – это основа диффузии субъектности. Тогда как потребление – только ее внешняя сторона. Именно трансформация внешнего и внутреннего мира и есть основная характеристика субъекта, а значит, именно она необходима для сохранения субъектности. В случае исчезновения производства можно будет говорить о превращении субъектов в объекты и исчезновении движущей силы общественного развития.

Вышесказанное приводит нас к мысли о том, что рассмотрение экономической системы как замкнутого цикла «производство-потребление» (см. Рис. 4), было актуально в то время, пока внутриэкономические закономерности не были достаточно изучены. Однако, в последнее время взаимовлияние и взаимообмен экономической теории и других общественных (и естественных) наук значительно увеличился, демонстрируя тем самым внешнюю сторону перехода экономической науки к необходимости рассмотрения экономики как открытой системы, оказывающей влияние на другие сферы человеческой деятельности и распространяющей результаты производства намного дальше, чем потребление человека.

Тем самым мы получили один важный момент в объяснении появления экономического субъекта – это наличие трансформационной активности, но как мы уже отмечали, есть еще один вопрос, без ответа на который нельзя понять сущности экономического субъекта: что служит основанием для появления этой активности?

По нашему мнению, вся история экономической науки убедительно доказала, что экономический выбор возможен только в ситуации, когда человек выходит в своих потребностях за наличные ресурсы и возможности. Это же выявлено и в эмпирических исследованиях психологов (в частности выводы из этих исследований видны в приведенной в начале настоящего параграфа цитате К.А. Абульхановой). Здесь мы, конечно, имеем в виду только потребности в чистом виде, а не возможность их удовлетворения. Очевидно, что только превышение потребностей над возможностями есть двигатель экономического развития. Об этом писал еще К. Менгер, разграничивая экономические и неэкономические блага[110].

Кстати, есть еще один интересный момент, на котором мы не можем не остановиться. Начиная с А. Смита (а может и раньше) именно фактом превышения потребностей над производственными возможностями принято объяснять существование разделения труда. При этом от взгляда исследователей обычно укрывается один примечательный факт – человек не всегда в состоянии произвести предметы для удовлетворения своих потребностей (даже их части), но при этом может создать вещи обладающие полезностью для других и тем самым со временем удовлетворить свои потребности.

Игнорирование этого факта видимо берет свое начало в работах Ж.-Б. Сея, который случай «сапожника без сапог» не рассматривает вообще, говоря только о том, что потребности индивида многообразнее, нежели его производственные возможности. Причем под последними подразумевается только ограниченность его производительных сил по времени, но не по существу. Тем самым получается, что человек не в состоянии удовлетворить самостоятельно свои потребности, поскольку рост последних опережает рост его производственных возможностей. А значит, проблема лишь в распределении активности субъекта между потребностями, случай же когда потребность есть, а возможности ее удовлетворить нет – не рассматривается.

Между тем, есть ряд потребностей, которые неспособны к удовлетворению посредством деятельности самого субъекта. К таковым, например, относятся потребности в социальных компонентах (общение, признание и т.д.), сюда же может быть отнесен и целый ряд психофизических потребностей (например, возможности самолечения, или точнее постановки себе правильного диагноза самим больным или оказание самому себе психологической помощи). Более того, изначально, т.е. при рождении человека – проявляется именно данный случай. Ребенок самостоятельно (где-то до 3 лет) не может удовлетворять свои потребности даже в самых актуальных потребностях: пище, безопасности, гигиене, и только позже по мере своего развития получает такую возможность.

Если говорить об уровне интегральных экономических субъектов, например о домохозяйствах, то и в домохозяйствах есть целый ряд потребностей, которые не могут быть изначально удовлетворены  посредством деятельности самого домохозяйства, а не в силу его специализации. Кроме того, есть еще ряд потребностей, достижение удовлетворения которых возможно исключительно при объединении усилий большого количества индивидуальных субъектов (например, безопасность и т.д.).

Таким образом, получается, что разделение труда вызвано к жизни не столько требованиями эффективности (т.е. в конечном счете, экономией времени), сколько необходимостью обмена ценностями, воспроизводство которых невозможно для самого субъекта, но при этом жизненно для него необходимо. Более того, последний случай возникает раньше, нежели классический вариант с переходом экономики от натурального хозяйства к товарному.

Но продолжим о потребностях, которые мы не всегда можем удовлетворить самостоятельно. Если верно наше предположение о том, что подобные потребности существуют, то становится понятным ограничение, существующее в современной экономической теории.

Давайте рассмотрим вариант, при котором допущение классиков о том, что потребности изначально способны к своему достаточному (поскольку полное удовлетворение согласно данной теоретической платформе невозможно) удовлетворению посредством натурального хозяйства, неверно. Как мы постарались показать выше – этот случай вполне вероятен.

Тогда получается, что потребности субъекта могут быть удовлетворены только частично. А значит, становится очевидным, что для удовлетворения потребностей необходимо создание интегральных субъектов, а также экстенсивный (захват новых способов и ресурсов, поглощение новых субъектов) и интенсивный (овладение субъектом возможностями удовлетворения новых потребностей) рост последних.

По нашему мнению, абстрагирование родоначальников политэкономии от данного случая в своих исследованиях, во многом, объясняется тем, что они исходили в построении теоретический концепций из наблюдаемого ими перехода от натурального хозяйства к товарному, что естественно побуждает оценить происходящее как переход от самостоятельного (но не полного) удовлетворения потребностей субъектом к данному процессу в несамостоятельной форме, но более высокого порядка. На самом же деле история показывает нам, что обмен потребностями и субъектностью происходил всегда, только в разной форме, т.е. потребности субъекта никогда не удовлетворялись им полностью самостоятельно. Более того, данный случай заложен самой природой, хотя бы в разделении мужчины и женщины (кстати, именно это разделение заставляет создавать первого интегрального субъекта – семью, или домохозяйство) или в уже приведенном нами примере с ребенком. Другой вопрос, что пока субъектам дешевле поглощать друг друга и окружающую среду – т.е. развиваться экстенсивно, они будут стремится к расширению своих возможностей посредством именно этого способа и тогда необходимость в обмене через посредников, т.е. товарном хозяйстве – будет крайне невелика. Действительно, субъекты начинают обмениваться друг с другом только тогда, когда не могут поглотить друг друга (или когда полезность от обмена выше, чем полезность от присвоения). Этот момент нам еще предстоит рассмотреть, пока лишь упомянем о нем.

А значит, первоначально в основании формирования экономической активности лежит все же именно асимметрия в потребностях и возможностях. Причем асимметрия, заключающаяся не только в превышении первого над вторым, но и в том, что возможности по созданию определенного класса полезности существуют в ряде случаев у тех, кто в ней не нуждается (т.е. у кого нет таких потребностей), тогда как у других субъектов потребности в этих продуктах не соответствуют их возможностям по их созданию.

В качестве примера, иллюстрирующего наши рассуждения, можно привести обмен (как считали европейцы – неэквивалентный) зеркал на золото между туземцами Америки и испанскими (да и из других стран) моряками. Дело в том, что золото, которое для туземцев было достаточно легко воспроизводимо, не удовлетворяло их потребности (или почти не удовлетворяло их), тогда как из возможности по созданию зеркал отсутствовали, а потребности в данных благах были. Поэтому не бывает неэквивалентного добровольного обмена. Не эквивалентным обмен может быть только при более сильной позиции одной из сторон (т.е. принудительно).

Есть еще один момент, который здесь необходимо обсудить – тот факт, что пока у человека нет в обозримом будущем возможности что-либо удовлетворить, то потребность не приобретает актуального статуса, но как только появляется соответствующая возможность – она автоматически актуализируется. Тем самым движение (развитие потребностей) происходит посредством сравнения наличных возможностей и осознанных желаний.

Исходя из вышеизложенного нам представляется не совсем правильным считать, что если индивид не производит что-то (или не стремится к получению определенного блага), то у него отсутствует потребность в нем. Более правильно говорить о другом – если индивид не стремится к присвоению/производству определенного блага, это говорит о том, что данная потребность для него не актуальна. Причем возможно две основные причины подобной не актуальности: либо потому, что она насыщена (как раз на анализе этого случая построена современная экономическая наука), либо когда данная потребность находится за пределами субъективной зоны достижимости. Но есть еще и третий случай, о котором обычно забывают – у субъекта просто может не быть данной потребности a priori.

 Исходя из вышеизложенного, мы можем заключить, что экономический субъект – это такой элемент социально-экономической и природной среды, который способен к выходу за наличные возможности тем самым становясь единственным инициатором трансформации окружающей среды в направлении своих прогнозируемых потребностей.

При этом надо помнить о справедливом утверждении Ж.-Б. Сея, что субъект не может создавать предметы, в том смысле, что: «Масса материалов, из которых состоит мир, не может быть ни уменьшена, ни увеличена. Все, что мы можем делать, – это воспроизводить эти материалы в той форме, в которой они становятся пригодны для нашего употребления и которой они раньше не имели, или в той форме, в которой может увеличиться их полезность. Следовательно, тут есть создание, но не материи, а полезности, и так как эта полезность сообщает предметам ценность, то является производством богатства. Вот в каком смысле надо понимать слово “производство” в политической экономии... Производство не создает материи, но создает полезность»[111]. Действительно, производство – это процесс трансформации исходного продукта, но не создания его. В то же время, получаемый продукт уже не сводим к простой сумме его компонентов, он обладает особой характеристикой, ради которой собственно и осуществляется трансформация – полезностью. И более того, трансформация материи есть процесс необратимый, дающий не только искомую полезность, но и меняющий качественное состояние самих исходных компонентов.

В то же время, напомним, что нельзя сводить экономического субъекта исключительно к индивиду. Как мы показали в предыдущем параграфе – экономические субъекты – это в основном интегральные образования. М.И. Туган-Барановский отмечает, что объективной целью хозяйства (т.е. его функцией – прим. А.Н.) выступает удовлетворение потребностей экономического субъекта. При этом важно разграничение проводимое автором между экономическими субъектами (он их называет просто «субъектом») и людьми. По его мнению, отнюдь не все люди выступают экономическими субъектами, но лишь те из них, которые занимают господствующее положение (рабовладельцы, капиталисты, феодалы), т.е. собственники. «Субъектом хозяйственного предприятия является лишь часть общества, а остальная и бóльшая часть является хозяйственным объектом, … становится возможным такое направление хозяйственного процесса, при котором хозяйство из средства удовлетворения общественных потребностей становится средством простого расширения производства в ущерб народному потреблению, иными словами, хозяйство перестает достигать своих естественных целей. Это … естественный закон, заложенный в самом существе капиталистической системы хозяйства»[112]. Представляется важным разделить приведенную цитату на две мысли в ней представленные: первая касается самого существа экономического процесса (т.е. всеобщего), вторая – исключительно капитализма (т.е. частного).

В этой, первой, части абсолютно справедливо утверждается, следующая закономерность экономического развития: в экономике удовлетворяются потребности только экономических субъектов, причем, количество последних не тождественно количеству населения Земли. Добавим к мысли Туган-Барановского, что данное количество может быть не только меньше (как это действительно было в начале XX в.), но и больше численности человеческой популяции.

Во второй части, достаточно спорно утверждается, что хозяйство начинает достигать своих искусственных целей (приращения капитала) принося в ущерб свою объективную задачу – удовлетворение потребностей. Возможно, что данный закон был актуален на период выхода в свет работ К. Маркса и М.И. Туган-Барановского, однако в настоящий момент необходимо заключить, что неравенство экономических и социальных субъектов – это тезис, опровергающий второе утверждение. Действительно, экономика удовлетворяет потребности исключительно экономических субъектов, однако при этом она ни в каком случае не может выйти за пределы этих потребностей, т.е. вывести экономическое развитие за пределы потребностной сферы невозможно.

Другое дело, что потребности организации (фирмы) не равны потребностям ее собственника, также как и потребности домохозяйства не тождественны потребностям отдельно жены, мужа или ребенка в нем, и даже в случае, когда индивидуальные потребности отдельных членов семьи удовлетворены на достаточном уровне, это еще не означает, что потребности самого экономического субъекта удовлетворены в той же степени[113].

Все вышесказанное позволяет нам заключить, что сущностно экономический субъект представляет собой особый элемент, обладающий монополией на трансформацию окружающей среды, с целью извлечения из данного процесса полезности. Причем основанием для возникновения такой трансформационной активности выступает превышение прогнозируемых потребностей над наличным уровнем их удовлетворения.

Более того, вслед за К. Марксом и Ф. Энгельсом, мы «должны … констатировать первую предпосылку всякого человеческого существования, а следовательно и всякой истории, а именно ту предпосылку, что люди должны иметь возможность жить, чтобы быть в состоянии "делать историю"»[114], т.е. овеществлять свои идеальные конструкты благодаря трансформации окружающей среды. История – это, прежде всего (а может быть и только) материя, отличающаяся от своего предыдущего состояния.

Таким образом, получается, что предназначением человека, смыслом его существования по К. Марксу, выступает именно трансформационная активность, причем активность, фиксирующаяся в материальном мире. Хотя подобное положение и присутствует в работах немецкого ученого в неявной форме, оно все равно дает нам основания говорить о том, что в современную данному автору эпоху, именно рост субъектности признавался (а, может быть, только выдвигался на первый план) акцентом общественного развития. Или, по-другому, это можно выразить как то, что «субъект» («герой», «харизма», «лидер») – был референтным идеалом дл