В которой Фуф с матерью отправляются на юг и появляется носорог Рум

 

Почему‑то в стаде в последние годы мамонтята появлялись всё реже. Фуф был единственным за несколько лет. Поэтому Фуфина мама не чаяла души в своём сынишке. Уже которую весну она не решалась отправляться вместе со всеми в Страну Мамонтов.

Пока ещё не стало совсем тепло, они вдвоём медленно передвигались по широкой долине матери всех рек ‑ Амгау и доедали то, что не успело съесть стадо за зиму. Фуф по привычке каждую ночь забирался под косматое брюхо матери. Тут, между четырьмя толстыми, как деревья, ногами и свисающими почти до земли космами шерсти, он прятался всегда ‑ ив зимние метели, и в осеннее ненастье. До чего же это было славно ‑ в морозную ночь осторожно высунуть хоботок из своего тёплого укрытия, оглядеть одним глазом белую равнину в стылом лунном блеске, дремлющих по соседству мамонтов и, тихонько взвизгнув от сладкой жути, отпрянуть обратно в уютную тесноту. В большие морозы мамонты тесно сбивались в кучу, согревая друг друга боками, и тогда Фуф отправлялся на прогулку по тёплому живому лесу, где деревья принимались вдруг переступать и переминаться, а вплотную нависший мягкий свод состоял сплошь из мохнатых урчащих животов.

Когда снег сошёл совсем и на деревьях стали разворачиваться клейкие ушки листочков, Фуф, держась за мамин хвост, отправился на юг. Там, среди невысоких скалистых горок в широких долинах, текло множество небольших речек ‑ притоков великой Амгау. По берегам шумели берёзовые и буковые рощи, над водой нависали мягкие кустарники, а земля была покрыта высоким ковром сочных трав. Для стада мамонтов здесь, конечно, не хватило бы пищи на всё лето, но для Фуфа с матерью было вдоволь. И не только для них. Тут жили гигантские олени, горделиво носившие на голове целый лес рогов. Водились олени поменьше, дикие свиньи, целые стада красивых тоненьких косуль и антилоп. Здесь же где‑то неторопливо и важно похаживал шерстистый носорог Рум ‑ хозяин этих мест. Хоть ростом он был не намного меньше мамонта, пищи хватало и «для него‑ он выглядел всегда сытым и самодовольным, несмотря на угрюмый и необщительный нрав. Этот неотёсанный верзила был дальним родственником мамонтов и потому приходился Фуфу кем‑то вроде дяди. Он в первый же день притопал в рощу, которую облюбовали Фуф с матерью.

‑ Не советую ходить по тропе вверх по Амгау,‑ пробурчал он, пережёвывая в то же время целый ореховый куст.

‑ Почему? ‑ встревожилась Фуфина мама, даже забыв выговорить ему за то, что он не поздоровался. По ее мнению, это был дурной пример для Фуфа. С тех пор как у неё появился сын, она нервничала по любому поводу, хотя вообще‑то мамонты не боялись никого на свете.

‑ Люди,‑ буркнул Рум, озираясь исподлобья в поисках очередного аппетитного куста.‑ Они устроили на тропе замаскированную яму‑ловушку. Прошлой осенью в неё угодили свиньи. Сразу полстада. Визг стоял такой, что на ближних деревьях свернулись листья.‑Носорог презрительно хрюкнул: ‑ Что с них возьмёшь, свиньи есть свиньи.

Рум повернулся и тяжело двинулся к следующему кусту.

‑ Что вы говорите? ‑ забеспокоилась мамонтиха.‑ Люди? Это такие маленькие, на двух ногах и дружат с огнём?

‑ Хр‑р.‑ подтвердил Рум.‑ Ради каких‑то своих пустяковых делишек они готовы подпалить весь Лес. Но вы не бойтесь, в открытую они не решаются нападать даже на свиней. Когда в их ямы никто не попадает, они охотятся за сурками и выкапывают коренья.

Рум замолчал и, прикрыв глаза, с хрустом и причмокиванием взялся дожёвывать куст. Он казался сейчас неуклюжим и добродушным. Бока его покрывал толстый слой засохшей грязи, потому что он любил целыми днями валяться в болоте. Насмотревшись на Рама, то же самое делали свиньи, и за это над ними потешался весь Лес. Но над Ремом никто не осмеливался хихикать: очень уж грозно выглядели два рога, торчавшие на его морде. Особенно передний ‑ ужасно длинный и острый. Даже злой пещерный медведь Харри, которому иногда взбредали в голову чрезвычайно мрачные и дикие шутки, про Рама никогда ничего плохого не говорил. Правда, и хорошего он тоже не говорил.

Фуф не знал всего этого. Он с любопытством разглядывал хмурого носорога и не испытывал при этом никакого страха. Ведь его мама была повыше ростом, а её огромные бивни были чуть ли не в два раза длиннее его рога. Поэтому Фуф смело подобрался к носорогу и уж совсем было изготовился потянуть его за смешно повиливающий хвост, но мать успела поймать шалунишку.

‑ Опять у тебя одни проказы на уме, негодник! ‑ строго сказала она и наградила сынишку чувствительным шлепком.‑ Ты слышал, что сказал дядя? Вот если не будешь слушаться, попадёшь в яму, как те свиньи.

Фуф захныкал и тотчас спрятался ей под брюхо.

Мамонтиха вырвала куст, аккуратно обхлопала его об дерево, чтобы стряхнуть с корней землю, и не спеша отправила в рот.

Рум между тем шаг за шагом углублялся в чащу, так добросовестно расправляясь с кустами, что за ним оставалась широкая чистая дорога.

Когда сопенье и чавканье носорога стихли вдали, Фуф выбрался из своего укрытия и обиженно принялся за еду. Скоро ему это надоело.

‑ Ф‑фуф, я больше не хочу…‑ капризно заныл он.‑ Мам, я пойду поиграю.

‑ Только далеко не уходи,‑ предупредила мамонтиха.

Фуф полез через кусты и сразу оказался на опушке рощи. Далеко‑далеко он увидел горы. По цвету они походили на облака перед грозой ‑ такие же белые с синевой, только' совсем неподвижные и острые вверху. А всё ровное пространство до них было покрыто травой. Невдалеке, опустив морды, ходили большие рогатые звери ‑ бизоны.

Фуфу очень понравились маленькие бизончики ‑ дикие телята. Они носились между взрослыми бизонами, презабавно бодая воздух и держа на отлёте хвостики.

‑ Ма‑а‑ам,‑ сказал Фуф,‑ смотри, кто тут ходит. Я пойду с ними поиграю.

Мамонтиха выбралась из кустов и посмотрела, куда указывал хоботком Фуф. У мамонтов было острое чутьё, но видели они неважно. Поэтому она долго и близоруко вглядывалась, пока разглядела бизонов.

‑ Тебе нельзя с ними играть,‑ сказала она.‑ Это чужие.

‑ А как это ‑ чужие? ‑ помаргивая, спросил Фуф.

И тут ему был дан небольшой урок. Мамонтиха никогда не упускала таких случаев и называла это воспитанием.

‑ Чужие ‑ это те,‑ наставительно сказала она,‑ кто не похож на нас, живёт не так и ест не то. Мы живём на чистых равнинах, а чужие ютятся в сырых лесах, ползают в болотах или прячутся среди камней. Мы самые большие, а чужие все меньше, неровня нам, понятно?

Фуф кивнул. Это было правдой: кто мог сравниться с мамонтами!

‑ Мамонт не может дружить с теми, кто меньше его. Он не должен вмешиваться в их ссоры, есть их пищу и ходить их тропами. Иначе он никогда не стал бы МАМОНТОМ.

‑ А как же дядя Рум? ‑ подумав, спросил Фуф.

Мамонтиха поморщилась: она не очень‑то жаловала его, хотя и признавала, что из всех живущих шерстистый носорог ближе других к мамонтам.

‑ От него ты ничему хорошему не научишься,‑ сдержанно сказала она.‑ Ты же видел, какой он грязный.

На этом она сочла воспитание законченным и снова аппетитно захрустела кустами.

 

 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ,