Глава 2. Воспоминание о вдохновении

     …Но вернёмся опять к тому, о чём я уже пыталась начать рассказывать. О девушке по имени Ева и юноше, имя которого она предпочла бы сокрыть ото всех. Он не был ей парнем в прямом смысле этого слова, просто другом или скорее даже читателем. Но они общались пять лет, сблизились, как говорится у людей, привязались. И поэтому его уход был воспринят как оскорбление, неуважение, минимум как предательство.

     Ева пролежала тот день весь в постели. Точнее ту половину дня, которая наступила после её возвращения из «райского» сада и после фантазий о Лисе. Она не спала, после, однако, заснула. Во сне мерещились разные ужасы, глаза едва видели свет. Они были опухшими от слёз и печалей. Вспоминалась также недавняя подруга Депрессия. Девушка пыталась объяснить себе, да что же, в конце концов, получилось? Почему для неё это вышло таким ударом? Ведь не первым он был, не последним. Значит, было что-то у них? Или нет? Не было. Но она не могла разобраться. В этот самый момент лишь шептала подушкам новые строки, уверяла, что любит лишь их, клялась им, но, конечно же, только шуточно.

      Пройдёт ещё день или два, она забудет бросившего её друга-читателя. На смену ему, возможно, только возможно, потому что сейчас читателей не так много; придёт кто-то другой, она поверит другому, а после повторится всё вновь. Пройдёт день, и другие краски, другие мысли будут беспокоить мечтательницу. Так и быть, она смирится с реальностью, простит (или не простит никогда), забудет того парня или мужчину, потому что на самом деле не так уж он нужен ей. У неё интересы другие и цели совсем не любовные. Если ей одиноко быть дома и хочется какого-то понимания, это не значит, что она ищет мужчину, рвётся замуж или хочет детей. И близко! Жаль, это не всем объяснишь.

       И мысль оказалась правдивой. Всё исполнилось с точностью до каждого слова. Только прошло семь дней. Почти неделю потратила девушка на то, чтобы привести себя в чувства. Такого ещё прежде не было.

      Теперь она маялась от иного вида проблемы. Возможно, новая ситуация вновь была связана с тем, что было, а может, и нет, может, да. Если связана, то лишь косвенно, не ищите иного смысла.

      Не буду говорить много слов – всё понятно и одним предложением, да и без того уже много. У Евы начался опять кризис, она не могла писать. Переволновалась, перенервничала, да, конечно. Только дело с места не сдвинется, если просто озвучить проблему. А что сделать, как, этого никто ведь не скажет.

      И Ева начала выжидать, надеясь, что состояние разрешится. Что мысль придёт, как только уйдёт печаль. Всё сменится вместе с её настроением, а настроение уже вроде нормальное. Стало спокойнее, легче. Но где же тогда бродит мысль?!

         Почти целый месяц длилось печальное состояние, а на самом деле: весь год. Просто до этого она писала хоть иногда, а этот последний месяц она, некогда могущая написать за три дня рассказ или пьесу, понимала, что только тратит время и силы, проживает напрасно жизнь, время идёт – время уходит, а единственный способ, как остановить его и оставить себя в этом времени, это сделать что-нибудь – написать, а она не могла – не писала. Она только тратила время, в течение которого уже могла бы что-нибудь придумать и даже закончить. Рассказ. Или даже не рассказ, даже повесть! Помнится, год-два назад в таком же холодном и мокром от слёз ноябре она писала книгу про Сару, работа вроде бы удалась и получилась не слишком большой, но и не маленькой – повесть за один месяц.

      А что же сейчас? Ничего. Эта пустота начинала сводить с ума и путать и без того хаотичные мысли. Ведь что хотелось писательнице? Скорее найти сюжет, записать, а то и высчитать, сколько дней потрачено было на «глупости», высчитать, сколько листов можно было бы написать за то время, наложить цифры поверх обычных дней-цифр, нагнать этот «долг»… Или не нагонять, слишком сложно?

      Другой человек, наверное, был бы рад. Отдохнёт он, после отправится в путь – снова начнёт работать. Что за проблема в отдыхе? Не умеешь отдыхать или не с кем? Конечно, тут было всё сразу, но в первую очередь то, что работа эта, писательская, приносила девушке радость. Отвлекала от всяческих ситуаций, делила вместе с ней её радость, сопереживала и поддерживала в минуты трудностей и потерь. Она, как сестра, или мама, просто была рядом с ней. Всегда. Везде. В любую минуту. А теперь её нет, одна…

***

      «…Всё началось примерно под Новый год, но сам Новый год не при чём, рассказываю всё, как было. Зима. Буквально несколько дней до праздника. Несколько дней до радости, а радость на губах уж давно. Всего несколько дней до начала нового отсчёта и новых событий. А тут вот такое – послушайте!

      Ровно под Новый год приснился Лилане сон. Она увидела в нём своего муза, и тот был обеспокоен, печален. Сказал только, что вынужден покинуть её, стоял в этот миг на балконе и уже был готов сорваться – лететь. Обнял её на прощание и сказал: «Не грусти, я вернусь обязательно! Как вернусь, так сразу, буду с тех пор навсегда вместе с тобой. И с тех пор мы уже не расстанемся.» Обнял в последний раз, дал ощутить тепло, прижал её к самой груди своей и стоял так какое-то время – не более нескольких ударов сердца на самом деле. После сорвался, прыгнул, пропал. И почти целый год не было его – и стихов не было. Верь – не верь после такого, существуют ли музы, или нам это только кажется. Поверишь после такого!

     Прошёл год. Новый сон. Буквально день или два разницы с тем днём, что тогда. Почти год, ну да это подробности. Снится Лилане, будто видит она странную комнату – маленькую, квадратную, без окон, дверей, без мебели. В ней нет ничего, как в тюрьме, и сидит в ней её существо, любимое, несчастное, исхудавшее. Сидит и от безысходности руками и без того окровавленными стучится о стены, а стены стоят безмолвно. Им наплевать, что с ним будет, они холодны, всюду кирпичная кладка. Он умрёт однажды – уже очень скоро умрёт, а им так же будет плевать, как и прежде, всегда на всех…

      Девушка бросилась вперёд, и что произошло дальше – не знаю. Она смогла освободить страдающего – двери в стене открылись. Они разверзлись, как небеса, что на библейских картинах. Итак, Лилана спасла существо, но муз едва мог идти. Он опирался на неё, но был слишком слаб даже так. Этот человек, или нечеловек, не важно; вскоре вновь был таким, как и прежде, только, конечно, уставшим.

      А в своих стихах девушка отметила одну странность – работы прошлого года, я соврала вам о том, что их не было, были, но очень редкие и как будто не ею написанные, новые же стихи стали такими, как прежде. И вот опять – верь не верь в силу великих муз…»

         Только мне хотелось сказать не о том – это всё – лишь вступление, потому и, должно быть, на редкость краткое. Об этом подумалось Еве после месяца собственных мук. Месяц в год превратился, это это гипербола. Это её глаза страха увидели время иначе. Просто ей так показалось. А было, конечно, не так. Как я уже говорила однажды, работ просто стало меньше, в точности, как в истории про эту выдуманную девушку и её музу.

      Только подумалось ещё вмиг и о том, чем это могло быть в действительности. И пришла к ней причина. И сразу возник сюжет – и тут же исчез мерзкий кризис. Тут же возникли картины, и радость появилась в лице. И некий паренёк, муз, спешащий скорей на «работу».

      Работа его заключалась, понятное дело, в поиске идей, преумножении энергии вдохновения. К нему, как и к каждому другому такому, был прикреплен человек – он или она – любой автор; выбор иногда был случаен, иногда мог осуществляться музой. В случае гибели человека, подбирался другой «подопечный», а в случае гибели музы… Кончено, бывало и так. Но речь сейчас не об этом.

      Ева увидела другое – куда пропадают музы, когда неделю, месяц, год или даже несколько лет их нет, и человек становится как будто беспомощным. У муз существуют специальные профессиональные курсы, возможно, их даже обязывают проходить их, а те занимают время. Ваших созданий учат противостоять всяческим возможным неприятностям. А потому и помещают в «не очень дружелюбную» к жизни среду.

       Курсы похожи на испытания, и для человека скорее всего являются непосильными. Они разделяются на разные уровни сложности, что тоже вполне понятно. Их проходят исключительно в одиночестве – тоже по понятным причинам. Никто не может помочь тебе кроме себя самого.

      Муз оставляют наедине с природой – перемещают в дикие леса, полные разных зверей и чудовищ, топят в воде, «знакомят» с огнём или лавой, помещают в замкнутые пространства – пещеры, клетки, тюремные камеры. Тот, кто выносит это всё, потом уже готов ко всему. Ему не страшна никакая ситуация, возможная в людском измерении или придуманная, надуманная человеком, людьми.

      Тот, кто не выносит, сдаётся, опускает руки и крылья … Думаю, тоже понятно, что происходит с ним. Курсы проходят до тех пор, пока задания не будут пройдены до конца. В среднем они занимают год, самые талантливые создания преодолевают подобное и за месяц. Слабенькие умом или телом – преодолевают всё тоже самое, только за б о льшее время. Курсы проходят раз в жизни. Если сдал, вернулся, «отныне навек с тобой.» А нет – значит снова. Хоть десять раз. Человек кстати тоже учится. В это время он пытается жить и творить сам, без своего наставника. И кто-то преуспевает. Кто-то предпочитает ждать – день, неделю, год или годы.

      И в этом нет ничего до безумия страшного. Это – всего лишь жизнь.

      …Кажется, Ева теперь улыбалась. Улыбалась впервые за месяц. И главное – по-настоящему. Всего лишь какая-то идея, по сути ведь – выдумка, мысль, а сколько всего объясняет, и есть теперь, что записать! Вот и рассказ небольшой, и в кризис про кризис, не без помощи кризиса – юмор.

      Ева заметила уже давно, что каждое подобное состояние заканчивается только так – не иначе. Про кризис много работ. Романов только ещё не хватает. Возможно, будут и они. Или он. Хотя бы одна история.

      То, что ей сейчас пришло в голову, значило намного больше, чем то, о чём была эта мысль. Не могу передать. Не смогу. Это похоже на возрождение. Иных слов и сравнений нет. Это не под силу словам… А у писателей и не такое бывает.