Вклад первого уровня в процессы саморегуляции

Как и более высокие структуры, первый уроьснь системы аф­фективной организации вносит свой вклад в процессы ее саморе­гуляции. Выступая в качестве низшего уровня, организующего самые неэнергоемкие формы поведения, он должен осуществлять и наименее избирательную регуляцию психического тонуса — его об­ щую неизбирательную гармонизацию. Это поддержание его инди­видуально оптимальных параметров усвоением ритмов, флуктуа­ции среды, ее «дыхания» и пресыщением слишком сильными впе­чатлениями.

Воздействия среды, недостигающие порога дискомфорта, так же, как и равновесные, этологически «хорошие» пространствен­ные пропорции, свидетельствуя нам о безопасности окружающе­го, снова и снова стимулируют переживания комфорта и покоя. Эти переживания не побуждают нас к активности, а, наоборот, предоставляя возможность усвоить внешнюю форму, растворить­ся в ней, погружают в состояние завороженного покоя, позволя­ют ощутить глубокое эстетическое чувство полноты и завершен­ности данного мига жизни, единства с миром.

Ж.Ж. Руссо (цит. по Леви-Стросу, 1994, с.27) называет такое переживание самым «драгоценным чувством» из всех, потому что оно так редко и неопределенно. Описывая возвращение сознания после глубокого обморока, он пишет: «Мне казалось, что я напол­няю своим легким существованием все воспринимаемые мной предметы, <...> у меня не было никакого отчетливого ощущения своей личности, <...> я чувствовал во всем моем существе дивное спокойствие и всякий раз, как вспоминаю о нем, не могу подыс­кать ничего равного среди всех изведанных мною наслаждений».

Такие переживания редко фиксируются и осознаются, но вос­приятие гармонии мира, усвоение ритмов является одним из ос-

50

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

новных источников поддержания нашего психического тонуса в оптимальном режиме. При этом используются и внешние, и внут­ренние ритмы. Теряя активность и нуждаясь в «скорой помощи» в борьбе с пресыщением, мы начинаем напевать, ритмично пока­чиваться, постукивать ногой, включаем музыку. Многие могут вспомнить, например, как хорошо думается «на ходу», ритм дви­жения тела может стимулировать движение мысли, придать ее те­чению размеренность, складность, также, как нам часто помога­ет в этом стук колес поезда, мелькание картин за его окном. Наря­ду с необходимым подъемом тонуса, ритмы служат и для его снижения, успокоения: каждому, наверное, когда-нибудь совето­вали монотонно считать, если не засыпается. Мы укачиваем де­тей, поем им колыбельные, и сами они часто, когда не могут зас­нуть, тоже начинают раскачиваться или крутить головой.

Наряду с прямым вкладом в регуляцию психического тонуса, первый уровень ярко проявляет себя и в области психической за­ щиты от реально неустранимых травмирующих переживаний. Эта защита также неизбирательна: уровень охраняет человека от всех чересчур интенсивных переживаний. Механизм аффективного пресыщения позволяет «срезать» слишком сильные и положитель­ные, и отрицательные переживания. Таким образом, происходит стабилизация аффективных процессов в режиме комфорта.

Особое значение для саморегуляции имеет также то, что на этом уровне происходит освобождение от непереносимого, но ре­ально неустранимого аффективного впечатления. Можно предпо­ложить, что переживание этого уровня является одним из основ­ных составляющих механизма вытеснения, позволяющего чело­веку выжить и сохранить аффективную стабильность даже в, казалось бы, невыносимых условиях.

Поддержание аффективных процессов в режиме комфорта осу­ществляется благодаря впечатлениям, несущим переживания по­коя, комфорта, гармонии, равновесия в окружающем. Одним из источников таких впечатлений является бесцельное движение по силовым линиям поля — «куда глядят глаза», «куда несут ноги». Растворяясь в потоке окружающего, ощущая себя его частицей, мы плывем по течению, огибаем препятствия, ускользаем от опас­ностей, даже не замечая их. Наверное, многим знакомо это чув-

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

51

 

ство умиротворения и, одновременно, полноты жизни, которое мы получаем от таких прогулок, «купаясь» во впечатлениях, бро­дя зевакой в толпе, просто шатаясь и глазея.

Подобное, а может быть, даже более глубокое чувство покоя, слияния с окружающим мы переживаем не в собственном движе­нии, а, наоборот, застыв на месте, впитывая в себя динамику ок­ружающего: легкое движение листьев, рябь на воде, колебания воз­духа, освещения, теней. Как писал об этом переживании В.В.Ро­занов (1990, с.501): «Все религии мира пройдут, а это останется: просто — сидеть на стуле и смотреть вдаль».

Обращаясь к аффективному опыту читателя, мы рассчитыва­ем, что каждый может вспомнить свою зачарованность в детстве движением пылинок в солнечном луче или снежинок в свете улич­ного фонаря, мельканием теней от решетки забора, орнаментом обоев, движением по узору плиток тротуара. Каждый знает об уми­ротворяющем действии прогулок у воды, в парке, созерцания дви­жения ветвей и облаков, ритма морского прибоя, голосов птиц и журчания ручья; эти же впечатления мы получаем, когда бездум­но стоим у окна, рассеянно глядя на далекую суету улицы. Когда нам не по себе, мы часто подходим к окну или бродим по улице.

Очень точно об этом пишет ГС. Уланова: «Когда бывала уста­лая, расстроенная, садилась в автобус, <...> выбирала место у окна и вот так ехала туда и обратно, не выходя, бездумно смотрела на дома, улицы, людей. Так я отдыхала. Не думалось, конечно, для чего это делаешь, чем вызвано, на что влияет, просто мне так хо­телось, очевидно — присутствовать при жизни, но от нее отвлека­ясь» (1985, с.116). Сходным образом и героиня повести А.П. Че­хова «Три года» чувствует в безысходных обстоятельствах, что если бы можно было бы «ездить целый день по Москве от утра до вече­ра и при очень быстрой езде дышать прохладным воздухом, то, пожалуй, она не чувствовала бы себя такой несчастной».

И. конечно, мы достигаем покоя, гармонии душевной жизни, усваивая не только легкое дыхание мира, но и его гармонические пропорции, удовлетворяющие наше эстетическое чувство. Как пи­шет И. Бродский, «красота есть место, где глаз отдыхает. Эстети­ческое чувство — двойник инстинкта самосохранения» (1992, с.200). «Глаз продолжает следить за реальностью при любых об-

 

52

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

стоятельствах, даже когда в этом нет нужды. Спрашивается "по­чему?", и ответ: потому, что окружение враждебно. Взгляд есть орудие приспособления к окружающей среде, которая остается враждебной, как бы хорошо к ней не приспособиться <...> Коро­че, глаз ищет безопасности <...> Этим объясняется тяга глаза к красоте, как и само ее существование. Ибо красота утешает, по­скольку она безопасна» (там же, с. 199).

До сих пор мы более подробно говорили о генерализованном, тоническом влиянии первого уровня на сохранение режима ком­форта нашей душевной жизни, но вместе с тем, мы знаем и о его возможности оказания «скорой помощи», немедленного устране­ния переживания травматической, разрушающей силы. Качество травматического впечатления — физическое отвращение, униже­ние, потеря близкого — определяется, как мы будем обсуждать ниже, на более высоких уровнях, но пресыщение этими непере­носимыми переживаниями происходит на первом.

В самых явных случаях мы просто физически отстраняемся от травмирующего впечатления — механизмы этого уровня застав­ляют нас отшатнуться, отвернуться, зажмуриться, заткнуть уши, зажать нос. Такие реакции особенно типичны для ребенка и, что характерно, защищается он от всех сверхсильных впечатлений — и плохих, и хороших; вспомним:

«Раздается звонок, голоса приближаются: Скрябин. О, куда мне бежать от шагов моего божества!»

Б. Пастернак, «Девятьсот пятый год»

Конечно, такая реакция возможна и у взрослого человека, но все же чаще мы совершаем подобные действия во внутреннем пла­не и, как это описал 3. Фрейд (1990), многое «случайно» забыва­ем, пропускаем мимо ушей, не обращаем внимания на очевидное. Как известно, мы не в состоянии длительно сосредоточиться, на­пример, на мысли о смерти (Л.С. Выготский даже привлек этот феномен для иллюстрации утверждения того, что за движением мысли в конечном итоге всегда стоит аффект — 1983, с.249). Мы не помним родовой боли и часто парадоксально не можем восста­новить в памяти черты самых дорогих лиц: при попытке сосредо-

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

53

точиться они расплываются и ускользают из памяти. В экстремаль­ных случаях, когда выйти из травмирующей ситуации невозмож­но, а оставаться невыносимо, защитное движение ухода может обернуться импульсивным суицидальным действием.

Наряду с внешним или внутренним уходом от ранящего впе­чатления в пространстве, может иметь место и отстранение от него во времени. Мы можем внешне не выходить из напряженной си­туации, правильно воспринимать события, адекватно действовать, но при этом не оценивать их в полной мере и возвратиться к их подлинному переживанию значительно позже, когда реально их интенсивность уменьшится. Это отставленное переживание тоже очень характерно для маленького ребенка, когда реальный испуг, обида, шумный и яркий праздник могут оставить его внешне по­чти безучастным, и лишь через некоторое время он начнет вспо­минать событие в деталях, радоваться, удивляться или огорчать­ся. Становится понятным, почему обычно маленький ребенок не может сразу поделиться тем, что его поразило, но со временем оказывается в состоянии рассказать о нем.

То же возможно в экстремальных ситуациях и для взрослого. Как часто мы говорим: «Я испугался, только когда все уже кончи­лось», или удивляемся, почему сразу не переживаем во всей пол­ноте сверхрадостное или горестное для нас событие, даже упрека­ем себя в равнодушии. В.В. Розанов писал об этом тоже, как бы оправдываясь: «У меня есть затяжность души: событием я буду — и глубоко как немногие, жить через три года, через несколько ме­сяцев после того, как его видел. А когда видел — ничего реши­тельно не думал о нем. А думал (страстной горячо) о том, что было еще три года назад. Это всегда у меня, с юности, с детства» (1990, ¹ с.501).

Стойкое игнорирование постоянно присутствующих, жизнен­но важных для субъекта обстоятельств, как известно, может при­вести к устойчивой деформации, искажению смыслового воспри­ятия своего жизненного пространства. Функция защиты может вступить здесь в противоречие с нуждами реальной адаптации. Так, у Л.Н. Толстого Долли удивляется тому, что Анна не предприни­мает необходимых шагов для развода: «"Но как же она сама не думает?" — сказала Дарья Александровна, вдруг почему-то при

54

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

этом вспоминая странную новую привычку Анны щуриться. И ей вспомнилось, что Анна щурилась именно тогда, когда дело каса­лось задушевных сторон жизни. «Точно она на свою жизнь щу­рится, чтобы не все видеть"» (Толстой, 1928, с. 175). Известно, что в ответ на экстремальное воздействие, благодаря работе защитно­го механизма, субъект может оказаться в ирреальном простран­стве. Это тоже ярко описано Толстым в эпизоде, связанном со смертью Пети Ростова, как «... мать, отказываясь верить в то, что она могла бы жить, когда убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумья» (Толстой, 1929, с. 154)⁵.

Вместе с тем хотелось бы подчеркнуть, что такое взаимоиск­лючение защиты и реальной адаптации в норме возникает только в экстремальных условиях. Обычно же обе функции не мешают друг другу, и при господстве принципа реальности мы имеем дос­таточные возможности «прищуриться» и сохранить свой душев­ный комфорт, что, в свою очередь, способствует сохранению кон­структивности в решении тех же самых реальных жизненных про­блем. Как часто мы понимаем, что выжить нам позволило именно «бесчувствие», поразившее нас в экстремальной ситуации.

И, как мы уже говорили, первый уровень вносит чрезвычайно важный вклад в саморегуляцию благодаря возможности канали­зировать отрицательный аффект. Эта истинно целительная спо­собность позволяет нам не только пережить несчастье, но и вый­ти из него, обретя новые поддерживающие нас жизненные смыс­лы. Так ребенок, выплакав свое горе, заново ощущает сладость от встречи с жизнью. Однако эта возможность представляется толь­ко в том случае, если мы действительно сможем, не уклонившись, принять страдание и пресытиться им. Подобное пресыщение по­зволяет потерять почву под ногами, временно стереть старые, уже не поддерживающие нас связи и смыслы, что, в свою очередь, дает шанс обрести новую, более прочную смысловую опору. Момент принятия, активного насыщения переживанием горя является

⁵ Сходно в житии Блаженной Ксении Петербургской рассказывается, как после смерти мужа она называет себя Александром Ивановичем и оде­вается в мужское платье, веря в то, что он выжил, а умерла она сама.

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

55

одним из важнейших в работе сознания по обретению нового смысла жизни, дающего возможность выжить в трагической си­туации. Таким образом, мы можем говорить об адаптивной функ­ции переживания страдания в широком смысле. Даже дезоргани­зуя поведение субъекта в данный момент, оно подготавливает его возвращение к активной жизни.

Напрашивается сопоставление подобного механизма освобож­дения от аффекта с введенным Аристотелем пониманием катар­сиса как очищающего переживания (Аристотель, 1927, гл.6). Вклад первого уровня в переживание трагического катарсиса, видимо, аналогичен его вкладу в процессы творчества, только во втором случае он позволяет усмотреть новую смысловую структуру вов­не, а в первом — новую структуру внутренних эмоциональных смыслов. Благодаря работе более высоких уровней аффективной организации создается возможность не уклониться и принять трав­мирующее переживание, а также определяется качество возника­ющей для его осмысления новой эмоциональной структуры. Од­нако без участия первого уровня невозможен сам процесс очища­ющего переживания.

3. Культурное развитие первого уровня

Система аффективной организации поведения обеспечивает разрешение витальных задач адаптации к внешнему миру и само­регуляции. Вместе с тем, как и всякая психическая система чело­века, она должна получить культурное развитие, то есть стать выс­шей психической функцией (как это понимал Л.С. Выготский, 1983). Мы знаем, что с помощью особых стимулов-средств куль­турное сообщество получает возможность активно влиять на про­цессы переживаний, определять мироощущение, формы отноше­ний с миром и внутренней душевной жизни. Психотехнические средства произвольной организации переживания усваиваются субъектом по мере его вхождения в культурный уклад жизни. Рас­смотрим, как вместе со всей системой происходит культурное раз­витие и ее низшего уровня аффективной пластичности.

Проследим, как усваиваются культурные средства организа­ции переживания по двум направлениям: непосредственной

56

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

адаптации к внешнему миру и поддерживающей ее саморегу­ляции. Интересно, что подобным образом разделяет области культуры О. Шпенглер (1991). Он выделяет в культуре сферу ро­дового бытия, осуществления вожделения — навыков борьбы, жизни и работы — и сферу развития духа, дающую нам, как он говорит, возможность борьбы со страхом. Первую он связывает с развитием средств цивилизации, решения реальных жизнен­ных задач, вторую — с развитием «чистой» культуры и искусст­ва. Поясняя это разделение, Шпенглер сравнивает, например, функциональное развитие формы ручки рабочего инструмента, дающее все большее удобство, дополнительные возможности в его использовании и совершенствование орнамента, украсив­шего эту ручку.

Для себя мы тоже будем различать в культуре, с одной сторо­ны, развитие средств аффективной организации в утилитарной об­ласти — при решении насущных задач нашего приспособления к внешнему миру, и, с другой, развитие средств саморегуляции внут­ренних аффективных процессов. В то же время, следует помнить, что в конечном итоге все эти культурные средства служат органи­зации адаптации индивида к внешнему миру, и решение утили­тарных задач невозможно без поддержания внутренней стабиль­ности и активности субъекта.

Обратимся сначала к тому, как развивается культура, психо­техника организации переживания первого уровня в области «ути­литарной», то есть в ходе непосредственной адаптации к внешне­му миру.

А. Развитие психотехники произвольной организации переживания первого уровня в непосредственном разрешении жизненных задач

Прежде всего, она развивается как культура организации физи­ческого пространства. В одних случаях, стимулируя переживание комфорта, она позволяет человеку отодвинуть момент наступления пресыщения, дольше оставаться на одном месте, сосредоточивать­ся на определенном деле; в других — прорисовывая структуру си­ловых линий пространства, облегчает организациюдвижения, про­воцирует совершение действия в нужном направлении.

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

57

«Первоначально — пишет О. Шпенглер (1991, с.23) — форма дома всецело вырастает из органического чувства. Ее даже не со­здают. Она обладает такой же внутренней необходимостью, как раковина моллюска, как пчелиный улей, как птичьи гнезда <...> Каждый исконный вид мебели есть слепок с телесной осанки оп­ределенной породы людей, каждая рукоятка сосуда продолжает подвижную руку». Но впоследствии, мы знаем, развиваются це­лые системы, школы осознанных культурных приемов: наука орга­низации входа в дом, культура интерьера, организации рабочего места, планировки пространства двора; улиц, организующих дви­жение людских потоков (см. сб.: Человек, среда, пространство, 1979). То же происходит и с разработкой формы любой вещи, лю­бого орудия человека — совершенствуется культура дизайна, по­зволяющая руке оптимально вписаться в движение инструмента, а телу принять удобную форму мебели.

В организации социального пространства человек так же за­кономерно переходит от естественных этологических механизмов установления дистанции в контакте с другими особями и законов иерархической организации стада к разработке правил «хорошего тона» и сложной системе социальных отношений. Требования со­блюдения дистанции, рекомендации определенного ракурса «при­щуривания» (то есть определение социальных приличий — чего нельзя замечать в обществе, о чем нельзя упоминать), входящие в писаные и неписаные системы этикета, позволяют субъекту со­хранить систему отношений в равновесии, самому занять комфор­тную, удобную позицию в структуре социального пространства и облегчить процесс общения другим людям. Как известно, хоро­шее воспитание и предполагает, прежде всего, умение создать ком­форт в ситуации общения. Степень и характер «церемонности» об­хождения широко варьируется в разных культурных традициях, но ни одна из них не может обойтись без разработки правил об­щения, дающих комфорт в отношениях с различными людьми.

Наверное, самыми драматичными в истории развития челове­ческой культуры являются попытки найти психотехнические при­емы освобождения интуиции, организации творческих процессов, способов произвольного воспроизведения моментов наития, оза­рения. Известно, что вдохновение присутствует в науке и практи-

58

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

ческой деятельности не меньше, чем в искусстве. Озарение уче­ного, предпринимателя, художника качественно отличны друг от друга по смыслу и результату, но, как отмечают многие авторы, психологический процесс здесь один и тот же (Теплое, 1961; Ве-бер, 1991). Прямой путь волевого усилия здесь, как известно, не­эффективен, и для того, чтобы поймать вдохновение, необходи­мо, как говорит Ж. Маритен (1991, с. 173), «терпеливое коварство».

Момент наития, инсайта обязательно связан с потерей старой системы аффективных связей и освобождением базальных аффек­тивных механизмов первого уровня, обеспечивающих непосред­ственное целостное восприятие происходящего. «Коварство» дей­ствительно необходимо для произвольного решения задачи, не ре­шаемой произвольно по определению. Перед каждым человеком, берущим на себя труд творчества, встает вопрос: как загнать себя в угол, где теряют почву под ногами?

Психотехнику аффективной организации творческого процес­са разрабатывают в любой человеческой культуре. Как известно, наибольшее развитие методы овладения интуицией получили в во­сточных культурах, где она традиционно считается не столько час­тным моментом решения отдельных творческих задач, сколько воп­росом общей организации отношений с миром. Наитие признает­ся необходимым при организации ежедневных отношений между людьми, обычного труда ремесленника, тренировки воина.

Овладение интуицией достигается с помощью психотехники управляемой случайности {Watts, 1957, 1960). Разрабатываются специальные приемы активизации переживания периферическо­го сознания, способы «развинчивания сознания», обучающие, как, «отпустив» свои ум, тело и чувства, человек может достичь состо­яния спонтанности, не скованной стереотипами творческой ин­туиции. Это — психотехника введения человека в непосредствен­ное переживание конкретного чувственного момента жизни во всей его полноте и динамической неповторимости, возвращаю­щее субъекту целостное восприятие происходящего, иначе гово­ря, это — психотехника непосредственной стимуляции пережи­вания первого уровня.

Другой подход к аффективной организации процессов твор­чества мы видим в более привычной нам западной культуре. Ос-

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

59

новным его отличием, как нам кажется, является стремление пе­режить момент освобождения интуиции в рамках частной твор­ческой задачи, сохраняя при этом во всех остальных областях жиз­ненного пространства стабильную аффективную избирательность, устойчивые жизненные стереотипы, личностные установки. За­падная традиция разрабатывает психотехнику влияния на меха­низмы первого уровня посредством их высвобождения в связи с временным пресыщением смыслов контролирующих их высших уровней.

Если для восточных традиций овладение интуицией означает умение привести себя в состояние покоя, расслабления, слияния с окружающим, то западная — в сущности, предлагает насиль­ственно вскрыть себя как «консервную банку». Мы знаем, что как раз западными исследователями в процессе творчества подчерки­вается роль дискомфорта, накопления аффективного опыта не­удач. «Вдохновение в западной культуре всегда является ответом на страстное вопрошание» (Вебер, 1991, с.131), тем более напря­женное, что момент, когда «все таково, потому что оно таково, без причин и следствий», когда «нет ни границ, ни пределов, одна упоительная свобода» (Лорка, 1986, с.258) может и не наступить, вспомним хотя бы отчаянье знаменитого пушкинского Сальери. Отметим также и его неприятие того, что озарение может быть дано даром человеку, который этого не заслужил. В нашей тради­ции момент интуиции активно готовится страстным стремлени­ем к цели, тяжелым трудом, физическим напряжением, утомитель­ным самоконтролем, жертвами, лишениями, разочарованиями.

Казалось бы, в этом случае движение идет в обратном направ­лении, не к освобождению, а ко все большему ограничению, за­ковыванию себя рамками контроля и насилия, однако, именно эта сверхинтенсивность переживаний запускает, как мы знаем, охран­ный механизм пресыщения, спасающий от непосильного на­пряжения и выводящий нас в состояние особой рассеянности, расфокусированности сознания. Таким образом, это обратное дви­жение тоже дает нам возможность озарения и новой кристаллиза­ции, пластичного приятия совершенной формы. Напряжение, дискомфорт нагнетаются в данном случае избирательно, в связи с конкретной творческой задачей, и пресыщение прежде всего ка-

60

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

сается сложившихся вокруг нее стереотипов и смыслов. Как уже упоминалось, для западного человека важно, что озарение при этом не затрагивает других, общих устоев его жизни.

Б. Развитие в культуре средств произвольной организации переживания первого уровня, обеспечивающих саморегуляцию

Перейдем к развитию в культуре средств саморегуляции аф­фективных процессов первого уровня. В ходе психического раз­вития, усложнения и активизации взаимоотношений с миром и другими людьми субъект ощущает все большую потребность в под­держании душевного равновесия, снятии нервных перегрузок. Пе­реживания первого уровня тонизируют, стимулируют впечатления безопасности и комфорта, снимают напряжение, освобождают от тяжелых переживаний. Поэтому на их основе в каждой культуре развивается сложная система психотехнических средств, гармо­низирующих и охраняющих нашу душевную жизнь.

Прежде всего, это касается развития гармонизирующей, несу­щей покой культуры организации пространства. Так, по мнению О. Шпенглера (1991), именно сфере культуры борьбы со страхом принадлежит расписывание и резьба дома, одежда как украшение, орнаментация оружия и мебели. Украшение, орнаментация могут развиваться на поверхности утилитарной жизни (например, рос­пись уже упоминавшейся рукояти орудия), так и существовать са­мостоятельно как произведение чистого искусства, например, со­бор, который, по Шпенглеру, в сущности, сам представляет орна­мент в его высшем развитии.

Культурный уклад вводит в привычный обиход жизни впечат­ления успокаивающие, сосредоточивающие на созерцании и вслу­шивании: вид, открывающейся из окна или от крыльца, куст в па­лисаднике, фонтан в саду, цветок на окне, особым образом задра­пированная и колеблющаяся занавесь, узор обоев, вышитое полотенце на стене, тлеющие в очаге угли, картина, ваза, букет на столе, движение рыб в аквариуме, певчая птица в доме.

Д.С. Лихачев приводит характерные данные о русском «законе градском», известном с XIII века и восходящем к античному градо­строительному законодательству. Согласно законам «О виде на ме-

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

61

стность, которая представляется из дома», «Относительно видов на с^ды», «Относительно общественных памятников», «О виде на горы и море» каждый житель города имеет право не допустить строитель­ства на соседнем участке нового дома, если он нарушает взаимо­связь его дома не только с общественными памятниками, религи­озными символами, но и с природой. Древнерусское законодатель­ство также защищало право человека видеть из окна не только церковь, но и луг, перелески, сады, реку — все это представлялось обязательным условием нормальной жизни. Как известно, одной из важных забот основателей монастыря был выбор места, где че­ловек мог бы ощущать себя в гармонии с миром {Лихачев, 1987).

Приемы эстетической организации среды накапливаются в се­мейных и национальных традициях. Мы знаем, какие силы тра­тятся на такие, казалось бы, необязательные вещи в самом про­стом и тяжелом крестьянском быту, как украшение керамической посуды, резьба по дереву, роспись домашней утвари, орудий тру­да, вышивка одежды, орнамент в ткачестве. Традиционный уклад сосредоточивает субъекта на этих витально необходимых впечат­лениях и тем самым способствует присвоению и активному ис­пользованию приемов гармонизации душевной жизни.

С развитием и усложнением культурных традиций всякое глу­бокое впечатление от произведения искусства сопровождается ощущением соразмерности, гармонии, которое обеспечивается стимуляцией первого уровня. Как мы уже упоминали, И. Бродс­кий говорит: «Красота есть место, где глаз отдыхает». Вместе с тем можно выделить и относительно самостоятельные линии разви­тия психотехник овладения способами успокоения и гармониза­ции. Это искусство организации мест и церемоний, позволяющих уйти от тягот жизни и восстановить душевное равновесие.

В наибольшей степени это представлено опять же в восточных культурных традициях: в сосредоточении человека на восприятии эстетики природных явлений и обычных моментов бытовой жиз­ни: в развитии искусства чайной церемонии, икебаны, садоводства, где важным признается не только сочетание цвета, но и очертания и соотношение пропорций веток и листьев. Во всей полноте сти­муляция пропорциями проявляется в бонсеки — искусстве «выра­щивания камней» — создании садов из камней и песка.

62

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

Эти же тенденции мы обнаруживаем и в развитии более при­вычных нам форм культуры. Д.С. Лихачев (1987 г) пишет о том, что садово-парковое искусство входит необходимой частью в раз­витие каждого этапа культуры и в ряду других искусств является наиболее захватывающим и воздействующим на человека. Конеч­но, идеал сада, парка индивидуален и многогранен, однако, при всех качественных отличиях сад всегда служит для стимуляции переживания покоя, гармонического слияния человека с окружа­ющим миром.

Сад — это культура планировки: сочетания клумб, открытых плоскостей лужаек и куп деревьев, замкнутых гротов и беседок, орнамент дорожек; это насыщение пространства впечатлениями покоя, движения и плеска воды: каскадов прудов, фонтанов, уеди­ненного ручья; это игра пятен света и тени в листве, в мерцании фонарей, в узоре чугунной ограды на песке дорожки. Все это от­ражает развитие средств произвольной стимуляции, организации переживаний первого уровня и использование их для саморе­гуляции.

Нельзя не сказать о том, что первый уровень вносит огромный вклад и в культуру организации религиозного переживания. При­общению к божественной гармонии служит совершенство пропор­ций храма, ритмы колонн, орнаментация, соразмерное членение внутреннего пространства, высокий купол, столп света, игра вит­ражей, колебание пламени свечей, особый мерный ритм службы, ее музыкальность.

Особое место среди средств гармонизации нашей душевной жизни занимает музыкальная культура. Обращение музыки имен­но к этому глубинному слою организации нашей душевной жиз­ни не вызывает сомнений. Ее восприятие может вызвать у нас ощу­щение гармонии момента и слияния с миром. Аристотель писал о том, что благодаря безвредной радости музыки люди получают об­легчение и очищаются от аффектов (1927).

А.Ф. Лосев определяет основу воздействия музыки как пере­живание процесса чистого чувственного становления жизни. По Лосеву, музыкальное становление «...есть не становление мысли, но ощущения и не в области мыслительной предметности», оно «совершенно неотделимо от чувственной текучести вещей <...>

Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

63

только чистая музыка обладает средствами передавать эту без-об-разную стихию жизни, то есть ее чистое становление». Музыка дает человеку «не какой-нибудь устойчивый и неподвижный, хотя бы и прекрасный образ, но рисует ему само происхождение этого об­раза, его возникновение, хотя тут же и его исчезновение» (1991, с.315-335).

Лосев пишет, что если мы увидим в восприятии музыки ощу­щение самой чистой процессуальное™ жизни, покоя и динамики бесконечного движения, единства уникального, осуществляемо­го мгновения жизни и вечности, из которой оно возникло и в ко­торую возвращается, то нам сделается понятным это максималь­но интимное переживание. Важно отметить, что почти сходные описания переживания как живого, динамически связанного с вечностью мгновения мы встречаем при попытке объяснить сущ­ность медитации, достигаемой совсем другими средствами, напри­мер, о разросшемся в вечность мгновении говорят участники чай­ной церемонии.

В становлении музыкального образа любая точка может быть началом, концом и центром, все растворяется во всем, появление и исчезновение отдельных моментов сливаются в одно целое. И «человек, никогда не мысливший о бесконечности, и никогда не понимавший бесконечного в свете конечного, при слушанье му­зыки вдруг начинает испытывать единство и полную нераздель­ность того и другого. <...> Это не может не вызвать у воспринима­ющего музыку некоторого состояния мудрого молчания, если не прямо слез, но уже бескорыстных и ничем не связанных с пестрой пустотой жизни» (там же, с.329-330).

Это слияние конечного в бесконечном ощущает и Л.Н.Толстой, когда пишет о том, как князь Андрей, слушая пение Наташи, вдруг живо осознает страшную противоположность «...между чем-то бес­конечно-великим и неопределимым, бывшим в нем и, чем-то уз­ким и телесным, чем он был сам...», и эта противоположность ра­дует и томит его во время пения (Толстой, 1929, т.5, с. 182). Мы помним также, что по Толстому переживание во время пения На­таши чего-то, что «...было независимо от всего в мире и выше все­го в мире» спасает Николая Ростова от мысли о самоубийстве (там же, с.53-54).

64       Гл а в а 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

До сих пор мы говорили о развитии средств гармонизации ду­шевной жизни, обострения чувства жизни, единства с миром, но вместе с тем в культуре формируются и приемы защиты от непри­ятных переживаний. Как и в случае обеспечения безопасной дис­танции во взаимодействии с физической и социальной средой, раз­рабатываются средства сохранения себя в пространстве аффекта: каких впечатлений следует избегать, на что не надо смотреть, о чем нельзя слушать, о чем неприлично даже думать и, наоборот, какие впечатления рекомендуются, считаются благотворными. Каждая культура формирует свой аффективный ракурс взгляда на мир (при­личие — то, к чему можно повернуться лицом), свой тип «прищу­ривания», который, как известно, может не совпадать в разных куль­турных традициях. Создание системы культурных фильтров осно­вано на работе высших уровней, но организация самого ускользания от неприятного обеспечивается работой первого.

И, наконец, развиваются культурные средства избавления от непереносимых отрицательных переживаний, причина которых не может быть устранена в реальной жизни. Так, во всех культурных традициях специально разработаны ритуалы переживания горя. С помощью стимуляции переживаниями более высоких уровней (со­переживания других людей, ритмичной сенсорной стимуляции) субъект не отвлекается, а специально удерживается, сосредоточи­вается на тяжелом переживании, интенсивность которого усили­вается голошением и причитанием. В идеале культурный ритуал, психотехника «правильного» переживания горя должна привести горюющего к пресыщению им (характерны при этом выражения «испить горе», «выболеть горем»), чтобы, выйдя из состояния бе­зысходности, он смог снова почувствовать вкус жизни.

Непохожие по форме, но близкие по сути приемы совладения с травматическим переживанием можно выделить в современных психотерапевтических подходах, в которых предполагается дли­тельное совместное сосредоточение на аффективных проблемах пациента. Концентрация на болезненном переживании обеспе­чивается уже не внешней аффективной стимуляцией, а внутрен­ними личностными установками пациента и терапевта. Достиже­ние катарсиса, появление более реалистического и конструктив­ного понимания проблемы, обретение новой личностной

Глава 2. Уровни аффективной организации сознания и поведения

65

целостности обеспечивается сложной системой психотерапевти­ческих приемов. Подходы могут быть совершенно различными, однако все они связаны с сосредоточением <