Позиционирование Северного Кавказа и стихийный « русский

Ответ»

На Северном Кавказе за два последних десятилетия сложилось

положение, которое характеризуется тремя одновременно идущими

процессами:

1) Иждивенчество северокавказских республик по отношению к

остальной России, подпитывающее религиозную, этническую и

социальную архаику региона. Его экономика стала на 60-80%

дотационной. Причем средства, воруемые местными этническими

элитами из федеральных дотаций, инвестируются в более «спокойные» и

благоприятные для бизнеса регионы РФ (Ставропольский, Краснодарский

края, Ростовская и Астраханская область), уда мигрирует и значительная

часть населения с Северного Кавказа.

35

2) Значительная часть населения, особенно молодежи, чувствует

презрение и превосходство u1087 по отношению к России. Исходя из привитой

им в последние годы идеологии, уроженцы Северного Кавказа считают,

что принадлежат к «более древним, более благородным» и т.п. этносам и

исповедуют наиболее «великую и правильную» религию. Россия же в их

понимании является страной, принесшей их предкам и им самим много

бед и обязанной сейчас за это расплачиваться.

3) Вместе с тем по российским законам эти люди являются

полноправными гражданами России. Складывается очень удобная для

них ситуация, когда они могут действовать исходя из своей этнической и

клановой идентичности, но в нужные моменты прибегать к защите своих

интересов на основе официальной принадлежности к идентичности

общегражданской.

В результате вышеописанной ситуации многие выходцы из

северокавказских республик широко расселяются по территории России

(но главным образом в больших благополучных городах) и формируют

«доминантные» клановые структуры, не слишком считаясь с интересами,

правами и обычаями местного населения

При этом они уверены в своей безнаказанности. Как любые

представители клановой системы, эффективно организованные по

земляческому принципу, они имеют преимущество перед местными

жителями. Они уверены, что в случаях совершения ими преступлений не

понесут наказания, т.к. российские власти предпочтут не конфликтовать с

Кавказом. Их многочисленные диаспоры всегда смогут оградить их от

правосудия. В крайнем случае, они всегда смогут скрыться на свою

малую родину, откуда достать их будет очень проблематично. Кроме

того, подобными внутренними мигрантами часто оказываются люди,

принадлежащие к кланам, контролирующим федеральные дотации. Они и

в финансовом отношении чувствуют себя хозяевами на «завоёванной»

ими российской территории. Некоторые эксперты называют такую

ситуацию «обратной колонизацией».

Ситуацию усугубляет то, что Кремль действительно склонен закрывать

глаза на множественные нарушения законности представителями

кавказских народностей и очень часто предоставляет им индульгенцию от

правосудия. В то же самое время, рамки законности для представителей

не-кавказских народностей все время сужаются, а меры их наказания

усиливаются. Со стороны это выглядит так, будто единого

законодательства в стране не существует, и к людям разных

национальностей и разного происхождения применяются принципиально

разные нормы права.

За 20 последних лет русский народ и кавказские элиты (особенно в

лице Чечни) полностью поменяли свои позиции по отношению к Кавказу

и к его нахождению в составе России. Если в 1994 году чеченцы

отделились от России, а россияне были готовы воевать за то, чтобы Чечня

36

осталась в ее составе, то теперь, «победив» ее, российские власти дали

Чечне и всему остальному Кавказу такие огромные привилегии, что

теперь уже кавказские республики не хотят выходить из состава России, а

немалое количество россиян, наоборот, не хотят видеть их согражданами

на таких условиях.

На низовом уровне российское общество несогласно с такими

порядками и горячо хочет изменить их. Не случайно быстрое достижение

популярности лозунгом «Хватит кормить Кавказ!», который на самом

деле имеет не столько финансовую направленность, сколько служит

показателем ментального неприятия нынешней системы

взаимоотношения с Кавказом и нежелания совместного проживания при

существующих условиях. Предпочтения граждан России явно склоняются

к территориально-правовому размежеванию с этническими республиками

Северного Кавказа в той или иной форме.

Еще одним показателем зреющего в стране протеста является

отношение к кавказской политике людей, наиболее остро чувствующих

ее последствия – русских, живущих на Кавказе. Так, известное заявление

краснодарского губернатора Александра Ткачева, в котором он сообщил

о создании казачьей милиции и о том, что будет «выдавливать»

мигрантов с Кубани, вызвало большое одобрение среди простого народа

Краснодарского и Ставропольского краев.

На усиление народного недовольства власть традиционно отвечает

либо дежурными заявлениями о необходимости жить мирно, которые уже

никого не могут убедить, либо прибегает к громкой риторике, но при

этом продолжает политику ублажения этноэлит. Подобная реакция

способна на короткий срок смягчать ситуацию, но при долгом

использовании приводит к еще большему нарастанию протеста,

поскольку публичные угрозы в адрес нарушителей порядка вызывают в

обществе завышенные ожидания справедливости, которые всякий раз не

исполняются. Это приводит к еще большему разочарованию властью и

ведущейся ею политикой.

3.5. Выводы и рекомендации

Нынешнее положение Северного Кавказа в составе России адекватно

описывается теорией государства-химеры Льва Гумилёва. Такому

государству присуще бессистемное сочетание несовместимых между

собой поведенческих черт, приводящих вместо единой ментальности к

полному хаосу взглядов и представлений. При этом, согласно

Л. Гумилеву, один из этносов в условиях государства-химеры может

существовать в теле другого этноса подобно раковой опухоли, питаться

за его счёт и не выполнять никакой конструктивной функции. Сама

Химера может быть относительно пассивной либо же становиться

рассадником агрессивных антисистем. Возникшие в Химерах

37

антисистемы порождают антисистемные идеологии и часто выступают

инициаторами кровопролитных конфликтов.

Нетрудно увидеть, что кавказские этнические общины заняли в

современной химерической государственности нишу антисистемы, а

ваххабизм выступает в роли антисистемной идеологии. Эта роль

подчёркивается тесным симбиозом кавказского этнонационализма и

радикального исламизма с ещё одной антисистемой – криминальной, что

уже было отчасти показано на примере ситуации в Поволжском ФО.

Ваххабиты завоёвывают место среди «авторитетов» криминального мира.

Одновременно кавказские этнические диаспоры в некавказских регионах

РФ являются важнейшим фактором криминализации всего российского

пространства, ядром _________криминальных структур, проникающих в

коррупционные поры государства и подменяющих функции

государственных институтов обслуживанием интересов криминальных

этнодиаспор.

По учению ваххабитов, современное государство, как носитель

неисламского начала, должно уйти и быть заменено фундаменталистским

государством, руководствующимся лишь законами чистого и строгого

ислама. Именно здесь проходит очень четкая линия разлома, которую не

до конца осознают российские власти, в том числе, и в мусульманских

республиках. Если светский тип правления и светское государство не

признаются ваххабизмом в принципе, то пропадает сама почва для

переговоров. Как и с кем переговариваться, если они нас не признают?

Пока исламские радикалы будут в меньшинстве и пока они не

почувствуют свою силу, их «мирная» часть будет идти на некое подобие

диалога, но это будет лишь тактическим шагом и попыткой выиграть

время. Современное светское государство и ваххабизм несовместимы.

Поэтому, как только радикальному исламу представится возможность

установить свою полную власть на какой-то территории, он, несомненно,

к этому прибегнет.

Никаких иллюзий быть не должно: если существующие тенденции

сохранятся (как в ослаблении позиций государства, так и в

противоположно направленном ему усилении влияния ваххабизма), то

уровень перехода в агрессивное состояние будет достигнут. Причем,

вполне возможно, что кое-где, например, в Дагестане это не займет много

времени. Увеличение количества ваххабитов практически от нуля до

половины (по оценкам некоторых экспертов) всех мусульман республики

заняло всего 14 лет.

Тогда тема сепаратизма и перспектива строительства исламского

государства на территории Северного Кавказа встанет со всей

очевидностью и неизбежностью. При этом с большой вероятностью

может оказаться, что простое отделение территорий, зараженных

ваххабизмом, уже не сможет помочь, т.к. соседство с агрессивно

настроенным, устремленным в архаику u1080 и живущим по законам

38

средневековья, но по-современному вооруженным соседом может

обойтись еще дороже. Решать вопросы ваххабизма будет уже поздно.

На Северном Кавказе Россия вошла в традиционный для любой экс-

империи период удержания некогда присоединенных регионов. Этот

период характеризуется прекращением расширения территории,

ослаблением центра и его стремлением предотвратить «расползание»

окраин наряду с формированием из своих граждан единой политической

нации.

Во многих случаях сецессии национальных окраин от ослабевшей

империи наблюдалась одна и та же последовательность: ослабление

центра – передача больших прав, денежного содержания и иных активов

провинциям с целью мотивации их нахождения в общем государстве –

усиление и обогащение окраин на фоне взаимосвязанного с этим

дальнейшего ослабления центра – достижение ими критической массы

силы – разрыв. Нетрудно заметить, что сейчас Россия практически в

точности повторяет исторический опыт уже погибших империй и

находится где-то в середине указанной последовательности.

Трудно сказать, можно ли переломить этот разрушительный сценарий

(вероятно, это потребовало бы более радикальных мер, чем те, что

представляются возможными сегодня). Однако его реализацию вполне

можно замедлить. В этом контексте основными представляются

следующие принципиальные задачи:

- деприватизация власти, сосредоточенной в руках региональных

политико-финансовых кланов, наращивание российского федерального

присутствия в регионе на основе не только жесткой, но и мягкой силы;

- формирование новой региональной элиты, не связанной советским и

постсоветским кланово-этнократическим опытом, поиск и поддержка

альтернативных (существующему руководству) лидеров;

- деэтнизация политики, преодоление регионального апартеида,

насаждение российской гражданско-политической идентичности в

национально-территориальных образованиях;

- реальная борьба с коррупцией, обеспечение безусловного

соблюдения законности РФ на территории Северного Кавказа и

искоренение касты «неприкасаемых»;

- минимизация исламистской угрозы (притом, что сегодня

радикальный исламизм является главным антигосударственным

протестным мобилизующим идеологическим ресурсом);

- обеспечение лояльности среди представителей т.н. «неофициального

ислама» (критикующего республиканское духовенство, но не

вступающего на путь диверсионно-террористической борьбы и

экстремистской антигосударственной пропаганды);

- формирование нового статус-кво в Закавказье на выгодных для

России условиях.

39

Сегодня российский Северный Кавказ во многом повторяет опыт

Ближнего Востока, Северной Африки, стран Центральной Азии, где

этнический национализм отступает перед агрессивной исламистской

пропагандой, использующей идеи социальной справедливости и

наднациональные ценности и лозунги. В этой связи первостепенной

задачей является понимание того, кто может стать основным союзником

государства в решении этой проблемы «на местах». Сегодня российское

федеральное присутствие ориентируется по большей части либо на

силовые структуры и спецслужбы, либо на бюрократические аппараты. У

федерального центра нет серьезной низовой поддержки в виде

гражданских неправительственных структур и условно говоря «агентов

гражданской нации», заинтересованных в преодолении существующего

местничества в сфере управления и монополизма в экономической сфере.

Успешная деприватизация власти в республиках Северного Кавказа

возможна только при одновременном давлении на кланово-

олигархические режимы (которые своей деятельностью провоцируют и

этнический, и религиозный экстремизм) сверху (то есть непосредственно

из федерального центра) и снизу (посредством усиления гражданских

структур, ориентированных на усиление общероссийского присутствия).

Для противодействия новым северокавказским феодалам недостаточно

одних режимов КТО или введения дополнительных военных сил. Нужны

гражданские агенты общероссийского влияния (в т.ч. из рядов

недовольных региональной коррупцией, пострадавших журналистов,

правозащитников и предпринимателей, готовых рассматривать

федеральный центр как гарант их общественной и экономической

деятельности).

При этом поддержка гражданского общества и СМИ на Северном

Кавказе должна носить адресный характер. Поэтому следует отказаться

от порочной практики опоры на совершенно негодные инструменты,

такие как национально-культурные автономии, поскольку эти структуры,

как правило, педалируют архаические представления об этничности, не

ориентированы на модернизацию страны, заинтересованы в

региональном апартеиде. Адресная поддержка изданий и гражданских

проектов должна осуществляться при одном принципиальнейшем

условии – поддержка ими приоритетов российской государственной

общности и единого правового поля поверх этнорегиональных границ.

Если на сегодняшний день экстремистские структуры сильны своими

сетями, государство должно противопоставить им гражданские сети. К

таковым можно отнести региональные СМИ, общероссийские социально-

политические структуры в регионах, бизнес, поддерживаемый из Москвы

и нацеленный на демонополизацию кланово-олигархического бизнеса

республик, образовательные проекты, особенно в гуманитарной сфере.

Эти региональные «гражданские сети» могли бы снизу поддерживать

модернизационные импульсы российского государства, при этом

40

- во-первых, корректируя возможные ошибки государственных

институтов,

- во-вторых, выступая поставщиками альтернативной социально

значимой информации,

- в-третьих (и это, пожалуй, самое главное), становясь кадровым

резервом для новой северокавказской элиты (нынешняя региональная

элита не заинтересована в глубокой модернизации региона, ей

необходимы архаичные управленческие практики).

Таким образом, деприватизация власти на Северном Кавказе

теснейшим образом связана с проблемой кадрового обновления.

Очевидно, что обеспечить управление регионом, привлекая кадры только

из центра, невозможно. В этой связи необходимы срочные меры по

формированию новой кадровой элиты региона, ориентированной не

просто на нового «сеньора» и новые патронно-клиентские связи, а на

ценности правового и светского государства, и имеющей выраженную

общероссийскую лояльность.

Официальное исламское духовенство республик не может

рассматриваться как вполне надежный инструмент российской политики.

Оно является частью кланово-олигархических группировок (это – их

идейно-политический аппарат), занятых приватизацией власти. Эта

группа заинтересована в сохранении местничества, регионального

апартеида, закрытости власти, ксенофобии, а не модернизации

общественных отношений. В этой ситуации резервом для нормализации

обстановки могут стать так, в том числе, и так называемые

«неофициальные мусульмане» – те, кто занимает нонконформистскую

позицию по отношению к официальному духовенству, но не связал себя с

ваххабитским подпольем. Их идеологическая база – лозунги социальной

справедливости, неприятие коррупции и кумовства, отказ от жесткой

этнизации общественных отношений – может быть перехвачена

российской властью.

Но задача государства, подчеркнем, совсем не в том, чтобы

переключить внимание и поддержку с «официального» ислама на

«неофициальный», а в том, чтобы доказать: оплотом российского

присутствия в регионе являются не те или иные группы и направления в

исламе, а сами государственные институты, обеспечивающие запрос на

правопорядок и справедливость.

Выполнение этой задачи позволит минимизировать предпосылки

экстремистской и террористической антигосударственной активности,

поскольку сама эта активность, по сути своей, является радикальной

реакцией на приватизацию власти, коррупцию, сращивание власти и

бизнеса, монополизацию экономических ресурсов, закрытость от критики

и несправедливость в правоохранительных структурах и судах.

Купирование этих социальных болезней сделает экстремальные

политические лозунги менее востребованными.

41

На политическую конфигурацию на Северном Кавказе

непосредственным образом оказывают влияние события в Закавказье.

Актуальной задачей становится обеспечение высоких стандартов

безопасности и экономического развития Абхазии и Южной Осетии для

доказательства правильности их геополитического выбора, который не

может быть гарантирован вечно. Обеспечение более высокого уровня

безопасности неизбежно приведет к усложнению внутриполитической

повестки дня (появление оппозиции и прочее). Все это требует от

российской власти более тонких подходов с использованием по

преимуществу мягкой, а не жесткой силы. Российской власти следует

отказаться от эксклюзивной поддержки действующих лидеров (в

особенности это относится к Южной Осетии) при условии сохранения

пророссийского вектора местных политиков (вектор важнее, чем

личность). Во-первых, у действующих лидеров не должно создаваться

иллюзий относительно их возможности управлять действиями России

(оппозиция в этом плане является противовесом). Во-вторых, с помощью

политической конкуренции у РФ всегда будет возможность получать

более адекватную политическую картину из Абхазии и Южной Осетии.

Пора обратить внимание и на северо-кавказские диаспоральные

организации в российских регионах. Будучи признанными и получая

поддержку со стороны региональных, а то и федеральных властей, эти

организации зачастую бездействуют, когда их земляки творят в

российских городах беззакония и притесняют иных граждан, вступая в

дело лишь когда ситуация накаляется и соплеменники могут пострадать.

Практика показывает, что подобное поведение диаспоральных

организаций приводит некоторых выходцев с Кавказа к уверенности в

своей безнаказанности.

Следует перенимать опыт некоторых развитых стран, в которых

государство поддерживает лишь те диаспоральные организации, которые

не только демонстрируют желание защитить своих земляков, но могут

обеспечить их лояльность и законопослушание в месте пребывания.

42

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

1. На сегодняшний момент непосредственная угроза сепаратизма

«здесь и сейчас» в каком бы то ни было регионе РФ отсутствует. Однако

распад государства может выражаться не только в территориальной

сецессии, но и в невозможности / блокировании выполнения базовых

функций и прерогатив государства, к числу которых относятся

верховенство его юрисдикции на всей территории страны, поддержание

базовых стандартов в сфере права и безопасности, монополия на

легитимное насилие и т.д. Симптомы такого – социального – распада

государственности (который не менее опасен, чем территориальный и, в

конечном счете, перерастает в него) в Российской Федерации, к

сожалению, имеют место.

В их числе: