Прощание Иисуса с двумя учениками

1 ноября 1945

По той же самой дороге, которая в любом случае является единственной в этом селении, подобном орлиному гнезду на уединенной горной вершине, они продолжили свой путь на следующий день, мучимые холодной влажной погодой, препятствующей их продвижению. Иоанн Эндор также вынужден сойти с повозки, потому что дорога вниз с горы опаснее, чем дорога на гору, и если осел, сам по себе, был бы вне опасности, то вес повозки, подталкивающей вперед и вниз по склону, создает ситуацию очень трудную для бедного животного. Апостолы сегодня также беспокойны, так как они потеют, не толкая, а удерживая повозку, которая может с грохотом разбиться, став причиной несчастья или, наконец, потери груза.

Дорога ужасна примерно на одной третьей части ее общей протяженности, на оставшемся отрезке спуска к долине. Затем она разветвляется, и ветвь, идущая на запад, становится более удобной и ровной. Они остановились, что бы отдохнуть, утирая пот, и Петр вознаграждает осла, который встряхивает ушами, дрожа и тяжело дыша, очевидно погрузившись в глубокую медитацию о тяжелых ситуациях ослов и причудах людей, выбирающих определенного рода дороги. Очевидно, что Симон Ионин приписал подобным размышлениям задумчивое выражение животного и, чтобы поднять его настроение, он вешает ему на шею сумку с маленькими бобами. И пока осел дробит грубый корм с жадным удовольствием, люди также едят хлеб и сыр, и пьют молоко, которым полны их маленькие фляжки.

Трапеза закончена. Но Петр желает напоить «своего Антония, который заслужил больших почестей, чем Цезарь», - говорит он и, взяв ведро из повозки, он зачерпывает воду из потока текущего к морю.

«Сейчас мы можем пойти дальше… И нам бы хотелось пустить осла рысью, потому что я думаю, что местность за этим холмом равнинная… Но мы не можем. Тем не менее, мы должны идти быстро. Иди сюда Иоанн, и ты, женщина. Садитесь в повозку и пойдем дальше».

«Я тоже сяду в нее, Симон, и Я буду править. Вы все будете следовать за нами…» - говорит Иисус, как только двое сели в повозку.

«Почему? Тебе нехорошо? Ты выглядишь таким бледным!...»

«Нет, Симон, Я хочу поговорить с ними наедине…» - и Он указывает на двоих, которые тоже побледнели, так как они поняли, что пришло время прощания.

«Ах! Хорошо. Поднимайся, а мы будем следовать за Тобой».

Иисус садится на доску, используемую как сиденье кучера, и говорит: «Сядь сюда, рядом со Мной, Иоанн. И ты, Синтихия, подойди ко Мне…»

Иоанн садится слева от Иисуса, а Синтихия у Его ног, почти в углу повозки, спиной к дороге и с лицом, поднятым к Иисусу. В этой ее позе, сидящей на пятках, расслабленной, как если бы она была отягощена ношей, изнурившей ее, с руками оставшимися без движения на ее коленях и сжатыми, чтобы сдержать их дрожание, с ее усталым лицом и прекраснейшими темно-фиолетовыми глазами в тени ее вуали и мантии, опущенной на лоб, затуманенными от многих пролитых слез, она кажется безутешной Пиетой[3].

Не говоря уже об Иоанне!... Я думаю, что если бы в конце дороги стояла виселица, он не был бы так расстроен.

Осел теперь бежит иноходью и так послушен, что Иисусу не нужно уделять ему пристальное внимание. И Иисус воспользовался этой ситуацией, положив вожжи, взяв руку Иоанна и положив другую Свою руку на голову Синтихии.

«Дети Мои, Я благодарю вас за всю ту радость, которую вы даровали Мне. Этот год был для Меня усыпан цветами радости, потому что Я смог завоевать ваши души и хранить их перед Собой, укрываясь от уродств этого мира, от запаха воздуха, испорченного грехами этого мира, вливая в Мою кровь по каплям вашу целительную любовь, которая подтверждала Мою надежду, что Моя миссия не бесполезна. Марциан, ты, Мой Иоанн, Эрмастий, ты, Синтихия, Мария Лазаря, Александр Мисах и другие… Триумфальные цветы Спасителя, Кого как такового могут воспринимать только люди с честными сердцами… Почему ты отрицательно качаешь своей головой, Иоанн?»

«Потому что Ты добрый и поместил меня среди людей с правыми сердцами. Но мой грех всегда со мной…»

«Твой грех – это плод плоти, возбужденной двумя безнравственными людьми. Справедливость твоего сердца – это основа твоего честного эго, желающего честных отношений, но несчастного, потому что они были отобраны у тебя смертью или безнравственностью, но даже в этом случае твое эго оставалось таким же живым под бременем столь многих печалей. И достаточно было голосу Спасителя проникнуть в глубину твоего сердца, где чахло твое эго, и ты вскочил на ноги, стряхнув с себя всякое бремя, чтобы прийти ко Мне. Разве это не так? Итак, ты праведен сердцем более, гораздо более, чем те, которые не совершали твоего греха, но пребывали в гораздо более худших, потому что они были предумышленными и упорно поддерживались живыми…

Да будете вы, поэтому, вы, цветы Моего триумфа как Спасителя, благословенны. В этом безрадостном враждебном мире, который пресыщает Спасателя горечью и отвращением, вы представляли любовь. Спасибо вам! В самые печальные часы этого года Я вспоминал вас, чтобы утешиться и получить помощь и поддержку. В еще более печальные часы, которые Я должен претерпеть, Я буду вспоминать о вас даже еще больше. До самой Моей смерти. И вы будете со Мной вечно. Я обещаю вам.

Я доверяю вам Мои самые заветные интересы, то есть подготовку почвы для Моей Церкви в Малой Азии, куда Я не могу пойти, потому что место, где Я должен исполнить Свою миссию, находится здесь, в Палестине, и также потому, что косный менталитет людей влиятельных в Израиле будет вредить Мне всеми возможными способами, если Я пойду куда-нибудь в другое место. Я хотел бы иметь больше Иоаннов и больше Синтихий для других стран, так, чтобы Мои апостолы могли бы найти почву уже вспаханной для посева семян в час, который должен прийти!

Будьте добрыми и настойчивыми, упорными, и одновременно сильными, чтобы быть проницательными и терпимыми. Вы будете проходить через глупость и насмешки. Не позволяйте им лишить вас мужества. Говорите: “Мы едим тот же хлеб и пьем из той же чаши, что и Иисус”. Мы не более достойны, чем наш Учитель и мы не можем рассчитывать на лучшую участь. Это величайшая удача: разделить участь Учителя. Я даю вам только один приказ: не лишайтесь мужества, не унывайте, не пытайтесь ответить себе на вопрос, почему вас отослали в такую даль; вы посланы не в изгнание, как склонен думать Иоанн, нет, вас расположили на пороге вашего Отечества прежде всех других, потому что вы усовершенствованные слуги, как никто другой. Небеса сошли на вас подобно материнской вуали и Царь Небесный уже приглашает вас на Свою грудь, и будет защищать вас под Своими широкими крыльями любви как первенцев бесчисленных роев слуг Божьих, Слова Божьего, Который во имя Отца и Вечного Духа благословляет вас ныне и навеки.

И молитесь обо Мне, Сыне Человеческом, Который идет ко всем мучениям Искупителя. О! Моя Человеческая природа вскоре будет сокрушена горчайшим испытанием!... Молитесь обо Мне. Я буду нуждаться в ваших молитвах … Они будут для Меня ласками… Они будут исповеданиями любви… Они помогут Мне не прийти к

Всеобъемлющему заключению: “Все человечество состоит из демонов”…

Прощай, Иоанн! Поцелуй Меня на прощанье… Не плачь… Я бы мог оставить вас со Мной, ценою вырывания кусков плоти из Моего тела, если бы не видел всех благ, которые эта разлука принесет как вам, так и Мне. Вечных благ… Прощай Синтихия. Да, ты можешь целовать Мои руки, но запомни, если различие полов не позволяет Мне поцеловать тебя как сестру, то Я посылаю Мой братский поцелуй твоей душе… И пусть ваши души ожидают Меня. Я приду. Я буду рядом с вашими делами и вашими душами. Я обязательно приду, потому что если Моя любовь к людям заключила Мою Божественную Природу в смертную плоть, она не ограничила ее свободы. И как Бог Я свободен пойти к тем, кто заслужили иметь Бога рядом с собой. Прощайте, дети Мои. Господь с вами…»

И Он вырывается из конвульсивной хватки Иоанна, который схватил Его за плечи, и Синтихии, которая цеплялась за Его колени, и спрыгивает с повозки, помахав на прощанье Своим апостолам и бросившись бежать по дороге в ту сторону, откуда пришел, со стремительностью преследуемого оленя… Осел остановился, почувствовав, что вожжи, которые прежде были на коленях Иисуса, полностью отпущены. Восемь изумленных апостолов тоже остановились и смотрят вслед Учителю, Который все больше и больше удаляется.

«Он плакал…» - шепчет Иоанн.

«И Он был бледен как мертвое тело…» - шепчет Иаков Алфеев.

«Он даже не взял Свою сумку… Вот она лежит в повозке…» -замечает другой Иаков.

«И что Он теперь будет делать?» - спрашивает Матфей.

Иуда Алфеев кричит во всю мощь своего могучего голоса: «Иисус! Иисус! Иисус!...» Эхо от холмов повторяет вдалеке: «Иисус! Иисус! Иисус!...» но зеленые деревья на повороте дороги скрыли Учителя, Который даже не обернулся посмотреть, кто зовет Его…

«Он ушел… И все, что мы можем сделать, это тоже пойти…» - безутешно говорит Петр, поднимаясь на повозку и беря вожжи, чтобы погонять осла.

И повозка трогается с места, и ее скрип смешивается с ритмическим звучанием подков осла и страдальческим плачем двоих учеников, покинутых на днище повозки и стонущих «Мы никогда больше не увидим Его снова, никогда, никогда больше…»