Вам никогда не приходило в голову, что вы заимствуете сюжеты для ваших произведений из снов?

Нет, вряд ли. Мне не снятся сны. Истории остаются историями, а сны снами. Я думаю, писательство само по себе напоминает сон. Когда я пишу, я могу как бы испытывать сновидение наяву. Могу начать его в любой момент и прерваться, а потом продолжить на следующий день. Здесь я волен выбирать. Когда вы спите и вам снится, к примеру, большой вкусный стейк, или хорошее пиво, или красивая девчонка, а потом вы просыпаетесь — это все исчезает и продолжить тот же сон уже никак нельзя. Но я могу включить его и смотреть дальше на следующий день!

Несколько лет назад вы сказали мне, что держите под рукой список идей или каких-то особенных фраз вроде “говорящая обезьянка” или “человек, который пропал на лестнице”, когда пишите роман, и что когда вы заканчиваете с ним работать и садитесь писать рассказы, вы считаете, что: “В каждой истории должно быть по крайней мере два или три элемента из этого списка”. Вы часто этим пользуетесь?

О, это было во времена, когда я писал по шесть историй одновременно. Поэтому я всегда держал эти “ключевые слова” под рукой, чтобы в случае чего сориентироваться. Когда я пишу роман, я так не поступаю. У меня есть правило: всегда пробуй что-то новое. В большинстве моих ранних работ повествование ведется от первого лица. В “1Q84” я создал трех персонажей - три истории, в которых повествование ведется от третьего лица. Это было для меня своеобразным вызовом. Почти всегда мой рассказчик, или мой протагонист, это какой-то парень, который мог бы сойти за меня, но мы все еще слишком разные. Что-то вроде альтернативной версии меня настоящего, понимаете? В реальной жизни я — это я, я не могу быть кем-то другим, но на листе бумаги я могу стать кем угодно, побыть в чужой шкуре. Можно сказать, это что-то вроде сеанса у психотерапевта. Если ты можешь писать, значит ты еще не определился. У тебя есть возможность побыть кем-то другим.

Вы стали заниматься бегом примерно в то же время, когда начали писать. Я слышала, что некоторым людям нравится сочинять что-нибудь на ходу. Темп шагов помогает им сконцентрироваться. Вы задумываетесь о вашем творчестве, когда выходите на пробежку?

Нет. Когда я бегу, я просто бегу, освобождаю свой разум от всех мыслей, так что я понятия не имею что приходит мне в голову в это время. Может быть, ничего. Но знаете, нужно быть очень целеустремленным, чтобы продолжать писать долгое время. Написать одну книгу не очень сложно, но писать много лет подряд - граничит с невозможным. Требуется большая сила воли и терпение. Порой из-под моего пера выходит что-то очень нездоровое. Странное. Извращенное. Мне кажется, нужно иметь стальные нервы и непоколебимое душевное равновесие, чтобы писать о нездоровых вещах. Это звучит парадоксально, но такова правда. Некоторые писатели вели очень нездоровый образ жизни, как Бодлер. Но я думаю, что те дни прошли. Наш мир стал очень запутанным, и нам нужно быть сильными, чтобы выжить, чтобы прорваться сквозь этот хаос. Я стал писателем в тридцать лет, в тридцать два или тридцать три я начал бегать. Решил тренироваться каждый день, потому что мне было любопытно посмотреть, что из этого выйдет. Наша жизнь, словно огромная лаборатория, где каждый может попробовать сделать все что угодно. В конце концов, это помогло мне. Я стал жестче.

Писательство, собственно, как и бег - занятие для одиночек. Вы ушли от очень насыщенной общественной жизни в джаз клубе к одиноким изысканиям в кабинете. Что из этого вам больше по душе?

Я не очень люблю находиться в обществе. Мне нравится оставаться наедине с самим собой в каком-нибудь тихом и укромном местечке с кучей пластинок и, может быть, кошками. И кабельным телевидением, чтобы смотреть бейсбольные матчи. Вот все, чего я хочу.

Однажды вы сказали, что мечтой всей вашей жизни было посидеть на дне колодца. В ваших произведениях можно найти нескольких персонажей, которые именно так и сделали. В “Убийстве Командора” это делает Меншики (Menshiki). Почему?

Мне очень нравятся колодцы. А еще холодильники. И слоны. Вообще, на свете довольно много вещей, которые мне нравятся. Я испытываю чувство счастья, когда пишу о том, что мне нравится. Когда я был ребенком, во дворе моего дома был колодец. Я часто спускался посмотреть на него, и каждый раз, когда я опускал в него взгляд, мое воображение заполняло эту пустоту. У Раймонда Карвера есть рассказ о человеке, который упал в высохший колодец. Мне он очень понравился.

Вы когда-нибудь пробовали спускаться туда самостоятельно?

Нет-нет-нет. Это опасно, знаете ли. Только в своих мечтах. Но мне еще нравятся пещеры. Когда я путешествую по миру и вижу их, я всегда туда захожу. Мне нравятся пещеры и гроты, но я не люблю высокие места.