Часть 5. В глубине каждого сознания вьётся чёрная спираль безумия.

Как проход в логово какой-то манящей твари, где она прячет свои сокровища, сам воздух вокруг расступается, открывая в глубине подвала темноту и едва видный свет. Как последнее дыхание умирающего алкоголика вырываются из провала жаркие ветра и наполняют дрожащий воздух вонью. По другую сторону врат мерцают пустоши Малфеаса, зловонная свалка потерянных душ. В свете зелёных огней этот пейзаж движется и ворочается. Он реальный. Он живой.

Это уже слишком.

Представьте себе, что самая огромная и вонючая сточная крыса навалила кучу в кухонный блендер и заставила вас выпить получившийся коктейль. Вот так себя чувствует Шон, когда Малфеас распахивает перед ним врата.

Этого Шон не выносит.

Свечи теперь горят зелёным пламенем, и воздух подвала наполняется чадящим болезненным дымом. Шон падает на колени, зажмурившись, и его желудок исторгает из себя всё, что в нём когда-либо было: выпивку, желчь и ошмётки еды.

Но Шону еще повезло.

Райана не тошнит, и у него нет ни причин, ни сил отворачиваться от разлома.

Он видит всё, что находится по ту сторону. И эти образы глубоко врезаются в его разум.

Медленно, один за одним, невидимые замочки в его голове поворачиваются и запирают эти воспоминания в глубине его психики, спасая его от сумасшествия. И в то же время внутри него поднимается что-то ещё. Древний дар, переданный по наследству, пока не проявляется, но он всегда был с ним.

Сейчас же мальчик просто сидит и смотрит в Малфеас, пока его отец стоит на коленях и блюёт.

Наконец у Шона заканчивается даже желчь, он падает в лужу и начинает плакать. По его коже пробегают мурашки, и его начинает трясти. Он сворачивается в кулёк и всхлипывает. Его сны — ничто по сравнению с этим.

А Райан всё ещё смотрит за представлением, на панораму за вратами Малфеаса, и на шоу, устроенное его собственным отцом.

Шон чувствует на себе взгляд своего ребёнка. В нём поселяется смущение, затем глубокое отвращение и стыд. Ни один отец не должен вот так срываться перед своим ребёнком, и ни один ребёнок не должен видеть, как его отец валяется на полу, как какой-то алкаш в подворотне. С нахлынувшим отвращением к себе и вдруг вспыхнувшим гневом Шон приходит в себя и рывком поднимается с холодного пола.

– Хули ты пялишься, мелкий засранец, а?

Слова звучат тихо, и ревущий ветер Малфеаса почти заглушает их. «Я звучу так слабо, – думает Шон. – Не как отец. Как ребёнок». Он и выглядит как ребёнок, если подумать. Разве будет взрослый человек кататься по полу в луже своей рвоты и рыдать, как девчонка?

Отец Шона такого бы не потерпел.

Его рука вырывается вперед, шлёпает ребенка по лицу тыльной стороной ладони и отправляет щенка валяться на полу. Ему нравится вспышка боли в костяшках пальцев, как посвящение. Как подтверждение. Мужик не будет валяться на полу, как инвалид. Мужик действует!

Что-то невидимое смертному взору проползает змеёй сквозь портал и вьётся кольцами вокруг Райана и его отца, подпитывая ярость в их сердцах.

Шон стоит на трясущихся ногах, встряхивает плечами и вытирает рот. Всего лишь минутное помешательство. У всех бывают трудности, но настоящий мужик может с ними справиться. У его ног свечи горят холодным зелёным пламенем, освещая туман, как неоновые фонари. Он наклоняется и поднимает Красную Книгу, радуясь в душе, что его «минутное помешательство» не запачкало страницы. Несмотря ни на что, Шон улыбается. Если бы он мог видеть себя со стороны, он бы напомнил себе Пожирателя Детей. Своего предка. Родню.

Почему-то всё это кажется таким знакомым...Эта мысль быстро пробегает в сознании Шона, прячась где-то в глубине и ожидая своего часа. Всё так, как и должно быть.

Шон поворачивается к своему щенку, лежащему на полу. Поднимается над ним, как гора, бросая тень на его маленькую тощую фигуру. «Так легко будет бросить его туда, – думает он, – просто швырнуть его в портал и смотреть, как он катится в Ад. А что, классная идея!»

Внезапно захихикав, Шон наклоняется к своему сыну. 

Больше времени на сон. Больше времени на секс. Больше денег, которые пойдут на что-то кроме сломанных игрушек и одежды, из которой щенок вырастет за неделю…

Он должен бы узнать голос в своей голове.

Невидимый дух начинает свой танец в воздухе. В дыму возникают образы. Сворачиваются и фокусируются, и воплощаются в жизнь. Такие ясные фигуры, как призраки или галлюцинации. За спиной щенка призраки сплетаются и мерцают. «Чудовищные духи, – думает Шон, – Сны оживают».

Какого хера?..

Первой появляется женщина из сна, татуированная девка из Кил На Корр. Следом он видит воина, какого-то шотландского вождя, с отрезанными головами, висящими на поясе. Затем мускулистую девушку с кровью на руках, и воющего волка с окровавленными челюстями. Один за одним, они кружат в воздухе, затем сталкиваются и рассыпаются, превращаясь в другие, незнакомые видения.

«Я схожу с ума...»

Некоторые из них воины, некоторые — монстры, некоторые лечат, другие бредут через пепелище. Стоя и глядя на эту процессию, как под гипнозом, Шон ощущает кровную связь, что взывает к нему. Нет никаких явных намёков, но он чувствует странное сходство между проплывающими призраками и своим сыном.

И это сходство пугает его. Очень сильно.

«Мои предки? Наши предки? Что мы такое?»

За ним взывает Малфеас. Хор резких криков доносится из портала.

Щенок пытается отодвинуться прочь, но он слишком напуган. Зажатый со всех сторон призраками, своим безумным отцом и вратами Малфеаса, Райан просто съёживается на полу.

Это слишком. Это уже слишком.

Танцующий дух, когда-то Родич, теперь Бэйн, вдыхает ненависть в сердце Шона. Зелёный свет становится всё ярче. Ветер поднимается, все зловоннее. Руки Шона чешутся, ему хочется снова ударить щенка. Вышибить его мелкие мозги и сбросить труп во врата.

Вдруг в комнате появляется кто-то еще. Что-то еще проходит через двери. Что-то тихо рычит, как волк, и дышит гортанно и шумно.

Последний призрак наконец воплощается: огромный рычащий человек-волк. Чудовище с белым мехом, окровавленными когтями и слишком знакомым взглядом.

Райан?

Нет, не может быть!

Шон тянется к своему сыну.

За его спиной что-то движется…

Часть 6. «Отдай его мне!» Даже не слова, а рычание.

– Отдай его мне!

Слова похожи на рык, прорывающийся сквозь душный воздух подвала, как когти, раздирающие ветхую ткань.

Шон разворачивается, видит его и отшатывается, словно от удара.

Ох бля…

Древний прародитель. Призрак волка. Пожиратель Детей.

– Отдай мне щенка, – волкоподобная тварь ростом вдвое выше человека сгибается пополам в полумраке подвала и протягивает к Шону лапу с острыми когтями. За его спиной пламя Малфеаса отбрасывает зелёный свет на его грязный мех. Его глаза в сумраке горят адским огнём.

– Отдай его, – слова вырываются не из его пасти, а звучат прямо в голове. Они прожигают мысли Шона раскалённой бензопилой, оставляя лишь ошметки и прах, – Это чудовище, как и я. Убей его. Сейчас же.

Это подстава. Хоть Шон и пьян, но чувствует это. Если захочет, эта тварь может разорвать Шона на лоскуты, а затем прожевать его ребенка как жвачку. «Если он что-то требует, – неожиданно трезво думает он, – значит, только от меня зависит следующий шаг».

Отдать ему Райана. Его сына, чудовище.

Пересилив себя, Шон встаёт между вратами и сыном.

– Пошёл ты на хуй.

Он ждёт, что монстр выскочит из портала и превратит его в фарш своими огромными лапищами. Но вместо этого зверь смеётся, заходится лающим, грудным, оглушительным кашлем.

И вокруг вдруг нет никакого подвала. Шон теперь посреди пустошей Малфеаса, абсолютно голый, в когтях гигантского чудовищного волка. Где-то вдалеке он чувствует, как его колени встречают бетон, чувствует шок от удара и боль в ушибленных коленных чашечках. Но здесь он в когтях чудовища. Пожирателя Детей из его снов.

«Стало быть, это всего лишь ещё один сон,» – думает он, но в этот раз ему не так повезло.

– Оставь ублюдка себе, если хочешь, – снова говорит волк, разрывая мозг Шона. Затем сцена меняется: вся земля теперь тонет в крови, вокруг разбросаны оторванные конечности и трупы с застывшей на лицах агонией. – Если тебе так хочется, то и черт с тобой.

Волк снова смеётся и отступает от Шона, оставляя того по колено в крови и мясе.

– Это твой сын, в конце концов. Твой сын, мой потомок. Ребёнок алкоголика, чудовище по крови. Какая славная его ждёт судьба!

Оглушительный смех отдаётся в его ушах. Мир вокруг темнеет и идет кругом. Шон просыпается лицом в луже рвоты, а Бэйн танцует в воздухе над ним.

– Ты пропитый подонок. Какого чёрта ты тут устроил? – это голос Клариссы, резкий, взволнованный и полный отвращения. Её мягкий английский акцент только подчеркивает её ядовитые слова, – Последние мозги пропил, вместе с работой, и желудок в придачу?

Шон поднимается на окровавленных руках. Портала больше нет, и волка тоже. В неровном свете свечей Кларисса стоит на коленях возле своего сына, держа его подальше от отца. Темнота не скрывает выражения её лица.

О Боже, какой бардак, наверняка это все со стороны выглядит просто ужасно…

– Ну и вонь от тебя, Господи Иисусе, – она встаёт и поднимает на руки своего притихшего сына, всё ещё раненного и в крови, – Ты совсем с ума сошел?

Шон мотает головой и пытается подобрать слова… Она обрывает его:

– Можешь даже не пытаться, – в свете свечей поблескивают следы слез на её лице, но её голос звучит твёрдо, – Выметайся. Сейчас же. Можешь даже не умываться, просто убирайся вон.

На мгновение Кларисса кажется той женщиной из его кошмаров. Как та пиктская женщина в татуировках она защищает своего ребёнка от чудовища. Только в этот раз чудовище — это сам Шон.

Незримый Бэйн поселяется в сердце Клариссы и начинает питаться. Гнев, горе, любовь, предательство — такой чудесный банкет из человеческих страданий.

– Ты жалкий пропитый ублюдок, – произносит Кларисса скрипучим голосом. Внутри неё поднимается ненависть, сотня пережитых ссор и еще сотня невысказанных оскорблений поднимаются и изливаются потоком, – Никчёмный ничтожный отброс…

Начинается ссора — она уже так давно назревала.

Райан начинает рычать.

Кларисса не замечает. Пока Шон поднимается на ноги, она осыпает его ругательствами с такой силой и ненавистью, какой он никогда раньше не слышал. Не то чтобы раньше не было ссор, но сейчас!.. Кларисса разражается потоком ругательств, которые раньше никогда не осмеливалась произносить, и обзывает его жалким слабаком и психопатом...Шон бормочет извинения, но она обрывает его, режет его без ножа словами и втаптывает в грязь. Сын её тоже рычит и обнажает зубы, чувствуя духа, засевшего в груди матери.

Наконец и Шон поддается ненависти. Он обнажает клыки и начинает отбиваться, как разъярённый ястреб.

Бэйну сейчас слишком хорошо. Где-то вдалеке он чувствует присутствие юного Гару, но пир так сладок, ненависть так свежа, и её так сложно игнорировать…

Райан впивается в свою мать зубами.

– БОЖЕ МОЙ!

Кларисса кричит и выпускает ребенка из рук. Райан приземляется на пол с громким стуком.

Напуганный Бэйн покидает её тело.

– Бог ты мой, Лисса, – Шон бросается к своему сыну. Райан кричит, и его голос напоминает плач маленького волчонка, – Тупая ты шлюха…

– Отойди от него! – Кларисса отталкивает мужа и хватает своего плачущего ребенка. Кровь начинает сочиться через её рубашку, но она похоже не замечает, – ВЫМЕТАЙСЯ! Просто УБИРАЙСЯ НАХРЕН ОТСЮДА!

Он уйдет, но не без боя.

Часть 7. Вся жизнь обрывается лишь за пару минут…

Вся жизнь может прекратиться всего лишь за пару минут. Быстрый душ, стопка одежды в чемодане. Несколько упрёков сказано и получено, пока Шон пакует вещи и собирается уходить. Он проверяет, что Красная Книга тоже там, под стопкой рубашек. Он сомневается, что она ему ещё понадобится, но кто знает? Когда твой ребенок — чудовище, всё может быть.

Кларисса никак не успокоится, обрушивая целый поток обвинений и выкрикивая угрозы. Всё, что висело в воздухе и не было высказано столько лет, вырывается из неё ядовитым гейзером. И невидимый Бэйн купается в ненависти и подпитывает её, как костёр.

Это была та ещё ночка, но скоро она подойдёт к концу.

Райан успокаивается, пока его отец собирает вещи. Кларисса и Шон сотрясают стены своими криками, но Райан просто сидит на кровати, слизывая кровь своей матери с губ, его ноздри дрожат, а кулаки сжимаются и разжимаются, хватаясь за покрывало. Где-то неподалёку за ним следит враг. Враг, которого Райан не видит, но всё ещё чувствует.

Где-то в глубине просыпается древняя память, и начинается превращение. Медленное, но неизбежное.

За дверью настоящая баталия достигает своего пика, но затем спотыкается и затихает. Райан сидит в тишине, но вскоре слышит шаги и тяжелое дыхание отца.

Шон останавливается в дверях комнаты, колеблясь и глядя на своего сына. «И как мы докатились до такого?», – задаётся он вопросом, но эта мысль остаётся невысказанной.

– Райан? – говорит он сорванным от крика голосом. Мальчик смотрит на него туманным взглядом, но ничего не говорит.

– Райан? – и вновь нет ответа.

Шон наклоняется и тянется к ребенку. Может быть чтобы попрощаться, может быть чтобы свернуть ему шею. Бог знает, он сейчас на всё способен…

Райан рычит и щелкает зубами. Шон устало убирает руку.

– Ну и пошёл ты.

В глазах Райана Шон видит призрак того чудовища из подвала. Эта тварь, чудовищный волк, кажется слишком реальной, чтобы быть просто галлюцинацией. Нет, слишком реально. Слишком по-настоящему.

Всё пропало. Теперь исправить это сможет лишь кровь.

Кровь? Чья кровь? Шон думает, что лучше не спрашивать.

– Пока, парень, – говорит он своему сыну. – И удачи. Я думаю, тебе она понадобится.

Кларисса стоит рядом с ним, скрестив руки на груди, и на её лице не видно ни следа слёз.

– Мне кажется, он не хочет с тобой разговаривать, – говорит она разбитым, но вызывающим тоном.

– Хочет или нет, скоро это будет не важно.

Её взгляд становится пустым и тоскливым.

– Выметайся.

Он смотрит на Райана. Стрёмный все-таки пацан!

– С радостью, – отвечает он.

– Ублюдок.

– Да ладно, после всей той херни что ты сегодня наговорила, можно уж было добить чем-то поинтересней, – но он уже уходит по коридору, и у них обоих больше не осталось сил.

Райан сидит в тишине и слышит, как внизу закрывается дверь. Неожиданно отчетливо, как никогда прежде, он слышит шаги отца по брусчатке снаружи, но не слезает с кровати. Он сегодня достаточно видел.

В его ушах звенит, а вокруг вьётся душный запах. Ребёнок ёжится от омерзения, но ничего не выглядит необычно. Он не умеет видеть духов. Пока не умеет.

Бэйн разжирел, насытившись на годы вперед разбитыми надеждами и нарушенными обещаниями. Он лениво бродит по комнате и садится на теневую мебель, как жирная муха, глядя на Райана как на лакомый кусочек.

Последний из Белых Плакальщиков. Ронин без племени, без союзников и без малейшего понятия о том, что он такое. Превращение будет долгим и займет ещё годы, но оно наступит. Блай Тах чует его, и этот запах пьянит его. Скоро будет настоящий пир из потерянных душ.

Задержав в последний раз взгляд на мальчике, Блай Тах уходит прочь. Надо рассказать Пожирателю Детей.

Снаружи ступени скрипят под ногами уставшей матери.

– Ну что, малыш, похоже теперь мы с тобой остались вдвоём, – говорит Кларисса, тяжело опираясь на дверной косяк, – Ты как, Райан?

– А? – он наклоняет голову, как охотничий пёс. Она входит в комнату и падает на пол рядом с кроватью.

– Прости, что тебе пришлось всё это выслушивать. Нам с папой надо было многое обсудить, но наверное можно было бы тебя избавить от этого, да? – она облокачивается на кровать и обнимает сына, – Извини за это, сынок. Надеюсь, однажды ты меня простишь.

Райан сидит, молча и не двигаясь, и ищет по комнате Бэйна. Кларисса взъерошивает его волосы.

– Давай, малыш, приходи в себя, ладно? У мамы был тяжелый день, давай ты не будешь делать его еще тяжелее? – и на мгновение Райан чует запах кожи, крови и пепла, и ощущает холодный зимний ветер в своей тёплой комнате.

Почему-то он чувствует себя, как дома.

Кларисса не показывает своих слез. Бардак в подвале может ещё подождать (лишь бы только мама с папой не вернулись до завтра, тогда она бы успела его убрать). Какое-то время она молча сидит со своим сыном, затем достает Библию и начинает молиться. За своего мужа. За своего сына. И за свою собственную душу.

Райан ничего не говорит, но в душе повторяет за ней молитву.

И в его душе что-то отвечает. Но превращение придёт еще не скоро, ему придётся ещё подрасти.

За окном становится всё холоднее.