День пятнадцатый от начала школы

А со съёмочной группой и всадником без головы устроили просто. Мы на нашем сайте заранее выложили очень подробный материал, как снаряжают радиоуправляемый велик, как наряжают куклу, как Надя тренируется, чтобы ударить правдоподобно, и хрупкую радиоэлектронику не повредить, а кукла для кино уж померла так померла. Сняли ещё, как выбирали место в лагере, чтобы походило на сельскую дорогу.

 

Что было, когда потом на информационном портале Фиалкина появилось сообщение — менеджер летней образовательной сессии сбил велосипедиста!

Олег рассказывал, в его присутствии — дело было в молодёжном лагере "Сибирский поток" — депутат Глокер, а он сам в молодости в новостях начинал — звонил Фиалкину и спрашивал — а вы все свои новости так делаете?

Впрочем, вскоре стало не до смеха. Поскольку, сам губернатор, с одной стороны, наехал на наших врагов, а с другой стороны, задумал ознакомиться с нашей деятельностью и для этого приехать на финал.

- Храни нас пуще всякия печали и барский гнев, и барская любовь! - откровенно высказалась Надя.

Впрочем, эти новости, привезенные Максимом, были не единственными и не самыми важными. Дочку одной из старых подруг и партнерш Зимовья, Ульяны Серебрениковой, руководителя известной медиа-школы, эскулапы залечили до смерти. И в нашей школе стоял реальный траур.

- Мы вернемся отсюда какими-то другими, - мрачно сказал Петрович в курилке. Бывшая там же Нюра кивнула.

Лена и Боян

И наконец-то мы сидели с Бояном вот так, бултыхая ногами в воде, и стараясь забрызгать друг друга только пятками. Было весело, и было свежо.

Я вдруг поняла, что я-то знаю о нём всякое разное.

 

— Знаешь, как ни странно, от мальчиков у меня лет с пятнадцати отбоя не было. Я знала, что инвалидов достают, обижают, потому что не такие, как все — но меня в школе не доставали, не обижали, где надо, помогали, но как-то без ажиотажа, настолько я была такая же, как все. Ну, с определённой особенностью. А кто у нас без особенностей — говорила наша классная — я вот, например, так обидеться могу, что до конца школы будете доказывать на доске, что дважды два — четыре!

А наверно, на первой летней сессии, после русалок, после того, как меня не запретили, после того, как я поняла, что в математике действительно кое-что вижу — мне на выпускном одноклассники говорили — я стала выглядеть такой королевой, что мои тёмные очки и, иногда, остановка перед бордюром начали восприниматься как королевское пренебрежение к окружающему миру.

<Начала кое-что видеть и в русском языке - не запоминать правила, а именно видеть. Но это уже Кара помогла, мой второй тьютор>

Был Сашка. Трогательная такая, детская любовь. Портфель он, конечно, не носил — какой портфель, когда я всегда ходила с ранцем — но так мило помогал упаковывать в ранец всё по нужным карманам, так мило брал меня за руку, обводя мимо луж, мы с ним так мило целовались в подъезде. Потом мне уже мама объяснила, что у меня ещё и фигура эге-гей, решила сразу не смущать. Я-то, конечно, не могла вертеться перед зеркалом и сравнивать себя с фотографиями Джины Лоллобриджиты — а оказывается, я на неё была чем-то похожа.

Это потом мне на первом курсе один мальчик сказал. Понимавший, что ему до меня не достучаться — сама не понимаю, с чего это он сразу понял.

Наверно, его угнетал сам факт девушки, уверенной в себе — а у нас на курсе все, кроме меня и Вики, были с первых недель занятий ни в чём не уверены. Про Вику всё понятно, дочка профессора математики, а про меня вообще ничего не понятно.

Сашка оказался столь верным рыцарем, что сделал мне к совершеннолетию рыцарский такой подарок. Он ушёл-то из школы после девятого, потому что ему уроки информатики были невыносимы, он знал гораздо больше. Он к третьему курсу собрал команду, в том числе из преподавателей, защитили стартап, получили деньги — как думаешь, на что? Это сейчас Самсунг гордо анонсировал, что у них на планшетах есть такая фича, "VoicePrint". Я же знаю, кто придумал эту "печать звуками". И первый планшет, где была такая фича — был подарен мне, на восемнадцать лет. Ты думаешь, почему я так уверенно печатаю на планшете, но обязательно в наушниках? Они придумали, что при нажатии на клавишу планшет должен не только вибрировать. Он должен давать определённую ноту. Для программиста дело было не хитрое, сложность в том, чтобы подобрать ноту под каждую букву, чтобы слово звучало как мелодия.

— А вы с ним сейчас общаетесь?

— Переписываемся, иногда созваниваемся. Он сейчас в Корее, в головном офисе "Самсунга". Жениться собирается, на нашей ровеснице. Она учит его корейскому языку,, корейской культуре и вообще восточному взгляду на мир, а он учит её... Ну, тому, чему я научилась, так или иначе. Там хуже, Ли не видит с рождения и выросла во всех этих, прости Господи, группах социализации. А что? Рыцарь должен помогать тем, кому на самом деле плохо. Мне хорошо. У меня есть правильные родители. У меня есть математика. У меня есть русалки. У меня есть мои шебутные девчонки. Я сейчас сижу рядом с хорошим и умным человеком, и мы занимаемся всякими глупостями, пихаемся и плещемся пятками, это значит, что у меня и что-то ещё есть. А скажи честно, просто, как женщина, я могла бы тебе понравиться? Без всяких фокусов, с люденами, не-человеками? Сашка ведь во мне что-то такое подозревал, раз придумал мне такой подарок, да и отчалил в Корею, Ли оказалась явно попроще…

— Как любой компьютер, — ответил Боян и начал брызгаться, я даже не успела ответить. Правда, потом пихнула его пяткой. В этом раунде опять ничья. — Ты — очень сложная. Знаешь, говорят, это плохой признак, когда мужчины начинают рассказывать о своих бывших…

— Я же тебе рассказала о мальчиках — рассмеялась я. И чуть побрызгалась. — Я знаю кучу всякой всячины, в каких-то текстах фигурируют твои «бывшая жена», «будущая жена», «духовная жена»… Я знаю, что ты без ума от Вероники, и не понимаю, как вы расстались с Полей. Я знаю, что у вас что-то такое с Улей было, что вы вот только вчера до конца объяснились и друг друга простили.

— С Улей — пусть это будет всё же некоторая тайна. Потому что так интереснее. Мы объяснились и простили, в самом деле. Мы друг другу благодарны, у неё своя жизнь, у меня своя. Мы в самом деле очень разные. А Поля… Ты представь себе себя наизнанку.

— Это как?

— Такая же, как у тебя, точёная фигура, ну не точь в точь, а именно точёная. Ни грамма лишнего мяса. И это даже сейчас, когда она вторую дочку родила. Ярчайшие глаза. Которые как вперятся-вперятся, так, кажется, всего высверливают насквозь. Не просвечивают, а именно высверливают. Когда ей хочется поплакать — это не водопад, это фонтан, я однажды испугался, что она на два метра всех намочит! И…

И? Я понимаю, я если плачу — мама говорит, росинки сами высохнут. Насчёт впериться — ну просто не понимаю. Наверно, дико напрячь глазные мышцы, зачем?

— Так почему наизнанку?

— А потому что ты вся из себя. В тебе себя больше, чем ты вмещаешь, тебе же нравится делиться и помогать?

— Конечно! Мне же помогают, как я могу не помогать? Я же кучу всего знаю и умею, как могу не делиться?

— А вот Поля вся в себя. Когда-то она меня этим то ли заколдовала, то ли напугала. Ну, помнишь Лизу Болконскую?

— Ой! «Господа, зачем вы это со мной делаете»?

— Да, и ещё жёстче. Считай, что мне её просто жалко стало. Я подумал, что девочка умрёт… Не умерла, она сумела устроиться с моей мамой так, что вселилась, когда о свадьбе только разговоры шли, а я вообще в больнице лежал… С моей тётей, тётя мне звонила и говорила — женись, а то ты же выгонишь её с ребёнком на мороз, я тебя знаю! С какой капусты моя тётя знает, что женщин с ребёнком я выгоняю именно на мороз, наверно, она думала, что ещё и босой, только вслух не говорила — но это личные тараканы моей тёти. Поля реально чертовски красивая девчонка, она и сейчас продолжает быть чертовски красивой девчонкой, вот когда они с Никой и Лесей в коляске идут, кажется, что сёстры. Чертовски обаятельная. Но что мне нравится, Ника внешностью-то в маму, а рассудительная, задумчивая… Хуже, чем я в её возрасте. Наверно, что-то из этого гибрида двух пород получится.

— Каких пород? — удивилась я. Тут уже было не до плескания.

— Ну, человека, который всё время ищет и никак не может остановиться, и человека, который всё время хочет всё вобрать в себя, но не может, потому что нечем. У Вероники есть очень интересная способность — у неё потрясающая память, и потрясающе избирательная. Если бы я был психологом, я бы нашёл закономерность, а так просто восхищаюсь.

— Ищет и не может остановиться? То есть и меня найдёшь, а потом пойдёшь дальше?

— А ты не человек. И я тебя ещё не нашёл. Я не знаю, что ты за существо, Лена Лунина. Я знаю, что ты за естество, как ты можешь быть талантливым математиком и прочим, а вот что внутри… Так же про Ульяну я это не знал, она мне только сама рассказала.

— А я не расскажу. Я просто Лена Лунина, и, кстати, очень хочу спать… Ой, три часа уже, а мне девочек будить на заплыв! Проводишь? А то я уже не очень ориентируюсь, устала.

Уже перед домиком, где всё было знакомо наощупь, Боян спросил — а что есть, по-твоему, пределы роста?

И вдруг я поняла, мельтешнёй закрутились побеги, графики, дети, всё это мельтешило, кувыркалось так, что у меня голова закружилась и я прямо осела на ступеньку.

У Ули — какой бы крутой она ни была — предел роста — быть крутым режиссёром. У Поли — наверно, быть хорошей, правильной мамой, интересно, что она будет делать, когда дети вырастут. А у Наташи? Сама говорила — стать хорошим тренером, а дальше посмотрим. А у меня — в самом деле, стать хорошим тренером, хорошим математиком, когда-нибудь стать хорошей мамой — а дальше тоже посмотрим!

Я чуть не задохнулась. Вскочила, как на пружинке, прижалась к Бояну, обняла его, крепко-крепко, как могла. Он ответил, обнял меня так же крепко, даже чуть приподнял. Всё наоборот, рассказывала я потом девочкам. Обычно мужчина обнимает и приподымает, и ты его обнимаешь, потом отпускаетесь, садишься, начинаешь задыхаться ещё в объятьях.

— Боян — спросила я в итоге — а ты вытерпел бы жену, слепую, математика, желающую красивых и умных детей, которая к тому же не знает, кем она хочет быть?

— С последнего и стоило бы начинать, — радостно сказал Боян, — я так накушался людей, которые думают, что знают, кто они есть или кем они хотят быть! Можно, теперь я тебя уже обниму, по честному?

Отпустив меня, он виновато сказал:

— Лена, тебе всего двадцать. А я старый…

— А разница? Мы же помирать не собираемся? Я же не Поля, сообщать тебе, что вот я с такого-то числа поселяюсь у тебя дома! Просто мне кажется, что мы с тобой нашлись. Ой, извини, мне в самом деле надо срубаться, иначе девочек не подниму, если ты согласен, просто…

Он понял. Он снял с меня очки и поцеловал мои глаза. Так хорошо моим глазам давно не было.