Пропавшие без вести? Найдены

 

Внимание, которое Чарльз Дарвин уделил эволюции человека в самой знаменитой своей книге, «Происхождении видов путем естественного отбора», сводится к девяти пророческим словам: «Свет будет пролит на происхождение человека и на его историю». Так фраза выглядит в первом издании, которое я цитирую, если не указываю иное. К шестому изданию он позволил себе раскрыть тему более подробно: «Много света будет пролито на происхождение человека и на его историю». Мне нравится думать о том, как этот великий человек сидел над книгой, нацелив перо на эту фразу, и раздумывал, позволить ли себе вписать «много». Но даже с этим словом вся фраза – явное сознательное принижение.

Дарвин намеренно вынес обсуждение эволюции человека в отдельную книгу – «Происхождение человека и половой отбор». Вероятно, нет ничего удивительного в том, что в книге уделено куда больше внимания половому отбору (исследованному главным образом на птицах), чем эволюции человека. Это неудивительно, поскольку в то время еще не было найдено ни одной окаменелости, связывающей нас с ближайшими родственниками – человекообразными обезьянами. Дарвину были доступны только данные о современных обезьянах, и он успешно воспользовался ими, сделав вывод (верный, хоть и не поддержанный коллегами), что нашими ближайшими родственниками являются африканские человекообразные обезьяны (гориллы и шимпанзе; карликового шимпанзе, или бонобо, тогда не выделяли в отдельный вид; впрочем, он тоже обитает в Африке). Соответственно, если ископаемые остатки предков человека где‑то и могут быть обнаружены, то искать их следует в Африке. Дарвин сожалел об отсутствии окаменелостей, но относился к этой проблеме с неизменным оптимизмом. Дарвин, цитируя Лайеля, своего учителя и величайшего геолога эпохи, указывал:

 

Во всех классах позвоночных открытие ископаемых остатков было крайне медленным и вполне случайным процессом. Не следует также забывать, что те области, в которых скорее всего должны находиться остатки, соединяющие человека с каким‑либо вымершим обезьянообразным животным, до сих пор еще не были исследованы геологами[89].

 

Дарвин, безусловно, имел в виду Африку. Его последователи сначала пренебрегали советом и искали в Азии, что не приблизило решение задачи.

Однако «недостающие звенья» перестали быть недостающими именно благодаря азиатским находкам. Первые обнаруженные окаменелости были сравнительно молодыми – они имели возраст менее миллиона лет – и относились ко времени, когда гоминиды, уже достаточно близкие к современным людям, мигрировали из Африки и достигли Дальнего Востока. Находки были названы в соответствии с местом обнаружения «яванским человеком» и «пекинским человеком». Первый был обнаружен голландским антропологом Эженом Дюбуа в 1891 году и назван им «обезьяночеловеком прямоходящим» (Pithecanthropus erectus). Название отражало в первую очередь убежденность исследователя в том, что он осуществил мечту своей жизни и обнаружил «недостающее звено». Критика обрушилась с двух сторон, что в целом подтверждало вывод Дюбуа: одни оппоненты считали, что кости принадлежат человеку, другие приписывали их гигантскому гиббону. Жизнь Дюбуа после этой находки была полна свар и горечи. Он отрицал сходство между обнаруженным позднее «пекинским человеком» и своей находкой, будучи буквально одержим ею. Дюбуа был уверен в том, что только она представляет собой истинное «недостающее звено». Подчеркивая отличия от остатков «пекинского человека», он описывал последние как существенно более близкие к современному человеку, в то время как «яванский человек из Тринила» являлся, по его мнению, промежуточной стадией между обезьяной и человеком:

 

Питекантроп не был человеком[90]; это был род гигантских животных, близких к гиббонам, но существенно превосходивших их по объему мозга и отличавшихся способностью к прямохождению. Цефализация [отношение размера мозга к размеру тела] питекантропов вдвое превышала таковую человекообразных обезьян и составляла половину свойственной человеку разумному… Именно необычный объем мозга – слишком большой для человекообразной обезьяны и слишком маленький (меньше среднего, хотя и больше самого маленького) для человека – лег в основу мнения, ставшего теперь почти общепринятым, что «тринильский обезьяночеловек» был на самом деле примитивным человеком. Морфологически, однако, свод черепа сильно напоминает таковой у человекообразных обезьян, в особенности – гиббонов.

 

Улучшению настроения Дюбуа нисколько не способствовало то, что некоторые читатели решили, будто он посчитал питекантропа гигантским гиббоном, а не промежуточным звеном между человеком и обезьяной. Дюбуа изо всех сил старался подтвердить свою прошлую позицию: «Я по‑прежнему, и тверже, чем когда‑либо, уверен в том, что тринильский питекантроп в самом деле является „недостающим звеном “».

Креационисты время от времени пытаются использовать в качестве политического оружия утверждение, что Дюбуа в конце жизни якобы перестал считать питекантропа промежуточным обезьяночеловеком. Креационистская организация «Ответы – в книге Бытия» (Answers in Genesis) включила этот тезис в свой список дискредитированных свидетельств[91], которые, как они считают, использовать не следует. Они молодцы, что хотя бы завели такой список. И яванский, и пекинский представители питекантропов по геологическим меркам достаточно молоды: они жили менее миллиона лет назад. В настоящее время их вместе с человеком современности относят к роду Homo, и они включены в него под предложенным Дюбуа видовым именем erectus («прямоходящий»): Homo erectus.

В своей погоне за «недостающими звеньями» Дюбуа выбрал не ту часть света. В принципе, для голландца естественно было в первую очередь заняться голландской Ост‑Индией, но человек его целеустремленности должен был все же последовать совету Дарвина и отправиться в Африку: как мы увидим, именно там эволюционировали наши предки. Что же эти представители вида Homo erectus делали вне Африки? Выражение «исход из Африки» позаимствовано у Карен Бликсен, и теперь так называют великое переселение наших предков с Черного континента. Было, однако, два исхода, и важно не путать их между собой. Не так давно, может быть, менее ста тысяч лет назад, кочующие группы Homo sapiens, внешне весьма похожих на нас, покинули Африку и дали начало всем расам, которые мы видим сегодня: инуитам, коренным американцам, австралийским аборигенам, китайцам и так далее. Как правило, словосочетание «исход из Африки» относится именно к этому событию.

Однако был и ранний исход из Африки, и ископаемые остатки этих первопроходцев, принадлежавших к виду Homo erectus, мы находим теперь в Европе и Азии. К ним относятся и пекинские, и яванские находки. Наиболее древний из обнаруженных за пределами Африки ископаемых людей был найден в Грузии. Это существо небольшого роста. Его хорошо сохранившийся череп имеет возраст около 1,8 миллиона лет, как показали современные методы датирования. Оно было названо Homo georgicus (хотя с его выделением в отдельный вид согласны не все таксономисты), чтобы подчеркнуть, что этот человек был несколько примитивнее остальных ранних выходцев из Африки, относящихся к виду Homo erectus. Не так давно, уже после этой находки, в Малайзии были обнаружены каменные орудия более древние, чем датировки Homo georgicus, что подстегнуло процесс поиска окаменелостей на этом полуострове. Как бы то ни было, все эти древние азиатские находки достаточно близки к современному человеку и относятся к роду Homo. В поисках более древних предков нам надо отправиться в Африку. Однако перед этим давайте сделаем паузу и обсудим, чего мы ожидаем от «недостающего звена».

Череп Homo georgicus

 

Предположим, что мы принимаем всерьез изначальное, неверное понимание словосочетания «недостающее звено» и ищем промежуточную форму между шимпанзе и человеком разумным. Мы не происходим от шимпанзе[92], но можно с уверенностью сказать, что наш общий предок был сильнее похож на шимпанзе, чем на человека. Так, у него не было такого большого мозга, как у нас. Он, скорее всего, не ходил на двух ногах, был куда более волосатым и, безусловно, не владел речью. Хоть мы и должны сохранять стальную твердость в борьбе с широко распространенным заблуждением, будто человек произошел от шимпанзе, представить себе промежуточную форму между подобием шимпанзе и человеком разумным не возбраняется.

Череп шимпанзе

 

Хотя волосяной покров и речь фоссилизируются плохо, мы в состоянии довольно точно судить о размере мозга по черепу, а о походке – по строению всего скелета (включая череп, поскольку большое затылочное отверстие foramen magnum, представляющее собой отверстие в черепе для прохождения спинного мозга, смотрит вниз у двуногих животных и назад – у четвероногих). Вероятные кандидаты на роль связующих звеньев могли бы иметь любой из следующих признаков:

 

1. Промежуточные объем мозга и походка: скорее сутулость и шарканье, чем величавая осанка и твердый шаг, любимые старшими сержантами и преподавательницами хороших манер.

2. Мозг с объемом как у шимпанзе. Человеческое прямохождение.

3. Большой, близкий к человеческому объему мозг. Передвижение на четырех конечностях, как шимпанзе.

 

Теперь, сохраняя в голове эти возможности, рассмотрим доступные нам, но, увы, недоступные Дарвину африканские окаменелости.

 

Я все еще надеюсь…

 

Молекулярные доказательства, к которым я обращусь в главе 10, показывают, что общий предок шимпанзе и человека жил примерно шесть миллионов лет назад (может быть, чуть раньше).

Поделим этот срок пополам и взглянем на ископаемые, которым около трех миллионов лет.

Череп AL 444‑2

 

Самая известная из находок этого возраста – эфиопская «Люси». Обнаруживший ее Дональд Йохансон отнес животное к виду Australopithecus afarensis. К сожалению, от черепа «Люси» сохранились только фрагменты, однако нижняя челюсть дошла до нас практически целой. «Люси» по современным меркам была невысокой, но не настолько маленькой, как Homo floresiensis – малютка, которого журналисты, к моей досаде, прозвали «хоббитом». Он жил на индонезийском острове Флорес и вымер совсем недавно – около двенадцати тысяч лет назад. Скелет «Люси» относительно полон, поэтому можно утверждать, что она ходила на двух ногах, но, вероятно, часто искала убежища на деревьях, по которым умела ловко лазать. Все кости, составляющие скелет «Люси», принадлежали одной особи – сейчас это вполне надежно установлено. Этого нельзя сказать о так называемой «Первой семье» – наборе костей, принадлежавших минимум тринадцати особям, похожим на «Люси», жившим примерно в то же время и по неизвестным причинам захороненным вместе (тоже в Эфиопии). Части скелетов «Люси» и «Первой семьи» дают достаточно полное представление о том, как выглядел австралопитек афарский, хотя полную и достоверную реконструкцию трудно провести на основании частей скелетов разных особей. К счастью, в 1992 году в том же районе Эфиопии был обнаружен практически полный череп, известный как AL 444–2. Эта находка подтвердила правильность сделанных ранее реконструкций.

Изучение скелета «Люси» и других окаменелостей того же периода показало, что размер мозга австралопитеков был примерно таким же, как у шимпанзе, однако передвигались они вертикально, на двух ногах, как мы (это второй из трех наших сценариев). «Люси» и ее родня отдаленно напоминали прямоходящих шимпанзе. Двуногое хождение подтверждается уникальной находкой Мэри Лики, обнаружившей в окаменевшем вулканическом пепле следы австралопитека. Они были найдены южнее, в Летоли, в Танзании, и они несколько старше «Люси» и AL 444–2 (им около 3,6 миллиона лет). Считается, что следы принадлежат двум австралопитекам, шедшим рядом (держась за руки?). Главное то, что 3,6 миллиона лет назад по Земле шагала прямоходящая обезьяна с мозгом не крупнее мозга шимпанзе.

Весьма вероятно, что вид, который мы называем Australopithecus afarensis (к нему относится «Люси»), включал наших предков трехмиллионолетней давности. Некоторые ископаемые остатки относят к другим видам того же рода. Практически нет сомнений, что среди представителей рода австралопитеков были и наши прямые предки. Первым обнаруженным австралопитеком – и, соответственно, типовым представителем рода – был так называемый ребенок из Таунга. В возрасте трех с половиной лет он был убит и съеден орлом: отметины в глазницах черепа идентичны отметинам, которые современные орлы оставляют на черепах обезьян, когда выклевывают им глаза. Бедный малыш из Таунга, он кричал на пронизывающем ветру, когда безжалостный крылатый хищник уносил его в небеса. Как мало утешило бы его предвидение своей судьбы – два с половиной миллиона лет спустя стать типовым экземпляром вида Australopithecus africanus. Бедная мать из Таунга, рыдавшая в плиоцене.

Типовой экземпляр – это первый образец нового вида, получивший данное видовое название[93] и соответствующий музейный ярлык. Теоретически более поздние находки полагается сравнивать с типовым экземпляром, чтобы определить, относятся ли они к тому же виду. Ребенок из Таунга был найден и выделен в отдельный новый род и вид южноафриканским антропологом Реймондом Дартом в 1924 году.

Какова, спросите вы, разница между видом и родом? Давайте, прежде чем продолжать, быстро разберемся с этим. Род представляет собой более широкую группу. Виды относятся к родам, причем зачастую к одному роду относится несколько (иногда – огромное множество) видов. Homo sapiens и Homo erectus – это два вида, относящиеся к роду Homo. Australopithecus africanus и Australopithecus afarensis относятся к роду австралопитеков Australopithecus. Латинское название животного или растения всегда включает в себя родовое имя (начинающееся с большой буквы) и видовое имя (со строчной). Иногда к названию присоединяется подвидовое имя, которое следует за видовым, например, Homo sapiens neanderthalensis. Названия часто представляют собой предмет для диспута и поле боя таксономистов. Так, к примеру, многие выделяют неандертальцев в отдельный вид, Homo neanderthalensis, вместо того чтобы считать их подвидом человека разумного, поднимая, таким образом, статус неандертальцев до самостоятельного вида. Родовые и видовые названия также бывают предметом спора, они могут меняться в ходе последовательных ревизий в научной литературе. Так, Paranthropus boisei назывался когда‑то Zinjanthropus boisei и Australopithecus boisei [94]  , и его по‑прежнему, по крайней мере неформально, продолжают называть «робустным (или массивным) австралопитеком» – в отличие от двух видов «грацильных австралопитеков», упомянутых раньше. Именно на этот, довольно‑таки условный, характер зоологической классификации я хотел Череп «миссис Плез» обратить ваше внимание в этой главе. Таким образом, Дарт дал родовое название Australopithecus ребенку из Таунга, типовому экземпляру рода, и с тех пор нам приходится называть своего предка этим крайне скучным и невыразительным именем. Оно значит всего лишь «южная обезьяна» (ничего общего с Австралией, которая всего лишь «южная страна»). Пожалуй, Дарт мог бы придумать более удачное название. Он мог бы также предположить, что другие представители этого рода будут обнаружены к северу от экватора.

Череп «миссис Плез»

 

В нашем распоряжении есть прекрасно сохранившийся череп, один из лучших, хотя и без нижней челюсти. Он чуть старше ребенка из Таунга и именуется «миссис Плез». «Миссис Плез» (она на самом деле могла быть маленьким мужчиной, а не крупной женщиной) получила свое прозвище потому, что первоначально была отнесена к роду плезиантропов Plesianthropus. Это означает «почти человек» – несколько лучше «южной обезьяны». Надеюсь, что позднее таксономисты постановят, что «миссис Плез» и подобные ей принадлежат к тому же роду, что и ребенок из Таунга, и всех их ко всеобщему удовольствию станут называть плезиантропами. К сожалению, правила зоологической номенклатуры строги до педантизма. Приоритет названия важнее смысла. Возможно, «южная обезьяна» – неудачное название, но это не важно. Оно введено в обиход до более подходящего Plesianthropus, так что нам, похоже, никуда от него не деться, если только… Я все еще надеюсь, что в пыльном ящике какого‑нибудь южноафриканского музея кто‑то найдет давно забытые остатки, похожие на «миссис Плез» и ребенка из Таунга, но с ярлыком «Hemianthropus [95], типовой экземпляр, 1920 год». Тогда всем музеям мира пришлось бы немедленно поменять ярлыки на своих экземплярах и слепках австралопитека, и все книги и статьи о предыстории гоминид должны были бы последовать этому примеру. Компьютерные программы по всему миру работали бы сверхурочно, выискивая упоминания об Australopithecus и заменяя его Hemianthropus. Я не могу придумать другого случая, когда международные правила были бы настолько сильны, чтобы заставить весь мир в одночасье поменять название.

Перейдем к следующему важному вопросу – о якобы недостающих звеньях и произволе в наименованиях. Очевидно, что когда наименование «миссис Плез» было изменено с Plesianthropus на Australopithecus, в мире совершенно ничего не изменилось. Предполагается, что никого не заставляют думать иначе. Но рассмотрим аналогичный случай, когда кости повторно исследуют и перемещают, по анатомическим причинам, из одного рода в другой. Или когда конкурирующими антропологами оспаривается самостоятельный родовой статус находок (это бывает очень часто). В конце концов, логика эволюции требует, чтобы существовали индивиды, находящиеся точно на границе двух родов, например, между Australopithecus и Homo. Глядя на «миссис Плез» и череп современного Homo sapiens, легко сказать: эти два черепа, без сомнения, принадлежат к разным родам. Если предположить (сегодня так считают почти все антропологи), что все члены рода Homo происходят от предков, принадлежащих к роду Australopithecus, то из этого непременно следует, что где‑то в цепочке видоизменений от предков к потомкам должен был быть по крайней мере один индивид, находившийся как раз на границе. Это важный момент, так что позвольте мне уделить ему еще немного внимания.

Принимая во внимание форму черепа «миссис Плез» как представителя Australopithecus africanus, жившего 2,6 миллиона лет назад, посмотрите на черепа KNM ER 1813 и KNM ER 1470. Оба они датированы приблизительно 1,9 миллиона лет назад и оба большинством авторитетных источников относятся к роду Homo. Сегодня 1813 классифицируется как Homo habilis, но так было не всегда. До недавнего времени к этому виду относили и 1470, но сейчас его чаще упоминают под другим видовым названием – Homo rudolfensis. Еще раз обратите внимание на то, как непостоянны названия.

Череп KNM ER 1813

Череп KNM ER 1470

Череп «Твигги»

 

Но это не важно: и 1813, и 1470 заняли прочное положение среди Homo. Они отличаются от «миссис Плез» и ее родственников менее выдающимся вперед лицом и большей черепной коробкой. В этом отношении 1813 и 1470 выглядят скорее похожими на человека, а «миссис Плез» – на обезьяну.

Теперь взгляните на череп «Твигги». Сегодня «Твигги» обычно относят к виду Homo habilis. Но ее выступающая морда больше походит на «миссис Плез», чем на 1470 или 1813. Вы, вероятно, не удивитесь, если я скажу, что одни антропологи относят «Твигги» к роду Australopithecus, а другие – к Homo. Более того, каждое из трех этих ископаемых в разное время классифицировалось как Homo habilis и как Australopithecus habilis. Как я отметил, некоторые авторитетные источники в разное время давали 1470 другое видовое название, меняя habilis на rudolfensis. И, в довершение всего, видовое название rudolfensis прикреплялось к обоим родовым названиям – Australopithecus и Homo. Таким образом, к трем ископаемым исследователи примеряли следующие имена[96]:

 

KNM ER 1813: Australopithecus habilis; Homo habilis

KNM ER 1470: Australopithecus habilis; Homo habilis; Australopithecus rudolfensis; Homo rudolfensis

ОН 24 («Твигги»): Australopithecus habilis; Homo habilis

 

Должна ли путаница в названиях поколебать нашу уверенность в эволюции? Совсем наоборот. Это именно то, чего мы должны ожидать, учитывая, что все эти существа – найденные наконец промежуточные звенья. Нам бы следовало серьезно беспокоиться, если бы у нас не было промежуточных звеньев, настолько близких к границе, что их трудно классифицировать. Действительно, с эволюционной точки зрения присвоение дискретных названий стало бы по‑настоящему невозможным, если бы палеонтологическая летопись была полнее. С одной стороны, счастье, что ископаемые встречаются так редко. Если бы у нас была непрерывная палеонтологическая летопись, присвоение индивидуальных названий видам и родам стало бы невозможным или, по крайней мере, затруднительным. Следует признаться, что разногласия между палеоантропологами по поводу, принадлежит ли определенное ископаемое к тому или иному виду (роду), глубоко и захватывающе безосновательны.

Представьте себе, что по счастливой случайности у нас появилась непрерывная палеонтологическая летопись, в которой «недостающие звенья» отсутствуют. Теперь взгляните на четыре латинских названия, которые были присвоены 1470. На первый взгляд, переход от habilis к rudolfensis кажется меньшим изменением, чем переход от Australopithecus к Homo. Два вида внутри рода должны теоретически быть похожи сильнее, чем один род на другой. Не так ли? Разве это не является основой иерархической классификации, когда необходимо различать уровень родов (скажем, род Homo или Pan противопоставляется родам африканских человекообразных обезьян) и уровень видов (скажем, обыкновенный шимпанзе или бонобо в роде шимпанзе)? Да, это верно, если мы классифицируем современных животных, которые могут рассматриваться как концы ветвей эволюционного древа и предшественники которых так предусмотрительно вымерли, чтобы не путать дискретную картину кроны. Естественно, ветви, которые соединяются друг с другом раньше (ближе к стволу и корням), будут отличаться сильнее, чем ветви, соединение которых (позднейший общий предок) ближе к концам ветвей. Система работает, пока мы не попытаемся классифицировать вымерших предшественников. Но как только мы обращаемся к гипотетически полной палеонтологической летописи, все деления рушатся. Дискретные имена, как правило, становится невозможно применять. Мы легко убедимся в этом, если отправимся в прошлое, подобно тому, как мы это проделали с кроликами в главе 2.

Если отправиться в прошлое по пути развития современных Homo sapiens («человек разумный»), неизбежно дойдешь туда, где различия с современными людьми станут достаточно велики, чтобы живущие там люди получили собственное название, например Homo ergaster («человек работающий»). Тем не менее, на каждом этапе люди, вероятно, были достаточно похожи на своих родителей и детей и безусловно относились к одному виду. Теперь пойдем дальше, отслеживая предков Homo ergaster; и на этом пути обязательно наступает момент, когда нам начинают встречаться особи, которые достаточно отличаются от «обычного» Homo ergaster и потому заслуживают собственного названия, например Homo habilis («человек умелый»). Мы подошли к сути. Если мы вернемся еще глубже в прошлое, в определенный момент нас обступят особи, отличающиеся от современного Homo sapiens так сильно, что им положено дать другое родовое название: например Australopithecus. Беда в том, что «достаточно отличается от современного Homo sapiens» – это далеко не то же самое, что «достаточно отличается от наиболее ранних Homo», здесь обозначенных как Homo habilis. Подумайте о первой рожденной особи Homo habilis. Ее родители были из рода Australopithecus. Она принадлежала к другому роду, чем ее родители? Чепуха! Да, безусловно, так и есть. Но виновата не реальность, а наше человеческое стремление распределить все по категориям и всему дать названия. В действительности не было первой особи Homo habilis. И не было первого экземпляра любого вида, рода, отряда, класса или типа. Каждое когда‑либо рожденное существо должно быть причислено к тому же виду, что его родители и дети (если бы при каждом рождении присутствовал зоолог, занятый классификацией). Тем не менее, оглядываясь назад и учитывая тот парадоксально полезный факт, что большинство звеньев отсутствует, классификация на виды, роды, семейства, отряды, классы и типы становится возможной.

Мне хотелось бы, чтобы у нас действительно была полная и непрерывная цепочка ископаемых, полный отчет об эволюционных изменениях. Я желаю этого не в последнюю очередь потому, что хотел бы видеть скорбные физиономии зоологов и антропологов, которые всю жизнь проводят в дебатах, к какому виду или роду отнести то или иное ископаемое. Господа (интересно, почему никогда не дамы?), вы спорите о словах, а не о реальности. Дарвин заметил в «Происхождении человека»:

 

В ряду форм, незаметно переходящих одна в другую, от какого‑либо обезьянообразного существа до человека в его современном состоянии, было бы невозможно указать, которой именно из этих форм следует впервые дать наименование «человек»[97].

 

Давайте перенесемся вперед через вереницу ископаемых и посмотрим на некоторые звенья – те из них, о которых во времена Дарвина еще не знали. Какие промежуточные звенья мы можем найти между нами и различными существами вроде 1470 и «Твигги», то есть тех, что иногда называют Homo, а иногда – Australopithecus? С некоторыми из них мы уже встречались – с питекантропом и синантропом, которых обычно относят к Homo erectus. Но эти двое жили в Азии, а большая часть эволюции человека прошла в Африке, как сейчас вполне надежно доказано. Питекантроп, синантроп и им подобные были эмигрантами. В самой Африке их эквиваленты в настоящее время обычно классифицируются как Homo ergaster, хотя на протяжении многих лет они все назывались Homo erectus: еще одна иллюстрация непостоянства. Самый известный экземпляр Homo ergaster и один из наиболее полных дошедших до нас дочеловеческих останков – это «мальчик с озера Туркана» («мальчик из Нариокотоме»), обнаруженный Камойей Кимеу, звездой среди охотников за ископаемыми из команды палеонтологов Ричарда Лики.

Череп Homo erectus

 

«Мальчик с озера Туркана» жил около 1,6 млн. лет назад и умер в возрасте примерно одиннадцати лет. Есть признаки того, что если бы он дожил до зрелости, то вырос бы до 184 см[98]. Прогнозируемый объем его взрослого мозга составил бы около 900 см ³ . Это было типично для мозга Homo ergaster/erectus, размер которого варьировал в пределах 1000 см ³ . Это значительно меньше мозга современного человека (1300–1400 см ³ ), но больше мозга Homo habilis (около 600 см ³ ), Australopithecus (около 400 см ³ ) и шимпанзе (примерно такой же). Вы помните, мы пришли к выводу, что наш предок три миллиона лет назад имел мозг шимпанзе, но ходил на задних конечностях? Мы можем предположить, что вторая половина истории, от трех миллионов лет назад до последнего времени, была историей увеличения размера головного мозга. И это действительно так.

Homo ergaster/erectus, который оставил нам много ископаемых экземпляров, является убедительным промежуточным звеном между сегодняшним Homo sapiens и Homo habilis, жившим два миллиона лет назад, а тот, в свою очередь, является прекрасным мостом к Australopithecus, жившему три миллиона лет назад и напоминавшему прямоходящего шимпанзе. Сколько же звеньев нужно предъявить, чтобы не осталось недостающих? Можем ли мы перекинуть мост от Homo ergaster к Homo sapiens? Да, у нас уже есть богатый ассортимент ископаемых, охватывающий последние несколько сотен тысяч лет, которые характеризуются промежуточными признаками. Некоторым были даны собственные видовые названия, например Homo heidelbergensis, Homo rhodesiensis и Homo neanderthalensis. Другие (иногда и те же самые) называются «древними» Homo sapiens. Но, как я не устаю повторять, названия не имеют значения. Важно то, что звенья больше не отсутствуют. Промежуточных видов предостаточно.

 

Просто сходите и посмотрите

 

Итак, мы имеем прекрасную ископаемую документацию постепенных изменений, начиная с «Люси», «прямоходящего шимпанзе», жившего три миллиона лет назад. Как же «отрицатели истории» воспринимают эти доказательства?

Некоторые из них все буквально отрицают. Я столкнулся с этим в 2008 году, когда снимал для Четвертого канала документальный фильм «Гений Чарльза Дарвина». Я брал интервью у Венди Райт, президента организации «Обеспокоенные женщины Америки». Ее мнение о том, что «экстренные контрацептивы – лучшие друзья педофила»[99], дает четкое представление о силе ее интеллекта, и она полностью оправдала ожидания во время нашего разговора.

В телефильме была использована небольшая часть интервью. Приведенная ниже стенограмма гораздо полнее, однако неполная: здесь я ограничился фрагментами, в которых мы обсуждали палеонтологическую летопись происхождения человека.

 

Венди: Я снова возвращаюсь к тому, что эволюционистам все еще не хватает знаний, чтобы проследить за эволюцией. Но вместо научного разрешения ситуации эволюционисты подвергают эту тему цензуре. Так, например, нет никаких доказательств эволюционного перехода от одного вида к другому. Если бы это было так, если бы эволюция имела место, то, безусловно, при переходе от птиц к млекопитающим или, я не знаю, еще дальше, было бы хоть одно доказательство.

Ричард: Имеется огромное количество доказательств. Простите, но вы все время повторяете это будто мантру, потому что вы, вся ваша компания, вы только друг друга слушаете. Я имею в виду, что вам нужно просто раскрыть глаза, и вот они – доказательства.

Венди: Ну, тогда покажите их мне, да, покажите кости, покажите мне тушу, покажите мне доказательства – переходные звенья от одного вида к другому.

Ричард: Каждый раз, когда обнаруживают ископаемое, которое находится между одним видом и другим, ваша братия говорит: «Ага, теперь у нас два пробела там, где раньше был один». Я имею в виду, что почти каждое ископаемое, которое мы находим, является промежуточным между чем‑то и чем‑то.

Венди (смеется): Если бы это было так, Смитсоновский музей естественной истории был бы забит этими примерами, а это не так.

Ричард: Да нет же, это так и есть… Если брать человека, то со времен Дарвина появилось огромное количество доказательств, промежуточных звеньев в цепочке ископаемых людей, у нас есть различные виды австралопитеков, например, и <…> у нас есть Homo habilis – это промежуточное звено между австралопитеком, более древним видом, и Homo sapiens, который моложе. Я хочу спросить, почему вы не считаете эти виды промежуточными?

Венди: Если бы были реальные доказательства эволюции, их показывали бы в музеях, а не только на картинках.

Ричард: Я только что рассказал вам об австралопитеке, Homo habilis, Homo erectus, Homo sapiens – древних и современных Homo sapiens. Это прекрасный набор промежуточных звеньев.

Венди: Но у вас все равно не хватает вещественных доказательств…

Ричард: Вещественные доказательства есть. Сходите в музей и посмотрите на них… У меня их нет с собой, но вы можете пойти в любой музей, и вы увидите австралопитека и Homo habilis, Homo erectus, увидите древних Homo sapiens и современных Homo sapiens. Прекрасный набор промежуточных звеньев! Почему вы продолжаете требовать: «Предоставьте мне доказательства», когда я это уже сделал? Сходите в музей и посмотрите.

Венди: Я ходила. Я ходила в музеи, многие из нас ходили, но остались при своем…

Ричард: Вот скажите, вы видели собственными глазами Homo erectus?

Венди: И я думаю, что вы сейчас пытаетесь, и очень агрессивно, заткнуть нам рот, не дать нам говорить. Кажется, это вы от разочарования, что так много людей до сих пор не верят в эволюцию. Если бы эволюционисты были так уверены в своих убеждениях, то и не было бы необходимости в цензуре. Одно это показывает, что эволюция по‑прежнему не доказана и остается под вопросом.

Ричард: Я… Я, признаться, разочарован. Дело не в подавлении. Вот я рассказал вам о четырех или пяти ископаемых… (Венди смеется) … и вы, кажется, просто игнорируете то, что я говорю… Почему бы вам не пойти и не посмотреть на эти ископаемые?

Венди: Если бы они были в музеях, в которые я много раз ходила, я бы объективно взглянула на них, но я возвращаюсь к тому, что…

Ричард: Они есть в музеях.

Венди: Я возвращаюсь к тому, что философия эволюции может вести к возникновению идеологий, которые были для человеческой расы очень разрушительными…

Ричард: Да, но разве не лучше было бы не указывать на ошибочные представления о дарвинизме, которые были страшно извращены в угоду политике, а попытаться его понять – тогда вы были бы в состоянии противодействовать этим ужасным, неверным представлениям.

Венди: Ну, на самом деле нас к этому часто вынуждает агрессивность сторонников эволюции. Не то чтобы мы прячемся от данных, которые вы нам все время предоставляете. Не то чтобы мы не знали об этом – нам деваться от этого некуда. Нам все это все время подсовывают. Но, я думаю, вы разочарованы из‑за того, что многие из нас, тех, кто видел ваши данные, все равно не покупаются на вашу идеологию.

Ричард: Вы видели Homo erectus? Вы видели Homo habilis? Вы видели австралопитека? Я вам задавал этот вопрос.

Венди: Я видела, что когда в музеях и учебниках хотят показать эволюционные различия одного вида от другого, они опираются на иллюстрации и рисунки… а не на вещественные доказательства.

Ричард: Ну, вы могли бы съездить в музей Найроби и посмотреть на оригиналы ископаемых, но их слепки – точные копии этих ископаемых – вы можете увидеть в любом крупном музее.

Венди: Ну, позвольте мне спросить, почему вы так агрессивны? Почему вам так важно, чтобы каждый верил в то же, что и вы?

Ричард: Я говорю не о вере, я говорю о фактах. Я рассказал вам о некоторых ископаемых, и каждый раз, когда я вас о них спрашиваю, вы уходите от вопроса.

Венди: Должны же быть тонны вещественных доказательств, а не только отдельные вещи, но, опять же, их нет.

Ричард: Я выбрал ископаемых гоминид, потому что я подумал, что вас они больше всего заинтересуют. Подобные останки можно найти для любой группы позвоночных, которая только придет в голову.

Венди: Я все же вернусь к тому, почему для вас так важно, чтобы все верили в эволюцию…

Ричард: Я не люблю слово «вера». Я предпочитаю просто предлагать людям взглянуть на факты, и вас я прошу взглянуть на доказательства. Я хочу, чтобы вы пошли в музей и посмотрели на факты, а не верили тому, что вам сказали, – будто доказательств нет. Просто сходите и посмотрите на эти доказательства.

Венди (смеется): И да, и я бы сказала…

Ричард: Это не смешно. Я имею в виду, действительно сходите, сходите. Я рассказал вам об ископаемых гоминидах, и вы можете пойти и посмотреть на эволюцию лошади, вы можете пойти и посмотреть на эволюцию ранних млекопитающих, на эволюцию рыб, на переход от рыб к наземным амфибиям и рептилиям. Любое из этих ископаемых вы найдете в любом хорошем музее. Просто откройте глаза и посмотрите на факты.

Венди: И я бы сказала, откройте глаза и узрите сообщества, созданные теми, кто верит в любящего Бога, сотворившего нас.

 

Может показаться, что в этом диалоге я проявил излишнее упрямство, настаивая на походе в музей, но я не кривил душой. Этих людей приучили говорить: «Нет никаких ископаемых, покажите мне доказательства, покажите мне хоть одно ископаемое», они повторяют это снова и снова и начинают в это верить. Так что я поставил эксперимент, рассказав этой женщине о трех или четырех ископаемых, и дальше просто не позволял ей уйти от темы. Результаты удручают и являются хорошим примером тактики, часто используемой «отрицателями истории», когда они сталкив