Высказывания в начальный период собрания

В начале каждого молитвенного собрания все присутствующие соединятся друг с другом, отправляясь в совместное внутреннее путешествие. Может оказаться, что в группе присутствует человек, невероятно чувствительный к невидимому, молчаливому, неосязаемому процессу, который сам пройдет так быстро и так далеко в направлении глубокого, неподвижного центра, что сможет несколькими краткими словами поддержать или усилить движение к такой же глубине в других. Но лично для себя я чувствую, что только лишь ошеломляющее чувство уверенности в том, что это необходимо сделать, в соединении с большой осторожностью и подлинным смирением, может оправдать высказывание в начальный период собрания, до того, как оно явно станет глубоко сплоченным. Эта точка зрения находит поддержку у Томаса Грина, который сказал: «думаю, в идеале, служение должно помогать медитации, что по-моему, в любом случае, нормально на позднем этапе молитвенного собрания». (81)

Одним возможным исключением бывает предложение произносимой вслух молитвы, что иногда оказывается весьма ценным в начальный период собрания. Хотя я не буду отрицать возможной ценности подобной молитвы, мне все же кажется, что даже такое высказывание должно произноситься с величайшей чуткостью и осторожностью.

Предыдущие параграфы иллюстрируют проблему описания содержания и временных рамок высказываний на богослужении. Очень легко попасть в ловушку предположения о том, что существует определенная последовательность, которой должно придерживаться каждое собрание. Из-за присущей квакерскому собранию спонтанности такой последовательности быть не может. Я могу, например, представить себе обстоятельства, в которых какое-то высказывание в начальный период собрания может быть уместным. Из-за той же самой спонтанности трудно избежать риска показаться авторитарным, пытаясь перечислить подходящие идеи и слова.

 

Использование языка

Мне представляются наиболее полезным общим руководством следующие комментарии Кэйтлин Блисс, хотя они и написаны в совершенно другом контексте. Ее слова поражают меня свежестью и силой, поскольку исходят не от квакера. Она пишет: «Если язык – инструмент творчества, тогда мы должны смело использовать его, чтобы описывать себе и другим все, что кажется нам истинным и подлинным. Дисциплинируя это использование, привнося в него необходимую экономию и искренность, мы проверяем свою жизнь, обнаруживая, что ограничивает и что расширяет наше знание и практику истины и любви. Если мы открыты возможностям языка, мы будем чуткими к его использованию другими людьми, признавая, что другие могут говорить о глубоко религиозных темах и без использования традиционного языка».(82)

Устное служение на квакерском собрании не нуждается в выражении на каком-либо общепринятом духовном или религиозном языке, поскольку мы – дети своего века, и должны обязательно думать и говорить в опыте, формах мысли и словах нашего времени. Тем не менее, нашим высказываниям необходимо отражать опыт и идеи, которые для нас действительно важны, потому что мы прожили их, размышляли над ними, обдумывали как можно глубже и, таким образом, приняли их для себя.

То, что мы говорим, должно всегда обладать внутренней способностью превзойти обычный человеческий опыт, при этом оставаясь его частью, но все же указывая на большее измерение и видение жизни. Повседневный язык почти всегда бывает резким, хотя нам знаком и смех.

 

Вопросы к себе  

Каждому, кто чувствует потребность высказаться, следует принять дисциплину задавать себе вопросы, прежде чем открыть рот. Основной целью этих вопросов будет выяснение причины, по которой он хочет говорить. Мне приходят на ум вопросы такого рода: «Будут ли опыт или идея, которыми я собираюсь поделиться со своими товарищами по богослужению, способствовать чуткости жизни собрания и помогать ему достичь осознания трансцендентности? Поможет ли мое высказывание передать ощущение трепета, удивления, восхищения, хвалы и благодарности – утверждение великолепия и доброты жизни, ее высшей цели в любви и истине?

Подобные позитивные высказывания всегда будут обладать способностью достигать разума и чувств некоторых, если не всех, людей в собрании. Произнося свое послание, говорящий может узнать нечто, подобное опыту, очень хорошо описанному Томасом Келли: «Когда в таком (сплоченном) собрании кто-то поднимается, чтобы говорить, у него бывает ощущение что его используют, на нем играют, через него говорят». (83)

У нас может возникнуть побуждение отрицательно ответить на предложенные мной вопросы, если мы вспомним слова Томаса Грина, когда он сказал, что считает «испытанием христианской выдержки обязанность слушать проповедь о каком-либо аспекте морали спустя несколько минут после погружения в молитвенное молчание». (84) Если то, что мы собираемся сказать в какое бы то ни было время на собрании, окажется испытанием христианской выдержки кого-либо из присутствующих, скорее всего наше высказывание не было нужно! Все, что отдает саморекламой или своекорыстием, либо имеет характер полезной информации, об обладании которой нам хотелось бы сообщить людям – должно заставить нас, мягко говоря, сильно усомниться в уместности такого высказывания. Согласно прочно установившемуся обычаю, каждый человек на одном собрании говорит только один раз. Практически невозможно представить себе ситуацию, когда отступление от этой проверенной временем традиции было бы оправданным.

Как я отмечал ранее, дары опыта и восприятия, которые мы приносим на собрание, бывают очень разными и могут служить источником огромного духовного обогащения. Это, конечно, включает многие уровни интеллектуальных и образовательных достижений, и наличие у некоторых из присутствующих разнообразия возможностей вербализировать свои мысли и идеи. Обществу необходимо постоянно предотвращать анти-интеллектуальное смещение, признавая ценность вдумчивых высказываний, способных с точностью прояснить религиозную проблему. Примером того, что я имею в виду, может быть служение Друга, чье глубокое познание Библии освящает все происходящее на собрании, чья фразеология никогда не бывает высокопарной или в каком-либо смысле условной; он говорит как хорошо информированный ученый и глубоко чувствующий человек. Также, к сожалению, истинно и то, что интеллектуально одаренные Друзья могут считать себя обязанными говорить слишком часто и подолгу, неосознанно приобретая привычку «думать вслух» на собрании. Если у такого Друга явно имеется что-то конструктивное для высказывания, это может быть не так вредно, как в том случае, когда Друзья в меньшей степени оправданно ощущают у себя интеллектуальные наклонности. Тогда их неудачная привычка «думать вслух» вырождается в «хождение вокруг да около» и почти всегда – весьма пространное. Уверен, что такие Друзья обычно не сознают, что делают. Но любому Другу будет полезно дисциплинировать себя, и вспомнив последние несколько собраний, в которых он участвовал, спросить себя, как часто и насколько долго он говорил. Л. В. Ходгкин написал мудро. В многословном собрании «каждый друг, который чувствует себя призванным подняться и произнести длинную речь, должен спросить себя, как можно более пытливо, нельзя ли передать послание меньшим количеством слов или даже посредством собственно его (или ее) личности в полном и доверительном молчании». (85)

 

Говорить слишком много

Некоторые из моих читателей могут почувствовать, что я делаю слишком большой упор на моменте излишнего многословия и неполезного служения. Самое поверхностное знакомство с квакерской историей, в соединении с обобщенным опытом современных собраний, печально являет ошеломляющее свидетельство о том, что большее число собраний страдает от многословия, нежели от недостатка в высказываниях. Если бы только нам всем учесть совет, данный Джорджем Фоксом в его Послании 150, написанном в 1657 году. «Не превосходите меру Духа Божьего и не угашайте его; ибо когда он угашается, он не может испытывать вещи. Итак, если у кого есть, что сказать, в жизни Бога встань и скажи, если только это будут Два или Три слова, и снова садись». (86) Но даже современники Фокса были невнимательны к его совету, поскольку Томас Стори записал в своем дневнике о собрании, на котором он присутствовал: «Было столпотворение … по большей части не проходило и одной минуты между окончанием одного свидетельства и началом другого – непристойность, которая мне всегда не нравилась. (87) В терминах, подобных словам Джорджа Фокса, Самюэль Баунас написал спустя сто лет: «Как ты начинаешь с Духом, так и держись его в продолжении и завершении своей речи, и это не позволит тебе утомить твоих собратьев, заставляя их желать твоего молчания». (88)

В Послании Джорджа Фокса, которое я только что цитировал, он советует Друзьям «не угашать Дух, ибо когда он угашается, он не может испытывать вещи». Несомненно Фокс имел в виду такого рода служение, в котором присутствует что-то от Ветхозаветных пророков, чувствовавших себя обязанными, как это делали и сами первые Друзья, «провозглашать День Господень». Весь квакерский опыт подтверждает, что на молитвенных собраниях временами Друзьям случается с абсолютной уверенностью и с позиций своего собственного опыта ощущать, что то, что они собираются сказать, скорее всего, потревожит спокойную атмосферу собрания, если только они будут честными. Ведь чтобы быть искренними, высказывания на собрании должны выражать не только радующее, утешающее, прекрасное и хорошее в нашем опыте, но также и то, что истинно, и хотя такие высказывания часто бывает радостными, они могут быть и неудобными, поскольку задевают наше самодовольство и бросают нам вызов. Оглядываясь на прошедшие годы, я признаю силу, пользу и ценность подобного служения, которое приводит собрание к более глубокому ощущению трансцендентных ценностей.

 

Ловушка ролевой игры

Также оглядываясь назад, я со всей откровенностью признаю, что иногда чувствовал такого рода требование в отношении самого себя, и надеюсь, что воспринимал это со смирением. Я также верю в то, что страх стать непопулярным никогда не будет удерживать Друзей от таких высказываний. Но с той же самой откровенностью мне следует заметить, что я помню случаи, когда сам становился жертвой пророческого синдрома, попадая в ловушку ролевой игры в «квакерского служителя» и высказываясь, если и не совсем неистинно, то ради удовольствия слушать собственный голос и наблюдения драматического эффекта, который мои слова оказывали на собрание. На мгновение появляется ощущения могущества, но оно быстро сменяется неприятным чувством игры и неискренности. Это деликатная тема для обсуждения, потому что всех Друзей по праву поощряют ощущать свою ответственность за устное служение. Я с радостью признаю, что с великой преданностью и часто дорогой для самих себя ценой, большое число Друзей с чуткостью откликается на это поощрение и приносит пользу своему собранию. Нам следует, тем не менее, помнить, насколько тонка, на самом деле, грань между этим творческим откликом и деструктивным, ведь у всех нас существует сильная склонность осуждать других за их идеи, отношение и поведения, за счет чего мы весьма успешно повышаем свою самооценку.

В одном из предыдущих разделов этой книги я сказал, что наиболее прискорбным состоянием, в которое может скатиться собрание, является состояние спорящего общества. Ничто так не способствует установлению подобного положения, как это делает выступление со служением, затрагивающее политику и очень противоречивые вопросы. У людей, приходящих на собрание, как правило, бывают строгие убеждения по этим вопросам, и подобное служение почти наверняка породит дух противоречия и спора в их умах. Люди могут оказаться достаточно дисциплинированными, чтобы не возражать тому, что было сказано, но, все равно, вскипающий в них дух противоречия, неизбежно будет проникать в чуткую атмосферу собрания.

Как нам помочь спасти самих себя и защитить свои собрания? Здесь я могу говорить только от себя лично. Если я чувствую, что меня охватывает пророческое рвение, или же возникает искушение выступить в роли «квакерского служителя», тогда мне представляется необходимым взывать к своей совести и разбираться в собственных мотивах еще внимательнее, чем всегда. Одним из «стоп-сигналов» для меня (хотя, боюсь, что я не всегда им следую) будет хоть малейшее ощущение того, что я собираюсь кого-то поправить. В подобных случаях бывает еще труднее принять решение говорить или не говорить, потому что бывают случаи, когда высказанная точка зрения явно, хотя часто и непредумышленно, бывает неверной; честность и правдивость требуют ее исправления. Но такое служение нуждается в самой требовательной самопроверке, величайшей духовной чуткости и максимально осторожном выборе слов, чтобы в результате найти нечто конструктивное и развить это. И снова нам могут быть полезны слова Джорджа Фокса. «Кому молчать и кому говорить, - пишет он, - внемлите тому, где находится Наблюдающий, и где Молящийся, они – в Свете, в том, который заставляет молчать Плоть, ведь слова в нем исходят от наблюдения. А потому, познайте наблюдение, прежде чем говорить». (89)

 

Поучающее служение

Подобное самокритическое наблюдение всегда представлялось мне применимым и в нескольких других направлениях. Время от времени, можно услышать, как, в особенности, пожилые Друзья стремятся вернуться к блаженным дням поучающего служения. Должен признаться, что я никогда не понимал, что под этим подразумевается, но я воспринимаю эту фразу, как обозначающую устные служения, которые содержат инструкции о природе квакерской интерпретации христианской веры, и особенно, ее доктринальных аспектов. На первый взгляд, это может показаться вполне достойным предметом, но на практике можно настолько легко впасть во что-то очень похожее на проповеди или мини-лекции – именно то, от чего Баркли предостерегал Друзей семнадцатого столетия в своем образном высказывании «составленный и собранный материал». Я пишу с волнением, поскольку на протяжении нескольких лет участвовал в собрании, где весьма регулярно тот же самый Друг в одно и то же время каждое воскресенье в буквальном смысле давал собранию урок. Его угрожающий тон не улучшал ситуацию, к тому же он намекал на то, что мы явно плохо слушали его на прошлой неделе, и считал своим долгом повторяться снова. Некоторые из его высказываний были блестящи, поскольку он обладал хорошим научным умом, но дух и намерение, с которыми он говорил, уничтожали для многих из нас конструктивные части его служения.

Все зависит от отношения и намерения, в которых выдержано поучающее содержание. Если служение отвечает духу собрания и предложено таким образом, что углубляет чувство трепета, восхищения и осознания трансцендентности – тогда оно может быть творческим и ценным, и будет обращаться к присутствующим в их состоянии, так что их «умы будут накормлены». Если же, напротив, скрытым мотивом будет использовать собрание в качестве своего рода лектория и, положившись на восприимчивость аудитории, давать инструкции по квакерству, христианству либо какой-либо другой религии или философии, тогда, почти наверняка, высказывание не будет уместным, и, скорее всего, оно воспрепятствует росту созерцания и богослужения – молчаливого аккомпанемента путешествия в глубокий внутренний центр.

С проблемами поучающего служения тесно связано чтение вслух на собрании Библии или других подобных книг. Ничто не может оказаться более созидательным для духа глубокого богослужения, чем краткое чтение нескольких стихов из Библии, когда они выбираются в ответ на растущий, всеобщий дух собрания. Но очень часто библейское чтение, сопровождаемое, как правило, не совсем полезным комментарием, кажется внедряемым в собрание, а не происходящим из него. Подобное неестественное использование Писаний отчасти возникает из-за того, что не все Друзья знакомы с ними так хорошо, как это было когда-то. Впечатление того, что отрывок был подобран заранее, появляется потому, что означенный Друг не может повторить его по памяти (что было старым квакерским идеалом использования Писаний на собрании) или затрудняется найти отрывок, который ему хотелось. Итак, я вновь попросил бы себя или любого другого квакера быть особенно самокритичным, ощутив побуждение почитать из Писаний. Одно из наихудших использований Библии было продемонстрировано несколько лет назад на собрании, которое я тогда посещал. Если возникала «опасность» полностью молчаливого собрания, одна из старейшин обязательно читала отрывок из Исайи, просто чтобы какие-то слова были произнесены, особенно в случае присутствия новичков. Ей недоставало понимания того, что одной из радостей для пришедшего в квакерство искателя бывает открытие простоты и красоты молчаливого пути богослужения.

 

Советы и вопросы

Раньше или позже вновь пришедший на квакерское собрание увидит, как кто-нибудь читает из «Советов и вопросов». Они входят в число избранных произведений квакерской литературы и обновляются в каждом поколении всем Обществом, так что «Советы и вопросы» очень точно отражают корпоративные представления Друзей.

           «Советы и вопросы» предназначены для использования в наших собраниях и для личного богослужения. Их применение будет отличаться в разных собраниях, в соответствии с потребностями членов. Как правило, бывает полезным организовать чтение «Советов и вопросов» на молитвенных собраниях в особые периоды, позаботившись о том, чтобы эти чтения не были жестко ограничены по времени». (90)

Инструкция Церковного Управления предоставляет гибкость в использовании «Советов и вопросов» на квакерском богослужении. На практике я ощущаю насколько тонка граница, отделяющая их конструктивное использование от негативного. Существует тенденция читать слишком много за один раз. По моему опыту, на собрании человек может воспринять только небольшое количество из того, что бывает прочитано. Кроме того, «Советы и вопросы» обычно читаются в начальный период собрания, в то время, когда, как я уже заметил, никакое устное служение, как правило, не бывает особенно полезным; впрочем, хочу напомнить своим читателям, что я также отметил, насколько они могут быть полезными, если предлагаются с великой чуткостью. Некоторые Друзья, как мне известно, считают чтение из «Советов и вопросов» вскоре после начала собрания очень полезным, поскольку это помогает направить их молитвенное молчание. В целом, я должен сказать, что у меня не было такого опыта. И снова я могу лучше всего проиллюстрировать свою точку зрения случаем, когда как-то в воскресенье я добрался до собрания запыхавшись, но торжествуя, поскольку мне удалось не опоздать! Встречающий участников у двери Друг вручил мне брошюру «Советов и вопросов» и сказал, что я должен прочитать один конкретный отрывок. Я украдкой просмотрел текст, пока усаживался на собрании: по мере углубления молчания, мне все больше становилось ясно, что требуемый по порядку наших чтений отрывок не был созвучен растущей жизни на собрании в тот день. Я сидел спокойно и ждал, один или двое Друзей произнесли очень полезные высказывания. Содержание их слов еще в большей степени убедило меня в том, что текст, который меня попросили прочитать, не был подходящим; в то же самое время, я также пришел к убеждению о том, что совершенно другой отрывок будет максимально соответствовать состоянию собрания. Я прочитал этот отрывок, и, впоследствии, из сказанного мне Друзьями понял, что, видимо, правильно почувствовал тогда жизнь собрания.

Поэзия и гимны

Разбирая вопрос чтения на собрании, я хотел бы кое-что сказать об использовании поэзии. Здесь снова та же ситуация – стихи, которые человек глубоко воспринимает, и которые он может прочитать искренне и просто, без актерства и в соответствии духу собрания, могут быть весьма трогательными и полезными. На протяжении многих лет я получаю благословение от служения женщины-Друга, которая, благодаря своему знанию и пониманию Шекспира, оказывается в состоянии, используя его прекрасный язык, донести до нас глубину шекспировских откровений.

Тем не менее, иногда на собрании чтение или произнесение по памяти стихотворения не кажется полезным; так обычно бывает, когда Друг приносит с собой свой любимый сборник и зачитывает из него вслух одно из самых глубокомысленных произведений. Хотя для него оно может что-то значить, так как он с ним близко знаком, но собранию, скорее всего, трудно будет с первого раза воспринять это произведение. Это либо заставит собрание пуститься в интеллектуальную гонку за смыслом, либо будет раздражать тех из нас, кто вряд ли способен понять хоть строчку, либо, что хуже всего, побудит чтеца дать пространное толкование того, как он понимает смысл поэмы. Наверное, рассуждая о поэзии, вряд ли будет справедливо вспомнить здесь Друга, который время от времени, извлекал из кармана весьма неудачную книжку гимнов (некогда очень полюбившуюся Друзьям) и читал оттуда гимн. Так как он был Другом от рождения, и поэтому впитал в себя квакерскую традицию не готовить заранее материал для собрания, он всегда предварял свое чтение словами: «По странному совпадению сегодня утром я принес книгу гимнов и чувствую побуждение прочитать такой-то гимн». Тут он раскрывал книгу, извлекая закладку из выбранного места. Самым странным было то, что, хотя он вовсе не был хорошим оратором, его искренние, но неуверенные комментарии на эти, зачастую ужасающие, слова гимна действительно передавали чувство трансцендентности, поскольку были истинным выражением его подлинных и глубоких убеждений, что было бы намного более полезным без чтения гимна!

Упоминание гимнов естественно поднимает вопрос пения в собрании. Хотя временами гимны исполнялись на собрании всеми присутствующими Друзьями, обычно считается, что песнопения не полезны, в основном – потому что они требуют определенной степени планирования, а также из-за самих слов, которые, возможно, смогут искренне пропеть не все Друзья. Время от времени кто-то из Друзей исполняет гимн без аккомпанемента, в качестве своего вокального служения. Недавно я присутствовал на ежедневном богослужении в Пендл Хилле. Собрание уже вошло в глубокое единение, когда одна женщина-Друг спела по-английски хорал Баха. Это было наиболее совершенным выражением жизни собрания. Но ведь она умела петь, а это не всегда свойственно Друзьям, предлагающим такое служение на собрании. Вспоминаю, что также в Америке во время моей предыдущей поездки туда, на собрание пришла девушка с гитарой. Позже она сыграла и спела, но в этом случае мне показалось, что, хотя она пела хорошо, все-таки ее выступление внедрялось в богослужение извне, а не возникало из глубокой жизни собрания.

 

Побуждение говорить

Рассмотрев различные виды выступлений на молитвенном собрании, и то, каким образом они возникают, мы теперь обдумаем, какие еще указания могут помочь узнать, когда нам следует говорить. Было и до сих пор остается широко распространенным мнение, что учащенное сердцебиение, которое сопровождает растущее прояснение в мыслях о том, что может быть сказано, служит верным признаком того, что это следует сказать. Хотя мне очень не хотелось бы принимать эту конкретную физиологическую реакцию за непогрешимое руководство к действию, я, в то же самое время, не собираюсь полностью игнорировать это мнение. Некоторые люди явно чувствуют, что такая реакция представляет собой полезное, хотя и некомфортное, указание на их ответственность. Я еще не встречал Друга, который никогда, ни в какие периоды своей жизни, не побывал бы в подобном состоянии. Первые квакеры видели в этом не призыв говорить, а отклик на внушающее трепет присутствие Бога.

С нашим сегодняшним знанием о воздействии выработки адреналина в кровяном потоке, как части естественного хода нашей подготовки к встрече с известной и неизвестной опасностью, мы стали менее склонны принимать данное физическое состояние в качестве позитивного призыва высказаться. Могу только сказать, что порой, когда мое сердце бьется сильнее всего, мне приходится признать, что мое высказывание было, определенно, не в жизни собрания, хотя в других случаях оно оказывалось в жизни собрания. Я ощущал подобные сердцебиения и в очень далеких от квакерских встреч ситуациях. Также истинно и то, что мне доводилось говорить на собраниях, иногда – конструктивно, а иногда – нет, и при этом я был физически совершенно спокоен.

Думаю, что можно понять, говорить или нет, выстраивая постепенно в уме картину возможного высказывания, одновременно проверяя ее такого рода вопросами, как я предложил ранее. Многие Друзья в этот момент обратятся за водительством к духовному опыту в глубине своего существа: «том месте, где Бог и я сливаемся неотличимо». Какую бы терминологию мы не использовали, нам захочется хранить свое зачаточное послание в спокойном, тихом центре, ведь, как сказал Джон У. Грэхэм: «… служение может возникнуть только из молчания, и выразить то, что происходит в молчании. Оно не может возникнуть вне нашего опыта, и оно может достигать его высоты». Ведь каждый, кто говорит на собрании, использует свои собственные слова, опыт и идеи, но будет говорить не только за себя, но от имени всех собравшихся вместе». (91)

Друг, которому я послал первый черновик этой книги, следующим образом прокомментировал свой опыт высказывания на собрании: «По мере приближения к тому, чтобы встать и начать говорить, не только учащается мое сердцебиение (как Вы говорите – это не достоверный признак работы Святого Духа), но я также чувствую усиление умственной активности – истинное волнение: столкновение мыслей, побуждение к действию, обретение нового понимания. Внутренний Свет становится почти физической реальностью. Он озаряет содержимое разума, а под разумом я понимаю в общем как чувства, так и мысли, и затем освещает уже целое – так что в нескольких редких случаях мне представилось целиком то высказывание, которое я собирался произнести, и мне не нужно было подбирать слова; они были «даны»». Хотя я затрудняюсь описать свой собственный опыт в настолько живых терминах, я действительно узнаю в написанном этим Другом то, что происходит перед тем, как я говорю, и мне кажется, что это может быть истинным и для опыта других.

 

Отложенное служение

Я вспоминаю состоявшийся много лет назад разговор с мудрым Другом и коллегой, когда мы вместе придумали фразу «отсроченное действие служения». Эта идея представлена в более величественных терминах в «Христианской Вере и Практике». Мы имели в виду, что некая мысль может прийти к кому-то в любое время на неделе, причем человеку сразу становится понятно, что это – зародыш значимого послания. Чем больше он размышляет над своей, возможно, достаточно обыкновенной, мыслью, и видит, как она раскрывает религиозную интерпретацию в терминах трансцендентности, тем больше шансов того, что этот человек придет на собрание с великолепно подготовленным посланием. И тогда возникает очень сильное искушение говорить, пока мысль еще свежа в голове. Состояние собрания может показать, что именно так и нужно поступить. Но вполне может оказаться, что это не нужно. В данном случае необходима чувствительность и самодисциплина, помогающая воздерживаться от высказываний. Тем не менее, спустя недели или даже месяцы, может прийти момент, когда человек интуитивно поймет, что собранию нужно именно это, долго хранившееся у него послание.

Некоторые Друзья, которые слишком часто говорят на собрании, делают это потому, что чувствуют нежелание других брать на себя часть ответственности. Я не отказываюсь от слов, которые сказал ранее о верных Друзьях, никогда не высказывающихся, но вносящих такой позитивный вклад своим молчаливым благоговейным присутствием, но можно выделить и другой тип молчаливых Друзей, которые обладают способностью говорить, но редко высказываются или никогда этого не делают. Возможно такому Другу следует спросить себя, не будет ли правильным откликом на жизнь собрания, если он время от времени станет высказываться.

Один из моментов, когда «нарушение молчания» осознается острее всего, происходит, когда кто-то на собрании говорит первым. Руководство по этому поводу представляется мне в точности подобным тому, что я обозначил, разбирая вопрос возможности говорить в начальный период собрания, плюс, конечно, обычные вопросы к себе, относящиеся ко всякому устному служению. Высказываясь после кого-то, человек получает, как минимум, тот показатель уместности своего высказывания, который связан с одним дополнительным и очевидным вопросом, а именно, будет ли то, что ему хочется сказать, расширением и завершением предыдущего служения. Или, наоборот, будет ли это началом новой линии мысли? В качестве общего принципа, я думаю, можно сказать, что обычно бывает полезным, если последующее высказывание строится на предыдущем, развивая то, что было раньше; но в этом отношении нет никакого жесткого и устойчивого правила. Может оказаться, что предыдущие высказывания были в чем-то непоследовательными и неполезными. Тогда хорошо бы попытаться направить служение в новом направлении, которое больше соответствует глубинной творческой жизни собрания. Этого можно достичь за счет пересмотра того, что уже было сказано, или поиска новой позитивной интерпретации. Это, конечно же, должно быть проделано с большой чуткостью. В некоторых собраниях в Америке, а кое-где и в Британии, у Друзей существует тенденция «отвечать на послания». Мне было бы трудно принять эту практику, отчасти – из-за того, что ответ дается довольно быстро, а отчасти – потому что он нередко состоит из повторной интерпретации послания теми словами, которые кажутся интерпретатору более подходящими, нежели слова говорившего раньше.

По моему глубокому убеждению, в том случае, если высказывания на собрании бесцельно блуждают среди многообразия несвязанных друг с другом тем, тогда собрание нельзя считать действительно сплоченным, даже если каждое из высказываний хорошо само по себе. Ведь собрания, как правило, получают то послание, которое они заслужили в свете качества сплоченного молчания, которое ими достигается, и на которое они откликаются. Даже в таком собрании человек, действительно нашедший свой внутренний центр, невзирая на все отвлекающие моменты, часто может оказаться настолько чутким к состоянию собрания, что будет способен несколькими, искренне прочувствованными и высказанными, словами привести самое разрозненное собрание к подлинному ощущению единства в его завершающий период. Но способность сделать это опирается на те условия, о которых я только что говорил; любое преднамеренное усилие притянуть собрание к единству, будет немедленно разоблачено.

Молитва вслух на собрании

В прошлые времена, да и сейчас такое не редкость, произнесенная вслух молитва могла быть самым эффективным средством помочь движению собрания в направлении глубокого единства. Я уже коснулся трудностей, с которыми связана для многих Друзей молитва, произносимая вслух на собрании, ведь в этом случае человек молится не только от своего имени, но и в смысле целого сообщества Друзей. В предыдущем разделе я упомянул новые способы восприятия молитвы, которые могут разрешить сомнения некоторых Друзей. До сих пор для очень многих Друзей молитва к Богу остается простой реальностью, и когда они молятся вслух на собрании, делая это искренне, их молитва может быть с благодарностью воспринята всем собранием, даже если некоторые из присутствующих сочтут такую форму служения неестественной для себя. Ведь молитва, воспринимаемая как заботливое и сострадательное мышление в свете трансцендентности человеческих ценностей, служит основой для единства. Это может быть усилено, если молитва также воспринимается как чувство естественной, радостной сопричастности друг другу во внутреннем молчании. В качестве конкретного примера того, что я имею в виду, могу привести ситуацию, когда все собрание стремиться духовно поддержать одного из своих членов, заболевшего или только что потерявшего кого-то из близких. Каждый член собрания будет молиться за этого человека по-своему, что будут сильно отличаться у разных членов собрания. Но все они соберутся и будут поддерживать больного или скорбящего Друга, во-первых – в тишине внутри себя, а во-вторых – в тишине центра глубокой жизни собрания. Таким образом, отличия их разнообразных концепций молитвы будут, в конечном счете, обогащающими, а не разделяющими.

То же самое верно и в отношении других произносимых на собрании слов, поскольку, как прекрасно сказал Пьер Лаку, «Если я всё-таки говорю, то лишь для того, чтобы сообщаться с теми душами, чьё молчание созвучно моему, и которые слышат Молчание Бога в моих словах. И если я опять говорю, то делаю это затем, чтобы побудить к молчанию готовые принять его души. Но я убеждён, что ни произнесённое, ни написанное слово никогда не может быть столь же драгоценным, как молчание. Ибо для души, пребывающей в молчании, сам Бог есть Молчание». (92)

 

Повторное открытие молчания

Это был длинный раздел, потому что я чувствовал самую большую необходимость для Общества в том, чтобы снова открыть уникальность своего молчаливого способа богослужения. Такое восстановление означает честное восприятие проблем, связанных с многословием на собрании. В этом разделе я только слегка затронул творческие и полезные виды молитвенных высказываний, потому что комментарии на эту тему были даны подтекстом в написанном мной в других разделах. Некоторые Друзья, особенно – члены наших многочисленных маленьких собраний, могут ощущать, что вместо попыток уменьшить высказывания, им бы хотелось получить совет о том, как к ним пробуждать. Мне известны проблемы маленького собрания, где члены настолько хорошо знают друг друга, что могут довольно точно предсказать, на какого рода высказывание способен каждый из них. Я убежден, что если подобные маленькие группы готовы посвятить себя эффективному использованию творческого, живого молчаливого исследования внутренней жизни, это может быть величайшей надеждой на полное возрождение поразительного факта квакерского богослужения. Существует несколько способов, которыми более широкое сообщество Друзей способно оказать им помощь, и об этих способах я расскажу в следующем разделе.

6

КВАКЕРСКОЕ СООБЩЕСТВО

Подобно любой человеческой группе общество Друзей создало свой собственный «внутренний» язык, способный привести в замешательство новичка, а также неумышленно заставить его почувствовать себя слегка посторонним. Там, где это только возможно, я стараюсь избегать квакерского жаргона или объяснять его, если он оказывается необходимым. И все-таки я подозреваю, что множество подобных специфических слов просочилось в написанное мной, потому что я насколько привык к этим словам, что просто их не замечаю. Так, я использовал слово «собрание» только в отношении богослужения, но, на самом деле, это слово, а также связанные с ним слова, используются у Друзей в нескольких различных значениях. Одно из самых широко распространенных значений этого слова относится к группе людей, которые связаны с квакерским молитвенным собранием в каком-то месте. Слово «собрание» может быть также использовано в более точном смысле – для обозначения тех людей, которые вступили в члены Общества и принадлежат к определенному собранию. Оно также может означать членов конкретного собрания, встретившихся для рассмотрения своих дел и принятия решений. Так, после завершения молитвенного собрания можно услышать следующее объявление: «Собрание решило провести публичное собрание, чтобы познакомить жителей нашего района с квакерской верой и практикой». Существуют и другие варианты использования этого слова, которыми нам не обязательно сейчас заниматься.

Ч<