Часть 4. Никаких больше снов. Никаких. Все остальное — реальность.

Сколько алкоголя человек может выпить в одиночку? Судя по всему, Шон МакКуллох как раз пытается это выяснить.

Слышали о бесах, стоящих за плечом? В случае Шона они абсолютно реальны. По крайней мере, так ему кажется. По ночам эти мелкие твари вылезают поиграть и танцуют у него в голове, доводят его до слёз. Настоящий мужчина конечно плакать не может, но если бы мог, у Шона МакКуллоха был бы весомый повод.

По ночам (теперь каждую ночь!) приходят кошмары, и как визжащее стекло врезаются в его подсознание. Духи собак и мучительные роды, и женщина с тёмным лицом и синими татуировками. Ошмётки плоти и куски человеческих тел в зубах воющих монстров. Оторванные конечности на свежем чистом снегу. Как какой-то трэшовый, дешёвый ужастик, из тех что показывают в Портмане, но только с отличными эффектами. Слишком хорошими эффектами. Как можно спать, если твои сны утопают в крови?

Поэтому он пьёт. Много. Слишком много, если честно. И мечтает, что однажды кошмары прекратятся.

Но в голове какой-то голос подначивает его. Говорит, вставай и прогони меня. Позови меня, встреть меня лицом к лицу, и всё это пройдёт.

Это сон, это выпивка, это злой рок? Кто знает. Шон уже слишком давно не работает, а пособие по безработице, которое он получает каждую неделю, просто унизительная подачка. Дома ждут рты, которые надо кормить и счета, по которым надо платить, но каждую неделю Шон заходит промочить горло прежде, чем вернуться домой.

Так жить просто нельзя. Нет, нельзя.

Надо выявить причину всего и вышибить маленькому ублюдку мозги.

«Я не его имею в виду», – думает Шон, понимая, кого на самом деле он считает «маленьким ублюдком». Но именно его он и имеет в виду. Именно поэтому ему надо бросить пить.

Преподобный Галлендер говорил что выпивка — это демон. Шон не думал, что он говорит буквально, но оказалось, что это действительно так. И теперь в тёмном подвале отцовского дома, Шон зажигает свечи и осматривает круги на полу.

В тусклом свете свечей он смотрит в маленькую красную книгу и сравнивает рисунки в ней с тем, что он накалякал мелом на полу. Как говорится, под пиво пойдет. Но где-то глубоко внутри Шон задаётся вопросом, какого хуя он творит. Вся это фэнтезийная херня — вообще не его. Раньше он смеялся над задротами в столовке, с их тупыми играми, и книжками Кроули, и альбомами Judas Priest, и футболками Black Sabbath. Но сейчас он зажигает последнюю алую свечу, и ему нихрена не смешно.

Его взгляд пробегает по комнате, и его заволакивает пелена. Шон старается стоять ровно, но колени трясутся и подкашиваются. Он не может сосредоточиться. Слишком пьян. Круги не слишком неровные? А глифы, они правильно нарисованы? Чёрт, не уверен. Он очень много выпил сегодня. Всё выглядит херово, даже в свете свечей.

Это не просто кошмары. И это не просто выпивка. Это цепи на его ногах, он чувствует их каждый день. Их не видно, но они есть. Начиналось все как любовные узы, но они быстро стали цепями. Он влюбился в Клариссу, и эта любовь переросла в дикую страсть. Она была хороша в постели, но мать из неё хреновая. А теперь она весь день валяется дома, и её даже пинками на работу не загнать.

А ещё этот щенок.

Вот и полагайся теперь на презики. Ничему в наше время нельзя доверять.

Вот так Шон, когда-то свободный как птица, оказался на привязи, как пёс. И теперь тоже не может найти работу. Всё должно было сложиться лучше. Стоит ли удивляться, почему он пьёт?

Шон щурится и пытается сфокусировать взгляд на круге. Глаза похоже объявили ему забастовку. Во рту вкус такой, будто он напился сточной воды. Виски Блэк Лейбл — просто амброзия для алкаша. Жаль последнее пиво закончилось.

– Ля-ля-ля, ля.

Наверху слышно щенка, он мямлит какую-то бессмыслицу, хотя уже достаточно большой и мог бы научиться читать. Черт, что не так с этим говнюком? Одна и та же шарманка, ля-ля-ля, ля. Этим можно с ума свести. «Хорошо, что дверь заперта», – думает Шон, шатаясь по комнате и проверяя всё ещё раз, прежде чем начать. Папе будет сложно объясниться перед своим маленьким сыном.

Если честно, папе и перед самим собой будет сложно объясниться. Но тогда это казалось отличной затеей.

Красная Книга. У неё есть название, но Шон не может его прочесть. Он и сам не знает, почему ему вообще кажется, что сможет прочитать, что за слова там написаны внутри. Они довольно странные, даже не латынь, какая-то чушь, очень похоже на мямленье щенка. Но только её Шон понимает, по крайней мере по пьяни. Слова отдаются эхом в его голове, как будто целый хор бесов стоит за его плечом. И слыша этот хор Шон счастлив и пьян, как торчок под гавайской травой. В Красной Книге скрыта истина.

– Ля-ля-ля, ляя...

Хоть бы он заткнулся, говорит про себя Шон, но не произносит этих слов вслух. Переехав опять жить к родителям, он как следует научился лишний раз не пиздеть.

Шон не знает наверняка, зачем ему эта книга, почему она говорит с ним, и почему он принял так близко к сердцу её странные слова. Какой-то мутный тип с прокуренным голосом показал ему эту книгу как-то вечером в «Гончей», и Шон понял, что она ему позарез нужна. Она стоила двадцать баксов — последние двадцать баксов, но Клариссе придется с этим смириться. У мамы с отцом были деньги, в любом случае, а Шон был уверен, что ничего подобного этой книге никогда больше не найдёт. Заплатив за неё и рассчитавшись за выпивку, он побрёл с ней домой. Читал её под уличными фонарями, проходя от одного пятна света к другому как какой-то пьяный жук, просматривая страницы, которые становились ярче, затем вспыхивали, а потом пропадали в темноте, когда он уходил прочь от фонаря с его успокаивающим светом снова в темноту.

Когда он пришёл домой, они с Клариссой поцапались. Но теперь у него была Книга, и ему было плевать. Кларисса её не видела (у неё бы тогда точно крышу сорвало!), так что он подождал, пока та пойдет спать, прежде чем достать её снова. Пока Кларисса рыдала в соседней комнате, Шон мерил свою шагами, как вдруг ощутил жгучее, лихорадочное желание читать дальше. Он подождал, пока она захрапит, прежде чем распахнуть Книгу и смотреть, как буквы танцуют на страницах.

А ведь они правда танцуют. И когда он в последний раз смотрит на круг и проверяет, всё ли в порядке, они вновь танцуют перед его глазами. «Они похожи на червей, – думает он. – Червей, ползающих по страницам. Чернильные черви, живые буквы. Танцуют передо мной на странице. Боже, я в край ебанулся!»

Шону хочется быть нормальным. Правда. Так делать нельзя — пить, и ныть, и ненавидеть своего ребёнка! Но иногда ему кажется, что на шее у него груз. Огонь в брюхе. Бес, или два (или три, или больше…), которые молотят его череп, когда он в запое.

А теперь ещё эти кошмары, и Шон просто не вынесет этого больше. Неважно сколько он пьёт, эта срань никогда не проходит.

Но Красная Книга может помочь.

Он понял это, только взглянув на Книгу. Только взглянув на страницы, хотя и неразборчивые. Книга поможет ему. Поможет ему изгнать бесов из его головы. Заставит их явиться перед ним, чтобы он мог схватить их, избить, подчинить и взять обещание перестать докучать ему. Книга может это сделать. Так говорили голоса в голове у Шона.

Черви в голове, так говорят. Черви в голове сводят тебя с ума.

Он снова проверяет замок на двери в подвал и слышит, как щенок наверху мямлит что-то про себя. «Райан будет держаться подальше, – думает он, – он знает, чем заняться, когда меня нет». Церемония займет какое-то время. Шон МакКуллох принимается за дело.

Голоса подсказывают ему, что делать: он раздевается догола и едва не падает внутрь круга. Взяв трясущимися пальцами кусок мела и начиная чертить спираль от края к середине, он принимается петь. Слова из Книги. Слова без какого-либо смысла. Он тихо и смущенно бормочет дрожащим голосом:

– Bruhalla ka et nostrum bel. Ballah het an kastra no…

– Ля-ля-ля, ляя. Ля-ля, ля-ля.., – доносится голос сверху. Мешает сосредоточиться. Щенок опять поёт, и Шон слышит его даже через дверь.

Шон чувствует себя идиотом, но продолжает. Постепенно он повышает голос, и слова приходят всё быстрее и быстрее.

Холодные стены подвала как будто шевелятся. Тени будто танцуют в углах, как буквы из Книги. Шон почти чувствует, как сама комната отодвигает от него свои стены, когда его песнопение становится всё громче:

– So takena konkola swe, dok sele hes Karnala es. Foebok os konjimma oth! Sonjula! Sonjula! Es! Mahsstrac, Mahsstrac, es…

– Ля-ля-ля, ляя. Ля-ля, ля-ля…

Шон сжимает кулаки, впиваясь ногтями в ладони, и подавляет в себе желание закричать. Его горло просто горит. Нужно накатить! Нужно поорать! Нужно подняться наверх и—

Он видит перед собой эту женщину. Женщину в снегу, женщину из его головы. Смуглокожая сучка с большим животом и сраными синими картинками по всему телу. Босиком на снегу, как какая-то хиппи. Она смеётся над ним. Она намного мужественней, чем он сам когда-либо будет.

– Khaaaloobh! Khaaaloobh! – слова вырываются из брюха Шона, как гадкие личинки. Он больше не может сдерживать крик, – Hath gat an korra et! Parray! Parray! Abhorra din kandalla Kil na Korr!

Он не слышит, как открывается дверь в подвал. Он не слышит шагов маленьких ног на ступенях.

Ему хочется быть нормальным. Ему хочется найти работу. Ему хочется быть для щенка хорошим отцом. Правда, так хочется! Но в его видении, смуглокожая тварь смеётся над ним. Он просто жалок! Она так храбро защищает свое дитя, она прошла столько испытаний, но смогла сохранить его. А Шон даже не может бросить пить. Какой слабак. Просто ничтожество.

Он слышит их крики, заглушающие его голос. Крики людей из кошмарной деревни. Крики детей, зажатых в пасти чудовища. Столько детей. Все кричат, так громко, они думают только о своих тупых маленьких жизнях и даже не понимают, как же громко они кричат…

– Ляяя! Ляя! Ляяя!

Как же громко, Господи Иисусе…

– Sola a tinkola es! – кричит теперь и Шон, – B'hari! B'hari! Lin ta kolero bran macha tola ki!

Дым поднимается от свечей и вьётся в недвижимом воздухе кольцами, как змея, собираясь в углах.

– Ляяя! Ляя! Ляяя!

Прямо под боком.

Шон резко поворачивается и выскакивает из круга.

– Да заткни ты уже пасть, мелкий говнюк!

Рука встречает что-то мягкое. Что-то мягкое врезается в стену. И щенок лежит в углу, с чем-то красным на губах.

Щенок?

Мой сын?

Райан?

Вопли прекращаются.

Шону вдруг так хочется выпить еще…

И здесь открывается путь во тьму.