Коммунисты: между принципиальной оппозицией и полуоппозицией

Организационное и идеологическое развитие КПРФ весьма подробно описано в литературе [см. Ермаков и др. 1993; Голосов 1999; Urban, Solovei 1997; Sakwa 1998; Flikke 1999; March 2002]. Поэтому я ограничусь здесь обсуждением ее траектории на концептуальной карте оппозиции. Эта траектория может быть представлена как зигзагообразная - от нелояльной оппозиции (в период запрета КПСС в 1991 - 1992 гг.) через двусмысленную полулояльность в силовом конфликте сентября-октября 1993 г., к последующей лояльной оппозиции на выборах и в парламенте (при сохранении элементов полулояльности, по крайней мере - на уровне риторики). Идеологически партия претендовала на монополию в левонационалистическом секторе политического рынка, не отличаясь при этом последовательностью в выборе программных установок и включая в себя различные течения, конкурировавшие между собой.

Воздействие институциональных факторов на политическую стратегию КПРФ носило разнонаправленный характер. Нуждаясь в максимальной мобилизации активистов и сторонников не только для обретения полноты власти, но и для сохранения доминирующего положения на политическом рынке, да и собственного организационного единства, партия предпринимала максимум усилий, чтобы презентовать себя как "настоящую" оппозицию. Именно на это были направлены такие акции, как денонсация Беловежских соглашений в 1996 г. и попытка импичмента Президента России в 1999 г., не говоря уже об активном участии в избирательных кампаниях различного уровня, включая президентские [Urban, Solovei 1997: 147 - 178; March 2002: 168 - 204]. Но коммунисты были неспособны добиться победы на президентских выборах - как из-за жесткого (вплоть до угрозы государственного переворота) противодействия со стороны правящей группы, так и вследствие отпугивавшего значительную часть избирателей радикализма самой КПРФ [см., напр. McFaul 2001: 289 - 304]. В результате их шансы на достижение успеха с помощью стратегии "протеста" становились все более призрачными. Неудивительно, что в августе 1996 г. лидеры КПРФ взяли курс на "врастание во власть". Делегируя своих представителей в правительство и региональные администрации и вступая в "торг" с правящей группой по ряду вопросов текущей политики [Шевцова 1999; Согрин 2001], КПРФ пыталась найти баланс между полюсами принципиальной оппозиции и полуоппозиции [March 2002: 232 - 240].

Но то, что внешне выглядело попыткой синтеза стратегий "протеста" и "ухода", на деле было, скорее, отказом от выбора стратегии во имя сохранения статус-кво как внутри, так и вне КПРФ. Используя терминологию последователей Хиршмана, можно сказать, что коммунисты "по умолчанию" шли по пути "ничегонеделания" (neglect) [Dowding et al. 2000: 480 - 481], систематически уклоняясь от принятия решений, менявших сложившееся положение вещей. Так было и с несостоявшейся попыткой вынесения Думой вотума недоверия кабинету В. Черномырдина (осень 1997 г.), и с утверждением под давлением Кремля С. Кириенко на посту премьер-министра (апрель 1998 г.), и с провалом голосования по началу процедуры импичмента Президента (май 1999 г.). На удержание завоеванных ранее позиций [Черняховский 2000], т.е. сохранение статус-кво, была нацелена и парламентская кампания КПРФ в 1999 г.

Тактически эти шаги (вернее, отсутствие таковых) приносили КПРФ определенные дивиденды, однако стратегически они вели к поражению. После выборов 1999 г., когда коммунисты, набрав 24,3% голосов (против 22,2% в 1995 г.), лишились статуса ведущей партии в парламенте, "ничегонеделание" оказалось уже невозможным. На первых порах КПРФ пыталась претендовать на роль младшего партнера правящей группы, заключив с фракцией "Единство" соглашение о разделе думских постов и сохранив за собой пост председателя Думы. Следствием подобной тактики стало ослабление потенциала оппозиции. Хотя по отдельным вопросам (например, утверждение обновленного советского гимна в качестве российского национального символа) позиция КПРФ имела значение, в целом в Думе сложилось некоммунистическое конституционное большинство, а "партия власти" и ее союзники располагали более чем половиной мандатов [Шейнис 2000: 47; Remington 2003: 46 - 47]. Поскольку все значимые решения в Думе могли быть приняты без участия коммунистов, последние утратили функции "группы вето" [Шейнис 2000: 49], и их роль в парламенте свелась к сугубо "косметической" [March 2002: 240 - 244]. Когда же КПРФ попробовала вернуться к стратегии "протеста", выступив против ряда правительственных законопроектов, последовало наказание: весной 2002 г. "Единая Россия" инициировала передел постов в Думе, добившись смещения коммунистов с постов председателей парламентских комитетов. Некоторые из коммунистических лидеров, включая председателя Думы Г. Селезнева, демонстрировавшие полную лояльность правящей группе, были исключены из партии [Remington 2003: 50 - 52]. При этом, как свидетельствуют итоги региональных выборов, после 2000 г. заметно снизился и мобилизационный потенциал КПРФ [Туровский 2002; Golosov 2004].

Разгром коммунистов в ходе электорального цикла 2003 - 2004 гг. был логическим завершением описанных выше процессов. Во время думских выборов КПРФ стала главной "мишенью" Кремля. Против нее были применены самые разнообразные средства - от выдвижения альтернативных избирательных списков, призванных расколоть электорат партии (наиболее успешным из них оказалась "Родина", набравшая 9% голосов), до негативной кампании в СМИ и давления на сочувствовавших компартии губернаторов и представителей бизнеса. Сама же КПРФ следовала прежней стратегии "ничегонеделания", сохранив почти неизменными свои идеологические установки и организационную структуру. Итоги голосования - 12,6% голосов и 52 думских мандата - окончательно лишили ее статуса ведущей оппозиционной партии. Последующие события - выдвижение на президентских выборах 2004 г. кандидатуры Н. Харитонова, конфликт вокруг исключения из партии бывшего вице-спикера Думы Г. Семигина и смещение с партийных постов его сторонников - не только не привели к смене лидерства в КПРФ, но на деле лишь укрепили статус-кво внутри партии [Попов 2004]. И хотя на местах ячейки КПРФ зачастую остаются единственным "субститутом" гражданского общества [Kurilla 2002], партия, по сути, лишена перспектив "протеста". Более того, курс правящей группы на вытеснение КПРФ с электоральной арены подталкивает коммунистов к стратегии "ухода", что обрекает ее на существование в качестве малой, если не маргинальной партии.

стр. Почему стратегия коммунистов в 1996 - 1999 гг. оказалась столь провальной? Возможно, дело в ошибках самой КПРФ - в частности, в расчете на то, что в условиях перманентных политических и экономических кризисов она может прийти к власти чуть ли не автоматически, а затем - в попытке стать младшим партнером новой правящей группы (вспомним, как в ходе кампании 1999 г. обсуждался вопрос о потенциальных договоренностях между КПРФ и лидерами блока "Отечество - Вся Россия"). Но, скорее, причина в тех ограничениях, которые накладывали на партию политические институты, с одной стороны, и элитная структура - с другой. При заведомой невозможности победы КПРФ на президентских выборах институты стимулировали ее эволюцию в направлении "полуоппозиции" [McFaul 2001: 360 - 362], тогда как "идеократическая" консолидация элит после 2000 г., напротив, подталкивала компартию в сторону принципиальной оппозиции (лишенной каких-либо шансов на успех). Смогут ли коммунисты справиться с этими проблемами, покажет будущее.

ЛИБЕРАЛЫ: ПОЛУОППОЗИЦИЯ

Среди российских либералов - сторонников свободного рынка и минимального государства ключевые позиции, как идейные, так и организационные, занимала группа экономистов ("клан Чубайса") [Wedel 1998: 121 - 158], еще в 1990 г. предложивших правительству Горбачева широкую программу авторитарных рыночных реформ [Жестким курсом 1990]. Однако, когда осенью 1991 г. либералы получили узловые посты в правительстве Ельцина, тщетность надежд на реализацию этой программы была уже очевидной (в связи с коллапсом КПСС и Советского Союза, а также резким ослаблением административного потенциала государства). Поэтому реформы Гайдара имели совершенно иную направленность. Анализ их результатов не входит в задачи данной работы; стоит лишь отметить, что сама логика преобразований потребовала от либералов сменить статус экспертов на статус политиков. Созданный ими в преддверии думской кампании 1993 г. блок "Выбор России", совмещавший либеральную идеологию с претензией на роль "партии власти", унаследовал часть организационных ресурсов демократического движения. Вскоре после довольно неудачного выступления на выборах [см. McFaul 1998] и утраты ряда правительственных постов блок был преобразован в партию "Демократический выбор России" (ДВР).

ДВР представлял собой типичную полуоппозицию, сочетая умеренную критику отдельных аспектов правительственного курса (например, войну в Чечне) с безоговорочной поддержкой Кремля по наиболее важным вопросам и сохранением за своими представителями (в частности, А. Чубайсом) значимых властных постов. В неблагоприятном социально-экономическом контексте середины 1990-х годов подобная стратегия не сулила сколько-нибудь серьезных дивидендов, зато издержки оказались весьма существенными. Не имея возможности влиять на состав правящей группы и лишь отчасти определяя ее политический курс, либералы были вынуждены нести ответственность за все неудачи правительства. Неудивительно, что их массовая поддержка оставалась ограниченной. Окончательно мобилизационный потенциал либералов был подорван в годы первой Чеченской войны. Их влияние в "коридорах власти" ослабло, и из партии и ее думской фракции началось стремительное дезертирство политиков. Претензии ДВР на доминирование в либеральном лагере и попытка "недружественного поглощения" "Яблока" навлекли на партию резкую критику [см., напр. Явлинский 1995]. В итоге на думских выборах 1995 г. партия потерпела сокрушительное поражение и, казалось, выбыла из "высшей лиги" российской политики.

И все же это поражение не привело либералов к полному краху. Активное участие в пестрой проельцинской коалиции на президентских выборах 1996 г., а также контроль над рядом правительственных постов в 1997 - 1998 гг. позволили им восстановить свой статус реформистского крыла правящей группы. В условиях фрагментации российской элиты и борьбы клик в окружении Ельцина этот статус зависел от патронажно-клиентельных связей и доступа к финансовым ресурсам, в т.ч. поступающим из-за рубежа [подробнее см., напр. Wedel 1998; Freeland 2000]. После финансового кризиса 1998 г., вина за который была возложена на либералов, их шансы на политическое выживание вновь стали выглядеть призрачными. В этой ситуации либералы сумели проявить организационную сплоченность и сформировать новую коалицию [Щербак 2002], выступившую на выборах 1999 г, как "Союз правых сил". Контекст этих выборов оказался для них более благоприятным. Либералы практически полностью солидаризовались с курсом В. Путина, включая военную кампанию в Чечне, и благодаря активной поддержке со стороны Кремля и федеральных телеканалов завоевали 8,5% голосов и 32 думских мандата, одержав принципиальную победу над конкурентами из "Яблока" [Зудин 2000: 180 - 185]. Вскоре после выборов СПС был преобразован в партию, обретя, хотя и не без проблем, единую организационную структуру.

В Думе третьего созыва СПС выступал в роли полу оппозиции. Однако его положение было куда менее выигрышным, чем у ДВР в 1994 - 1995 гг.: новая правящая группа лишь тактически нуждалась в союзе с либералами, и влияние последних оказалось весьма ограниченным [Зудин 2000: 192 - 195; Shevtsova 2003: 50 - 52]. Хотя СПС после некоторых колебаний поддержал Путина на президентских выборах 2000 г., лишь немногие его представители были вознаграждены правительственными постами, да и те (подобно бывшему премьеру С. Кириенко, который стал полпредом Президента в Приволжском округе) вскоре дистанцировались от бывших соратников по партии. Идейные союзники правых в правительстве (например, министр финансов А. Кудрин) все больше склонялись в пользу "Единой России". Хотя точка зрения либералов по наиболее важным вопросам далеко не всегда совпадала с мнением правящей группы [Remington 2003: 50 - 51], критике с их стороны подвергались лишь отдельные аспекты правительственного курса (в частности, военная реформа). При этом СПС с одобрением принял многие антидемократические шаги Кремля, в т.ч. силовую смену руководства НТВ и запрет на проведение референдумов в предвыборный период. Но лояльность Кремлю и благоприятный социально-экономический контекст принесли СПС не столь уж большие дивиденды - львиная их доля досталась "партии власти".

В 2001 - 2002 гг. СПС (как ранее ВР-ДВР) предпринял несколько попыток "задушить в объятиях" демократов из "Яблока" [Щербак 2002]. Та же стратегия превалировала и на парламентских выборах 2003 г., когда либералы вели борьбу не столько за голоса избирателей, сколько за устранение "яблочных" конкурентов (впрочем, последние отвечали им тем же, что подрывало позиции обоих участников конфликта). Негативно отразилась на СПС и атака Кремля на крупный бизнес, предпринятая в ходе кампании. Сочетание всех этих факторов привело к тому, что электоральные показатели СПС оказались почти такими же, как у ДВР в 1995 г.

Неутешительные для партии результаты выборов незамедлительно повлекли за собой и ее организационный коллапс. Часть партийных активистов заявила о своей оппозиции курсу Кремля, тогда как возглавляемое А. Чубайсом крыло осталось лояльным правящей группе. Будучи не в состоянии выработать единое отношение к президентским выборам 2004 г., СПС предоставил своим сторонникам свободу рук при голосовании. Подавшая в отставку сопредседатель СПС И. Хакамада неудачно баллотировалась как независимый кандидат, после чего объявила о создании собственной партии "Свободная Россия". Трудно сказать, сохранится ли СПС в нынешнем виде либо будет преобразован в организационном и/или идейном отношении, но можно утверждать, что его стратегия полуоппозиции потерпела неудачу.

Парадоксальным образом либералы оказались жертвами успеха тех самых реформ, за которые ратовали в начале 1990-х годов. Возрождение в стране интегрированной элиты и доминирующей партии действительно создало предпосылки для успешного проведения рыночных преобразований. Проблема состояла в том, что в условиях недемократического режима Кремлю (как и в советский период) требовались не политически автономные, хотя бы частично, младшие партнеры, а лишь технические исполнители. В противовес фрагментированной элите 1990-х годов, консолидирующаяся идеократическая элита 2000-х в полуоппозиции уже не нуждалась. Вероятно, именно это имел в виду заместитель главы президентской администрации В. Сурков, когда в ночь после выборов 7 декабря 2003 г. заявил об исчерпанности исторической миссии либералов и демократов. Так или иначе, можно ожидать, что отсутствие монолитности в правящей группе в перспективе будет вызывать к жизни новые версии полуоппозиции, которые, скорее всего, будут иметь тот же успех.