О том, как Пыжик учился летать

 

Скоро чижик пошел в летную школу, в первый класс. Забот у чижихи прибавилось вдвое. Попробуй усадить такого птенца за уроки! Беда, да и только!.. Ему бы кувыркаться да шалить, а учителя своего требуют.

Мать все хозяйство забросила, за собой не следит – вместе с сыном уроки учит. Старательно учит, будто ей самой их задали. Теперь она и правила, и стихи на память знает, а вот хозяйством заниматься разучилась. То, глядишь, червячок недосолен, то вместо зерен простых камешков с птичьего базара принесет, то у торговки‑воробьихи сдачу получить забудет.

А гнездо‑то, а гнездо! Сплошной беспорядок. Пух из постели повыбивался, стены прохудились. А сама‑то, а сама! Страх один. Перышки не разглажены, лишние не повыщипаны. В таком виде она и учит с Пыжиком уроки.

– Что тебе на сегодня задали?

– Упражнения на полеты. Нужно три раза облететь вокруг дерева.

– Ну, так лети.

– А я не хочу.

– Почему?

– Мне сперва нужно найти вот такую резинку. – И Пыжик развел крылья, показывая, какой длины должна быть резинка.

– Ах ты, дрянной мальчишка! – догадалась чижиха. – Ты хочешь сделать себе рогатку!

– У всех есть, а что я, хуже?

– Тебя за это схватит баба‑сова!

– А я ей выстрелю в глаз!

– Что мне с тобой делать?! – заламывала крылья чижиха. – Ну, ты хоть червячка съешь. Я его разжевала, тебе только проглотить осталось.

– А ты сделай за меня упражнения, тогда проглочу.

– Хорошо, хорошо, я сделаю. А ты ешь и смотри!

И чижиха принялась летать вокруг дерева. Летает и считает:

– Раз… Два… Три.

– Правильно! – сказал Пыжик. – На пятерку!

– Гм, – ухмыльнулась соседка‑синица. – Что это вы, уважаемая Чика, такими пустяками занимаетесь?

 

 

– Это вовсе не пустяки! – ответила чижиха. – Это мы с сыном делаем домашние задания.

А на следующий день Пыжик приносил из школы двойку.

– Безобразие! – жаловалась синице чижиха. – Вы свидетельница, вы сами видели, как мы с Пыжиком делали домашнее задание! И вот вам, пожалуйста, – двойка! Какие несправедливые учителя!.. Ах, бедный Пыжик, все тебя, маленького, обижают!

– Обижают… – захныкал сынок, который уже стал ростом со взрослого чижа.

– Ну ладно, не плачь. Поди ко мне, крошка, я тебя поцелую! – И она хотела обнять сына.

Но Пыжик терпеть не мог нежностей. Он передернул крыльями, да так неловко, что столкнул мать с ветки. Все вокруг рассмеялись. А одуванчики так тряслись, что все поголовно растеряли свой пух и остались нагишом.

Чижиха провалилась в густые заросли крапивы и лопуха. Она больно обожглась и хотела поскорее выбраться, но услышала интересный разговор, который происходил между крапивой и лопухом, и задержалась.

Дело в том, что крапива и лопух были всеми признанные ученые педагоги. Они давно занимались наукой о том, как следует воспитывать детей, но советовали это делать по‑разному и без конца спорили.

 

 

– Нужно жечь, нужно сечь! Нужно жечь, нужно сечь! – упрямо твердила крапива и показывала, как это следует делать. Ладони ее были усеяны густым жалящим волосом и сплошь покрыты грубыми мозолями.

А лопух безразлично махал своими лопоухими листьями и лениво повторял:

– Э‑э, и так сойдет, э‑э, и так вырастет! Сколько у меня знакомых лопухов, и все так выросли. Некоторые даже стали еще большими лопухами, чем я.

Пока продолжался этот ученый спор, Пыжик сидел на высокой ветке и вертел головой. Вдруг перед его носом пролетела стрекоза. Он хотел схватить попрыгунью, да сорвался с ветки. Сорвался, замахал крыльями и полетел. Да, да, полетел! Неровно, припадая то на одно, то на другое крыло, но полетел.

– Ай! Ай! – закричала чижиха. – Что ты делаешь! Ты же летишь! Ты разобьешься!

Но голос ее потонул в шуме.

– Еще рраз! Еще рраз! – затрещали в траве кузнечики.

– Четче! Четче! Четче! – закричали воробьи.

 

 

Пыжик снова взлетал, шлепался на землю, но упрямо рвался в воздух.

Все тут же бросились поздравлять чижиху.

– Ч‑чудесно! Ч‑чудесно! – защебетала соседка‑синица. – Оччень, оччень способный!

– Еш‑шобы, еш‑шобы, – одобрительно жужжал шмель. – Первые в ж‑ж‑жизни шшаги, шшаги!

– Поздрр‑ав‑лаю! Поздрр‑ав‑лаю! – залаял дворовый пес Лука, который из будки все это видел. – Помню, когда впервые пошел Коля Пыжиков, сколько радости в доме было. Уж я‑то знаю, как нелегко на двух задних ходить! Сам пробовал, сам… Да, много мне тогда вкусных вещей со стола перепало! – И он звучно облизнулся.

Чижиха успокоилась и, важно нахохлившись, обвела всех гордым взглядом: дескать, иначе и быть не могло, ведь это мой сын!

Она тут же решила послать повсюду телеграммы и полетела к кусту малины, где был главный паучий телеграф. Отсюда во все концы тянулась густая паутина. По ней передавались всякие новости.

Чижиха быстро настрочила телеграмму:

 

БОЛЬШОЕ СОБЫТИЕ ТЧК МЫ УЖЕ ЛЕТАЕМ ЧИЖИК КРАСОТА ПЕРЕРОС ПАПУ РАДА СКАЗАТЬ НАРОДУ В ГОРОДЕ И ЛЕСУ ВАША ЧИКА

 

Но старый паучий телеграф перевирал все слова, и те, кто получили телеграмму, читали:

 

БОЛЬШОЕ БИТИЕ ТЧК МЫ УЖЕ ТАЕМ НИЖЕ У КОТА ПЕРЕКОС ЛАПЫ НАДА СМАЗАТЬ ВОДУ В ОГОРОДЕ КОЛБАСУ ВАША ЧИКА

 

Всякий понимал это по‑своему, и все радовались.

Прочитав слова «нада смазать», двери радостно заскрипели. Они решили, что все дверные завесы наконец‑то будут смазаны.

Фикус, обнаружив в телеграмме слово «воду», захлопал своими широкими листьями. Он изнывал от жажды и думал, что его немедленно польют.

Мыши в подполье подняли радостную возню:

– Опасность миновала! – кричали одни. – У кота перекос лапы!

А другие кричали:

– В огороде выросла колбаса!

Один солдат Пешкин правильно расшифровал телеграмму. Он был опытным связистом и разгадывал телеграммы даже посложней, чем эта.

«Точно, у чижихи большая радость! – подумал Пешкин и тут же начал себя ругать: – Эх, и черствая я душа! Как же это до сих пор не навестил семью своего спасителя?! Нет мне за это прощения!.. Сейчас же пойду к генералу, попрошу увольнительную и лично принесу чижихе свои поздравления».

Он направился в штаб главного шахматного командования. Пешкин был любимым солдатом генерала, и тот его принял сразу.

– А‑а, здравствуй, Пешкин. Как живешь? – сказал генерал, отрываясь от важных бумаг.

– Разрешите доложить, важное сообщение! – сказал солдат, приложив руку к пилотке и громко щелкнув о доску свинцовой пяткой.

– Докладывай.

– Свершилось, значит, товарищ генерал. Полетел Пыжик! Пичуга мала, а звезду догнала… Стало быть, птенец отличник летной подготовки! Вот как, товарищ генерал.

– Постой, дорогой, постой, – начал припоминать генерал. – Не тот ли самый птенец, отец которого…

– Он самый и есть. Так точно, – печально покачал головой Пешкин. – Меня спас, сам погиб…

– Вспоминаю, вспоминаю, как же! Так чего же ты от меня хочешь?

– Да вот, навестить бы мне чижиху… Стало быть, увольнительную бы мне… вот что…

И тут Пешкин совершил ошибку. Генерал был стариком добрым, но увольнительные любил раздавать сам, а когда просили – отказывал. Он считал, что это необходимо для большей строгости, для авторитета.

– Увольнительной, дорогой, сегодня дать не могу. Сам понимаешь – положение шаховое. С минуты на минуту могут прийти Коля и Петя – и начнется война! Ясно?

– Так точно. Ясно! – отчеканил Пешкин. Что мог он еще сказать?

Но генерал и не думал совсем огорчать Пешкина. Он лукаво подмигнул ему, похлопал по плечу и произнес:

– А не лучше ли отшлепать чижихе поздравительную за моей, генеральской, подписью! А? Каково?

– Премного вами благодарны! – радостно рявкнул Пешкин.

И генерал послал чижихе телеграмму:

 

САД ЯБЛОНЯ НОМЕР ШЕСТЬ ГНЕЗДО ЧЕТЫРЕ ТЧК АТАКУЕМ ПОЗДРАВЛЯЕМ ОТВОЮЕМ ПОЛЕТАЕМ ПУЛЯ ДУРА ШТЫК МОЛОДЕЦ ТЧК ГЕНЕРАЛ Ф‑5.

 

«Ф‑5» означало клетку на шахматной доске, где находился в это время генеральный штаб.

 

 

Телеграмма была немедленно доставлена чижихе и зачитана вслух. Чижиха еще больше надулась и заважничала.

Вдруг в небе что‑то загудело, засвистело, и синеву прочертили длинные белые полосы. Потом эти полосы стали выписывать в небе восьмерки, круги и другие замысловатые фигуры. А впереди этих полос, как серебряные самопишущие перья, неслись и сверкали острокрылые птицы.

Все в саду притихли и с удивлением уставились в небо.

– Чему вы удивляетесь? – сказала чижиха. – Разве не знаете – этот воздушный парад назначен сегодня в честь моего Пыжика!

Никто не стал возражать, а Пыжик запищал:

– Мама, мама, я тоже так хочу!

– Что ты, милый, так высоко? – ужаснулась чижиха. – Там холодно, ты простудишься! Это только люди могут так высоко и быстро летать, а ведь ты – птица… И вообще, на сегодня хватит. Ты устал. Пойдем лучше домой.

Соседка‑синица пошла провожать чижиху. Она ласково положила ей крыло на плечо и сказала:

– Ну, милая, скажу вам как мамаша мамаше: теперь у вас самое трудное… – и, помолчав секунду, добавила: – впереди!

– Да, – согласилась чижиха. – Конечно, когда ребенок начинает летать, покоя матери не знать, того и гляди, птенец залетит не туда, куда надо.

 

ГЛАВА СЕДЬМАЯ