Послание к элементу № 92 периодической таблицы Менделеева

Прими безумное посланье

Пера дурного моего,

О ты, в невидимом сиянье

Чудовище и божество!

Смешно и глупо так, наверно,

Любить металл, цветок, звезду…

Я на планете самой первой

К тебе с улыбкою иду.

И если сердце болью сжалось,

То кто судить меня посмел?

Идут любовь моя и жалость

За узкий этики предел!

…В земле родимой для такого

Ты ждал, ты терпеливо ждал,

Чтоб стать частицею живого –

Цветком, растущим между скал,

Шмелем, травинкой или птицей,

Людьми… А может быть – и мной.

Но не сумел ты защититься

От нас невидимой стеной.

…Чего на свете ты боялся,

Не зная мерзостных оков?

О, как бесстрашно ты сражался

Со сворой алчущих врагов!

Одни песок скребли руками,

Ползли, сражённые тобой.

Но свора с жадными зрачками

Кидалась снова в гнусный бой.

Ты задыхался в тесном круге…

И вот – конец, конец, конец!

Они твои сковали руки

В бетон, железо и свинец!!!

Ревел мотор автомобиля

И уносил

в далекий край.

А ветры жалобно завыли,

А горы крикнули – «Прощай!»

«Работай, чудище, работой

Во славу нас, царей Земли!

Не только взвод, не только роту –

Страну врагов испепелим!»

Мильоны жили поколений,

И мы живем, но посмотри –

О, сколько, сколько преступлений

Несут поганые «цари»!

И стонет зверь, и стонет птица,

И стонет дерево от них,

И речка мертвая струится

В веселых пятнах нефтяных!

А вспомнить было бы уместно,

Что мы – не знамя, мы – не цель.

Что нас в созвездьях неизвестных

Земли кружила колыбель.

Не дети – злобные уроды,

Затмила силища мозги!

Нет, человек – не часть природы,

Они с природою – враги.

Представь – горит Земля-обитель,

И стонут гибнущие – «не-е-е-ет!»

И ты встаешь, могучий Мститель,

Молча презрительно в ответ.

И я ползу в аду, как грешник,

По жарким, яростным углям.

Тебя ль, страдалец и мятежник,

Проклясть за это матерям?!

Мы погибаем… Горя то-то!

Не умирал еще никто.

Но если умерли за что-то –

Я знаю, именно за что.

Мы били, резали, душили,

Мы кровь глотали, как вино.

Другие – жили, просто жили,

Как им природою дано.

А третьи… третьи понимали,

Но как бессильны вы, друзья!

Убийц планеты проклинали

Да злобно плакали… как я!

О нас не велика кручина,

Не жаль и этих вот стихов.

Но жаль детей. Собак. Дельфинов.

И синих, синих васильков!

На губы выдавлю улыбку…

Пред смертью… в огненный буран…

Я поняла свою ошибку.

«Прости, прости меня, Уран!»

***

Та мысль трепещущим листом

В мозгу моем последней будет:

«Земля, за что тебя, за что

Так изуродовали люди?!!»

Пусть говорят, что я ханжа –

Я правду выскажу святую.

Она, как лезвие ножа,

Вскрывает внутренность гнилую.

Пусть я слаба, как большинство,

Но эту слабость презираю.

Где выход? – видите ль его?! –

Ищите, отдыха не зная!!!

Июль – февраль 1983-1984

Работа

Палач – солидная работа:

Налажен быть, оплачен труд…

Туда ведь с улицы кого-то

Вот так вот просто не возьмут!

Ты должен быть уравновешен,

Ты должен быть рассудком здрав,

И верить, что тобой повешен

Не тот, кто «смертью смерть поправ…»

На то и отдых, и рыбалка,

Дубовый веник, банный пар,

И бабы краше, чем русалка,

И зверобоевый отвар.

Колдун в трудах не поскупится

И снимет совести табу…

А врач в обшарпанной больнице

Пускай спасает голытьбу.

8 марта 1995

Короткая баллада

Любовь растет в свободном сердце,

Взойдя из слабого ростка,

Как всходит первый лунный серпик

Сквозь облака – и вглубь зрачка.

Любовь, как деревце, мужает

Под теплым ветром доброты –

И, тело к небу приближая,

Зовет Вселенную на «ты».

Взросло прекраснейшее древо,

И пронизало сердце мне

Своих корней узором древним,

Не оставляя места вне.

Когда порывы урагана

С корнями вырвали его –

Какая там уж «в сердце рана»!

Там не осталось ничего.

Любовь растет в сердцах нежнейших

За край веков, за гранью дней

Благословляя не сильнейших,

А беззащитных перед ней.

Сентябрь 1994

***

Нам ад только кажется вечным, –

Вот так же, как здесь на земле:

Рассвет затянувшийся млечный

И стылое тело в петле;

Как в черных проёмах оконных

Сутулость измученных плеч;

И как в пассажирских вагонах

Глаза незнакомцев, и речь;

И дней круговая порука,

И ложь – от седых к молодым, -

И эта похмельная м у ка

Прощания с домом родным!..

Нам кажется, будто мы смертны,

А все же никто не умрёт, –

Поскольку Господь милосердный

У нищих гроша не берёт.

7 октября 1994

Пасхальное приветствие

V. V. посвящается (навеяно его песенкой «Jesu Dod»)

Кол о кол а грохочут в п а нике:

Христос для мёртвых не воскрес! –

Напрасно твари мылись в бане,

Напрасно сотворяли крест!

…Душа на бога полагается,

Идет к причастью, рот раскрыв, -

И, ежечасно разлагаясь,

Смердит смертельно, как нарыв.

Ты врешь по кругу – дальше некуда –

Бредешь по кругу в крестный ход…

Ты мнишь себя белее снега,

А ты – холодный грязный лед!

А я иду себе по улице

И слышу колокольный звон;

А я на смерть иду как умница, (На небо я иду по улице)

На небо, мимо похорон.

24 марта 1998

Школьница

Я от теплого чая горю

И язык обжигаю вконец;

Но, когда я с тобой говорю –

Я глотаю горящий свинец.

Я смертельно боюсь высоты,

От перил отступаю, дрожа;

Но когда позовёшь меня ты –

Я бездумно шагну с этажа.

Но сказали: на мне нет лица,

Скуден узкий тоннель и жесток:

Мне не выпить, не выпить свинца,

Мне не нужен смертельный прыжок.

20 августа 1987

Виолончель

Я оступлюсь в ноч и кромешной,

И факел выпадет из рук:

Мне слышен звук глухой и нежный –

Коричневый, щемящий звук.

Мне пели флейты и свирели

О светлой радости нач а л –

Но гордый стон виолончели

Живым страданием звучал.

Кто одарил ее тоскою

И страшной правдой глубины?

Кто между мною и тобою

Сорвал молчанье со струны?!

Простая сила благородства

И страсть, и нежность, и печаль…

О, если хватит сил бороться –

Не мщенье сохранит скрижаль!

В плену загадочной улыбки

Лети, мирская карусель…

Не говорите мне о скрипке.

Моя любовь – виолончель.

Прими в объятья постоянства,

Забвенья чистая река –

Пусть темный бархат резонанса

Сомкнется всплеском у виска.

Апрель 1986 – январь 1987

Прости меня

Иду из умершего времени,

Из тьмы заснеженного дня –

Улыбкой прежнею согрей меня,

Прости мен, прости меня!

Который круг танцую с грёзою

Среди трамваев и листвы –

Как будто старой-старой прозою

Живу, увы; живу, увы!

Как будто бы в пролётах здания,

В глазах воров, крестах окон

Звучала тема опоздания

Н эшелон, на эшелон;

Простой сюжет галлюцинации,

Преображений полоса –

Все подлежит эвакуации

На небеса; на небеса.

И день вчерашний тенью длинною

Скользит по синей мостовой,

Вдаль, над Горою Соколиною,

По-над Москвой, по-над Москвой.

Мои мольбы прости в суровости,

Взглянув, как близок лунный диск;

Прости – за боль твоей же совести,

За страх и риск, за страх и риск.

За то, что путь жесток и к о роток,

За то, что юность не спасти –

Всей добротой родного города

Меня прости, меня прости!

Декабрь 1988

Тересполь

Тот день так близко приснился,

Подать до него рукой! –

Наш поезд остановился

На станции за рекой.

Запела птица в тумане –

И тихо солнце взошло.

Не зная, чт о меня манит,

Я глянула сквозь стекло:

Асфальт оранжево-серый

И редкая дробь шагов;

Июнь разлился без меры,

Без края, без берегов;

И вдруг послышалось слово

Прекрасного языка –

Смешного, полуродного,

Забытого за века!

Ломоть судьбины отрезан,

Минувшего не вернуть,

Вагон качнулся нетрезво,

И поезд тронулся в путь,

В нем были сонные орды,

Случайные vis- a -vis;

А время слепо и твердо

Шло навстречу Любви.

Август-сентябрь 1990

Двадцать семь

Сон пар и т, как п а года,

Над судьбою всей:

Я уйду тогда, когда

Будет двадцать семь.

Кремнем искры в ы секу,

Наломаю дров -

Двадцать семь миллисекунд,

Двадцать семь веков.

Быстрые как приступы,

Мы всегда - пройдем.

Я пройду неистовым

Проливным дождем,

Первым снегом в ы паду

В плачущей крови -

Извлеките выгоду

Из моей любви.

…П о нято по э тово

Право на провал, –

Видимо, поэтому

К о ротки слова:

Синими пунктирами

Рассекая боль,

Я катапультируюсь

В двадцать семь ноль-ноль.

Сентябрь 1989

Яблоня с черешней

Яблоня с черешней

На холме стоят –

Яблоня с черешней,

Как сто лет назад.

Ветер по разлогам,

В бурые поля –

За зимы порогом

Тихо спит земля.

В голом небе ветви

Машут облакам;

От пощечин ветра

Слезы по щекам:

Долго я, нездешний,

Вас не мог узнать,

Яблоня с черешней,

Вот и время вспять:

Был я, словно рая

Краткосрочный гость,

Яблоки срывая

И черешню в горсть;

Знал ли я, что л е та

Жаркий белый свет

Позовёт по свету

За любовью вслед?

Что успею веру

И чужбину-мать,

Обретя без меры –

Потерять опять?

Все прошел круги я –

А судьбы клубок,

Так же, как другие,

Разгадать не смог;

Обессилев смертно,

По грязи, по льду –

Боже милосердный!

Я к Тебе иду,

Это Ты, безгрешный,

Повелел расти

Яблоне с черешней

На моем пути…

Март 1994

Зимний вечер

Зимний вечер так чист и печален,

Словно сердце по выздоровленьи;

То, зачем нас с тобой разлучали –

Не безумие, не преступленье.

Наши беды – их не было много,

Их не стало, как только мы вместе

Возвращайтесь любою дорогой

После лживых окольных известий.

На дворе так кристально и снежно,

Так тревожно и неизгладимо…

Возвращайтесь, любимые нежно!

Оглянитесь, идущие мимо!

…Ввысь струился доверчивый вечер,

И березы созвездий касались;

Обнялись они крепко и вечно,

И уже никогда не расстались.

1987

2 вариант Зимний вечер

Зимний вечер так чист и печален,

Словно сердце ремиссионера[VII]:

То, зачем нас с тобой разлучали –

Не позор, а пустая химера.

Наши беды – их не было много,

Их не стало, как только мы вместе

Возвращайтесь любою дорогой

После лживых окольных известий!

На дворе так кристально и снежно,

Так тревожно и неизгладимо…

Возвращайтесь, любимые нежно!

Оглянитесь, идущие мимо!

…Ввысь струился доверчивый вечер,

И березы созвездий касались;

Обнялись они крепко и вечно,

И уже никогда не расстались

Февраль 1988

Кольцо

Замкните времени кольцо

От первой встречи до последней:

Пусть повторяется крыльцо

И холод сумерек в передней;

Пусть повторится звук шагов,

И цвет волос, и плеч сутулость –

И вот уже из берегов

Выходит память – и вернулась:

Вернулись фразы и глаза,

И, словно не по нашей воле,

Благословенная гроза

Под вечер, средь ржаного поля!..

Бежать с беспечностью глупца,

Лететь качающимся чёлном

Вдоль неизбежного кольца –

Нам обручённым, обречённым:

Прозрачность леса и ручья;

Твои горячие рамена;

И оборвется жизнь моя

Еще за вечность до измены.

Запечатлеет небо нас;

Освободит забвенье плечи;

И мы родимся – в сотый раз –

Еще не ведая о встрече.

Июль 1990

***

Невыразимо хорошие,

Лучшего не искавшие, -

Простите мне, если сможете

Счастье, б о льшее вашего!

В сизой дымке предутренней

Арфы грянули струнами –

Счастье делает мудрыми,

Ибо делает юными!

Яростно и таинственно,

Отрешённо и чувственно,

Это счастье – убийственно,

Это счастье – кощунственно!

Смыты щедростью редкою

Время и расстояние;

За смертельной отметкою

Нет следа покаяния;

Простить спешите поэтому

Взлетевшему и упавшему

Иное счастье поэтово –

Счастье, большее вашего!

Апрель-июнь 1990

Тебе

Благодарю мой город вновь,

Мой шёпот тает в зимнем ветре:

«Я в городе искала смерти,

А мне откликнулась – Любовь!»

Друзья случайные уйдут,

Решив с безумьем распрощаться –

На мелководье мещанства

Их сети пошлости влекут.

И мнят они, что спасены

Из вод губительной пучины;

Скучны бескрылые их спины,

А мы с тобой – обречены.

Быть обреченным на любовь

На смерть, достойную поэта…

Скажи, а разве плохо это –

Быть обреченным на любовь?

В душе ни грязи, ни трухи,

Ни боли – все блаженно-немо…

Когда и вправду жизнь – поэма,

Не хочется писать стихи.

…В сияньи спички – две руки:

Нам папироски этой хватит –

Пускай дыханье перехватит

И вспыхнут молнией зрачки!!!

Флюиды нежные ловлю,

Зеленый дым меж нами вьется,

Земля кружится, сердце бьётся,

- Ты слышишь? – Я тебя люблю.

- Смотри, как рада нам зима:

Белым-бело, темно и поздно;

- Целуй! Глаза твои – как звезды…

- Давай вдвоем сойдем с ума!

18 февраля 1985

Реквием

За плечами стих полдневный город,

Вьется стриж над зеленью овса,

Белая дорога всходит в гору

И уводит дальше – в небеса.

Серебрится зной. Дрожат колени,

Посмотри – опять перед тобой

Нереально-яростная зелень

На краю пустыни голубой!

Праздник одиночества отмечу –

Что грустить неведомо о ком?

Кажется, что снова мне навстречу

Ты идешь, живая, босиком.

И узор деревьев так похоже

Отразился в пламени денниц

Иллюзорно-траурною дрожью

Пагубно окрашенных ресниц!

Резко, осторожно и смятенно

Оглянулась молодость твоя,

Одарив улыбкою мгновений,

Растворяясь средь небытия…

С у деб всех неузнанная прелесть –

Все слилось, в одной судьбе сплелось:

Превратилось в еле слышный шелест

Умерших, иссеченных волос.

О моя последняя удача.

Кто теперь меня разубедит?

Эта дружба, ничего не знача,

Прорастет сквозь камень серых плит.

И Пусть придет отчаянья не знавший

К тем местам, что знали ты и я –

Где стоят два дерева, обнявшись,

Над мерцаньем черного ручья.

Декабрь-август 1985-86

Эдельвейс

Где ледники седые начинаются,

Там, где земля коснулась облаков –

Может, звезда над пропастью качается,

Может быть – самый смелый из цветков.

Кем-то давно история рассказана:

Парень в горах девчонку полюбил,

И за цветком, достойным феи сказочной,

Он, не прощаясь, в горы уходил…

Горы дрожат от дерзостного вызова,

«Этот наглец, должно быть, хочет в ад!

Эй, камнепад, давай скорее вниз его!

Эй, снегопад, гони его назад!»

…Руки о лед истерты окончательно,

А он твердит, «нет, я не упаду!

Фея моя получит обязательно

Белый цветок, похожий на звезду!»

Полз по камням на самоистязание,

Только в мозгу стучало, как в бреду:

«Фея… моя… получит обязательно

Белый цветок… похожий на звезду»…

Выдохнул все – и выиграл сражение,

Снежный цветок уже в его руках!..

Только – одно неловкое движение,

Только – в глазах кружение слегка…

Фея живет в обычном сельском домике,

Фее давно уде за шестьдесят;

Кто-то один из тысячи поклонников

Ей подарил детишек и внучат.

Но отчего-то счастье – как украдено.

И камнепад грохочет, словно смех:

Где-то в горах лежит еще ненайденный

- тот, кто любил ее сильнее всех!!!

Некому выть и звать его покойником,

Да и зачем, когда назвать нельзя?

Звезды-цветы и гордые и стройные –

Смотрят в его истлевшие глаза.

Знаю, что жизнь – конечно, не пирожное,

Знаю – не всем достанутся цветки.

Я никогда не верил в невозможное,

Только росу роняют лепестки.

…Где ледники седые начинаются,

Там, где земля коснулась облаков –

Может – звезда над пропастью качается

Может быть – самый смелый из цветков.

Март 1984

Поклон Польше

…Передаю тебе поклон

И поцелуй горячий

От всех, кто там в тебя влюблен

Тоскливо и незряче;

От всех, кто на земле иной

Под грузом лет согнётся –

И тех, кто вскоре, вслед за мной,

Опять к тебе вернется…

Так, не стыдясь и не таясь,

Узрев тебя живую,

Целую снег, асфальт и грязь,

Песок и мостовую;

Кресты целую и цветы,

И вешние деревья,

Целую реки и мосты,

Леса, поля, деревни!

Любовь во мне одержит верх,

Как новое рожденье –

Кому-то смех, кому-то – грех,

Кому-то – наважденье;

А я бы в жизни этой всей,

Когда б ее хватало,

Всех дочерей и сыновей

Твоих поцеловала.

Апрель 1992, Жихлин

Сон активиста МГОЛС [VIII]

…Ошейник сбросив строгий,

Намордник, иже с ним,

Толпой идут бульдоги

Асфальтом городским.

Сопят, идут вплотную,

Упрямо топоча,

И песню боевую

Ведут они, рыча:

«Мы в клуб идем, в правленье –

Отмстить к плечу плечом:

Над нами вырожденье

Дамокловым мечом!»

«Овчаркам лучше вдвое

На службе розыскной;

Но ДОСААФ – иное,

А этот – племенной!»

«Здесь правит некто Клёвый,

Скрыв дырочки зрачков

Под тридцатирублевый

Аквариум очков».

«За приз – гони монету,

На вязку – прейскурант;

На вымпел денег нету –

Вяжи на шею бант!»

«Заслужат даже бревна

Медалей золотых –

В хозяйской родословной

Два эксперта блатных!»

«И селекционеры

Безоблачны вполне –

Мутанты и химеры

Не падают в цене!»

«Получат борзо-лаек и

И лисо-медвежат –

Нашлось бы у хозяек

Достаточно деньжат!»

«Идем душить безумных

Владельцев кошельков,

Пока они беззубых

Не вывели щенков!»

«Вперед, вперед, бульдоги –

Нам не поможет бог!

Да что уж там о боле,

Когда он сам… бульдог.»

Смерть поэта

(по прочтении поэмы К.Кибирова «Выход»)

«Цинизм – параша,

Цинизм – парша»

(У.Евтушенко)

Погиб поэт – невольник секса,

Пал, оклеветанный собой,

Безумной жаждою протекций

Усугубляя перепой.

Не вынес этики запрета

Младой блистательный пиит:

Громил все обольщенья света

Мечом цинизма, и… забыт.

И эпилогов возлиянья,

Ценителей искусства хор

И райских яблок смакованье

Забыты, как обычный вздор.

Не вас ли прежде восхищали

Полупечатные листы?

Не вы ли прежде в нем признали

Мессию честной простоты?

Заслуг погибшего поэта

И я не стану отрицать:

Он первым спел про дверь клозета

и про скрипучую кровать;

Писал богато, сочно, метко

О писсуарах и биде,

О прегрешениях соседки,

О трудных буднях КВД[IX].

Фольклор используя уместно,

Как патанатом, был он смел:

Феминизации в отместку

Он матом мужество воспел.

Талант был ярок, ум был тонок,

В нудизме истину нашел…

Но был средь критиков ребенок

И крикнул: «А король-то гол!»

Никто

Ночь в окне – словно древнее море,

Где плескалась богиня Лет о –

Белой рябью играет на шторе…

«Кто звонил тебе?» - «Мама, никто.»

Над кровавым стилетом заката

Белый луч серебриться в дыму;

Завтра утром, не веря в утрату,

Буду снова звонить Никому.

Темно-синей буранной Москвою

В запорошенных снегом пальто

Сквозь судьбу пробираются двое,

Называя друг друга «Никто».

Чт о внезапное, как извещенье,

Мне велит, неизвестно к чему,

Никого умолять о прощенье,

Лучшей доли просить Никому?

Пусть и не был ни братом, ни другом,

Не грозился, не льстил, не молил –

Неразлучным и солнечным лугом

Ляжет небо у наших могил.

Сентябрь 1989

Капля

Подчиняясь Суперэго,

Я иду на компромисс:

Падать кругом, падать снегом,

А не так, чтоб ровно вниз!

Чтоб истаять тонким прахом,

Чуть коснувшись мостовых,

Без отчаянья и страха –

К неживому из живых.

Я лечу во тьме, качаясь,

Над бесцельностью земной,

Равномерно излучаясь

Предпоследней белизной;

И сквозь матовые волны

Различаю без труда,

Как следит за мной безмолвно

Неподвижная звезда.

31 марта 1989

Прозелит

Беспечны или отважны, смелей беззубых щенят

Они притронулись к жажде, которой им не велят.

Зачем они так красивы?

Как острый удар – их взор,

Но мы, которые живы, на них не смотрим в упор:

У них неуютны лица, заносчив рисунок губ.

Они не сумели влиться в гармонию медных труб.

…Не ведаю, от кого мне, наверное – такая кровь,

О них никогда не вспомнят,

Но их повторяют вновь.

Слова откровенной клятвы –

Как будто горчит вода:

«Я не приду обратно, милые, никогда».

Ноябрь 1987 – сентябрь 1989

Однажды

Есть для вечности время, когда

Надо кануть, чтоб выжить к утру:

Иногда это стоит труда, -

А очнувшись, я трезво умру.

Время есть, чтобы вышло назло

То, чему невозможно помочь…

Но еще, чтобы веткой в стекло

Колотила осенняя ночь.

Оставаясь вдвоем с тишиной,

Дробный стук нестерпимо суров:

Кто-то часто приходит за мной –

И однажды я выйду на зов.

Октябрь 1989

***

Под крылом небосвода грубой правды не скрыть:

Мы больны без исхода жгучей жаждою быть!

Уязвимы, но св е тлы мы в служеньи костру:

Наши вены – как ветви на весеннем ветру;

Наши лучшие струны запевают о том,

Что останемся юны и сейчас, и потом;

Что галактики млечной нам подвластен язык…

И касается вечность нас бессмертьем на миг.

Март-июль 1989

День

Вот день, достойный пробужденья,

Исчезновенья и рожденья.

Он властно, жадно оживет;

И мысль его не назовет

Сторонним словом «наважденье».

В нем есть и тысячи, и сотни

Дней прежних, что его бесплотней…

Я существую днем одним,

Я становлюсь ему сродни –

Все крепче, мягче и свободней.

Возьми оттенок углубленный

Зари зеленой, просветленной;

Слезу и снег в нее добавь –

Сольются остро сон и явь

В одной улыбке отдаленной!

Мне боль близка, сомненье сладко;

И нет ненужного осадка

Ни в этом, ни в грядущем дне:

Покуда небо есть во мне –

Земле я верен без остатка.

Июнь 1989

Заземление зада (басня)

Однажды некий Зад зазнался:

Мечтой зардевшись, оторвался –

И в зыбь небесную уплыл.

Как дирижабль, перехватили

Его – и грубо заземлили…

В том был урок?

Возможно был.

…………………..

О слушатель, который рядом!

Взгляни из точки нулевой:

Кем лучше быть – крылатым задом,

Иль отсеченной головой?

Зимний сон

Спроси меня – я помню, в чем очарованье мутных зим:

Коснуться свитера плечом, когда озноб невыносим.

Уходит небо под откос,

Сквозная мгла глядится в нас –

Волною облачных волос, оцепененьем влажных глаз.

Кружится снежный ангидрид,

Как будто струи за веслом –

И ярко изморозь горит, скрывая профиль за стеклом,

Покинут сон, обманут быт –

Открытый купол надо мной!

И город зубчатый размыт полупрозрачной пеленой.

Пусть неизменна будет страсть

К тебе, о первый день весны…

Но спящим нравиться пропасть

В просторах сумрачной страны.

26 июня 1989

Мы далеки

Мы далеки от идеала йоги:

Терзает совесть наш смятенный сон –

И слава богу, что еще не боги,

И слава черту, что уже не он.

Я обниму тебя одной рукою,

Другой рукою в небо укажу –

Оно плывет неспешною рекою

Не снисходя к шестому этажу;

Лишь времена проходят не бесстрастно,

Помогут нам, поймут, чего хотим:

Чтоб ты, земля, чтоб ты была прекрасна

Твоим, эфир, дыханием твоим.

26 сентября 1989

***

Будут ноги, как ветры, будут зубы, как нож,

А еще будет ЭТО, как внезапная дрожь:

В кольцах тёмного мёда

Виден космос иной, где играет свобода

Самоцветной волной.

Не предашь, не сморочишь

И не купишь за рупь

Эти лунные ночи, уходящие вглубь.

Будет счастье – нестойко,

Будет ложь – на века,

А запомнятся только два собачьих зрачка.

Сентябрь 1989

Порок сердца

Вервием на шее, змеями Аида

Грянут в сумасшедшей пляске – каротиды!

Звоном и рыданьем, шелестом и стоном –

Синосоидальным инфра-унисоном;

Детскою скакалкой, волнами лавины,

Качкой катафалка, всплеском героина!

…Поднесу, не веря, зеркало к лицу я;

Это не артерии – женщины танцуют:

Кудри эфемерны, руки в небо взвиты,

И глаза безмерны, как моря обиды.

Январь 1990

Больная женщина

«…всегда женщин – красивых и больных». (И.Грабарь о картинах М.Врубеля)

Зубы искрошились и черны; бледное лицо от пота липко…

А ещё – спокойная улыбка, мирное приветствие весны.

Звонкий голос сорван и спален;

Выпали и брови, и ресницы…

А ещё – осанка, словно сон,

Словно взлет небесной колесницы.

Хрупкая и ржавая трава – тусклые, безжизненные пряди…

А ещё – так бережны слова

Слова недосказанного ради.

Веки, отекающие в ночь; зябкие, лиловые ладони…

А ещё – чего не превозмочь:

То, чего и смерть уже не тронет.

1 сентября 1989

Двенадцатилетнему

Он погиб с мечтательным лицом,

Растворённый пламенным кольцом –

Будто тень оставил огнемёт,

Оборвав расплавленный полёт.

А в тоннеле, возле тупика,

Бились чаек белые крыла;

Жизнь была волшебно коротка,

Темноты улыбкою была.

Плещет рябь июльских тополей,

Слёзы гроз и голубиный гул –

За железной дверью, на земле,

На Земле, с которой он шагнул.

Завтра влажных ирисов нарву

И расслышу, словно наяву:

«Прилетай ко мне в двенадцать лет –

В этом лете смерти просто нет.»

Июнь 1989

Курильщик

Прикрыв ладонью огонек,

Стоит неловко, виновато,

Упрямей кремня и булата

Встречая горечью упрек.

Так жизнь ползет под звездный смех,

Срываясь в пропасть мирозданья…

О пусть хотя б одно желанье,

Одно - взамен ушедших всех!

Сентябрь 1989

К пламени

В лучшем своем мы похожи с тобой,

Непобедимая слабость огня;

Так же мы рвемся к звезде голубой,

Самую гордую сущность храня!

Пусть мне прозренье грозит слепотой,

Глаз восхищенных с тебя не сведу –

Гневной свободой меня удостой

В узких стенах, в бездыханном аду!

Каждым порывом во тьму излучай

Неизгладимый и смелый раскол;

Деепричастие – смерть и печаль,

Жизнь – это главный и острый глагол!

5 января 1988

***

- О, Психея! Запомнись весенней,

Не смиренной – безудержно-строгой:

Ты пыталась согреться в геенне

Перед дальней холодной дорогой.

Там, где лезвие сводит испугом,

Где визжат тормоза над кюветом –

Ты идешь отцветающим лугом,

Опьяненная солнечным светом.

Февраль 1988

***

Невыразимо хорошие, лучшего не искавшие, -

Простите мне, если сможете,

Счастье,

Большее вашего!

В сизой дымке предутренней

Арфа грянула струнами,

Счастье делает мудрыми,

Ибо делает юными!

Яростно и таинственно,

Отрешенно и чувственно,

Это счастье – убийственно,

Это счастье – кощунственно!

Смяты щедростью редкою

Время и расстояние;

За смертельной отметкою

Нет следа покаяния;

Простить спешите поэтому

Взлетевшему и упавшему

Иное счастье поэтово –

Счастье, большее вашего!

Снежинка

По хмурому небу металла, метала –

Искала твой след на любимой земле;

Продрогла, устала – и к вечеру стала

Немою снежинкой на черном стекле.

В морозные окна смотрю восхищенно,

Струится знакомый малиновый свет…

Ждала тебя сердцем, в терпеньи сожжённым

Как жизни ждут мертвые тысячи лет.

Воздушная тьма, как ей скучно, как нужно,

Чтоб падали с неба в венцах голубых

Снежинки – крылатые легкие души

Всех умерших прежде и ныне живых.

А полночь черна, как провалы забвенья,

И бредит холодною кровью зари;

О, дай же увидеть тебя на мгновенье!

Последнюю радость на миг подари!

Да здравствует ветра ночного свобода

(Один его вздох – и не станет меня)

Желаю тебе в полночь Нового Года

Счастливого века! Счастливого дня!

28 декабря 1985

***

Памяти Я.Мальчевского, польского художника

Конь промчится, деревья склонятся,

Луч – погаснет, мудрец – изречет;

Только я не умею меняться,

Потеряв повторениям счет.

Только я ничего не успею,

Что страдать, ничему не учась –

С песней в горле, с петлею на шее

Я встречаю святое Сейчас!

Ничего нет нежней и бесследней

Дня, который так слеп и жесток,

Словно первый и словно последний

Из криницы бессмертья глоток.

16 июня 1994

***

На шквальный огонь камнепада

Выводит лихая стезя –

А может быть, все-таки надо?

А может быть, все-таки льзя?

Все-все растранжирить до грана –

И лишь за границами слов

Оставить мотив для органа

С припевом для колоколов.

8 июня 1994

***

Жду все нелепей,

В горести ст о я –

Встретимся в небе

В вечном покое.

Мир добрым не был,

Значит – так надо.

Ты – мое небо,

Значит – не рядом.

Птице не р о вня

Рыба на суше…

Молвил церковник:

Встретятся д у ши.

Но не умерить

Скорбь эту злую! –

В призрачной сфере

Нет поцелуя.

Октябрь 1990

***

Нам ад только кажется вечным –

Вот так же, как здесь, на земле:

Рассвет затянувшийся млечный,

И стылое тело в петле;

Как в черных проемах оконных –

Сутулость измученных плеч;

И как в пассажирских вагонах –

Глаза незнакомцев, и речь…

И дней круговая порука,

И ложь – от седых к молодым;

И эта похмельная мука

Прощания с домом родным!..

…Нам кажется, будто мы смертны –

А все же никто не умрет.

- Поскольку Господь милосердный

У нищих гроши не берёт.

7 октября 1994

***

О нарастающая тишина,

Когда устанешь мне ночами сниться!

Свободней воздуха, пьяней вина

Открыта беженцам твоя граница.

Мотор автобуса поет шмелем,

В окне сужается дороги невод –

Посады, выселки, последний дом,

А дальше просто тишина под небом.

В дождливых сумерках молчит весна -

Едва разбужена, едва одета…

О нарастающая тишина,

Предел отчаянья, предвестник света!

Март 1991 – февраль 1992

Отдых

Плыл я по м о рю, где не было дна,

Не было дня и не брезжил восток;

Парус был тонок, а ветер – жесток,

Лодку на берег швырнула волна…

Помню мерцанье воды на мел и,

Первого воздуха полный глоток –

Тело, душа, неостывший песок,

Раннее солнце в ладонях Земли.

Февраль 1988

***

Нестерпимое горе мое

Ураганом настигло в дороге…

Умереть на любимом пороге –

Нестерпимое горе мое.

Нестерпимое горе мое –

Невозможного счастья изнанка.

Ты – наркотик, а я – наркоманка,

Нестерпимое горе мое!

Нестерпимое горе мое,

Я тебе, словно музыка, внемлю,

И, упав на осеннюю Землю,

Обниму безрассудно ее.

Нестерпимое горе мое,

Только песня от смерти спасает

И, погибнув, душа воскресает,

Рвется в бой – и ломает копье!

Sony of a Suicide

Жизнь не стоит того, чтобы к ней возвращаться:

Этот шумный, заплеванный, скучный вокзал

Существует затем, чтоб встречать и прощаться,

И постигнуть лишь то, что никто не сказал

Пассажиры распродали все, что сумели:

И любовь, и талант, и свободу, и честь,

Оставляя лежащим в гранитной постели

Беззащитную месть – сумасшедшую месть!

Что же в мире и солнца, и времени мало?

Что так тяжко гудит сердце – колокол мой?

- Пусть же крылья расправит цветок черноалый,

Чтоб сиять запрещенной своей красотой!

…В рыжих кольцах придет мой сиреневый вечер

(Я ведь ждал его днем, я ведь звал его днем) –

И обнимет звенящие легкие плечи,

И заставит дышать поднебесным огнем.

И горячим глазам начинают казаться

Непонятные лица – родней и родней…

Жизнь не стоит того, чтобы к ней возвращаться,

Но достойна того, чтобы плакать о ней.

29 января 1989

Марта

«Последний представитель этого вида… умер в городе Цинциннати в сентябре 1914 года» И.Акимушкин, «Мир животных»

Круги восьмерки г о лы.

Мне страшен этот праздник;

Так звался дикий голубь,

Последний голубь-странник.

Так небеса дрожали

От всплеска крыльев светлых,

И стаи раздражали

Бессмысленно оседлых.

И огнестрельным светом

Сверкнул вопрос бесслезный:

Куда свинцовым ветром

Всех нас уносят вёсны?

…Не выучась у смерти,

Летели, словно строки,

Доверчивые дети

Неведомой дороги;

И что со мной, быть может,

Расстался мой избранник –

Простительно ничтожный,

Чем мертвый голубь-странник.

7 марта 1988

Улитка

Величаво летящий сквозь волны моллюск, –

Беззащитность, мечта и свобода, –

Удаляется прочь от невидимых уз

Гибким телом прозрачнее меда.

Сквозь отчаянья толщу струится напев

Слабым пульсом блуждающих нитей,

Плавным воском движение запечатлев

В нестихающем ритме событий.

Свет доверчивой нежности – замкнут и скрыт;

С каждым новым витком от рожденья

Грубый панцирь от боли и смерти хранит

Тайну созданных для наслажденья.

Гармонический конус на дно упадет,

Прекратятся блаженство и пытка;

И тогда над озерами солнце взойдет –

Золотая большая улитка.

Май 1989

Посвящение № (шутка)

Я сказал, что солнце близко,

Небо низкое – бездонно;

Я, расстрелянный из диска

Автомата-таксофона.

Милый мир, ты слишком хрупкий!

Я молю тебя тревожно:

Две царапины на трубке

Крепче помнить невозможно!

…Моросит. Мяучит кошка.

В клочья ветром небо смято.

Я повесился на рожках

Таксофона-автомата.

Июль 1987

Морг

В Кремле на площади Соборной

Открылся главный морг страны.

Его фасад, как стебель сорный,

Пророс средь пыльной старины.

Сам президент России Ельцин

Разрезал ленту у крыльца.

И вот уж местные умельцы

Несут во гробе мертвеца.

Несут, везут на катафалках

Гробы, мешки, тюки, кули.

А две машины при мигалках

В пакетах трупы привезли.

Короче, так пошла работа –

Забили в морге все места.

Последним за ноги кого-то

П