Если вы действительно понимаете, о чём здесь идёт речь, вы не можете больше искать оправдание своему неуспеху.

Просто найдите необходимую информацию, постройте достойную модель реальности, и вы сможете удовлетворить свою потребность на тот максимум, на который они – наши потребности – в принципе могут быть удовлетворены.

• У вас или недостаточно информации, но тогда вы, ощущая соответствующую потребность в себе, должны хотеть её искать.

• Или, другой вариант, ваша потребность на основании уже собранной вами информации таким образом, как вам хотелось бы, не может быть удовлетворена. Что ж, значит, нужно найти другой способ её удовлетворить.

А больше вариантов нет – все карты перед вами.

ПАРАДОКС ИСТЕРЛИНА

Человека, благодаря которому возникла целая научная дисциплина под названием "экономика счастья" (сейчас, правда, используется термин "субъективное благополучие"), звали Ричардом Истерлином.

Он начал с нехитрого исследования – сравнил уровень удовлетворённости жизнью у американцев в 1946 и 1970 годах. Как вы думаете, в какой момент американцы были более счастливы?

• Первый вариант: после десятилетия Великой депрессии, а потом непростых и для американцев тоже (хотя с нашими, конечно, не сравнить) лет Второй мировой войны.

• Второй вариант: когда благосостояние в Штатах выросло вдвое, практически каждый американец уже имел автомобиль, холодильник, стиральную машину и горячую воду, а поверх этого роскошества цвела сексуальная революция и движение хиппи – "дети цветов" счастливо наслаждались свободой и самоактуализацией.

Думаю, ответ очевиден: второй вариант, правильно? Нет. Истерлин показал, что достигнутый материальный прогресс никак не сказался на самоощущении американцев. Проще говоря, экономический рост и совершенно очевидный рост качества жизни людей не оказали существенное влияние на их уровень счастья.

Всё это выглядело, конечно, как полный абсурд. Феномен получил название "парадокс Истерлина". Сотни учёных принялись вникать в детали и разбираться, в чём же дело. Было, честно говоря, сломано немало копий, но в конце концов парадоксальность отношений между счастьем и благосостоянием, выявленная Истерлином, получила своё объяснение.

Во-первых, существует порог достатка, после которого сам этот достаток перестаёт влиять на наш субъективный уровень счастья. В 2010 году лауреат Нобелевской премии Даниел Канеман и обладатель множества экономических наград Ангус Дитон опубликовали исследование, в котором показали, что оптимальным уровнем заработка в США является сумма 75 тыс. долларов в год.

До достижения этой суммы уровень счастья американца стремительно растёт, а после её достижения увеличение дохода уже не приводит к значимому увеличению ощущения счастья. То есть, перешагнув порог этой условной "бедности", деньги перестают играть ключевую роль в самоощущении человека.

В других исследованиях, уже кросс-национальных, пороговая сумма выглядит чуть иначе и равняется 100 тыс. долларов в год, но уже на домохозяйство. Хотя, конечно, есть некоторая вариация по отдельным странам – просто потому, что в Цюрихе, например, жизнь сильно дороже, чем в какой-нибудь Праге.

Но это уже детали, главное – принцип. И мы видим очередную демонстрацию работы формулы "80/20", согласно которой 20 % усилий достаточно для достижения 80 % результата. Человек ещё не счастлив на все 100 %, но, чтобы преодолеть остаток пути – недостающие ему 20 % счастья, он должен приложить ещё 80 % усилий.

В результате, если кто-то на это и решается, то его жизнь становится только хуже. Прилагаемые нами усилия – это труд, лишения, нагрузка и затраченное время. Поэтому получается, что за 80 пунктов пережитых вами "страданий" вы получите только 20 пунктов в приросте "счастья", то есть, в каком-то смысле, 60 пунктов несчастья. Так себе сделка, надо признать.

Вот почему многие социологи-экономисты настойчиво предлагают от добра добра не искать и не говорить более-менее счастливым людям, что они могут быть еще более счастливыми. Судя по всему, они уже получили свой максимум. А вот перфекционизм в данном вопросе может обернуться самой настоящей катастрофой.

Во-вторых, для субъективного ощущения счастья важно не только то, сколько у вас денег, а то, сколько денег у вашего соседа. Череда исследований демонстрирует нашу поразительную иррациональность в этом вопросе.

Если их обобщить, то выглядеть это будет где-то так: если вам с коллегой полагается премия за успешно реализованный проект, то вас больше устроит, например, по 10 тысяч рублей на нос, чем ему – 20, а вам – 15.

То есть фактический прирост дохода на 50 % оценивается нами субъективно менее комфортным делом, чем обнаруженная нами "несправедливость". Деньги – это, конечно, хорошо, рассуждает наша подкорка, но если у него больше денег, то он может и позволить себе больше, чем я, а следовательно, я проиграл.

Правда состоит в том, что никогда человечество не жило так хорошо, как сейчас. Знаменитый учёный-психолог, входящий в топ самых влиятельных мыслителей современности, – Стивен Пинкер говорит об этом на каждом, кажется, углу, приводит цифры, данные, расчёты и т. д. Но ему не очень верится.

Всё дело в том, что в нашем в целом очень богатом обществе существует фундаментальное экономическое расслоение: богатство 6–8 самых состоятельных людей в мире равно состоянию беднейшей половины человечества, это 6–8 человек – против 4 миллиардов.

Кроме того, современная экономика так устроена, что любой кризис, да и не кризис тоже, заканчивается тем, что основная часть людей беднеет, а богатые, наоборот, богатеют. Так что не стоит удивляться тому, что выкладки Пинкера, основанные на объективных данных, не вызывают доверия у слушателей.

И наконец, в-третьих, что очень важно понимать в рамках нашего анализа: статистика – "одна большая ложь", когда речь идёт о конкретных людях.

В 1971 году Филип Брикман и Дональд Кэмпбелл написали статью "Гедонистический релятивизм и планирование успешного общества", которая положила начало концепции об индивидуальном уровне счастья каждого из нас.

Основываясь на выкладках психолога Гарри Хелсона, который доказывал, что острота восприятия любого стимула зависит от сравнения его с предыдущими, они показали, что наша гонка за счастьем обречена на провал: наши ожидания растут с каждой удовлетворенной потребностью, поэтому конца этому бегу нет.

В 90-х годах прошлого века выкладки Брикмана и Кэмбелла были преобразованы Майклом Айзенком в теорию "гедонистической беговой дорожки".

Суть которой в том, что бесконечная погоня за радостями жизни – это наша судьба: мы нуждаемся в постоянном увеличении количества удовольствий, доходов и т. д., в противном случае у нас возникнет ощущение, что мы несчастливы.

Остановиться на беговой дорожке удовольствия нельзя – вас просто снесёт с неё в тоску, тревогу и депрессию. Но и добежать куда-то, пыхтя на беговой дорожке, тоже невозможно – как бы вы ни старались, вы останетесь на месте, на том уровне субъективного счастья (плюс-минус), который вам на роду написан.

Именно этим обстоятельством объясняется тот факт, что люди, выигравшие огромные деньги в лотерею, через полгода субъективно ощущают себя примерно так же, как и до обвалившихся на них денег. А люди, прикованные к кровати параличом, через год ощущают себя психологически столь же удовлетворёнными жизнью, как и до болезни.

Но, как оказалось, всё не так просто. Есть статистика, а есть детали в этой статистике. Группа исследователей в лице Ричарда Лукаса, Эндрю Кларка, Яниса Джеорджелиса и Эда Динера изучали удовлетворённость жизнью граждан Германии за 17 лет.

Им удалось показать, что есть 24 % людей, чья удовлетворённость жизнью сильно отличалась, если сравнить первые и последние пять лет исследования.

Это противоречит концепции "гедонистической беговой дорожки", что, с одной стороны, вселяет надежду – кому-то удаётся существенно повысить субъективное качество своей жизни. С другой стороны, значительная часть из этой группы людей, к сожалению, слетела с этой дорожки, то есть стали ощущать себя сильно хуже.

Поэтому есть у вас шанс вырваться куда-то вперёд с вашей "гедонистической беговой дорожки" или нет – это доподлинно неизвестно. Но точно известно, что если вы вдруг решите остановиться, то ничего хорошего вас точно не ждёт. Так что надо бежать.

Жалость к себе

Успех следует измерять не столько положением, которого человек достиг в жизни, сколько теми трудными жизненными ситуациями, какие он преодолел, добиваясь успеха.

БУКЕР ВАШИНГТОН

Решись мы вслух сформулировать наши желания – те, что я описал в своём кратком опусе про "счастье-счастье", – нам бы стало так неловко, что мы сквозь землю готовы были бы провалиться.

Очевидно же, всё это, мягко говоря, невозможно, а потому звучать будет глупо, неадекватно и чрезвычайно инфантильно.

При более-менее здравой оценке происходящего очевидно – страдания нас ждут, безопасность нашей жизни не может быть ничем гарантирована, и, конечно, нам придётся делать много вещей, которые откровенно скучны и трудны и, мягко говоря, слабо радуют.

Власть и защищённость хороши на словах, а так-то они легко превращаются в оковы и зависимость.

Понятно, что власть и защищённость хороши на словах, а так-то они легко превращаются в оковы и зависимость. Восхищение с его сексуальным подтекстом – к сожалению, тоже грозит далеко не всем, просто из-за отсутствия талантов и необходимых навыков.

Впрочем, это не отменяет того факта, что мы всего этого на самом деле хотим, хотели и будем продолжать хотеть. Неловко в этом себе признаваться (и многие, я знаю, делают вид, что они "не такие", и напряжённо ожидают подъезжающий трамвай), но мы да, хотим этого "простого человеческого счастья".

Что с нас взять? Это же не мы эти свои желания выдумали, они в нас сидят через "гены-мемы". При помощи нашего мозга они производятся, ноют, мечутся, как птицы в закрытом ангаре. И более того, даже удовлетворившись, возникают вновь, причём на этот раз требуют чего-то новенького и получше.

Мы принуждены с этим что-то делать. Нельзя просто сказать: мол, всё понятно, желаний у нас вагон, возможности их реализовать толком нет, так что – всё, сматываем удочки. От своего мозга не убежишь, с ним придётся научиться жить. Впрочем, можно, конечно, и не учиться этому, но тогда один путь – страдать.

Короче говоря, это я к тому, что страдать всё равно придётся: вы будете страдать или из-за того, что не знаете, куда себя деть ("Я не знаю, чего хочу"), или из-за того, что будете что-то делать. В любом случае, "гедонистическая беговая дорожка" под вами и выбор невелик: бежать или бежать.

В связи с этим у меня к вам резонный, как мне кажется, вопрос. Если страдать – это такая неизбежная неизбежность (О, Будда!), то почему бы не попытаться пострадать хотя бы с какой-то осмысленностью?

Да, наши шансы выбежать с "гедонистической беговой дорожки" невелики, но они есть. Не хочу, впрочем, никого этим мотивировать, а тем более таким образом обнадёживать – чур меня, чур. Но я просто рассуждаю логически: если страдать придётся, то давайте, по крайней мере, попытаемся сделать это хоть с каким-то толком.

Если говорить о моём личном опыте, то мне вполне достаточно того, что я принимаю свои страдания осознанно. Да, мне не особо нравится моя жизнь – большая рабочая нагрузка, перманентная усталость, бесчисленные обязательства и отсутствие возможности посвятить любимым людям столько времени, сколько они того хотят и заслуживают.

Всё это может мне не нравиться, и я более того скажу – мне это не нравится. Но вопрос – могу ли я действовать иначе? По всей видимости, если бы у меня был другой мозг, то наверное.

Уровень страдания и уровень счастья – это для каждого из нас своего рода константы, обусловленные биохимией нашего мозга.

Проблема в том, что у меня тот мозг, который у меня есть, и другого, вплоть до тяжёлой черепно-мозговой травмы или друга Альцгеймера, не будет (а там уж, в принципе, ничто из этого не будет иметь значения).

Уровень страдания и уровень счастья – это для каждого из нас своего рода константы, обусловленные биохимией нашего мозга. Плюс-минус, но от перемены мест слагаемых ничего толком не изменится.

Ну разве что хуже может стать сильно, если мы наделаем глупостей и внешние обстоятельства объяснят нам это на пальцах и без обиняков.

Можно, безусловно, тренировать в себе позитивное мышление, научиться использовать техники совладания со стрессом – всё это, конечно, работает (я про это кучу книжек написал и все на основе реальной психотерапевтической практики), но, опять-таки, эффект нас ждёт в определённом – нашем личном – диапазоне.

Поэтому я, как, возможно, и вы, должен выбирать не между "счастьем" и "несчастьем", а между тем, как именно я буду страдать и что будет радующей меня платой за эти страдания. Если я не сделаю этот выбор, я всё равно буду страдать, и уж точно я не получу за эти страдания того, что может меня порадовать.

КАК ОЩУЩАЕТСЯ СТРАДАНИЕ?

Но в нашем массовом сознании господствуют лишь две, причём прямо противоположные, патологические по сути установки относительно страдания.

Первая установка на "страдание" – консервативная, историческая – гласит: "жизнь – боль", "страдания очищают и делают человека лучше", и наконец: "Христос терпел и нам велел". Это такое страдание "терпил", когда страданию своему человек внутренне сопротивляется, но при этом активно его проживает.

Эта установка определяет, например, то, что в нашем обществе не принято говорить, что у тебя всё хорошо, всё замечательно. И если на вопрос "Как дела?" англоговорящая публика отвечает не иначе как: "Замечательно! А как у вас?", то в России, например, в ответ надо слегка напрячься и в лучшем случае выдавить из себя: "Как обычно". То есть, переводя совсем на русский: "Хотели как лучше, а получилось как всегда".

Это, конечно, абсолютно бредовая установка – пестовать страдание, превращать его в своего рода мазохистское благо: неизбежное, неотвратимое, тягостное, но которым нужно научиться наслаждаться. Постепенно она, к счастью, уходит с исторической сцены, но, честно скажем, не торопясь.

Однако та установка на "страдание", которая идёт ей на смену, на поверку ничуть не лучше.

Вторая и относительно новая установка на "страдание", бороздящая просторы нашего неокрепшего (а точнее, сильно слабеющего) массового сознания, – либеральная, гуманистическая. Её суть в том, что человек страдать не должен. Он, мол, такой замечательный и прекрасный от природы, что страдание ему абсолютно противопоказано.

Согласно этому подходу, человек должен жить свободной жизнью, самореализовываться, получать удовольствие от работы. В общем – порхать как бабочка, петь соловьём и бед не знать. Наверное, по характеру моих ремарок нетрудно заметить, что я, мягко говоря, не большой сторонник и этой концепции. Точнее, я её противник. И сейчас объясняю почему.

В теории и при взгляде из космоса – всё, казалось бы, о'кей. Если можно не страдать, давайте не будем страдать. Если получается самореализовываться – флаг в руки и сделайте это. Если можно получать удовольствие от работы, то давайте получим его сполна. Всё это прекрасно, никто с этим спорить не будет.

Проблема в том, что страдание – вещь неизбежная и совершенно естественная. Да, если оно вычурное, тёмное, вменённое – с этим надо что-то делать и целенаправленно, под руководством специалиста по душевному здоровью.

Но, в общем и целом, у всех и неприятности случаются, и проблем предостаточно. Да и желания у людей, прямо скажем, всегда чуть более залихватские, чем имеющиеся на руках возможности, что неизбежно приводит к разочарованиям.

Мир никому мёдом не намазан, поэтому давайте не будем друг другу врать: пусть человек и не должен страдать, но страдать он будет. Всякие утверждения обратного вводят людей, да и нас самих в заблуждение.

Впрочем, если бы только это, то полбеды. Но есть и вторая часть, сугубо нейрофизиологическая: наш мозг ленив, поэтому он будет страдать в любом случае, если ему надо хоть чуть-чуть напрячься – учитесь ли вы чему-то, работаете, просто строите отношения с другим человеком.

Всё это труд, требующий от мозга интеллектуального напряжения, формирования новых нейронных связей, построения сложных моделей реальности, учитывающих интересы других людей, и т. д. и т. п. То есть он сидит там у вас в черепной коробочке – тихо ему, тепло и спокойно. А тут бац, надо что-то делать – вникать, разбираться, поднимать попу с дивана и волочить её куда-то. Понятное дело, он не хочет.

Но теперь представьте, что на это его "не хочет" накладывается ещё и установка, что страдать к тому же и нельзя, противопоказано, античеловечно… Что вы получите в результате? Что вы, в принципе, при таком подходе сможете сделать, чего добиться?

Если мы начнём рассматривать страдание как индикатор чего-то "неправильного", то мы будем бросать и всякое дело, и всякие человеческие отношения. А страдание это, скорее всего, свидетельствует лишь о том, что дело наконец-то пошло, мозг включился. То есть, по идее, радоваться надо этим сложностям! Решить же на этом этапе спрыгнуть с поезда, – это значит обречь себя ещё на одну такую же фазу, но уже в каком-то другом вашем начинании.

Конечно, интересно учиться новому. Но ровно первые пять минут, а потом мозг начнёт страдать. Ему же предстоит перестраивать самого себя под новый опыт, формировать новые навыки. То есть фактически ему сейчас придётся перекладывать внутри самого себя нервные пути – анатомически меняться, шипики канделовские растить[12].

Ещё Иван Петрович Павлов, описывая фундаментальный психический механизм "динамической стереотипии", предупреждал: меняете привычный быт, формируете у себя новые привычки, приготовьтесь – будет колбасить, но вы терпите, потому что другого выхода у вас нет.

С другой стороны, правда в том, что работа, за которую вам платят, просто не может быть сплошным удовольствием. Это не значит, что ваша работа не будет вас в какие-то моменты радовать. Будет, но на фоне напряжения и ответственности, связанных с использованием ваших производственных навыков и интеллектуальных ресурсов.

Когда же кто-то провозглашает инфантильную идею, что работа должна радовать уже на входе, – это какой-то антинаучный бред. На входе вас может радовать то, что эта работа перспективная, что вам посчастливилось оказаться в команде интересных и увлечённых людей. Да куча всего вас может радовать! Но не работа как таковая.

Работа – это труд, а труд – это преодоление лености нашего мозга, что само по себе всегда сложно и стресс. Если же не понимать причины своего внутреннего напряжения и сопротивления, связанного с работой, – мол, должна радовать, а не радует, – вы неизбежно наделаете глупостей.

Возможно, вы решите, что это не "ваша работа" и надо искать другую. Возможно, вы начнёте думать, что проблемы в коллективе. Возможно, ещё какое-то объяснение своему внутреннему неудовольствию придумаете. Сознанию в любом случае нужно будет найти, на ком отыграться, если в подкорке у вас стресс и недовольство.

Возможно, перспективы, которые привели вас на работу, начнут казаться вам далёкими, а распределение благ между сотрудниками, включая благодарность и просто расположение начальства, – несправедливым. Коллеги могут оказаться не такими уж радушными, приветливыми – не желающими входить в ваше положение, понимать и помогать.

Так что не спешите с выводами. Дайте время, и "гедонистическая беговая дорожка" всё расставит по своим местам: если вы не начали страдать на входе, потому что он был хорошо декорирован надеждами, вы начнёте страдать в процессе.

Это так работает. Ваш мозг работает так.

Проблема, таким образом, вовсе не в том, что нам в обмен на право жить выпала необходимость страдать. А в том, как мы воспринимаем своё страдание – романтически и театрально или спокойно и осознанно.

Если мы считаем, что страдания в нашей жизни быть просто не должно, то оно, конечно, само по себе страшное проклятие. Если мы думаем, что это наказание дано нам за какие-то мифические грехи, что это испытание силы нашего духа, наш крест, то это и вовсе глупость неимоверная.

В любом из этих двух случаев мы будем не только страдать, мы будем ещё и несчастны оттого, что страдаем. В конце концов, несчастными нас делает не страдание само по себе, а когда мы начинаем жалеть себя.

Люди плачут не оттого, что им стало кого-то жалко. Люди плачут, когда жалко самих себя.

Даже если вы плачете, как вам кажется, из-за сочувствия к кому-то, присмотритесь повнимательнее к своим мыслям, к своей, как говорил Лев Семёнович Выготский, "внутренней речи"… Да, вы и в этом случае умудрились каким-то образом пожалеть себя.

Люди плачут не оттого, что им стало кого-то жалко.

Люди плачут, когда жалко самих себя.

Если вы потеряли человека, вы плачете, потому что вам жалко себя: как же вам теперь без него? Если вы видите чьё-то страдание и плачете, думая о том, как же жестока, ужасна и несправедлива жизнь, вы примеряете эту невыносимость бытия на себя.

Ну а если вам просто себя жалко, потому что жизнь у вас такая тяжёлая, безысходная и выхода нет, никто вас не любит и не понимает, вы не знаете, что вам делать и в чём себя найти… Вот уж тут вы точно будете реветь в тридцать три ручья, не считая мелких брызг.

При этом страдания, сложности, проблемы – это обязательная часть жизни, не бывает по-другому. А вот жалеть вам себя или нет – это точно решаете уже вы. Мозг решал это за вас до пубертата, потому что тогда вы ещё были детьми, и слёзы должны были призвать на помощь взрослых, продемонстрировать им слабость и зависимость.

Но, после того как вы обрели самостоятельность, вы больше не плачете. Если, конечно, вы не ищете повод побаловать себя жалостью к себе. Слёзы взрослого человека (ничего, впрочем, против них не имею) – это попытка вернуть себе известное ещё из детства чувство безопасности.

Взрослый, некий виртуальный родитель – в вашем же собственном лице, – жалеет вас, и вы плачете, потому что это так трогательно и так мило. Хоть кто-то в этом мире любит вас и о вас забоится. И да, это вы сами. Поздравляю! Более осмысленного и продуктивного способа позаботиться о себе у вас не нашлось…

А что если всё-таки унять эти приступы инфантильности и попытаться позаботиться о себе как-то иначе?

Если вам удастся построить настоящие, глубокие, доверительные отношения с другим человеком – он может вас пожалеть. Понять и пожалеть. И это придаст вам сил.