Монолог скелета, ставшего учебным пособием

- Елена Федоровна, а он настоящий?

- Конечно. Это мужчина средних лет.

Я забыл свое время и имя,

Я никем из живых не опознан.

Только в окна ночами глухими

Узнают меня белые звезды:

Это я – в поднебесье взлетевший

И в падение крылья разбивший,

Это я – отгоревший, истлевший,

Может, живший, а может – не живший.

Безмятежное счастье нам снится,

Снится сказка по имени Радость –

Но встает за дверями больницы

Беспощадная скромная правда.

Там страданья затмили сознанье –

Только жажда воды и дремоты.

Мира зыбкое очарованье

Заменилось кровавою рвотой.

Имена, и событья, и лица –

Бред, грохочущий горной лавиной.

- Как ты мог в этот мир устремиться,

Чрево матери силясь покинуть?!

Гаснет истина вместе с тобою.

Отыскать ее – жизни не хватит:

Где она – то ли в музыке боя,

То ли в этой последней палате?

Мне больнее от жалости станет

И нелепой надежды – не надо:

Лишь тюльпаны в гранёном стакане

На губах отзовутся прохладой.

…Провожать меня некому было;

Было ветрено, пыльно, нежарко.

На шоссе за больницею выла

Проводов сумасшедшая арфа.

Пробиваясь сквозь времени плесень,

Сквозь отчаянье будничной нуди

Пусть живет не в могиле, а в песне

Завещание краткое людям:

«Жавор о нками н а небо взвейтесь,

Там, где солнце привольнее льется!

И мечтайте, боритесь и смейтесь –

Я завидовал тем, кто смеется…»

Мая 1985

***

Ты сказал мне, что душевно болен

И надежды нет на излеченье;

А любовь несчастная довольна –

Ты ей даришь право всепрощенья.

Жертвенность – профессия влюбленных:

Разреши мне плакать и смеяться,

Ликовать и мучиться синхронно,

Если ты – само непостоянство!

Июнь 1985

Ответ

Скажите, а это теперь навсегда –

Чтоб счастье меж пальцев ушло, как вода,

Чтоб грудью встречать за ударом удар,

Чтоб тщетно гасить негасимый пожар?

Простите, а долго ли может душа

Лететь за надеждой, терпеньем дыша?

Пустыни и сёла, моря, города –

Куда мне за счастьем? Скажите – куда?

Не знаете, есть ли на свете края,

Где смерть безнадежней, чем песня моя?

Спрошу я дорогу – и тут же, клянусь,

Отправлюсь туда – и, авось, доберусь!

Где правду услышать – не знаю, ей-ей!

Спросить мертвецов? Или малых детей?

А мой современник – с улыбкою вслед:

- Чудачка! Мы сами не знаем ответ…

9 декабря 1985

Бессмертник

Сердце взмыло, вспыхнув от удара,

Золотыми звездами звеня;

И сквозным мерцанием пожара

Выше плеч окутало меня.

Этот свет, задумчивый и нежный,

Лучезарней мартовского дня,

Ранил душу острою надеждой

И исчез, предчувствием маня…

Не прося любви и оправданья,

Я безмолвно вспыхну и умру,

Как цветок весеннего названья

На пустынном огненном ветру;

Сколько нас, забвенных, неизвестных,

С бесконечной верою ушли,

Что в далеких гаванях небесных

Птицы встретят наши корабли.

Будто бред о разноцветном луге –

Шелест твой, сухое божество!

И в стеклянной вазе, в дымной вьюге

Назовут бессмертием его.

Февраль-август 1987

Возвращение

Т.С. Горпенко, бабушке

Вдоль по Большой Черкизовской

Гуляют снег с дождем –

Там, на Большой Черкизовской

Стоял мой старый дом,

Где память скользит по перилам

Расплывчатым желтым пятном.

Но жёлтый – отвратительно,

А розовый – смешно;

Внезапно, ослепительно

Я вспомнил, как давно

Мне нравился темно-зеленый цвет

Стен, уходящих на дно.

Колокола бездомные

Разбитых фонарей;

Под своды ржаво-темные

Веди меня скорей!

Мне снились пролеты без лестниц –

Колодцы открытых дверей.

С домашнею игрушкою

На крашеной стене,

С костлявою старушкою

Кивающею мне…

Вся жизнь моя – это алоэ

На лунном замерзшем окне.

Вся жизнь – это детство.

Такое,

которое снится во сне.

Декабрь, май 1986-1987

Свитер

Я человек, а не улита;

Но чтоб не мёрзнуть, не потеть –

Хочу большой и теплый свитер,

Чтоб в нем, как в домике, сидеть.

Что, право, может быть полезней –

Чтоб дух веселый мой не сник,

От всех невзгод, от всех болезней –

Уткнуться носом в воротник!

Еще затем мне это надо,

Что помню прошлое любя:

Такой же свитер был когда-то

И у тебя… и у тебя.

11 октября 1985

***

Для чего ты мне лжешь, словно душу жжёшь?

А у правды так прост и жесток рассказ:

Только холод и грязь, только боль и ложь,

А потом будет тьма – и не будет нас.

Отчего не поднимешь ты глаз своих?

Дай же в них наглядеться в последний раз!

Буду жить от того, что запомню их,

А потом будет тьма – и не будет нас.

Хризантема

Тревожно горчащий и свежий –

Молочного неба пастель –

Мохнатый цветок первоснежный

Развеял ночную метель.

Холодного света касанье,

Лиловых огней патрули:

Прощанье, прощанье, прощанье

По шпалам – до края земли.

Гудок нарастающей силы –

И пальцы в перила впились,

И сердце летит, легкокрыло,

Неровными вспышками вниз…

Я – отблеск: дрожащий, ранимый,

Изменчивый, страшный, хмельной;

А вечность проносится мимо –

И завтра поступится мной.

6-15 ноября 1987

Метропоезд

Синяя нитка в окне поплыла…

Что это? Кафеля смутная мгла?

Станция эта, бела и гола,

В память вонзается, словно игла.

Помнишь, меня схоронили в тебе?

Рельсы рыдали в подземной трубе,

Жизнь потрясенно струилась в огне:

- Тщетно тебя хоронили во мне.

5 января 1988

Мать-и-мачеха

Зимним пленникам-озерам

Надоел к апрелю лед! –

По размокшим косогорам

Мать-и-мачеха цветет!

Ой вы, розы и тюльпаны –

Вас красивей не сыскать,

А боитесь слишком рано

Из-под снега вылезать!

«Ты куда упрямо лезешь?

Жди-сиди, как мы сидим!»

- Растоплю сугроб последний

Желтым солнышком моим!

Солнца радостные стрелы,

Светлый, бурный первый дождь…

Я бы тоже потерпела,

Да уж больно невтерпёж!

Беспокойной, смутной жаждой

Даль весенняя горит,

В эту пору в сердце каждом

Голос жизни говорит…

Как летают птицы смело,

Поднимаясь на крыле!

Я бы тоже полетела,

Да привязана к земле…

Говорят – я некрасива…

А закон не знаешь ты:

Где краса – там меньше силы,

Там, где сила – красоты?

Ничего, что некрасива –

Хорошо, что не урод!

Я ведь ночью этой синей

Разбивала грязный лед…

Стают черные сугробы –

Тропки сухи и чисты,

Ребятишки в поле чтобы

Рвали желтые цветы.

И когда седая стану

(нет в году длиннее дня!)

Вот тогда пойдут тюльпаны,

Что красивее меня…

Ночь

Хочу повернуться набок – но мне мешает крыло.

- Элениум выпей на ночь!

Я выпил. Не помогло.

Это в сердце – полная полночь, а в окнах белым-бело.

Чужие, мятные волны уносят мое весло.

- Как в небо деревья рвутся,

как рвутся души из тел!

Всю жизнь я корпел над чем-то,

чего другой не умел –

Ничем оказалось это, когда я песню допел.

Снег выпал сиял, растаял…

Шепни мне, что он был бел.

23 января 1987

Летят деревья ввысь

Мне очень повезло войти мишенью в тир.

Пускай мне не сносить преступной головы –

Летят деревья ввысь и озаряют мир

Оранжевым огнем трепещущей листвы…

С истерзанной душой взойду я на порог –

С презреньем на меня укажет люд честной;

«Ты мог бы жить, как все, - но, видишь ли, не смог,

Ты предал нас легко – и людям ты чужой».

Они решат, как быть, виновность подтвердят,

А может, это сон – тяжелый сон опять?

Ну что же, им видней – они еще не спят.

А я уже давно бессилен утверждать.

А я давно забыл про времени закон,

В крови – тяжелый стон и легкий теплый звон:

Несите мне венки с моих же похорон –

Я им не удивлюсь, я знаю – это сон.

Таких же, как и я, попутчиков найдем –

Другой дороги нет, хоть белый свет не мил;

Друг друга мы простим – и за руки возьмем –

И вместе побредем, покуда хватит сил…

Мелодия звенит – догнать ее успей! –

И холодеет свет в оставленных глазах;

Летят деревья ввысь, и крыльями ветвей

Прощаются со мной в бездонных небесах…

Октябрь 1984

В дорогу

Не останусь у пристани,

Не смогу жить у станции –

Там гудки голосистые

Позовут меня в странствие.

И закружится шар земной

Перед жадными взорами –

Будет солнечный жёлтый зной

И морозы узорами.

Будут лица людей мелькать –

То печальны, то счастливы,

Будет дело повсюду ждать

Молодого участия.

Не отведать и в старости

Нам безделья ленивого.

Лишь с любовью и яростью

Нам дорога счастливая!

Жизнь летит в исступлении

Грозно вспененным Тереком.

Нам сейчас преступление –

Оставаться у берега!

Нет страшнее кошмарища –

У обочины стариться…

Жизнь уходит, товарищи!

Не сидите на станциях!

Март 1982

Сегодня и вчера

Редкий дождь заморосил,

В парке жухнут незабудки –

Боже, Боже, дай мне сил

Протащиться через сутки!

Угораздило мой дух

В тело бренное одеться –

Я от пытки не уйду,

Как от песенки из детства.

Кружит адская тоска

Мозг, до боли раскаленный –

Грязный борт грузовика,

По-предсмертному зеленый.

Где, зачем, в году каком

Кто-то видел это прежде? –

Переулок, гастроном,

Люди в пасмурной одежде.

Грязь и нудь, сырая муть,

Тусклый звон пустых бутылок –

Помогите кто-нибудь…

Метким выстрелом в затылок.

Ноябрь 1986

Современнику

О, лучше беспробудно пить,

Платить за хлеб своею кровью,

Чем одиночество растить

И называть его – любовью!

О, лучше горестно признать,

Что прожит век и прожит скверно,

Чем самолюбью вечно лгать

И жить, оглядываясь нервно!

О, лучше просто выпить яд

И полоснуть ножом по венам,

Чем, отрицая все подряд,

Признать весь мир обыкновенным!

18 августа 1986

Ночной вьюнок

Ты так близко, одиночество –

Неоткрывшийся вьюнок!

Недоступное воочию –

Счастье тех, кто одинок.

Смолкнут песня и пророчество,

Смолкнут жалоба и спор –

Неизбежно одиночество,

Словно выстрелы в упор.

Ты беззвучно, одиночество,

Глубочайшая тоска:

Белолунье, черноночество,

Подоконная доска.

Ты прекрасно, одиночество

И отчаянье мечты –

Мне давно уже не хочется

Звать молчание на «ты».

Мир без имени, без отчества

Звездный меряет венок:

Это вьется Одиночество –

Дикий розовый вьюнок.

13 января 1987

Портрет

Помнишь зеркало у входа?

В первый миг решила: кто-то.

- Это я в четыре года

Смотрит вниз вполоборота!

Здесь от страха и смущенья

Я сдавлю руками шею…

Бросить взгляд без обращенья

Я забыла, что умею.

Так отчетливо и страстно,

Вопросительно-бесплодно,

Так тревожно, так напрасно,

Беззащитно и свободно.

19 августа 1987

***

Как чудовищную дозу,

Принял мир метаморфозу;

Ночью выросли занозы,

В сердце загнанные днем…

Люди, что вчера молчали,

В снах, расцвеченных речами,

В снах, озвученных печалью,

Барабанят дребедень…

Вещи ожили – мешают

И судьбу мою решают,

Вырастая на пути…

- Эй, пусти! пусти, пусти!

Парус, парус легковерный,

Светлоцветный, эфимерный –

Первой бабочки крыло –

Самый тонкий, самый нервный,

Самый нежный, самый верный

Рвется, встретив вместо ветра

Глаз витринное стекло.

Февраль 1987

Расстрел

- Вы правы: я так и пойду на расстрел.

Не надо проборов и чистых рубах.

Не будет мольбы на невнятных губах…

Вы ждете улыбки? Не так уж я смел.

- Простите, что кровь смыть с лица не успел

Комок неотпущенных тяжких грехов,

Отравленных нервов и грубых стихов,

Рожденных на огненный смертный удел.

«Я» меньше мышонка, шмеля, комара,

«Я» станет ничем, чтобы космосом быть:

Что медлить на завтра, когда есть вчера,

Где люльки плывут, превращаясь в гробы?

Я сыт у мгновенья тащиться в хвосте,

Есть лучшая доля из горестных доль:

Я жизнь распластаю на белом листе –

Случайную радость и верную боль…

Там кто-то рождался, чтоб жребий тянуть,

Пусть кто-то метался, любя и кляня –

Из этой секунды меня не вернуть.

Останется нечто, что больше меня.

3 апреля 1987

Побеждённые

Попрощайся со мною построже,

Оглянуться не смей, уходя:

Все равно на тебя я похожа,

Как слеза – на слезинку дождя.

Отрави меня прежнею ложью,

Горько-алую выплесни злость.

Мудрость жизни покоя дороже:

Не тебе победить довелось.

…Задыхаясь в сумятице быта,

Под борщи, ползунки, домино,

Перепродана, смыта, забыта –

Побеждает любовь все равно!

Не судя безрассудно ушедших –

Пусть безвольно, грешно и смешно –

В честь отверженных и сумасшедших

Побеждает любовь все равно;

Замыкаясь в железную веру,

Отхлебнув честолюбья вино,

В математиках и в инженерах –

Побеждает любовь все равно;

И выходит по острому краю

Каждый первый с судьбою любой –

Чтобы тихо шепнуть, умирая:

«»Все равно победила любовь…»

2 марта 1986

Слезы

«По дороге разочарований…

Мимо родника девичьих слез…»

ВИА «Воскресенье»

Нет, слезы – это не родник.

Они лежат в моих ладонях,

И мир становится бездонней,

Однажды отразившись в них.

Нет, слезы – это не родник

И не водица из-под крана…

Они – гроза над океаном!

И лебедя предсмертный крик!

Нет, слезы – это не родник,

А более жгучая отрава…

Они – как огненная лава,

Пролившаяся на цветник!

Пьяна от горя голова.

Сгорело – все. Исчезло слово.

На небе призрачно-багровом –

Деревьев черная листва.

Вы говорите: «Сильным будь,

Их слезы ничего не значат!» -

Но слезы тех, кто редко плачет,

Наверно, значат что-нибудь.

Бесценен горький слез хрусталь:

В них – все, что сердце сохранило;

В них – мудрость, красота и сила,

И страсть, и нежность и печаль!

Вы мимо ЭТИХ слез прошли –

И песня странников ушедших

Страшней, чем хохот сумасшедших

И пепел выжженной земли.

Ступайте! Я желаю вам

Красивых словосочетаний:

«Дорогой разочарований» -

По человеческим слезам.

Хвала табаку

Священная трава индейцев,

Любимейший досуг тупиц –

О, сколько душ эпикурейцев

Перед тобою пало ниц!

Тебя сбывают бойко, ходко

Всем, всем – от старцев до детей;

Завидуют морфин и водка

Сверхпопулярности твоей!

Пускай ворчит журнал «Здоровье» -

То для курильщика, ей-ей

Не более, чем сквернословье

Для притерпевшихся ушей.

А если поднял раб восстанье –

Все мысли о тебе одном,

Эрзац взаимопониманья,

Товарищ верный с колуном.

Впервые «Шипка» - дрянь какая!

Но не сдается новичок:

Слюной упрямо истекая,

Жует истерзанный бычок.

Над пепельницей присягаю –

До смерти фильтры целовать…

Мне прочих – жаль. Земного рая

Канцерофобам не видать!

Причина

Логики железной не дано мне:

Слышишь – не во сне ли это было? –

Я тебя и умирая, вспомню –

Потому, что я тебя любила.

Пели нам февральские бураны,

Снежная крупа по лицам била…

Стала я рассеянной и пьяной

Потому что я тебя любила.

Коль начнут од а ренные свыше

Хвастаться умом, богатством, силой –

Знай, что ты судьбою не обижен,

Потому что я тебя любила!

Не страшны тебе ни кривотолки,

Ни вино, ни ранняя могила:

Будешь жить ты счастливо и долго –

Потому что я тебя любила.

Пусть к тебе придет твоя невеста

- Эта боль меня не ослепила.

Ревности в души не хватит места,

Потому что я тебя любила.

Позабыв о прошлом и грядущем

Я б тебя от пули заслонила:

Трусость умерла во мне – так лучше, -

Потому что я тебя любила.

Я хочу, чтоб вьюги замолчали,

Чтобы солнце мир озолотило!

Ты не будешь знать моей печали,

Потому что я тебя любила.

Будет трудно? Ничего, я знаю,

Что любовь – для всех высот мер и ло,

Весь мой труд тебе я посвящаю,

Потому что я тебя любила.

Терпеливо сложенные крылья

Не покинет радостная сила:

Даже в мин неверья и бессилья

Я люблю! – зачем шептать: «любила»…

Песня о песне

Всю жизнь свою буду песенку петь,

Года превращая в куплеты;

Забыв, что когда-то придется стареть,

Сгорю, оставаясь поэтом.

Мне славы не надо за песню мою –

Страданья и радость – эстрада!

…Я первый куплет об ученье спою,

О вечном искании правды.

Второй мой куплет посвящу я любви –

Смешной и ненужной, бездушной;

А третий куплет, услыхав, назови

Негаснущим именем дружбы.

Четвертый куплет – о свободном труде,

Который не требует платы –

Ему неоплатно обязаны те,

Чьи души светлы и богаты.

Мой пятый куплет – о борьбе до конца,

О счастье неравного боя:

Презреть свою слабость – удел храбреца!

Я чту побежденных героев.

Забвеньем и счастьем без страха утрат

Последний куплет я открою:

О, радость безумья! О, сладость расплат! –

Заплатим любою ценою…

Когда ж, захлебнувшись огнём высоты,

Дыханье моё оборвётся…

Допой эту песню, допой ее ты –

Ты знаешь, о чём в ней поётся!

18 февраля 1985

Бабушки

В памяти туманной,

Как в конце бульвара –

С бабушкой Татьяной

Бабушка Варвара;

Из мира иного

Идут они под ручку

И, слово за слово,

Говорят про внучку.

Одна – атеистка,

Другая – христианка,

Татьяна – балерина,

Варвара – крестьянка;

Одна была упряма,

Другая – смиренна:

От моего сердца

Артерия и вена!

Грянут перезвоном

Нежным и блаженным

Рославль зеленый

И Преображенка;

Так близко и узко,

Уже – одна тропинка:

Полу-белоруска,

Полу-украинка!

Одна – атеистка,

Другая – христианка,

Татьяна – балерина,

Варвара – крестьянка;

Одна была упряма,

Другая – смиренна:

От моего сердца

Артерия и вена!

Отплытие

Вереск ветреный снежного скверика,

Сизый сумрак весной обуян…

Отплывали – до нового берега,

Оказалось – идем в океан.

Мы прощались, об этом не ведая:

Здравствуй, хвастай, садись, угощай…

Несказ а нная и недопетая –

Жизнь моя и свобода, прощай!

Соль морская, слезами не смыть её,

Пусть изгложет глазницы дотла.

До тебя от мгновенья отплытия –

Два несбыточных всплеска весла.

Укрепись от надежды, отчаянье,

Страшно мне перед краткой судьбой…

Нет! кто умер –

тот жив нескончаемо,

Кто остался – простился с собой.

Октябрь 1987

Незабудка

Кем-то розы воспеты в стихах…

Не о них будет песня моя:

Незабудки цветут на лугах

И становится небом земля.

…Говорят, что мечтанья губя,

Все сметает времён помело –

Никогда не забуду тебя

И не стану другою назло.

Никогда я не встречу тебя –

Ну и что, ну и что, ну и что!

Все вперед – не скорбя, а любя –

Одержимая звездной мечтой!

Мы с тобой – как июнь и зима –

Далеки, далеки, далеки.

Я тебе не писала письма,

Я твоей не сжимала руки.

Нет тебя – лишь презрительный смех

За спиною моей во дворах…

Но однажды покину я всех,

Растворяясь в необъятных мирах –

Эту душу – уже не убьешь!

Это тело – уже ни при чем!

И над городом, где ты живешь,

Я запл а чу апрельским дождем;

Превращусь в голубую траву,

Чтоб к твоим прикоснуться ногам;

И дельфином к тебе приплыву

По холодным туманным морям.

Ты не будешь меня замечать;

Лишь порой, на секунду, едва

Удивишься, что в сердце стучат

Непонятные эти слова:

«Никогда не забуду тебя…»

Март 1984

Смерть парашютистки

Возьми себя в немые руки,

В тупые зубы –

Вчера твоей земной подруге

Пропели трубы.

Запомни взлёт спокойных линий

И мягкость жеста:

В поганой луже –

Для богини не стало места.

Последних слов уже не слышно,

Их ласки странной…

Зачем под заморозок вишни

Цвели так рано?

Рвались мгновения, и вены,

Рвануло купол, -

Задрав башку, олигофрены

Смотрели тупо.

- Она прошла, раскинув руки,

Прямее света –

Ей с небом не было разлуки,

А было – это:

Клопы столпились у могилы, столпились молча у могилы,

Букеты пряча,

Когда всю землю осень смыла,

Дрожа от плача.

Октябрь 1989

Прощание

Небо вечернее, синее с проседью.

Узкие листья в багровом луче.

Светлая бабочка сумерек осени –

Девочка в жёлтом крылатом плаще.

Клёны прозрачные, фразы тревожные

Вспомнишь ли ты через тысячи дней?

Вспомнить не сможем мы – так до чего же мы,

О, для чего же мы станем сильней!

Ветры холодные – утро ли новое?

Осень дрожит от дыхания вьюг.

В блеске малиновом – вспышки лиловые,

Свист паровозов, летящих на юг.

Пусть нам отплачется и отхохочется –

Вечность мелькнет, как закат в сентябре –

Поступью легкой моё одиночество

Выйдет сгореть в светофорной заре.

Что из того, что ночными трамваями

Езжу не там и встречаю не ту?

Как сумасшедшие, как танцевали мы

В мутную полночь на узком мосту!

Время дорожное, время чудесное…

Эй, оглянись-ка на миг, машинист!

- Прошлым и будущим сердце разрезано,

Словно на рельсах алеющий лист.

14 декабря 1985

Правила грамматики

Посвящается моей собаке Майти

Мы говорим о вас, как о живых,

Друзья в былом – цари воспоминаний.

Простите нас – безумных и смешных,

Не знающих времен и расстояний.

Мы говорим в азарте забытья,

И прошлое все сказочней и краше –

Бессмертные погибшие друзья,

Мотив прекрасный молодости нашей.

К местам, где так любили мы бывать,

Меня уносит поезд, как и прежде:

Сойдут на нашей станции опять

Другие за тревогой и надеждой.

Сечёт ли град, румянит ли заря

На смелых лицах добрые улыбки –

Ты видишь – наше прожито не зря,

И в дружбе нашей не было ошибки.

Придут за нами тысячи других!

Поэтому, спряженья забывая,

Мы говорим о вас, как о живых,

И гордой болью сердце омываем.

Ударом по прошедшим временам

Грамматике-злодейке отомстите!

Пробейтесь сквозь житейский мелкий хлам,

И в памяти восторженной живите.

Аутсайдер

Жизнь, не бей меня!

Жизнь, не надо!

Я не хочу становиться – КАК ВСЕ!!!

Мчаться, не видя цветущего сада,

Прыгая в беличьем колесе!

Все началось оттого, что увидела я:

Ложью откормлены щеки у рож.

А у других – бледно-желтые: впалые –

Их до костей измочалила ложь.

Я не вас вижу так живо, живо,

Словно бы созданных сердцем моим…

Вот она, клятая альтернатива –

Жить мертвецом или гибнуть живым.

А, вот и я! Заслоняюсь рукою –

Кажется, я тебе не пригожусь…

Злость – и отчаянье – радость – и пусть

Я выбираю второе! Второе!

Июнь 1986

Я вернусь

…Перестал я учиться – и умер,

Заблудившись меж ночи и дня.

Заревела январская буря,

Дождь осенний оплакал меня:

Но чрез бездну протянет мне птица

Звонкой песни прозрачную нить:

«Мы живем для того, что учиться,

А учиться затем, чтобы жить!»

…Перестал я стремиться и умер.

От живых отошел навсегда.

Пробиваясь сквозь холод и сумрак,

Путеводная слепнет звезда.

Голос друга забытого снится:

«Хватит биться в запутанной лжи!

Мы живем для того, чтоб стремиться,

И стремимся к тому, чтобы жить.»

…Перестал я влюбляться – и умер.

Разучившись бесстрашно летать.

Все безвыходнее и угрюмей

Равнодушие и пустота;

Только время велит нам сражаться,

А не падать, качнувшись в седле:

Мы живем на земле, чтоб влюбляться,

Удивляться всему на земле!

Пусть трагедии пишут поэты –

Не хочу быть слезами воспет!

Я продолжу «последнее» лето

Гордым строем завиднейших лет.

Убегу я от заспанной смерти

И весне городской улыбнусь…

- Подождите! Поймите! Поверьте –

Я вернусь. Я вернусь! Я верну-у-усь!!!

10 сентября 1984

***

Чья это принадлежность –

Истины или лжи –

Мысли о бесконечном,

Ранящие ножи?

…Ярче рванулось пламя

Мужества и ума –

Свет достигает сферы

Той, за которой тьма;

Только мгновенье тайну

Выдержит взор живой –

Никнет душа устало

Скошенною травой;

В снах искупится ужас,

Утро поманит в путь…

- Шествуй, канатоходец!

О высоте – забудь.

1988

*** Так

Вновь одинока как перст –

Так мне и надо.

А в самом сердце протест –

Ты где-то рядом!

Пусть повстречаться потом

Случая нет нам –

Так и остался мой дом

Теплым и светлым.

Так и остались глаза

Небу открыты;

Так и мерцает вокзал

Под «Рио-Риту»;

Так и осталась в руках

Нежная плавность –

Так высоко в облаках,

Что не заплакать.

Январь 1992

Лёт бабочек

Крылья всюду, всюду –

Белые, как небо,

Тонкие, как слюды –

Смерти на потребу.

Плавный свет молочный

Из травы зеленой –

Крылья полуночной

Бабочки влюбленной.

Веером кружились,

Лёгкие, как пламя, -

А теперь смирились

Пеплом под ногами!

Мягко и покорно

Сели на ресницы

Их пыльцы снотворной

Белые частицы.

…День сухой и ровный.

Слабый запах г а ри.

Тёплый и бескровный

Снег на тротуаре.

15 июня 1988

Цветёт столетник

В свое цветенье свет вложив –

Лучистый, летний,

Как возродившаяся жизнь –

Цветет столетник.

Пройдя столетней жизни срок,

Он видел много.

Венчает огненный цветок

Его дорогу.

Не так желтками глупых глаз

Глядят ромашки –

Они цветут мильоны раз,

А он – однажды!

Затопят солнечным дождем

Всю землю – эти,

Кто для одной любви рождён

На белом свете.

И не пытайся отхватить

Еще «полстолька» -

Счастливым можно в мире быть

Однажды только!

…Цветок засохший унесёт

Пустынный ветер,

Но, несмотря на все, цветет,

Цветет столетник!

Как уходящая любовь,

Порыв последний,

Как пламенеющая кровь –

Цветет столетник.

1 марта 1984

Восстание

…Люди умолкли,

раздавленные тяжестью лжи.

А в душах крик – ведь это же подло!

Ведь лучше уйти – уйти и не жить,

Чем горбиться гадам в угоду!

Несправедливость жертвы свои

Улыбкой одарит ликующе-наглой.

Но совесть и стыд незнакомы ей, и

Все естественно. Все – так и надо.

Самосохраненье кричит: «Живи!

Жизнь не бывает иначе!

А значит – поддакивай, душой криви,

Радуйся малой подачке!»

Боль и бессилье шепчут: «Терпи,

С сильнейшими не тягайся!

Горьким наркозом утешься и спи,

Спи – и не просыпайся…»

Люди! Не слушайте этих речей!

Тупому забвенью в душах – не место!

Пусть будет лучше смерть палачей

Гибели честных вместо!!!

…Так встаньте же, встаньте,

откройте глаза –

И скиньте с плеч паразитов орды!

Мы отступали. Но дальше – нельзя.

Бой за последний город.

18 марта 1984

Гимн фантазии

По праву любви взаимной

Фантазия правит мной –

А я посвящаю гимны

И кланяюсь – ей одной.

Нельзя ни забыть, ни вспомнить

Лица её, жив пока:

Зрачков голубую полночь

И волосы-облака;

Хмельна, как азарт погони,

Стремительна и чиста:

Из солнца – её ладони,

Из ветра – её уста.

Ревниво крадёт надежды,

И прежних страстей балласт…

И вдруг – широко и нежно

Безумное счастье даст!

Январь 1990

***

Жду все нелепей,

В горести ст о я –

Встретимся в небе,

В вечном покое.

Мир добрым не был,

Значит – так надо:

Ты – мое небо

Значит – не рядом.

Птице не р о вня

Рыба на суше…

Молвил церковник:

Встретятся д у ши.

Но не умерить

Скорбь эту злую! –

В призрачной сфере

Нет поцелуя.

Октябрь 1990

***

Поле, ручей, смородина,

Стежка в зелёну рожь…

Ты не жди меня, родина,

Ибо напрасно ждешь.

Не проклинай судьбинушку,

Добрая моя мать! –

Дочери на чужбинушке

Милого обнимать.

Возле Гарвольца-города

Каждую ночь – гроза.

Здесь – потеряю голову,

Здесь – обожгу глаза.

В землю сойду росистую

Здесь на закате дня –

Ты же, земля российская,

Да не ревнуй меня!

Июнь-октябрь 1990

Занос а-ля мэтр

Жестокой ломкою страдая,

Я выпил четверть бензобака.

Но это не спасло, однако:

И вот я вам стихи читаю.

Меня измучило рожденье

Никем не сказанного слова,

Его я повторяю снова

В священном детском упоеньи.

А то, что мне давно за сорок –

Так это вовсе не причина.

Поэту детский образ дорог,

А лик ребенка – не личина.

А то, что пусто в бензобаке,

То не моя вина, поверьте:

Ведь нефть кончается в Ираке

И веет энтропией смерти.

Зато всегда в моем блокноте,

Ночными музами измятом,

Вы столько новых рифм найдете,

Что соблазнитесь плагиатом.

Я безнадежно завываю,

Жуя бескровнейшее слово:

Так к человечеству взываю,

Должно быть, с рождества Христова.

Веревки – вервие простое,

Но надо вдуматься в веревку.

Спиральный тяж я в ней открою,

И ДНК, и жизни ковку.

Вот я скачу, как рибосома,

Вплетая новые куплеты,

Летят, мгновением влекомы,

Их разобщённые триплеты.

Прошу вас, кто-нибудь из зала,

Смените мне в графине воду,

Ведь это все-таки немало –

Лить вам её три ч а са кряду.

А если отключили воду,

Где есть свобода сна и бреда,

Начну с любого из триплетов,

Найду свой код средь вихрей ада!

Троллейбус

Влезала с четвертой попыткою,

Стесняясь вцепиться в баул,

Но с криком: «Скорей! Растудыт-твою!»

Меня кто-то сзади втолкнул.

О мерзость привычных нелепостей,

Вращенье безмозглых вещей!

Трясусь в запотевшем троллейбусе

Сквозь запах гнилых овощей.

Протягивать длань за билетиком,

Нечаянно дядю обнять;

Ползти за упавшим пакетиком,

Чужое пальто обонять;

Уныло качаться на цыпочках,

Со стоном врезаться в стекло;

Заметив сиденье, ошибочно

И сладко вздохнуть: «повезло»…

«Подумаешь, тоже претензии!»

«Спортсменка, небось, постоишь!»

- Невольно захочешь на пенсию.

- Невольно кого-то родишь.

Коробки у жирной лимитчицы

До глаз вырастают с колен…

Статически, суперстоически

Везу расширение вен.

От стресса ища избавления,

Пою: «Соловьи, соловьи…»

Но сзади идет подкрепление –

И сплющены ребра мои.

Мне 5 остановок до финиша,

А туфли на номер малы.

Мне б в сказку. Там ведьмой прикинешься –

И в путь, по маршруту метлы.

А тут извращенец протиснулся

И жмется ко мне за спиной…

Еще две минуты? Не выстою.

Прорежется голос дурной!

Но дернется дверь истерически

И слышно: «По новым очкам!»

«НЕТ ВЫХОДА» - категорически

Хлестнет по безумным зрачкам

Я вывалюсь в изнеможении,

Платком утирая соплю…

О люди! К чему обобщения?

Я всех вас, как прежде, люблю.

Ноябрь 1986

«НБ»

Вот город, освистанный всеми ветрами

- Дрянной, бесприютный родной уголок.

В нем тощие кошки мяучат утрами,

Свистком паровоза мутнеет восток.

- За темно-зеленой вонючий подъезд,

За рельсовый блеск, за пустынный разъезд!

Наш тост поминальный, горючий глоток

Всем, кто еще жив, но уже одинок!

Что стало со мной? Неожиданно видно:

Сердца у прохожих простужены в дрожь;

И зданья, железные крыши надвинув,

Волочат расплёванный тучами дождь.

- За всех, кто в осеннюю землю ушёл!

За мокрый подвал, где царит толуол!

За ветхий чердак – там, где дверца с кольцом –

Где спят в паутине скелеты птенцов!

Чахоточный старческий кашель тумана,

Размятый окурок да жжёная кость…

Весь мир опустел, как глаза наркомана,

И только, слабея, слоняется злость.

- Давай-ка, пожалуй, еще один тост:

За свет фонарей и отсутствие звезд!

За вспышки сирены и грохот колес –

Я весь этот мир ненавижу до слез!

Ты в собственном доме чужак и изгнанник –

Сиди, прислонившись к бетону спиной,

И жди, что огромный цветной многогранник

К тебе повернется другой стороной:

Холодный румянец осенней листвы,

Холодные руки – их трогали вы…

Есть нечто на свете сильнее любви –

Холодное, жгучее пламя в крови.

Июль 1986; ветер и дождь.

Электрички

К.В.Новиковой

Я люблю вас, электрички,

И решила вам признаться

Не затем, чтоб эксцентричней

И восторженней казаться –

Эх, ругайте не ругайте,

Я душою – не москвичка!

Сладко сердце обжигает

Стон далекой электрички…

Я люблю огонь прощальный

У последнего вагона;

Песни юной и печальной

Под гитару перезвоны;

С незнакомыми, чужими

Откровеннейшие речи –

Все равно не знаю имя!

Все равно – уже не встречу!

Я люблю вокзальный камень –

Берег вечной перемены;

Незнакомыми руками

Вкривь исписанные стены…

Возле зала ожиданья –

Розоватые каштаны;

Теплых семечек шуршанье

Льется в пыльные карманы…

От Покровской до Подольска,

До Царицына и далее,

По горячим рельсам скользким

Электрички улетали;

Мы с тобою выходили

На прокуренном вокзале,

Мы смеялись и шутили,

А душою повторяли:

«Пусть мгновение продлится,

И какой ценой – не важно!

Пусть вот это повторится

Не однажды и не дважды!»

Ветер пыльного апреля

Слезы высушит мгновенно;

«Жди меня на той неделе –

Я приеду непременно!»

И пускай уносит ветер

Счастье, радости, привычки –

Стоит жить еще на свете

В ожиданье электрички!

Атлантида

Жизнь была: у неё не осталось свидетелей

Так со звездного неба исчез Фаэтон –

Только вихрь сферический

светит и светит мне,

Да пребудет со мной

до моих похорон.

Имена и фамилии

недоказуемы,

И друзья не восстанут

на голос судьи…

Эта музыка! Молча

в себе унесу её,

Улыбаясь загадочно, как в забытьи.

Это просто понять,

это знают смышлёны<