Кто хочет не стать миллионером?

 

Слухи о смерти Бобра от рук бандита Корейчика из ревности к певичке Аэлите я распространил вполне себе эффективно. Вследствие чего и увидел впервые в жизни, как Кац расстается с деньгами без своей знаменитой вселенской скорби на челе.

Марк Моисеевич вернулся в столицу, рулил компанией, мутил[40] новые проекты, все у него было хорошо. Никаких следов пьянства на физиономии, никаких философских бредней. Для меня у него уже было припасено новое задание:

– Смотри, я имею отношение к новому большому инвестпроекту. Строим в регионах объекты инфраструктуры. От региональных властей денег не просим, своих хватает. С них – только административное содействие, но быстрое и полное. Нужно раскрутить тему, чтобы регионы пошли к нам проситься на реализацию. Сделай позитивный фон вокруг проекта. Рисуй смету, скажи к завтрему – обо что мне это обойдется.

На момент этого разговора государевой службы я не нес, а потому имел все права придумать себе новый бизнесок. Обратился я к Кацу, как и раньше, на «Вы», поскольку не был уверен, помнит ли он наш венецианский брудершафт:

– Вы знаете, я про этот проект уже слышал, мне он очень интересен. Настолько интересен, что я уже без сметы начал, честно говоря, его продвигать. Но у меня есть предложение – давайте начнем с моей малой родины. Я обеспечу там максимальное благоприятствование, а Вы возьмете меня по Бабаестану младшим партнером. Ну и сделаем мы из Тришурупа витрину – покажем, как круто может быть Ваш проект реализован. Что скажете?

Кац приподнял брови, глядя на меня насмешливо, но в то же время уважительно:

– Так мы же на «ты» переходили, ты чего завыкал опять? Я что хотел уточнить – а в тебе сколько процентов еврейской крови?

Упс. Он все помнит. Хорошо, что не хамил в ответ на его разглагольствования в Венеции. А на вопросы о моей еврейскости у меня заготовлена универсальная байка в ответ:

– Однажды наш раввин поздравлял одного моего друга, тришурупского олигарха, с очередным еврейским праздником. Когда друг ответил, что «спасибо, конечно, но максимум, в чем могу Вам признаться, – это 25 процентов еврейской крови», уважаемый Дан ответил ему: «Что Вы, что Вы, догогой Игогь Владимигович, у некотогых всего один пгоцент, они и этому рады!» Так вот – один процент, вроде, есть.

– То, что есть – понятно. Ты еще поройся, там явно больше одного. Ну, ок. Сделай внятное предложение. Какую хочешь долю, что сделаешь взамен. А вообще – у тебя же конфликт там со всеми в Бабаестане? Как ты там нам адмресурс включишь?

– Бог с Вами, Марк Моисеевич!..

– С тобой. И всуе мы его не поминаем, раз уж хоть один процент есть и в подельники набиваешься.

– С тобой, Марк! Так вот – упаси меня тот, кого мы не упоминаем! Ко мне имеют какие‑то претензии Бабай и Желтый, но таки не они принимают конкретные решения. А те, кто их принимает, относятся ко мне так же хорошо, как и я к ним. Я найду волшебные слова, чтобы их убедить в том, что они должны подписать у Желтого все необходимые для нас бумажки, можешь не сомневаться!

На том и порешили. Я полетел в Тришуруп. Договориться о взаимовыгодном взаимодействии с нужными подчиненными Желтого, как я и прогнозировал, не составило ни малейшего труда. Война – войной, а деньги – деньгами.

Уже в столице мне позвонил человек, звонка которого я не ожидал. Это был мой близкий родственник, с которым мы тогда не общались. Причина была прозаической – я работал с Василичем, а он – с Желтым. Злые языки даже называли его «кассиром» премьер‑министра.

 

 

Ну, позвонил и позвонил, не говорить же «не звони мне больше никогда, сатрап режима»? Я был рад его слышать. Мы договорились попить кофе. Так обычно говорят в столице, когда хотят накоротке обсудить какой‑то срочный важный вопрос. Вопрос действительно был очень интересным.

– Чувак! Я по просьбе Романа Семеновича с тобой щас говорю и от его имени. Это по инвестпроекту Каца. Ты там что имеешь?

– Осваиваю часть бабла в Тришурупе своей строительной лавкой. А что? Желтый против?

– Да с чего ты взял‑то?! Я вообще не знаю, с чего ты взял, что он против тебя.

Родственник поднялся и торжественно вручил мне какую‑то коробку и бархатную зеленую папку. Ну да, у меня ведь был день рождения всего неделю назад, вполне в тему. В коробке была какая‑то хрень из той, что чиновники дарят друг другу, когда показать уважение надо, но нельзя, чтобы это было воспринято как мелкое взяточничество – какой‑то письменный набор из яшмы с пузатыми орлами по бокам.

Но самое важное было сказано в «поздравительном адресе»[41], содержавшемся в бархатной зеленой папке. Опытный чиновник может сказать в поздравлении все, что угодно. Высказать угрозу. Предложить денег за содействие. Послать ко всем чертям (это совсем легко).

Тут были заверения в уважительном ко мне отношении, неудовольствие от нахождения по разные стороны баррикад, предложение к взаимовыгодному сотрудничеству.

О‑фи‑геть. Кажется, меня собираются перевербовать. А я думал, что Желтый наш – тупица. Ан нет, смотри‑ка, понимает, что не получилось уничтожить все живое вокруг и стоять гордо одному на вершине горы.

– Охренеть! Тронут! Такое замечательное поздравление! Так, а чего делать‑то надо?

– Так вот – по проекту Каца. Роман Семенович мне вчера говорит, зачем вот Слава будет мучиться, организовывать не свойственный ему строительный бизнес? Мы ему и так благодарны, что он затаскивает к нам в регион такие серьезные деньги из федерального центра. Так что пусть он возвращается домой. Подберем ему хорошую работу. Строительством заморачиваться не надо, мы ему и так выплатим премию за то, что он притащил, в размере…

И родственник взял у официантки ручку и написал на салфетке сумму в рублях.

– Ого. Это ж почти лимон баксов, – зачем‑то произвел в уме обмен я.

– Чувак, поверь моему опыту – это сильно больше, чем то, что ты бы заработал собственной строительной фирмой за весь проект. А тут – все наликом и вперед. Ну, глупо отказываться.

Под ложечкой засосало.

Меня покупают, и дорого. А главное, предлагают вернуться домой. Пусть не на белом коне, а, скорее, через черный ход, но домой. Там хорошо. Там спокойно. Там нет бешеных столичных жителей. Там никто никуда не торопится. Даже в денежных делах. Там у всех, кроме Артура Бычкова, есть ПОНЯТИЯ, которые в центре полностью замещены прибыльностью. Там, в конце концов, есть холм, на котором похоронены мои отец, дед, бабушка и остальная родня.

Чёрт!

– Дополнительные условия есть какие‑то? – зачем‑то спросил я, прекрасно понимая, что они есть.

– Чувак, ну ты ж все понимаешь. Если ты будешь работать с Романом Семеновичем – то с Василичем надо работать прекращать. Общайтесь, пожалуйста! Дружите! Он ведь понимает, что вы близкие люди. Но в заговор ты больше не играешь. И ребят своих уводишь. Можно и их трудоустроить в Тришурупе.

Ну да, очень по‑желтокнязевски. Вывесил, бл…ть, объявление: «Покупаю друзей, дорого!». Не желаешь, Славик, Василича своего продать? Миллион предложил. А вот что ж не миллиард? Какая разница, от чего отказываться…

Хотелось сказать все это, но было понятно, что нужно быть спокойным и гибким. Поэтому ответ был дипломатичным:

– Старик, да нет и у Романа Семеновича никакой проблемы со мной. Ни в какие заговоры я давно не играю. Да, помогал Василичу поначалу, потому что они несправедливо на него наехали, а он не чужой мне человек. Но сейчас – работать надо, деньги зарабатывать. Приложу все усилия, чтобы инвестпроект Каца развивался активно в Бабаестане. А что касается стройбизнеса – он не так уж мне и не свойственен, у моей семьи строительная компания уже 8 лет, опыта накопили много, хотим развиваться. Поэтому – спасибо за предложение, очень тронут, крайне признателен, всегда к вашим услугам, бла‑бла‑бла…

Все это давало родственнику повод, вернувшись в Тришуруп, сказать, что задание выполнено, враг обещал больше не вредить Вам, будет тихонько свой примус починять, в политику играть не будет.

Желтый, правда, тоже не дурак и поймет: несмотря на то, что взаимовыгодные проекты должны идти и отказываться от них смысла нет – топор войны отнюдь не зарыт. И что при первой же возможности кинжал в спину ему я воткну и вернусь‑таки на родину, как нам, чуркам провинциальным, и полагается – на белом коне, а не через черный ход.

 

Домой

 

И все же желтокнязевскому мастерству интригана надо отдать должное – цели своей он отчасти добился.

В какой‑то момент он действительно понял, что этот столичный кружок надо разбивать и тащить обратно в Тришуруп, чего бы это ему ни стоило. Напрямую, в лоб, купить часть кружка во главе со мной не получилось. Но он вполне преуспел в решении задачи окольными путями.

Виновата, как всегда, женщина. И какая! Ни дать ни взять – Миледи из баек Дюма про мушкетеров. Внешне она выглядела именно так. А в интригах Миледи оригинальная выглядела бы на фоне нашей дамы лохушкой из Прованса.

Дама была вице‑президентом той самой корпорации «Дефинитив» олигарха Пентюшенкова, который, как уже запомнил внимательный читатель, к этому моменту владел бабайской нефтянкой.

Пентюшенков, несмотря на обидное прозвище, приклеившееся за ним в тусовке, никаким Пентюхом не был. Он сумел остаться в числе самых богатых и влиятельных людей страны при всех режимах в последние лет 20. И всегда был вхож к первым лицам, всегда влиял на ключевые назначения в многочисленных сферах, где простирались его интересы.

Сейчас, отобрав у Бабая нефтянку, олигарх хорошо понимал, что война за нее отнюдь не закончена. «Генеральское» лобби отнюдь не собиралось признавать поражение. Следующий акт вполне мог начаться с назначения вместо Бабая кого‑то от генералов.

Поэтому, как это ни странно, Пентюшенков был кровно заинтересован в том, чтобы сдавшийся на его милость Бабай, у которого тот изъял самое дорогое в его жизни, сидел‑дремал в своем кресле как можно дольше, чтобы ситуация успела законсервироваться.

А когда смена все же произойдет, ему было важно, чтобы сменщик был направлен в Бабаестан не со стороны генералов. Для этого нужно было мониторить всех выходцев из Тришурупа, находящихся на сколько‑нибудь заметных позициях и хоть как‑то влияющих на ситуацию в регионе.

Наш революционный кружок, безусловно, был ему интересен. Именно поэтому Дама однажды появилась на нашей традиционной вечерней оперативке в ресторане «Старая лошадь».

Даму звали Эвелина. Она была натуральной блондинкой с будоражащей воображение фигурой. Бывает так: женщина вроде ни в чем не виновата, а фигура ее своими сильно выдающимися выпуклостями заставляет даже самого стойкого из подкаблучников думать о самой мерзкой дряни из всех возможных видов кооперации мужчины и женщины. Довершало ансамбль чуть восточное, яркое и чуть презрительное лицо дамы высшего света. Роковым для нас оказалось еще и наличие у нее звериной интуиции и незаурядных актерских данных. Переговорщица – что надо, одним словом.

Уже к середине ужина с ней мы пребывали в счастливом заблуждении, что вся корпорация «Дефинитив» во главе с Пентюшенковым засыпает и просыпается с именем Василича на устах, ждут, не дождутся, когда сей благородный муж сменит наконец замучивших всех ненавистных Бабая и Желтого.

На каждой встрече, коих стало несколько в неделю, Эвелина расспрашивала нас обо всем, интересовалась всеми перипетиями нашего долгого противостояния, во всем поддерживала и обещала поддержку своего босса.

Эмоционально она нас тоже вскрыла, как орех, уже на втором ужине четко зная, кто чего из нас хочет. Как‑то она невзначай закинула нам идею:

– Хорошо бы устроить в Тришурупе плацдарм такой… Засесть там части из вашей рабочей группы и начать готовить почву к переменам, как думаете? Вид у нее был заговорщицким.

О, что мы еще могли подумать об идее вернуться домой? Хотим! Хотим, хотим! Не хуже Маши из «Маши и медведя».

Василич, пожав плечами, переезд части нашего отряда акцептовал. Эвелина, не откладывая дела в долгий ящик, утащила, как питон в свою нору, сначала Слона в свой тришурупский офис, потом там же оказались еще пяток верных идеалам революции бойцов. Последним в офис прибыл я, получив сразу же кабинет, бронированный джип, громадную зарплату и приказ мне и остальным бойцам даже не задумываться о политике, по крайней мере, до тех пор, пока она не издаст обратного приказа. Тогда же нам были даны графики, планы по отчетам, отчеты по планам и тому подобная шелуха, занимавшая нас 24 часа в день, семь дней в неделю.

Поначалу мы успокаивали себя тем, что это такая военная хитрость, да и компании новой надо помочь на старте. Потом, когда мы узнали все детали общения Элеоноры с другими участниками концессии, стало понятно, кому и зачем нужно было, чтобы мы с утра и до вечера «продували макароны» (есть такое занятие для салаг в армии, чтобы без дела не сидели).

Желтому Элеонора рассказывала, как ловко она обезвредила Василича, обезглавив его пиаровский штаб. Василичу рассказывала, закатывая глаза, что Слава и его бойцы сочли, что всего уже добились. Воевать ни с кем не хотят, хотят к бабаевцам на поклон. Мне говорила, как Василич забурел в столице и как навсегда бросил идею вернуться домой, предал нас и отдал на съедение Желтому.

Надо сказать, что поначалу, случалось, ей верили, даже, бывало, выясняли отношения друг с другом. Потом, довольно скоро, все вскрылось – ведь слишком многими пуповинами были связаны все в этой истории, как враги, так и друзья. Я быстренько свалил от роковой красотки. Правда, вытащить остальных моих бойцов от жен, детей, больших зарплат, соцобеспечения, страховок и тому подобного обратно в бараки столичных политтаджиков у меня не было никакого морального права.

Так они и просидели в засаде до тех пор, пока красные не пришли.