Последняя спецоперация. Ну ок, одна из последних

 

Итак, часть штаба переехала на продувание макарон, оставшимся в столице было строжайше запрещено «заниматься Бабаестаном», все замерло в тоскливом ожидании.

Даже Желтый умерил свой пыл, приостановил чистку рядов, перестал нарезать круги по столице в поисках всякого жулья и гимнасток, сосредоточившись на выполнении своих прямых обязанностей.

Вдруг, откуда ни возьмись, Желтому счастье привалило, откуда он его совсем не ждал.

Влиятельный ферзь из‑за кремлевской стены – Наружкин вдруг решил «присмотреться»[42] к Роману Семенычу.

Сложно сказать, откуда вдруг у него возникло такое желание. Возможно, в какой‑то момент генералы подумали, что раз Бабая и Желтого так не любят либералы во главе с Митей и Юревичем – то они, стало быть, априорно должны Бабая и Желтого любить. А эта парочка тоже должна у кого‑то искать спасения от либералов, а у кого еще, как не у генералов?

Надо сказать, что к тому моменту спеси у Желтого поубавилось, и он готов был искать спасения хоть у черта лысого, лишь бы ему, как минимум, дали еще покомандовать в Бабаестане, а как максимум – сменили на него Бабая.

Поэтому Желтый, как говаривают среди чинуш, долго «гладил галстук»[43] перед встречей с Наружкиным, продумывал, что ему сказать, изучал, как можно ему понравиться, готовился дать все существующие в природе клятвы на крови и произнести слова любви.

Мы (чисто по инерции, не подумайте, что нарушили приказ, а Василич вообще был не в курсе) продолжали присматривать за Желтым и знали, на какую высоту он приглашен пообщаться.

Эта новость нас сильно опечалила, и мы стали думать, что бы такого противопоставить Наружкину в его вполне здравых рассуждениях, что Желтый будет ему по гроб жизни обязан, сделай кремлевский деятель ставку на него.

Были мысли, конечно, перед самым визитом Желтого вылить какую‑нибудь новую порцию компромата на оппонента. Но Наружкин – тертый калач, и прекрасно понял бы, что случайно такие выхлопы перед такими смотринами не происходят, и не придал бы «черносливу»[44] особого значения. К тому же, полагаю, Наружкин ни секунды не сомневался в достоверности многих сведений о фигуранте. И как настоящий разведчик, полагал, что если на контрагента есть что‑то, то вербовать его несоизмеримо легче и соскочить у такового шансов почти нет.

А вот чего кадровый разведчик никогда бы не простил – так это пустой болтовни о секретных переговорах – продолжали креативить мы. А мы знали Желтокнязева как существо, в высшей степени амбициозное. Мы знали ровно на все сто процентов наперед, что буквально в первые секунды после выхода из кабинета Наружкина – особенно если там пройдет хоть мало‑мальски приятная для него беседа – знать об этом будет каждая секретарша тришурупского Белого дома. Ну а значит, и мы сразу же все будем знать.

Решение родилось само собой. Нужно просто будет каким‑то образом продемонстрировать бигбоссу, насколько болтлив наш Роман.

Встреча состоялась. Судя по всему, Наружкин действительно не более чем присматривался к Желтому. Ничего ему не обещал, ничего не советовал. Разговор шел весьма пустой – о посевной, о жилищном строительстве, о темпах роста рождаемости и о прочей чепухе, мало интересующей настоящих бигбоссов, но всегда составляющей львиную долю их бесед почему‑то.

Выйдя от кремлеобитателя, Желтый светился как масленичный блин. Мысленно он уже занял вожделенное старое кресло Бабая и уже даже думал, какой сделает ремонт в его морально устаревшем кабинете…

В этом месте придется признаться в большой подлости, которую мы ему организовали.

В Бабаестане и раньше было, и сейчас есть несколько государственных газет. Их особенно никто не читает, но Бабай считал важным атрибутом государственной власти, когда есть при нем несколько своих газет «Правда», сообщающих об успехах партии и правительства.

Большую часть первой полосы таких газет обычно составляли официальные сообщения. Это как «от советского информбюро: враг будет разбит, победа будет за нами».

Приходили эти сообщения с одного и того же электронного адреса типа [email protected]. Для солидности приходили релизы с красивой шапкой правительства региона, внизу стояли исходные данные, фамилия автора, его телефон на случай уточнения чего‑то.

Мы избрали жертву. Ей суждено было стать главреду газеты с нехитрым названием «Бабаестан». Этот достойный мужчина по имени Мустаким Ралифов был выходцем из одного дальнего горного аула. Мы как‑то сразу догадались, что вряд ли он обратит внимание на такую мелочь, что письмо пришло с доменного адреса [email protected]. Подумаешь, одна маленькая лишняя «и с точкой» перед «с как доллар», как у нас в крае говорят.

Домен Babaiestan.rf был специально у нас зарегистрирован на черный день. Тут таковой, очевидно, настал. Правительственная «шапка», разумеется, у нас тоже была.

Наутро в официальном органе возглавляемого Желтым правительства вышла новость на первой, естественно, полосе, гласившая:

 

В столице состоялась встреча Р. С. Желтокнязева с С. Е. Наружкиным

обсужден широкий круг вопросов взаимодействия по ряду политических и кадровых аспектов

 

Ну и дальше, разумеется, много слов о том, что «Наружкин выразил уверенность… выступил в поддержку инициатив Желтого…» и куча всего другого, что действительно мог бы надиктовать Желтокнязев, будучи уверенным в поддержке Наружкина.

Свежеотпечатанную газету мы стащили еще со станка в типографии – на случай, если кто‑то хватится и начнет уничтожать повсюду тираж (мы бы так и сделали). Еще пахнущий типографской краской экземпляр доставили до стола Наружкина этим же утром (не спрашивайте, пожалуйста – как, все равно не скажем!).

Наружкин, глядя на это произведение эпистолярного жанра, проронил только одно слово:

– Идиот.

Перспектива избраться губернатором от партии генералов на этом у Желтого закрылась, так толком и не замаячив.

А мы с тех пор, иногда встречая этого дядьку – Мустакима Ралифова на тришурупском колхозном рынке в очереди за кумысом, всегда прямо душим его в объятиях, радуемся, как лучшему другу. Теперь он будет понимать, почему…

 

«Снащала дурака этого уберите!»

 

Дмитрий Зайцев, госсекретарь и правая рука Михал Иваныча, старых губернаторов не любил. Сам он был молод, и ему комфортнее работалось со сверстниками. К тому же губернаторы, хлебнувшие вольницы перестроечных времен, всегда держали фигу в кармане, пытаясь манипулировать столичным руководством и торпедировать его планы.

В один прекрасный день очередь дошла и до Шарипа Минтимерова, главы соседней с Бабаестаном – Шаймиевской области.

Область эта была во всех отношениях примечательная.

В ней не совсем действовали законы великой страны. А были времена, когда, как и в Бабаестане, законы великой страны в области не действовали вообще.

Эти области, вообще, близнецы‑братья и похожи очень многим. Про людей, которых в них жили, обычно в округе говорят, что бабаестанцы – они как шаймиевцы, только дикие. Это сравнение сполна перенеслось и на политику.

Усмирял две области Михал Иваныч одинаково. Приезжали из столицы визири, начинали прижимать всех к ногтю.

В одной области грозный большой Бабай начинал в ответ ругаться, обещал показать всем кузькину мать, про визирей говорил, что они «и тремя курицами не командовали», грозил народным бунтом, кричал, что вверенный ему народ ничего федералам не отдаст.

А в другой – маленький интеллигентный Минтимеров любил повторять:

– У нас тактика мягкого вхождения в состав федерации.

Имел он в виду, что регион, мол, не слишком требователен к федеральному центру и даже где‑то скромен, самодостаточен. Но на практике вскрывался второй смысл фразы – что шаймиевцы, как бы это помягче сказать, овладевают всем, что может дать федеральный центр, но без шума, криков и насилия, а так, что дающим, вроде бы, даже все нравится.

Минтимеров всегда был хитрее своих политических оппонентов. Он почти никогда не грубил им в ответ на просьбы и тем более не отвечал прямыми угрозами, однако обволакивал требующего такими многослойными восточными «но» и «однако», что тот уже и сам был не рад, что требовал чего‑то.

А еще шаймиевцы были и остаются непревзойденными мастерами схематоза[45]. Они никогда не приезжали в федеральный центр с пустыми руками и никогда не отправляли интересных им гостей обратно в столицу ни с чем. В итоге почти у каждого, кто хоть что‑то решал в федеральном центре, в минтимеровской губернии был свой интерес.

Речь вовсе не идет о банальных взятках, хотя, когда надо – успешно решались и подобные вопросы. Шаймиевцы всегда охотно делали бизнес с коммерсантами, связанными пуповинами с заметными представителями власти страны. Минтимеров поощрял любые схемы, ведущие к росту. Формальное соблюдение законов его, как и многих других фигурантов этого повествования, при этом абсолютно не волновало. «Воруйте не с убытков, воруйте с прибылей!» – этот лозунг вполне мог бы красоваться на гербе региона, жаль, не принято на таковых писать столь правдивые тексты.

Директор шведской ИДЕИ до сих пор пребывает в состоянии когнитивного диссонанса от того, что с момента его встречи с областным главой до открытия мегамагазина в областном центре прошли жалкие 8 месяцев. В любой другой стране мира это было бы невозможно.

В «цивилизованной» стране до сих пор шли бы общественные слушания. Где строить, как строить. Сколько нужно парковочных мест, и не навредит ли кому‑то такое скопление машин в этой части города.

В стране третьего мира чиновники еще только приступили бы к вымогательству взяток у менеджеров ИДЕИ за выделение земли, а впереди еще было бы проектирование, подведение инфраструктуры, выдача всевозможных разрешений на деятельность и тому подобное.

Здесь же все сработало как часы. Все выделения и отведения случились за считанные недели, разрешения стремительно выписались уже в процессе строительства. Чиновникам во главе с губернатором нужна была новая точка роста. И они ее получили. Инвариативно, не забыв при этом себя и свои семейные и клановые интересы.

Естественно, при всем этом у передовой во всех смыслах области были возможности в чем‑то отказывать и федеральной власти, и даже самому Михал Иванычу. Того поначалу смущало это некоторое выпадание области из правового поля страны, но потом он решил, что, если бы у нас все регионы были такими – насколько меньше головной боли было бы лично у него. Экономика области растет как на дрожжах, за власть голосуют чуть ли не сто процентов населения на любых выборах, дисциплина и порядок…

Да Бог с ним, с этим правовым полем…

В соседнем Бабаестане все было не совсем так. Уровень жизни населения тоже был выше среднего по стране, но не благодаря коммерческой жилке всех и вся, начиная с чиновников, а благодаря все той же бабайской нефтянке, каждый рубль с которой распределял лично Бабай, внимательно следя за уровнем воровства при освоении. Дисциплина у Бабая тоже была, но лишь до тех пор, пока все силовики были у него в руках.

А шаймиевские силовики, кстати, до сих пор все как один – выходцы из этой же самой области, то есть те самые люди с ПОНЯТИЕМ о том, что есть закон, а есть польза для региона и для разных групп людей, и нечего одно с другим путать.

Однако Госсекретарь тем не менее все же решил объявить Минтимерову, что им пора вместе, со всеми ритуальными танцами, уважением и почетом, начать подбирать бессменному главе преемника. Тут же, в кабинете Зайцева, состоялось единственное и неповторимое представление в жанре театра одно актера.

Шарип Шаймиевич закрыл глаза. Из них заструились слезы. Зайцев смущенно смотрел на плачущего старика. Человеческое из него власть пока не выхолостила окончательно, ему было неудобно так расстраивать старших. Минтимеров это прекрасно понимал. Глаза он не открывал, на Зайцева никак не реагировал, на его вопрос не отвечал, лишь схватился еще за левую сторону грудной клетки, как при начале сердечного приступа.

Госсекретарь уже жалел, что затеял этот разговор:

– Так… Вам… Воды, может? Врача?..

– Нет, все в порядке.

Было видно, что губернатор титаническим усилием воли подавил в секунды и слезы, и сердечный приступ, и эмоции.

– Дмитрий Александрович! Я должен Вам признаться…

Зайцев насторожился, ожидая каких‑то обычных в таких случаях отмазок а‑ля «позвольте довершить начатые реформы» и прочую чушь, но таковой не последовало:

– Это – правильное решение. Как государственник и патриот, я Вас категорически поддерживаю!

Госсекретарь, уже пребывая в шоке, все ожидал какого‑нибудь подвоха. Потому как никто вот так просто, как сейчас этот мастодонт, съевший стаю собак на таких делах, не соглашался, что «да, мы старые, нас надо менять, работать должна молодежь, такие люди, как Вы, которые знают современные реалии, технологии и т. д.».

От волнения у старика появился сильный региональный акцент:

– Одним словом, я готов любой динь и щяс написат заявлиний!

Но тут подвох все‑таки последовал:

– Но снащала дурака этого уберите!

Дмитрий Александрович осекся, не сразу поняв, о ком речь.

Минтимеров говорил про соседа, главу Бабаестана. У него с ним были свои счеты. Он считал, что своим демаршем последних лет Бабай навлек гнев федерального центра на всех старожилов губернаторского корпуса. К тому же Бабай потерял свою нефтянку, что автоматически ставило вопрос о передаче и шаймиевского нефтехимического комплекса, хоть и поменьше, но тоже неплохого генератора прибылей, под контроль федерального центра. А ведь он говорил Бабаю сто раз – давай скоординируем защиту вместе, давай сольем два нефтехимкомплекса в один и притащим иностранных или федеральных партнеров, чтобы ни одна собака не понимала, как к этому всему подкопаться, не взбудоражив сразу два мощных региона и не устроив скандал на весь мир. Бабай отказался, и сосед считал его по этому поводу ревнивым и глупым.

Разумеется, в объяснении сказанного Дмитрию Александровичу слово нефть не прозвучало:

– Прошу Вас, поймите меня правильно! – лицо Большого Актера было преисполнено мужества и раскаяния, – Я считаю, что у меня нет ни малейшего права диктовать Вам что бы то ни было о региональной политике. Вы – опытный человек. Но здесь Вам просто может быть не видно из центра. Ни в Бабаестане, ни у нас не поймут ведь люди, если Вы меня уберете, а его оставите. Он ведь против Вашей власти пошел, вызов Вам бросил…

Госсекретарь на это ответил, что Вы, мол, не беспокойтесь, с соседом Вашим я разберусь. Но в целом ход мысли старого хитрого лиса ему понравился. И вплоть до ухода Бабая его соседа никто не трогал.

Отбив первую атаку с помощью небольшого спектакля, Минтимеров начал активно готовить собственную операцию «преемник». И провел ее, надо сказать, блистательно, на зависть бабайцам, оставив и преемника – своего протеже, и силовиков – выходцев из области, и нефть – в своих руках.

Нефтянка была аккуратно припрятана между акционерами. Главным из которых было, само собой, государство. А в составе владельцев долей присутствовали, как говорят злые языки, и некоторые очень серьезные люди из города‑героя, столицы нашей родины. Любопытно, что, в принципе, сделано с нефтехимом было примерно то же, что в Бабаестане – по сути, защита от недружественного поглощения с помощью контролируемой приватизации с сохранением управления в руках близких главы региона.

Но шаймиевцы все делали как бы «гласно», «открыто», под хороший пиарчик, с торгами, оценкой, внесением в план приватизации и тому подобным. В итоге основные активы и по сей день находятся под контролем у региональных, а не столичных элит.

Региональные элиты контролируют и областные представительства федеральных ведомств. Скольких бочек меда, отвезенных в город‑герой, это стоило – никто теперь не подсчитает, но ни полицейский, ни прокурор не делают здесь ничего, что противоречило бы интересам региональных элит.

Автор этих строк своими глазами видел, как шаймиевцы работают с федеральным центром. Мы с Кацем ездили к ним с нашим инвестпроектом. Минтимеров, трепетно относящийся к любому прохиндею, везущему в регион живые деньги, лично приехал в аэропорт и встречал нас у трапа.

Я был сражен наповал, когда старенький и благообразный на вид дедушка, прощаясь, долго тряс мне руку («И чего это он так растрогался», – думал я, глупый), в конце концов проронив на местном наречии, которое я прекрасно понимаю, поскольку от нашего оно почти не отличается:

– Дрёс эшлисес! Василичка салям айт![46]

Он откуда‑то знал меня (маленького жулика – меня!) в лицо и знал, что я работаю с Василичем!

Естественно, привет я передал сразу по прилету, Василич и Минтимеров после этого регулярно встречались и очень сблизились. Кремлевский обитатель очень оценил моральную поддержку политического тяжеловеса, который своим авторитетом как бы убеждал Василича, что он поступил правильно, откопав топор войны с Бабаем, вместо того чтобы сдаться.

Ну а Минтимеров – он всего лишь с помощью нехитрого рукопожатия и пары добрых слов приобрел еще одного влиятельного и надежного друга в федеральном центре.