Албазинцы и иезуит Жербильон

 

Когда «великий посол» Федор Головин сходился с китайцами на границе, в свите богдыханского посланника находился французский иезуит Жан‑Франсуа Жербильон. Он вместе с португальцем Томасом Перейрой ревностно служил маньчжурскому императору.

Жербильон не зря проявлял назойливую любознательность в отношении северо‑восточной окраины Руси. Еще до своего появления в посольском стане под Нерчинском он изучал на рынках Пекина русскую торговлю моржовой костью.

В Пекине Жербильон познакомился с албазинскими пленниками, среди которых находились Григорий Самойлов‑Мыльник и поп Максим.

Григорий Мыльник, узнав, что ему, как и другим богдыханским невольникам, на родину «отпуску не будет», решил заводить мыловаренный завод и строить мельницу в Пекине. Жили в Пекине тогда и явные изменники вроде Пахомки Карнауха.

Трудно решить, кто именно из этих русских, видевшихся с иезуитом Жербильоном, получил в Пекине чин младшего мандарина. Этот мандарин был родом из Тобольска. Он бывал на Селенге, в Нерчинске, а затем служил в Албазине. От него Жербильон и получил данные о Тобольске, который, по расчетам иезуита, был не меньше Орлеана, о Селенгинске, Байкале, Енисейске, Сургуте, Якутске.

После расспросов русских пленников Жербильон написал:

«Москвитяне добавили, что они объехали берега Ледовитого и Восточного морей и всюду находили море, кроме одного места к северо‑востоку, где находится горная цепь, вдающаяся очень далеко в море. Они не смогли дойти до конца этих гор, казавшихся недоступными. Если наш материк соприкасается с материком Америки, то это возможно только в этом месте, но соприкасаются они или нет, несомненно во всяком случае, что они не могут отстоять сколько‑нибудь далеко друг от друга…»[191].

Разумеется, Григорий Мыльник, поп Максим или другие русские пленные в Пекине могли и не говорить Жербильону о плавании Дежнева. Они правильно указали на Чукотский полуостров, как на наименее исследованную область между двумя морями. Возможно даже, что здесь шла речь о попытках пересечения Чукотки сушей к северу от направления Анюйского волока. В таком случае речь шла о походах к морю через Анадырский хребет с целью определения границ суши на окраине Азии.

Все это указывает на большой размах русских исследований на рубеже между Азией и Америкой. Жербильон, мечтавший о захвате Чукотского носа для богдыхана, старательно записал рассказы пленных албазинцев.

Русские люди, конечно, тогда бывали в самой глубине Чукотской страны. Известно, например, что в 1690 году в землю чукчей ходил служилый Василий Кузнецов.

Анадырский край был к тому времени прочно обжит.

«На дальние заморские зимовья, за Нос», хотели бежать в 1690 году «воровские казаки» Якутского острога во главе с пятидесятником Филиппом Щербаковым. Они рассчитывали достичь не только Анадыря, но и реки Камчатки. Но заговор был раскрыт, и казаки жестоко пострадали.

 

«Князь Мухоплетсиус»

 

К тому же году относится открытие или, скорее, первое обследование морского острова против устья Лены. Вероятно, это остров Столбовой. Ходил туда, по уверению Витсена, «князь Максимиан Мухоплетсиус». При ближайшем рассмотрении этот «князь» оказывается не кем иным, как Максимом Мухоплевым, казаком Якутского острога, в свое время собиравшим ясак на Вилюе.

Любопытно, что упоминаемый в рассказе о походе Мухоплева Святой нос амстердамский бургомистр Витсен попытался отождествить с мысом Ледяным, то есть мысом Дежнева.

В отрывках из известной книги Витсена, приведенных В. Ю. Визе, содержатся и другие сообщения о походах морем к востоку от Колымы. Было бы неверно думать, что все эти вести лишь отголосок плавания Семена Дежнева. Витсен писал, что однажды погибло семь судов, пытавшихся обогнуть Ледяной или Необходимый нос. Знаменательно, что амстердамский ученый знал, что против этого Носа находятся «маленькие острова», населенные загадочными «цбками» и «кбатурами» (?). Пусть эти названия воистину фантастичны и именно так звучат в передаче голландца, но важно здесь другое. Ведь речь, несомненно, идет об островах «зубатых людей» Дежнева. Витсен совершенно правильно указывает, что «ибки» питаются мясом китов и тюленей. В другом месте Витсен пишет, что русские ходят морем на Анадырь в годы, когда разрежаются льды, ради добычи моржовых клыков. Более того, уже из Дании бургомистр Витсен получил весть, что однажды с Колымы был отправлен сухопутный отряд, как можно понять – к Тихому океану. Несмотря на то, что большинство участников похода погибло, смельчаки пробрались «на южную сторону».

Нет сомнения, что русские люди вели наблюдения за состоянием морских льдов между Колымой и Анадырем. Иначе откуда Витсен мог получить сообщения о том, что в 1693, 1695 годах лед возле Необходимого носа совсем не взламывался?

Вот еще одно беспристрастное свидетельство тех лет. В 1692–1695 годах в Китай от имени московского правительства ездил Эверт Исбрант Идес, тот, который впоследствии был подрядчиком в казанском корабельном кумпанстве. Так вот, Идес, описывая Святой или Ледяной нос, намекал и на существование пролива, который мы сейчас зовем Беринговым, говоря, что чуть выше Ледяного мыса «море имеет вход». Затем Идес черным по белому писал, что русские из Якутска плавают не только на Святой мыс и в Анадырь, но даже и в «залив Камчатский» для охоты на морского зверя.

Идее, так же как Витсен, сообщал в свое время и о состоянии льдов у Святого мыса в 1694–1697 годах. Плавания там тогда были невозможны, так как море не вскрывалось подряд три года.

 

Первые стихи об Америке

 

В 1694 году в Москве появились первые стихи об… Америке. Созданы они были под сводами Чудова монастыря ученым монахом Корионом Истоминым.

Корион, между прочим, знал Ивана Мусина‑Пушкина, пророчески предсказавшего близость Америки к «Татарскому морю».

Стихи об Америке К. Истомин включил в свое сочинение «Полис», поднесенное царевичу Алексею. Дарственный список «Полиса» был назван «Книга град царства небесного». В ней были «лицевые изображения».

 

Америка, часть четверта,

Невоземля взнань отперта.

 

Волнохищна Америка,

Людми в нравах в царствах дика.

 

Тысяцми лет бысть незнанна

Морем зело отлияина…[192]

 

Так Корион воспевал Америку, «морем зело отлиянную» от Московии, хотя его приятель Мусин‑Пушкин был совсем другого мнения на этот счет.

Наступил 1697 год, и через земли Ганновера в Западную Европу проследовало посольство Петра Великого. Вторым послом состоял Федор Головин, который когда‑то отправлял Ивана Толстоухова к Ледяному мысу.

Головин в Западной Европе именовался наместником сибирским. Он встречался в Амстердаме с Витсеном и рассказывал ему о сибирских делах.

Через год Витсен снова имел ценные вести о Ледяном мысе. Он получил письмо из Архангельска.

«Ваше благородие, – писал неизвестный архангелогородец, – я говорил здесь с одним русским, который сообщил мне, что в прошлую зиму (1697 год. – С. М.) он видел в Москве казаков, бывших на охоте за соболями в самых отдаленных местностях Сибири. Они обогнули на маленьком судне Ледяной мыс или самый восточный выступ, как это показано на Вашей карте, и ехали 3 дня, пока добрались до конца выступа. Там шло очень сильное течение, так что им пришлось держаться вплотную к берегу; но льда они не видели, ибо это было в самом разгаре лета. Таким образом, они обогнули мыс…»[193].

Витсен знал, что конец Ледяного мыса так узок, что видны оба его берега. Нет сомнения, что речь идет именно о теперешнем мысе Дежнева. «Выступ», вероятно, южный конец Камчатки, с которой Витсен здесь объединил Чукотский полуостров.