Акулу выводят на чистую воду

 

В вечер премьеры Лорс впервые увидел в зале такое количество людей. И каких! Большей частью почтенная публика. Зинаида Арсеньевна озирала зал в перламутровый бинокль. Пришел даже аптекарь.

Лорс посмотрел через дырочку в занавесе в зал, заметил, что там атмосфера особой приподнятости и ожидания. На концертах бывало как‑то легкомысленнее и проще. Его только смутило, что в первом ряду, рядом с Тлином, важно восседает Аркадий Цвигун. Он уже неделю околачивался в районе с рейдовой бригадой. «Пришел, чтобы потом зубоскалить обо мне в редакции», – подумал Лорс.

– Вы так спокойны? – удивилась Аза. Ее щеки пылали, она осторожно прижимала к ним ладони тыльной стороной, стараясь остудить, не испортив грима.

Лорс почему‑то не волновался за свою роль. Ему было забавно следить за суматохой последних приготовлений – это отвлекало от переживаний даже за весь спектакль. Солидные люди клеили себе парики и нервничали до дрожи. Некоторые дурачились, не разбирая возрастов и чинов, бравировали, но и в этом Лорс замечал страх.

Сам он к этим волнениям относился с такой же улыбкой, как и невозмутимый Никодим. И потом, кто‑то ведь среди этого множества взбудораженных людей должен был трезво следить, чтобы ничего не забыли, не замешкались, всем своим видом показать, что все будет в порядке. Он переживал только, что зря так опрометчиво отпустил сегодня Володю и Петю с агитбригадой в колхоз. Их все нет и нет. Наверное, решили после полевого стана выступить вечером в колхозе с платным концертом. Ну ничего, за порядком в зале следит Вадуд: он занят только в третьем акте и то всего восемь минут.

 

Спектакль, в общем‑то, получился! Если не считать того, что в ход премьеры неожиданно вклинился эпизод, не предусмотренный постановщиками: драка в зале.

Выход Лорса был в третьем акте. Перед этой минутой его совершенно неожиданно охватил такой страх, что он готов был сорвать бородку, цилиндр и выпрыгнуть в окно. «Надо было входить в образ, а я два акта глазел в зал!» – трясся он в панике. «Возьмите себя в руки!» – прошептала Аза дрожащим голосом и вытолкнула его на сцену.

Там сидел Никодим, главный «горилла»‑шеф. Перед ним стоял Вадуд, исполнявший бессловесную роль штрейкбрехера, струсившего перед забастовщиками. Лорс обязан был гневной тирадой разоблачить перед шефом этого презренного труса, а потом в припадке ярости тут же пристрелить его.

Однако Лорс не мог произнести ни слова. Все мутилось в глазах.

Как же начиналась его реплика против штрейкбрехера?! Лорс наконец перестал прислушиваться к испуганному шипению суфлера, решив: «Э‑э, стрелять – так уж поскорее, без слов».

И он, вытащив кольт, пальнул в Вадуда. Вадуд долго не падал, потому что хорошо помнил: Лорс сначала должен его разоблачить. Так и не дождавшись, Вадуд все же упал.

Лорс, подсев к шефу, должен был сказать: «Так я буду поступать с каждым, кто посмеет нам мешать, шеф!» Губы у Лорса тряслись, произнести не могли ни слова.

Никодим протянул сигареты. Девять дней назад Лорс бросил курить на спор с Никодимом. Поэтому твердо договорились на репетиции, что сигарет не будет. Однако Никодим упорно подсовывал. «Я же бросил», – уголком губ процедил Лорс. «Закури, Сэнди!» – пробасил Никодим на весь зал, нагло улыбаясь. Такая подлость возмутила Лорса и… спасла от столбняка. Он заговорил!

Больше того, его изощренный директорский слух теперь уловил неблагополучие в зале. Где‑то в конце зала, за последними рядами, все громче шум, смешки и говор. Лорсу показалось, что там растерянно мечутся тетя Паша и дежурный кружковец.

Публика стала озираться и шикать. Смутились и начали сбиваться с реплик актеры‑«гангстеры», пришедшие за «трупом» Вадуда. Лорсу показалось, что посмел шевельнуться Вадуд. Спектакль шел к срыву: в конце зала раздался пьяный громкий голос с хохотом.

Понимая, что все теперь рухнуло, Лорс прыгнул со сцены и вмиг домчался по проходу в конец зала. Мелькнула к выходу крадущаяся сбитая фигура Дьяка, а на пути у Лорса стоял, покачиваясь и улыбаясь, какой‑то незнакомый парень в ковбойке с «молниями». «Ишь ты, во фраке! А дай‑ка я твой цилиндр примерю!» – пробормотал он и протянул руку к Лорсу. Этот голос и этот хохоток и слышал Лорс со сцены.

Лорс нанес парню прямой удар в подбородок. Мелькнули в воздухе «молнии» ковбойки. Ахнула повернувшаяся публика. Выскочив за вылетевшим в прихожую парнем, Лорс еще одним ударом выкинул его на крыльцо и прошептал: «Смывайся, уже милиционера вызвали!»

Кинув дежурному: «Двери на засов!», он теперь уже не спеша возвращался к сцене, придумывая, что же объявить публике. Спектакль сорван!

«Смотри ты, совсем по‑современному наши играют: прямо в зале!» – услышал он вдруг чей‑то одобрительный шепот в рядах.

Лорса осенило. Он взлетел на сцену и уже с неподдельной страстью повторил реплику роли, кое‑что присочинив: «Я же сказал, шеф: я буду беспощадно расправляться с каждым, кто нам мешает, – бить по морде, стрелять в упор. Эй, унесите этот труп!»

Зрителям понравилось. Они зааплодировали. Громче всего аплодисменты были почему‑то в задних рядах зала, где зрители как раз всё видели и поняли, какую «игру» там вел Лорс!

Актеры, обрадованные неожиданным спасением спектакля, закончили его с подъемом.

После спектакля к Лорсу в репетиционную сквозь шумное и радостное столпотворение протиснулся Цвигун. Он снисходительно разглагольствовал:

– Неплохо, старик! Свою реплику после возвращения на сцену ты подал особенно здорово, хотя, в общем‑то, ты, конечно, не Олег Ефремов. А вот трюк с игрой в зале… Выкинь ты его, он только замедляет темпо‑ритм. Это же дешевое новаторство! Всегда тебя на выкрутасы ведет!

Кружковцы, прислушивавшиеся к речи городского гостя, расхохотались. Цвиг вдохновился:

– И еще одно, извини, замечание. Зачем тебе этот грубый натурализм? Я хоть и издали, но видел, как ты двинул партнера. Рвешь страсть в клочья! Этак ты всех своих кружковцев перебьешь. Нет, старик, это ты уж совсем, извини, по‑деревенски сыграл.

– А я люблю, чтоб весомо, грубо, зримо, – измывался Лорс. – У меня такой сценический почерк.

Неудержимо хохотала вся репетиционная. Цвигун пожал плечами, заносчиво оглядел всех и ушел не прощаясь.

 

Лорс, переодевшись и смыв грим, выходил из опустевшего клуба предпоследним: Вадуд должен был прибрать костюмы, грим, реквизит, иначе тетя Паша утром растолкает все это при уборке так, что не найдешь.

– Я с вами! – заспешил было за Лорсом Вадуд, бросив все неприбранным.

– Договорились же, что ты останешься! – рявкнул Лорс и подумал: «Неужели Вадуд заметил, что я сунул в рукав футбольный насос? Решит, что я струсил».

…Насос‑то он все‑таки взял не зря!

Как только он сошел с крыльца и шагнул в темень парка, кусты зашевелились.

– Ты, оказывается, тоже ингуш? – двинулся наперерез парень, тускло сверкнув «молниями» куртки, и голос его был теперь трезвым. – Ну, посмотрим, как ты сумеешь ответить за свой удар!

К Лорсу шагнул, словно крадучись, и второй. Это был Дьяк.

Лорс быстро извлек насос из рукава и приготовил его как дубинку.

– А ты знаешь, завклуб, – процедил Дьяк, – что Муртаз – мой дружок? Придется кое‑что выдать тебе за него.

«Неужели с ножами?» – успел только подумать Лорс и быстро обернулся, услышав за своей спиной вкрадчиво усмехнувшийся негромкий голос:

– А ты знаешь, Васька‑Дьяк, что Лорс – мой дружок?

Мимо Лорса тотчас торпедой пролетело короткое тело Вадуда со стремительно вытянутой рукой. Дьяк, лязгнув челюстью, опрокинулся от удара кулаком и полетел с пригорка в кусты.

– Какой светильник разума угас! – покачал головой Лорс, потому что Дьяк был недвижим.

Парень в ковбойке – Муртаз – сплюнул и обернулся:

– Вставай, Дьяк, а то простудишься. Тут дело дешевое: кулачное! А мы в свой час поступим с ними по‑вейнахски.

– Чем же ты нас хочешь испугать? – задорно рассмеялся Вадуд.

– Бить не будем. Самого большого для вейнахских мужчин позора вы оба дождетесь: штаны с обоих снимем! – Муртаз скрипнул зубами и добавил: – Я предупредил. Берегитесь, если сумеете. Без штанов по деревне заставлю обоих пробежаться! На глазах у всех людей!

Муртаз и Дьяк исчезли в кустах.

– Ты что, следил за мной? – спросил Лорс у Вадуда. – Кто тебя просил?

– Аза… – виновато сказал Вадуд. – Она заскочила, шепнула: «Одного его не выпускай». И побежала за милицией.

Но на этот раз обошлись без милиции.

 

На полном ходу, ослепив фарами, в ограду парка влетел грузовик с агитбригадой. На ступеньке машины стояла Аза. Не ожидая, пока машина затормозит, через борт кузова спрыгнули Петя и Володя. Они вместе с другими кружковцами кинулись искать Дьяка и Муртаза, но вернулись ни с чем.

– Ну, по домам? – крикнула Аза весело, а Лорсу сказала потихоньку: – Все‑таки жалко, что эти подонки вам не дали как следует. Вы же чуть не сорвали спектакль. Думаете, никто не заметил?

– «Это невыносимо!» – ответил Лорс трагическим шепотом, пряча насос в рукав.

…На другой день после премьеры Тлин вызвал Лорса к себе в кабинет.

– Садитесь. Вам известно, кого вы вчера в зале избили?

Никто из кружковцев этого парня не знал. Однако Тлин уже имел папку с данными о Муртазе Салманове. Приезжий, работает слесарем‑монтажником на стройке завода. Поселился в самом райцентре у дяди‑колхозника.

– Возраст – двадцать два… Холост… – бормотал Тлин, листая бумаги. – Вот! Является способным специалистом монтажных работ. Был занесен на Доску почета стройки.

Тлин потеребил мочку уха и продолжал:

– К тому же вы чуть не сорвали спектакль. Премьеру! Плод долгих трудов целого коллектива!

– Спектакль чуть‑чуть не сорвал Муртаз… – заикнулся было Лорс.

– И с каждым нарушителем вы думаете расправляться кулаками, вы, директор? Тем более в костюме акулы империализма бить рабочего?! Нет, вас просто словами не воспитаешь…

– Давайте… – обескураженно сказал Лорс, когда Тлин вытащил из стола бумагу со словами:

– Распишитесь в том, что вы ознакомлены с моим приказом.

Лорс расписался, преисполненный тщеславия: «Вот теперь я наконец настоящий директор. С выговором!»

 

Глупая птица дятел

 

Понедельник был клубным выходным днем. Лорс сидел в кабинете и читал. Он знал, что все равно к вечеру здесь у него начнется столпотворение: многим нравились как раз вечера клубного безделья, когда ни танцев, ни концерта, ни репетиций и можно говорить обо всем и ни о чем.

Есть книжки, которые для Лорса, всегда любившего оставаться с книгой наедине, приятно теперь читать именно среди такого шума и говора. Сегодняшняя книга была не из таких. Поэтому Лорс с досадой прислушался к длинному телефонному звонку.

Это звонила из города Эля. Он впервые слышал ее голос по телефону.

Она звонила, чтобы спасать Лорса! Только для этого!

– Я из дому, мне могут помешать, давай скорее о деле, – с непривычной для Лорса горячностью быстро говорила она. – Мой отец познакомился с редактором. Тебя обещают взять в газету! Понимаешь? В газету! Не отмахивайся от протекции, Лорс! Напечатаешься раз, два – и в тебе проснется твоя любовь к журналистике. Пиши тогда себе на здоровье хоть о своих любимых клубах! – Она не скрывала, что в тот раз приезжала ради этого. – Но нам не дали поговорить, и потом… ты так пылко говорил тогда о высокой клубной миссии, что было бы трудно в тот вечер тебя склонить. Сам ведь не верил во все это, а убеждал. Будто бы себя в чем‑то пытался убедить! Я тогда и не решилась…

– Но что изменилось теперь?

– А твоя драка на премьере?!

– Кто же тебе рассказал?

– Не мне, а маме. По телефону дядя Жорж.

«И какое аптекарю дело до меня?» – злился Лорс, слушая Элю.

Словно бы угадав, о чем думает в эту минуту Лорс, Эля продолжала:

– Твоя беда, что ты не любишь смотреть в зеркало! Даже мальчишке не прощают, если у него на лице написано: «Вы – ничтожество». А Жорж не слепой.

Эля помолчала и сказала таким голосом, какого Лорс у нее никогда не слышал:

– Самое главное‑то ведь не в этом. Жорж искренне хочет помочь моей маме…

Это было как признание в любви к Лорсу. Мать спасает Элю от этой любви!

Сейчас бы Эле следовало посмотреть в зеркало, которое у них висит возле телефона, – ее лицо не было, наверное, бесстрастным и неподвижным, как всегда. Эта холодная, жестокая мысль всплыла у Лорса на волне нежности и жалости к Эле. Почему ей так безразличны его заботы, если она действительно любит? Он же ей обо всем писал! Она должна чувствовать даже то, что сказано в его неотправленных письмах. Глупо ли, умно ли, но он чему‑то радуется в этой своей теперешней жизни, чем‑то огорчается, о чем‑то размышляет, ищет себя. Но для нее все заслонено уверенностью в собственной правоте.

– Алло, алло! Ты что замолчал? Что ты делаешь?

– Читаю.

– О чем?

– На этой странице – о дятле.

– О птичках почитываешь… – вздохнула Эля.

– О людях! Дятел – странная, глупая птица. Чтобы заглянуть в охотничий домик, он долбит окошко. – И Лорс дробно постучал ногтем по трубке. – Пусть тут же, рядом, дырочка, продолбленная другой птицей, – дятел непременно хочет заглянуть через свое окошко! И у людей так бывает…

– Отцу не до меня, а мать растила меня… умной птицей. Ну что ж, долби свое окошко, Лорс! Опять у нас не получилось разговора… И никогда не получится!

– Заканчивайте, заканчивайте, – заторопила телефонистка.

– Обещай мне хотя бы одно, – успела сказать Эля, – обещай по‑прежнему писать. О чем хочешь!

Он хотел сказать: «Зачем?», но почувствовал в голосе Эли слезы и поспешно крикнул в трубку:

– Хорошо! Буду писать!

 

 

Глава VII. Друзья и недруги

 

Новый друг – Али

 

Ни Муртаз, ни Васька‑Дьяк не показывались больше возле Дома культуры. Однако Лорс хорошо помнил вековое горское правило мести: «Не торопись и не забывай». Если приходилось идти домой из клуба поздно ночью, он прихватывал с собой тонкий чугунный печной колосник, завернутый в бумагу.

Часто он видел, как за ним бредет, таясь во тьме, коренастая фигура Вадуда. Под разными предлогами старались проводить Лорса Володя, Петя или кто‑нибудь из кружковцев.

Лорсу некогда было сейчас особенно думать о своих недругах. И он, и другие ребята жили заботой, тревогой: не испортит ли дождь в ближайшее воскресенье клубный спортивный праздник.

…День выпал редкостно ласковый. Сияло солнце. Легкие облака бродили по синеве неба. Шелестела высоко над головой еще пока мягкая, но уже с крапинками золота листва деревьев; настала осень. Мятный, вкусный запах слегка нагревшегося за утро лугового сена шел от пышных возов, проплывавших за оградой парка.

Приятнее же всего был спортивный уголок парка. Правда, это всего‑навсего одна волейбольная площадка, дорожка‑стометровка, яма для прыжков и сектор для толкания ядра. Но зато как все расчерчено и оборудовано благодаря дотошной аккуратности Лорса! Новая волейбольная площадка желтела четким, гладким и твердым песчаным квадратом в ослепительно белой разметке линий. Широкая, тугая сетка с тросом, окантованная красным. Судейская вышка. На такой площадке не стыдно принять не только команду со стройки завода, которая обещала приехать сегодня, но и столичных спортсменов.

Приближался час начала соревнований. Участники готовились в Доме культуры.

– В брюках не допущу ни одного, – предупреждал Лорс.

В этом селе и горцы, и многие сходные с ними в старых привычках казаки осуждающе относились к спортивным одеяниям. На редкость темпераментные болельщики, многие зрители, особенно женщины, стеснялись зайти в ограду: их смущал вид полуголых мужчин! Добро бы мальчишки, а то ведь даже директор школы сверкает могучим голым торсом.

Горцев же еще особенно шокировали свои, вейнахские – например, этот Лорс. Где это видано, чтобы горский парень был перед всем селом чуть не голый?

Вадуда Лорс заставил сегодня раздеться силой.

– Я же не спортсмен, я только организатор… – тщетно умолял Вадуд вспыльчивого директора. – Если до моего отца в аул дойдет, что я голый…

В этот миг по улице разнесся топот ног и истошный женский крик:

– Пожар! Возле райпо горит!..

К Лорсу кинулся Вадуд:

– Где ключ? Одеваемся и бежим!

– Одеваться некогда, до райпо кварталов пять. Бери ребят и жми вовсю!

– По улице? Голые? – плаксиво сказал Вадуд.

– Бегом! – грозно скомандовал Лорс.

Сам Лорс помчался в угол парка, перемахнул через широкую канаву, через забор и очутился во дворе пожарки.

На бричке была помпа и большая цистерна. Лорс шлепнул по ней ладонью. С водой! На солнышке перед глиняным строением пожарки дремал над книгой Тишка Пупыня, окруженный хомутами. Тишка сонно зубрил инструкцию: «На каждой колхозной ферме иметь звуковые сигналы для подачи тревоги… Наглядную агитацию… Средства пожаротушения… Содержать наготове насособочечные конные ходы…»

– Коня и насособочечный ход! – крикнул Лорс. – Полцарства за коня!

– У нас сегодня плановый ремонт хомутов, – захлопал Пупыня ресницами, хватаясь за шорный инструмент.

– Запрягай! Горит!

– Без начальника выезжать из депо нельзя!

– Пропуск на танцы отберу. Запрягай! – поднял за шиворот Пупыню Лорс, потому что сам он запрягать не умел.

…Пожарный выезд Лорс помчал по улице сам, вовсю стегая лошадь.

Горел красавец дом с нарядной верандой (еще недостроенный). В языках пламени сверкали тела Пети, Никодима, Вадуда, Юсупа. Тяжелый лом в руках Ватуши был похож на тростинку. Мелькнуло на самой верхушке крыши сквозь черный дым конопатое лицо Липочки, орудовавшего киркой. Девушки во главе с Азой передавали с рук на руки ведра с водой.

Как только захлюпала помпа и хлынула вода из шланга, Лорс ринулся в самое пекло.

Он успел заметить, как сверху летит прямо на наклоненную голову Вадуда обуглившаяся, дымящая балка стропила. Раздался чей‑то панический предостерегающий крик. Вадуд не успел поднять голову, как Лорс в волейбольном броске кинулся вперед и отвел удар от Вадуда. Край балки косо скользнул по плечу и груди Лорса, сдирая кожу.

Никодим, сбивая стропила оглоблей, как палицей, вдруг оглянулся на соседний, крытый камышом дом райпо, и закричал:

– Лестницу туда и ведра с водой! Поливайте ту крышу!

Жар был так силен и искры летали так стремительно, что сухая, серая от времени камышовая крыша райпо тоже начала дымиться… Людей не хватало, но тут как раз подъехал автобус с волейболистами‑строителями. Капитан, высоченный рыжий парень, спокойно и толково расставил своих ребят, сам полез на крышу райпо.

Пожар затушили. Дом был спасен.

Соседи помогали хозяевам разбирать скарб. Аза прижигала грудь и сильно нывшее ободранное плечо Лорса йодом из пузырька, принесенного кем‑то из соседей.

– Второй раз вы меня спасаете, Аза, – сказал тихо Лорс. – Вы делаете мне сейчас ужасно больно, но как это приятно…

На большее, чем эта пустая фраза, он бы никогда не отважился. Аза промолчала, будто и не слышала.

– Ты спас сегодня мою глупую голову, Лорс… – сказал Вадуд. – Соревнования не отменяем?

– Конечно, нет. После такой разминки только и играть! Я‑то, пожалуй, теперь не смогу. Если хочешь, наденешь брюки, – раздобрился Лорс.

– Не надо! – отчаянно махнул рукой Вадуд. – Теперь у нас есть авторитет. Смеяться никто не будет: человеку дом спасли.

Подошел хозяин дома – высокий пожилой ингуш Али с маленькими усиками на закопченном пораненном лице. С ним был Муртаз. Лорс вспомнил, как этот Муртаз самоотверженно действовал во время пожара.

– Так это ты и есть Лорс? – спросил с любопытством Али. – Спасибо тебе и твоим друзьям. Знай, что теперь и я – твой друг! Базарный день, все соседские мужчины на базаре… так и сгорел бы дом, если бы не вы. А это мой племянник, – покосился он недобрым глазом на Муртаза. – Он хотел отомстить тебе, и я не очень‑то отговаривал, потому что Салмановы не привыкли прощать обид. Но теперь…

– Ребята! Это же, кажется, тоже наш, со стройки! – крикнул рыжий капитан своим, показывая на Муртаза.

– Может быть, еще скажете, что он ваша гордость? – усмехнулся Али.

Обернувшись к Муртазу, Али дал ему звонкую увесистую затрещину по одной щеке, потом по другой:

– Это тебе не за то, что ты пьяный уснул с папироской на стружках и чуть не оставил нас без крова, – это тебе за то, что не умеешь отличать настоящих ребят от шпаны, с которой водишься!.. – Потом жестко добавил: – Знай, что как только отстроим дом, на новоселье Лорс будет сидеть первым гостем. И ты ему подашь, словно именитому старику, самое почетное – вареную баранью голову.

Али пошел пожимать руки Никодиму и другим своим спасителям, а потом с достоинством объявил:

– Эй, голые люди! Самыми первыми гостями под моей новой крышей будете вы. Вон того барашка вам придется съесть. Дом есть, нету – от этого никто не умирал. Не промедлили прибежать к чужой беде – вот что дорого сердцу…

Муртаз ломом оббивал в сторонке, за домом, тлеющие головешки и бросал мрачные, косые взгляды на Лорса и Вадуда.

Вадуд, переглянувшись с Лорсом, хитро посмотрел на Муртаза и беззлобно пошутил:

– Ва, кант (эй, парень)! А ты, оказывается, настоящий мужчина: умеешь держать слово. Исполнил ты свою угрозу: заставил нас пробежаться по селу без штанов!

Даже сквозь копоть на лице Муртаза было видно, как он залился краской. Стиснув лом сильными, большими руками, Муртаз шагнул вперед.

Лорс загородил Вадуда и швырнул полотенце, освобождая руки.

– А вы дружные! – сказал Муртаз, недобро сощурив глаза. – Один другого заслоняете перед опасностью…

«Вот осел упрямый», – подумал Лорс и скрепя сердце миролюбиво протянул Муртазу руку.

Муртаз, оглянувшись, не видит ли дядя, сплюнул и отвернулся с усмешкой. Он не принял руку.

А досаднее всего было то, что неожиданно пошел дождь. Пропала игра…

Рыжий капитан зазвал Лорса и всех его друзей в свой автобус, довез до клуба. Там расстались с гостями, договорившись все‑таки «обновить» в ближайшее время площадку.